Пётр Романов. Второй шанс

Amaranthe, О.Шеллина (shellina)

Пётр Романов. Второй шанс

Глава 1

В богато обставленной комнате в царских палатах было невероятно душно. Спёртый воздух, пропахший ладаном и длительной болезнью, заполнял огромную комнату, где на большой постели среди многочисленных перин и одеял терялся юноша с обезображенным оспинами лицом. Ему было жарко, хотелось глотнуть хоть немного свежего морозного воздуха, но медикус запретил идти у него на поводу. После последнего кровопускания стало совсем худо, и не только редкие посетители этой комнаты, но и сам юноша, прекрасно понимали, что жизнь его отсчитывает последние часы.

Вот уже прошло два часа, как его причастили, да и бросили здесь одного. Но юноше было уже всё равно. В эти две недели он прекрасно узнал цену дружбе, любви, верности и преданности. И цена эта оказалась на редкость скудной.

Верховный Тайный Совет обсуждал свои дальнейшие действия, даже уже не скрываясь и не понижая голоса, собираясь за дверьми этой опочивальни, приходить в которую они были вынуждены каждый день, чтобы не пропустить такого события, как смерть императора. Вот только в саму комнату, где лежал умирающий юноша, они не заходили, все за дверьми топтались. То ли заразы боялись, то ли просто видеть его не хотели, а он был слишком слаб, чтобы приказать. С тех пор как он отказался подписывать фальшивое завещание, его вообще никто, кроме слуг, да медикуса не навещали.

Ванька, друг сердечный, чтоб ему пусто было, только губы поджал, да фальшивку свою в трубочку скатал, после чего ушёл, даже не попрощавшись перед смертью. Вот она – цена дружбы, хотя какая это дружба, ежели тот же Ванька только и делал, что в сомнительные забавы его постоянно втягивал, да всё за родичей своих многочисленных просил. Разве же это дружба? Эх, если бы знать, что в той преданности и дружбе таится, то всех скопом своим последним указом на плаху бы повёл. А сейчас никто и слушать его не станет. Последнее заседание Совета и так прошло без него, хотя в то время он ещё мог передвигаться, оспины ещё не так обезобразили его лицо, но медикус, чтоб ему до конца жизни икалось, настоял на том, чтобы не тревожил никто его величество. Он бы и сейчас мог поприсутствовать, да слово своё последнее сказать, ведь соображать-то может, только проку от этого никакого. Поставили на нём все крест, да только и ждут, пока Богу душу отдаст.

А Лизка, да Катька, что ещё недавно в любви ему клялись, да в опочивальню зазывали, вообще нос сюда не казали. Видимо, так любили. Юноша хрипло рассмеялся в темноте душной комнаты.

Верховный Тайный Совет в полном составе уже Аньку на царствование зазывают. Но он ещё не умер! Твари. Все твари. Плохо только, что очень уж поздно он это понял. И ладно бы, что, поняв, сумел выкарабкаться, почитай, из могилы, тогда бы все они у него точно поплясали, в большинстве своём на эшафоте. Вот только костлявая уже протянула к нему лапы. Нет, не сумеет он исправить то, что натворили все эти уроды с его молчаливого согласия за все те малые годы его царствования.

Иной раз вообще мысли странные в голове бродили – а что, если его специально заразили, аль отраву какую посыпали? Ведь начал он зубы понемногу показывать, начал. И у Долгоруких на поводу пошёл, Катьку замуж позвав, чтобы они пока палки в колёса не вставляли. А вот Остермана как раз перед болезнью осаживать начал. Тот ажно дар речи потерял. Юноша снова засмеялся, чувствуя при этом, как по щеке потекла слеза.

Поздно. Ничего уже не исправить. Но как же страшно умирать, как же страшно.

Дверь приоткрылась, и в комнату вошёл поп какой-то. Затуманенный взгляд юноши уже не мог распознать, кто именно перед ним стоит.

– … Соборовать бы надобно… – долетело до юноши, а по его телу прошла болезненная судорога.

Палец священника коснулся его лба, и тут юноша вскочил на кровати и чётко произнёс.

– Велите сани запрягать! К сестрице своей Наташеньке поеду, – и он упал обратно на перину, а священник переглянулся с медикусом и принялся креститься, нашёптывая молитву, ведь Великая княжна Наталия Алексеевна уже год как преставилась.

