Анечка и конец света. Теория выживания

– Нет, мы не заболеем! – с уверенностью сказала Анечка, которая получила новые доказательства своей теории. – Мы не заболеем. И Сашка со своими тоже. Наши родственники и друзья в безопасности! – напуганная до предела семья уставилась на неё с удивлением. – Потом объясню, сейчас каждая минута на счету. Налейте мне чаю, я с ног валюсь!

Пока вымотанная вконец Анечка пила чай с остатками вчерашнего пирога, дочь рассказывала ей примерно ту же историю, что и сын. Всё подтверждало Анечкину догадку. Однокурсники и друзья дочери, которые были вхожи в их дом, все были в порядке, а те, о ком она знала лишь понаслышке, болели. Кто-то умер. Кузнецов, бывший муж, немного успокоился, что дети живы и здоровы, Анечка нашлась, но теперь искоса поглядывал на бывшую жену, видимо, сомневаясь в её рассудке. Выяснилось, что вся его родня в порядке, мама здорова и её друзья, пожилая пара, с которой иногда виделась Анечка, тоже. Но коллеги и новые знакомые все заболели и разъехались по домам. А сейчас сотовой связи нет, и неизвестно, что с ними. Марк с семьёй час назад был здоров, Лида тоже. У Лиды дочка в США живет, и от неё со вчерашнего дня приходят новости самые неутешительные. Там, в Америке, тоже все болеют, в нескольких штатах официально объявили эпидемию, закрыли выезд, там паника в СМИ.

Анечка допила чай, переоделась и объявила:

– Обойдём ваших друзей-товарищей. Начнём с того, кто ближе живёт!

– Это ещё зачем? – удивился Гришка.

– Да ты что! – возмутились родители. – Никуда мы тебя не пустим! А тем более внуков! Такая эпидемия, сама заразишься, детей угробишь! Нет! И так додумалась по супермаркетам бегать.

– Ты вообще в своем уме? Послушай родителей, куда ты собралась? – подключился Кузнецов, – сидите все дома!

– Я знаю, что делаю, дети в безопасности! – крикнула она в ответ. – Можешь пойти с нами, а если боишься, сам сиди здесь. Дети, собирайтесь!

– Дети, сидеть! Никто никуда не идет! – заорал Кузнецов.

– С каких пор ты здесь командуешь!?

– Ты думаешь это целесообразно? – вклинилась Даша. – Мы что, можем им чем-то помочь?

Дочь Даша всегда была воплощением здравого смысла. С пятого класса она сама принимала все решения и только ставила мать в известность: «я записалась в секцию стрельбы» или «я поеду в развивающий лагерь на вторую смену». Анечка очень быстро поняла, что спорить нет никакого смысла: если Дашка что-то решила, то решение это взвешенное и правильное. И на три шага вперед просчитанное.

– Если я начну рассказывать, Дашка, ты поднимешь меня на смех, и мы потеряем драгоценное время. Возможно и так уже поздно. Вы все должны просто мне поверить.

Но не тут-то было. Никто не собирался верить ей на слово, даже дети:

– Но мама! Мы же заразимся!

Почему на работе любой мастер, не говоря уж о рабочих, безоговорочно верит мне, когда я говорю – вот здесь 15 миллиметров, а здесь 35, не спрашивая, почему и не требуя предъявить чертеж или спецификацию, размышляла Анечка, и почему дома все считают себя самыми умными, а меня, видимо, безмозглой дурой? Почему им всегда нужны веские аргументы и доказательства? А без них можно было быть уверенной, что родственники все сделают по-своему, а потом, когда возникнут проблемы, скажут «мы же не знали, нам же не объяснили». Но сейчас нет ни времени, ни сил, ни аргументов. Сейчас оставалось действовать нахрапом. И она, схватив Гришку за руку, потащила его вниз по ступенькам.

– Просто поверь мне. Тебе в квартиры заходить не надо будет. Но я же не знаю адресов ваших друзей. Даша! Мы ждём внизу! План такой: вы меня приводите к дому, а дальше я сама.

– Что сама?

А что собственно сама? Что сама? Подумаю по дороге, решила Анечка, и в этот момент из подъезда показалась Даша. Небольшая спасательная экспедиция отправилась в путь. Кузнецов, чертыхаясь и раздавая всем на ходу медицинские маски, героически увязался за ними. Но дорога до дома Гришиного друга Дениса заняла лишь пару минут.