– Государь, – ещё раз перекрестившись, поп тронул императора за плечо, сразу же почувствовав вместо уже привычного жара, едва ли не обжигающий холод. – Государь! – но юноша, бывший императором Российской Империи под именем Петра II, уже его не слышал. Он мчался в призрачных санях туда, где, как он надеялся, его действительно ждали и любили.

***

– Романов! Романов, да вставай же ты, – кто-то тряс меня за плечо, отчего я окончательно проснулся, всё ещё до конца не понимая, где я нахожусь, и кто позволил себе так фамильярничать со мной. Даже Ванька, чтоб ему черти отдельный котёл приготовили, никогда не называл меня просто по имени. Тем более, по фамилии, да ещё и тряся при этом, как дворовая собака пойманную крысу. Приоткрыв один глаз, я уже хотел было стражу кликнуть, чтобы схватили наглеца, да в застенки утащили, но тут же распахнул уже оба глаза и резко сел, оглядываясь по сторонам. Что это за место? Где, мать вашу, я нахожусь?!

Бедно обставленная комната, сомневаюсь, что в такой и дворовые живут, стол, пара стульев, две кровати, вот и вся обстановка. Надо мной стоит парень моего возраста, одетый, как последний нищий, штаны, белая рубашка всё без малейшей вышивки. А у рубашки ещё и рукава короткие руки почти полностью обнажены. Срамота какая.

И тут парень отошёл от меня, рывком открыл дверь, которую я вначале не увидел, вытащил оттуда точно такую же одежду, что на нём была одета, и бросил её мне.

– Романов, не тормози. Умывайся быстрее, да одевайся, мы же сейчас уже на урок будем опаздывать, а опаздывать никак нельзя, потому что первым стоит боевая магия у Долгова. Да шевелись, ты, что ты на меня уставился, словно не узнаёшь. Алле, это я Дмитрий Карамзин, и мы с тобой уже второй год эту комнату делим. – Этот парень помахал перед моим лицом рукой и, не увидев никакой реакции, ибо не знал я, что следует в такие моменты предпринимать, да и что отвечать ему, развернулся и, наконец, отошёл от меня. – Ты будешь вставать? Если нет, то я пойду. Будешь перед Долговым сам оправдываться, почему опоздал.

Господи, прости меня грешного, если это такой Ад специально для меня выделенный, чтобы как следует помучить, то не слишком ли суровое наказание? Да, грешен я был, в свои неполные пятнадцать лет попробовал, наверное, всё: и вино пил без меры, и трубку курил так, что круги перед глазами плыли. А уж про девушек и говорить нечего. Всякое было, даже с тёткой родной прелюбодействовал, было дело. Но всё-таки не слишком ли суровое наказание? Ведь я даже не понимаю, в чём его суть.

Карамзин покачал головой и направился к двери, чтобы осуществить свою угрозу и уйти, бросив меня здесь одного, а ведь я не знаю, что должен делать!

– Подожди, – голос звучал глухо, но Карамзин остановился и глянул на меня, а это было самым главным. – Я… сейчас.

Мне повезло в том плане, что я не отрывал взгляда с лица своего… Да кем, чёрт подери, мне приходится этот Карамзин? Друг? Я уже не верю в дружбу, уже не верю. Ладно, разберёмся по ходу. Сейчас же я быстро направился к ещё одной двери, на которую быстро взглянул Карамзин, а я, к счастью, заметил этот взгляд. Бежал я к этой двери бегом, прижимая к груди одежду, чтобы хоть немного прикрыть наготу.

За дверью оказалась странная комната. Как-то сам по себе, почти не думая про то, я понял, что нахожусь в умывальной, и даже сумел быстро разобраться, как работает отхожее место. Наслышан был от Де Лириа, что у английских королей нечто подобное имеется. Всё хотел мастеров заставить себе такое же сделать, но не успел. А что, вполне удобно. Я кивнул своему отражению, подивившись его чистоте. Нет, я всё-таки ошибся, комната не бедная, она спартанская. В бедной комнате не может быть такого зеркала. А вот с водой разобраться я не сумел. Точнее, я её сумел получить, даже не задумываясь. Руки сами потянулись к странным железным штуковинам и что-то сделали так, что потекла вода. Тогда я прикрыл глаза и позволил рукам самим действовать, не думая над тем, что именно я делаю.

Умывшись и пригладив волосы, торчавшие во все стороны, я оделся, снова позволив рукам самостоятельно разбираться с приспособлениями на брюках.

Потом меня вдруг осенило, что в зеркале увидел что-то не то, и я снова глянул на своё отражение. Лицо было ровное, чистое, без тени недуга, свалившегося на меня внезапно. Из отражения на меня смотрело молодое лицо с сияющими, ещё не познавшими горечи предательства глазами. А может, не ад это вовсе? Может, так выглядит рай, в котором я и сестрицу свою, Великую Княжну Наталию смогу увидеть? Эх, знать бы, какое испытание уготовано мне. Но Господь вроде бы не даёт ничего, что нельзя было бы исполнить. Я тряхнул головой, стараясь прогнать эти навеянные мне мысли и погасить ложную надежду о встрече с сестрицей. И только после этого вышел.

– На держи, я, пока ты плескался, сумку твою собрал. Учебники, тетради по предметам запихал. Цени, Петька, доброту мою. Где ты ещё найдёшь такого друга, который, как с ребёнком? с тобой носиться будет? Идём быстрее, а то, и правда опоздаем, тогда нас точно наглядным пособием назначат, а я ещё с прошлого раза от впечатлений не отошёл, да и неохота в больничке валяться, – всё это Карамзин говорил мне, когда мы уже быстро шли по длинному коридору. Я решил не отвечать ему, пока не разберусь, кем он всё же является мне, если позволяет себе такое панибратское отношение. Распускать руки и показывать норов свой, который, как вокруг говорили, мне от деда моего Петра Алексеевича достался, я пока не решился, потому как вся обстановка была непривычной мне. Простой коридор без лепнины и картин, а пол не устлан коврами и шкурами. Я покосился на освещение коридора. Огня видно не было, а свет был. Решив, что я просто брежу, значит, всё ещё жив, решил не сопротивляться этому бреду, глядишь, что-нибудь интересное подсмотрю.

Пройдя по коридору, мы спустились по лестнице. На пути нашего следования нам никто не встретился, кроме пары парней, так же спешащих, как и мы. Я не увидел ни единого слуги, которые бы ждали, когда их позовут. Мимо ни один холоп не пробежал, спеша разнести воду в комнаты, да ещё чего по мелочи. Это, наверное, поразило меня гораздо больше, нежели свет без огня, но вида я не подал и продолжал покорно следовать за Карамзиным. Снова длинный коридор, а затем мы вышли на улицу.

Я обернулся. Здание, из которого мы вышли, было пятиэтажное, огромное, и, в то же время, совершенно лишённое хоть каких-либо украшений. Зато сделано из камня, или, скорее даже из кирпича. Как и другие здания, разбросанные то здесь, то там на довольно обширной территории. Хотя никакой логики в расположениях этих зданий я не видел. Но, может быть, это потому, что я не знаю их предназначения?

До соседнего здания мы добрались бегом. На улице стояло лето, или ранняя осень, было жарко и вполне комфортно в этой рубашке без рукавов. Я невольно содрогнулся, представив, как было бы мне плохо, будь я в камзоле. Но думать обо всём этом было некогда, потому что мы очень быстро спустились в подвал, где остановились перед массивной дверью. Там уже стояли другие юноши моего возраста, а также… я пару раз кашлянул, разглядывая девиц, стоящих тут же. Господи, Боже мой, почему они все одеты, как блудницы? Короткие юбки едва прикрывали колени, а почти такая же рубашка, как у нас, практически не скрывала силуэта юных тел. Правда, грудь была прикрыта чем-то кружевным, но, вместо того, чтобы что-то скрывать, эти кружева только привлекали к себе внимание. С другой стороны, на обнажённую или почти обнажённую грудь я вполне мог любоваться у придворных красавиц, но ноги…

Остановившись, не понимая, чего или кого мы вообще ждём, я недоумённо оглядывался по сторонам. Карамзин молчал, нахмурившись, глядя куда-то в сторону. Я уже хотел проследить за его взглядом, но тут кто-то подошёл ко мне сзади и резко хлопнул по спине. Это не было дружеское приветствие, отнюдь. Тот, кто это сделал, совершенно определённо хотел сделать мне больно.

Медленно повернулся и встретился со взглядом здорового парня, место которого в гренадерах, а вовсе не в учебном заведении, если я всё правильно понял, из воплей Карамзина.

– Романов, какие люди, и что же ты решил почтить своим визитом занятия? Неужели ты уже выздоровел и избавился от всех своих недугов, которые тебя мучают? – здоровяк заржал, прямо как жеребец. Я стоял, нахмурившись, всё ещё не зная, как реагировать.