– Вы стойте здесь, – скомандовала Анечка Кузнецову и Даше, – мы скоро! И они с Гришей поднялись к Денису. Позвонили, Денис открыл сразу, думал, врачи.

– Гриша, иди вниз, жди на улице, – и Анечка вошла в квартиру. Мама Дениса лежала в кровати, дышала с трудом, но была в сознании.

– Я ей чай горячий, парацетамол давал, вот антибиотики нашёл, тоже две таблетки споил, но ей всё хуже, – Денис чуть не плакал. Но для подростка он, тем не менее, вел себя очень мужественно, делал всё, что от него зависит.

Анечка смотрела в глаза женщины, которая уже не могла говорить, только иногда стонала. Они не знала, что ей делать. У нее совершенно не было времени задуматься, как именно она будет спасать людей. Женщина перед ней могла умереть. Но целовать её? А вдруг вся её теория – это большая глупость, и она заразится. И детей погубит! Она внимательно посмотрела на Дениса – он явно не болеет. Что же делать? У Анечки даже на секунду возникла антисанитарная мысль плюнуть в стакан с чаем. Но Соне хватило и прикосновения руки. Тогда Анечка решилась. Она глубоко вдохнула, наклонилась и выдохнула в лицо лежащей женщине. Потом она погладила её по щеке.

– Пои ее горячим чаем, морсом, – если вдруг что, приходи к нам, – наказала Анечка Денису и быстро сбежала по ступенькам.

– Ну, как там? – спросил Кузнецов тревожно. – Давай домой вернёмся?

– Нет, пойдём дальше, она поправится, – уверенно сказала Анечка, хотя, конечно, ни в чём не была уверена.

Дальше к Михе. Но было поздно. Миша открыл двери и немигающими глазами смотрел на гостью, не вполне осознавая, кто это. Анечка прошла в квартиру. То, что она увидела, было настолько ужасно, что трудно себе представить, как это пережил четырнадцатилетний мальчик. Это были первые мертвецы, которых Анечке довелось увидеть. Сколько их, вероятно, вокруг, лучше было не задумываться. С трудом подавив в себе паническое стремление, схватив детей, бежать домой, она повела подростка на улицу.

– Гриша, отведи Мишу к нам, пусть бабушка с дедушкой пока с ним побудут. Мы здесь тебя подождём.

Анечку трясло. Главное, чтобы Кузнецов не заметил, но он курил, отойдя в сторонку. Гриша вернулся быстро. Дальше жила подруга и бывшая одноклассница Даши. Её родители слегли совсем недавно и были ещё ничего. Они не удивились приходу Анечки, тоже приняв её за врача, стали жаловаться на симптомы. Анечка деликатно «надышала» на них, пожала им руки и побежала дальше. Они обошли ещё 12 квартир. В трёх из них двери никто не открыл. В двух они застали рыдающих подростков над телами своих родителей. Гриша увёл друзей к себе ночевать, не оставлять же их там. К Зубаткиным идти смысла уже не было. Остальные после общения с Анечкой просто обязаны были выжить. Потом, отправив детей домой, Кузнецов, почему-то поверив ей, наконец, свозил её к каким-то людям, у неё уже не было сил запоминать, кто они. Потом они заехали к дальним родственникам, которых давно не видели, те были на вид здоровы, но, узнав, в чём дело, попросили зайти к их соседям, На обратном пути она вспомнила про свою учительницу. Она не навещала её в последние годы, может быть ещё не поздно? Они как раз оказались у её дома.

– Останови и подожди меня здесь, – Кузнецов притормозил.

Дверь в квартиру была открыта. На диване в горячке металась молодая женщина, в кроватке спал ребенок лет пяти. Учительницы не было. «Может, она давно здесь не живёт», – подумала Анечка и провела свой «ритуал» и с этими людьми.

Была уже ночь, когда они вернулись домой. На лестничной клетке у квартиры стоял стул, а на нем было что-то, завернутое в плед. Рядом хлопотала Анечкина мама в марлевой повязке на лице и с кружкой горячего чая.

– Больная, совсем больная! – бормотала она как обычно себе под нос, – заразная, наверное! Как же я её в квартиру пущу, у меня же там своих двое внуков, да чужих трое спят уже. Заразит всех сразу же. И не выгонишь больного ребенка на улицу. Что же с ней делать, что делать?