– Отвали, Агушин, – вместо меня ответил Карамзин. – Че ты к нам привязался? – Дмитрий хотел было вклиниться между нами, тем самым попытавшись закрыть меня собой, потому как ростом он был на полголовы выше меня, что было удивительно, потому что я всегда отличался высоким ростом и статью, слишком уж много времени проводил в седле, да и охота далеко не лёгкое дело, как может кому-то показаться, но здоровяк оттолкнул от него, словно отмахнувшись, так и не дав сделать задуманное.

– А ты вообще заткнись, козявка. Я сейчас к твоей подружке обращаюсь. Ну, так что, Романов, снова в обморок завалишься, как только фаербол увидишь?

– Шёл бы ты мимо, добрый человек, – проговорил я, с трудом беря себя в руки. Ничего, меня качественно научил Верховный Тайный совет молчать, даже если от мыслей в это время голова была готова лопнуть. Поэтому я пропустил оскорбления мимо ушей, хотя всё внутри всколыхнулось от такого обращения. Как он вообще посмел так обращаться к императору? Ну, ладно, пускай в моём бреду я не император, но ведь дворянином хотя бы я не перестал быть?

– Ой, не могу, – Агушин хохотнул. – Ну ладно, ладно, не обижайся, Саманта, – и он, второй раз уже обратившийся ко мне как к женщине, ещё и протянул лапу, похлопав меня по щеке. Этого моя гордость выдержать уже не могла. Перехватив его руку, я вывернул её хитрым способом, как показал мне егерь Кузьмин, и одновременно пнул его под колено.

Агушин заорал, он явно не ожидал, что я отвечу, и рухнул на колени. Но быстро пришёл в себя и вскочил на ноги, глядя на меня с разгорающимся в глазах бешенством.

– Ну всё, Романов, ты покойник, – процедил он и замахнулся на меня кулаком. Я смотрел, сам чувствуя, как мой взгляд наполняется презрением. Я на волка с ножом ходил, медведя на рогатину поднимал, половину своей жизни проведя на охоте. И вот этот неповоротливый кабан хочет меня достать просто кулаком? Поднырнув под пролетевший мимо кулачище, я коротким экономным движением ударил его в район печени. А потом, обхватив за плечи, без размаха впечатал лоб в переносицу расплывающегося, несмотря на молодой возраст, лица. Если эта собака хочет драться, то, пожалуй, много чести соблюдать с ним хоть какие-то правила благородства. Он ведь не вызвал меня на честную дуэль, а кулаком замахнулся, как на холопа своего. Размышляя подобным образом, я уже не сомневался, и, опять-таки по науке егеря, бывшего казачьим атаманом Кузьмина, что есть силы пнул Агушина в пах.

Отпрыгнув назад, я почувствовал резкую боль в руках, в ногах и в голове. Что за чёрт? Почему обычные действия привели к таким последствиям? Пока я пытался понять, на меня набросился приятель Агушина и ему удалось меня достать, потому что я отвлёкся, почему-то решив, что хоть какое-то благородство в этой свинье задержалось, и он не будет привлекать к нашей драке какого-то ещё. Но нет, я ошибся, и за ошибку получил по роже. Так дед мой Пётр Великий бить любил кулаком прямо в глаз. От силы удара свалился на пол, но тут же вскочил на ноги, потому что с них станется бить ногами. Так и есть, этот убогий уже поднял ногу, чтобы пнуть лежачего, и я успел перехватить его копыто, и ударил в пах уже кулаком. И следующий удар в колено. Он заорал, но ответить не успел, как не успел ничего сделать третий из их компании, который двинулся в этот момент ко мне.

– Что здесь происходит?! – мужской крик на мгновение оглушил меня, а затем я почувствовал, как какая-то неведомая сила срывает меня с места и, оторвав от соперника, имени которого я даже не знаю, отправляет в полёт к ближайшей стене. Но как это сделал этот высокий мужчина, стоящий рядом, побледневший от злости и сложивший руки на груди? И тут я вспомнил, что Карамзин сказал, что первый урок будет по боевой магии. Я ведь тогда не придал значение его словам, и тут только понял. Магии? Он сказал магии? Господи, да куда я всё-таки попал?!

Глава 2

– Романов, Агушин, Щедров, я долго буду ждать? Что здесь происходит? Забыли за время каникул, как следует себя вести в обществе воспитанных людей? – я поднял взгляд на мужчину, всё ещё стоявшего возле двери и скрестившего на груди руки. У меня никак не укладывалось в голове, что он колдун. Богопротивный колдун! Но, если верить Карамзину, а не верить я ему не мог, потому что нужды лгать у Дмитрия не было, то мы как раз шли сюда к этому самому колдуну, чтобы он нас обучал… Господи, да как же это?

Я медленно поднялся, глядя на довольно спокойные лица всех, кто, кроме меня, ждал перед дверью, и с трудом подавил желание перекреститься. Тем временем мужчина отвернулся от меня, и в упор посмотрел на моих недавних противников.

– Виктор Валерьевич, – промямлил Агушин, стараясь не смотреть на мужчину. Кажется, Карамзин говорил, что-то про Долгова. Наверное, этот мужик и есть Долгов. А учитывая, как лебезит перед ним мой недавний противник, то считаться с ним действительно стоило. Его он боялся, собственно, как и все остальные, потому что любое перешёптывание вмиг прекратилось, как только он задал свой вопрос. – Мы просто дурачились, да дурачились, ничего криминального.

– Романов, – он повернулся в мою сторону так резко, что я чуть снова по стене не сполз, теперь уже без помощи магии, или чем он пользовался, чтобы нас, словно кобелей сцепившихся, растащить. Я не отводил взгляда от его бледного лица и сумел только кивнуть.

– Да, мы… дурачились, – подтвердил я слова Агушина, лишь бы он поскорее чем-нибудь другим занялся, чем продолжал меня рассматривать с брезгливым интересом.

– Больше, чтобы я подобных дурачеств не видел, – он опустил руки и махнул в сторону двери, которая открылась без малейшего на неё воздействия. Чувствуя, что ещё немного и просто рухну в спасительный обморок, я несильно ударил затылком по стене, возле которой стоял. Потому что колдовство, оно и есть колдовство, и при всех моих грехах в чернокнижие я замечен не был. – Быстро расселились по своим местам, – Долгов приказал это тихим голосом, но он подействовал на всех нас не хуже шпор норовистому жеребцу. Даже я заставил себя не думать о том, что происходит, а просто плыть пока по течению, потому что я всё ещё ничего не понимаю, а разобраться надо, если хочу жить.

Жить мне хотелось. Хотелось до ярких звёзд в глазах. Я слишком долго и мучительно умирал, чтобы не думать о подобном исходе. Ежели Господь дал мне ещё один шанс, пусть даже и здесь, непонятно пока где, да с колдунами, то так тому и быть, нужно просто попытаться разобраться. Успокаивая себя таким образом, я вошёл в полутёмное помещение, где стояло много столов, за которыми все парни и девушки расположились по парам. Быстро оглядевшись, я нашёл взглядом Карамзина и направился к нему, заметив, что он сидит за столом один, предположив, что это и есть моё место.

– Здорово ты их, – зашептал Дмитрий, когда я осторожно сел рядом и, посмотрев на то, что он делает, достал из сумы такие же книги и необычное перо, которое положил на стол. Правда, чернильницы негде видно не было, и я понятия не имел, как буду писать. – Как тебе это удалось? Ты в зал стал ходить? – я неуверенно кивнул, отметив про себя, что нужно было обязательно узнать, что такое «зал», а то не нравится мне, что я и ниже почему-то, чем себя помню, да и силёнок маловато стало, жил привычных на руках, ногах, да груди со спиной не чувствую, а ведь прекрасно помню, как они напрягались, дрожа от восторга, когда рогатину с медведем опускал. Ох и тяжело было, но вот сейчас не уверен, что вообще смог бы даже проткнуть медвежью шкуру.

– И ты всё это сумел за лето освоить? Круто. Я бы тоже хотел так же лихо, как ты, суметь ответить этому Агушину. Ух, как же достали они всё. – Он злобно скосил взгляд на того самого гренадера, который захотел кулаки об моё лицо почесать. Если тут такое в порядке вещей, то я разделял чувства своего нового или старого товарища. Я так запутался, что в голове начало кружиться, словно воздуха резко перестало хватать. Нужно сперва все разузнать, прежде чем на люди выходить, не слишком хотелось мне опозориться. Хотя судя по отношению ко мне, позориться дальше было уже некуда. – Петька, да очнись, смотри, как девчонки глазки начали строить, – я покосился на Дмитрия и перевёл взгляд в ту сторону, куда он глядел. Несколько девушек поглядывали на меня и тихонько переговаривались, хихикая при этом. Я же только мотнул головой, а почему девушки вообще вместе с нами, если сейчас обучение боевой магии начнётся? Спокойно, Пётр свет Алексеевич, помни, что принял обет Божью волю покорно исполнять, дабы не усомнился он в тебе и не лишил этого шанса на жизнь. Но… девушки чему-то вместе с юношами обучаются?! Колдовство я ещё могу принять, на всё воля Божья, но совместное обучение было выше моего понимания!

– Тишина в классе! – Долгов вышел перед нами и тут же продолжил, как только воцарилась полная тишина. Умел он усмирять толпу и уважать себя заставил. Я сразу проникся к этому мужчине симпатией. Не каждый может так себя поставить, ох не каждый. – Сегодня новая тема: универсальный щит против физического воздействия. Открываем конспекты и записываем, я дам вам формулу, которой нет в учебнике. Вторая половина занятия будет посвящена демонстрации и отработке жестов, на следующем уроке практика, затем контрольная – практическая и теоретическая часть, – он мерзко усмехнулся, говоря про контрольную, а по классу пробежал дружный вздох и лёгкий ропот.

– Вот чёрт, похоже, что ему нравится устраивать эти контрольные и унижать нас. А ведь первый урок нового учебного года, – прошептал Карамзин, но я его услышал и посмотрел более внимательно на то, что он делает. А Дмитрий в это время открыл более тонкую книгу, и я тут же поспешил раскрыть такую же у себя, с удивлением увидев белые листы, на которых были начертаны тонкие линии, образующие маленькие клетки. Чем они были нанесены? Удивительно. Больше ничего, кроме белых исчерченных листов, в этой книге не было, хотя я пролистал её полностью, надеясь найти хоть какую-нибудь подсказку.

Карамзин тем временем взял перо и принялся смотреть на Долгова. Я последовал его примеру, недоумевая, как мы будем всё-таки писать без чернил. Но тут учитель начал говорить, очень чётко и достаточно медленно, чтобы мы успевали записывать его слова. Правда, я ничего не понимал из того, что пишу, но старательно записывал, пообещав себе, что потом разберусь. Писать, как оказалось, было просто. Перо само где-то брало чернила, и мне оставалось лишь водить им по бумаге. Я писал, не задумываясь, стараясь успеть за Долговым и ничего не пропустить, поэтому, остановившись только однажды, с удивлением увидел, будто писал совершенно другой человек, наклон букв был не тот, да и сама форма письма была отличима от той, что был я обучен. Поймав себя на мысли, что я начинаю отставать, то просто продолжил записывать, особо больше не задумываясь и не отвлекаясь.

Первая часть урока пробежала быстро, а потом Долгов нам велел внимательно наблюдать за ним. Вот тут я потерялся, словно в лесу густом заплутал. Я смотрел во все глаза, как он поворачивает руку, как по-особенному складывает пальцы, а затем выдыхает слово. Когда слово прозвучало, вокруг него словно переливающийся на солнце мыльный пузырь возник. Такие часто из лоханей прачек срывались, когда они царскую одежду стирали, кою нельзя было песком тереть, чтобы драгоценную вышивку не повредить. Это было волшебное зрелище. Глядя на разноцветные блики, я первый раз подумал о том, что, может быть, колдовство, это всё-таки не так плохо. Ведь я не заметил ничего, что могло бы затронуть саму душу, всё было буднично и очень красиво.

– Запомните раз и навсегда, – Долгов щёлкнул пальцами и пузырь вокруг него исчез. – Из-за такого щита нельзя атаковать. Так что, в битве он практически никогда не используется. Только чтобы набраться сил и перевооружиться, если в этом существует необходимость. И я напоминаю ещё раз, как напоминаю каждый раз, боевая магия без физической подготовки – мои старания на ветер. А теперь пробуем делать всё то же, что я только что объяснил и показал.

Я впал в ступор, глядя, как все покорно встали из-за столов и, глядя в тетради, старались повторить то, что только что показывал нам Долгов.

Так, чтобы не выглядеть идиотом, смотрящим впереди себя, нужно попытаться хотя бы попробовать повторить то, что я видел ранее. Память у меня всегда была отменная и разум чистый, даже после трубки забористого табака, от которой в глазах круги плыли. Так, нужно вытянуть вперёд руку, повернуть по часовой стрелке, а дальше… Дальше не помню.