– Что случилось, что это? – шепотом спросила Анечка, всё-таки первый час на дворе.

Мария Петровна развернула стул к свету тусклой лампочки, какие всегда вкручивают в подъездах из экономии, и они увидели девочку лет десяти. Она тяжело дышала во сне, на лбу выступили капельки пота. Сколько таких Анечка перевидала за сегодняшний вечер! По привычке она наклонилась к девочке, потрогала горячее личико. Личико это показалось ей знакомым, но всё же кто это? На шум сверху спустилась тётя Шура, старшая по подъезду. Двадцать лет назад, когда тётя Шура поселилась в этом доме, она была роскошной стройной женщиной с объемной химией на голове и милой улыбкой, собирающей добрые морщинки у глаз. Она быстро познакомилась и сдружилась со всеми жильцами, которые, прожив здесь всю жизнь, и друг с другом-то не были знакомы. С тех пор, уезжая в отпуск, ключи все оставляли у тёти Шуры, все коммунальные проблемы тоже решались с участием тёти Шуры. Теперь это была сухонькая маленькая старушка, с той же милой и доброй улыбкой. Неизвестный ребенок без сознания на лестничной клетке – нет, такое событие не могло произойти без вмешательства тёти Шуры. Мария Петровна рассказала, что девочка эта пришла, когда все уже устроились спать, а они с Иваном Семёновичем сели на кухне выпить чаю в ожидании Анечки. Дома у них, напившись успокоительных, спали оставшиеся без семьи Нина Станиславовна и Славик.

– Извините, здесь живет Анечка? – успела спросить маленькая гостья, протягивая листок с адресом. Не успела Мария Петровна удивиться, как девочка сползла по стенке на пол и потеряла сознание. Больше она в себя не приходила.

– И правда, и домой больную нельзя, и в подъезде не оставишь! – подал голос Кузнецов. – Давайте я с ней подежурю здесь до утра, а лучше я её в машине спать положу, – предложил он. Но ситуацию, как обычно, помогла разрешить тётя Шура.

– У меня ключи от восьмой квартиры есть, давайте туда положим. Квартира сдаётся, но пока желающих не нашлось, а ключи у меня, вдруг кто придет смотреть.

Девочку положили на диван в пустой квартире, Анечка принесла постельное белье, плед и присела рядом. Но тётя Шура отослала её спать, видя, что та падает с ног от усталости. Она обещала присмотреть за ребёнком, благородно ссылаясь на бессонницу.

А потом родители и Кузнецов разошлись по домам. Анечка долго стояла под душем и думала о том, что это был самый страшный день в её жизни, что завтра она проснётся, все выздоровеют, и всё будет как раньше, всё будет хорошо.

VIII

Каждый следующий день был страшнее предыдущего. Проснувшись утром, Анечка стала собираться на работу. На диване в гостиной тяжёлым сном спали мальчишки. Сироты. Миха, Саня, Лёня. Саня, самый рослый из всех, еле помещался на диване, субтильный Лёня свернулся калачиком, подогнув острые коленки. Хорошо бы кто-нибудь из родственников у них остался, подумала Анечка, потихоньку пробираясь в ванную. Она щёлкнула выключателем. Света нет. Умылась в потёмках, но на улице уже светло, привести себя в порядок можно и у окна. Когда она вышла на остановку, над широким проспектом поднималось огромное солнце. Проспект был ориентирован строго на восток, солнце вставало каждое утро в его начале, и Анечку каждый раз завораживала эта нереальная картина. Проспект устремлялся прямо в центр утреннего, сохраняющего ещё абсолютно чёткие очертания, розово-оранжевого диска. Сегодня солнце было особенно прекрасно, его сияние заполнило сознание до краёв, на несколько мгновений мир вокруг перестал существовать. Насладившись зрелищем, Анечка с сожалением отвернулась от солнца, глаза постепенно снова начали видеть. Улица, деревья, рекламный щит. И вдруг она оцепенела, неожиданно осознав, что стоит здесь совершенно одна. За двадцать минут не проехала ни одна машина. Ни один человек не прошёл мимо. Постояла ещё немного, но так и не дождалась маршрутки, никто не пришёл на остановку. Анечке стало не по себе, и она быстро пошла домой, вспоминая события вчерашнего дня. Этого не может быть, думала она. Не может ведь заболеть абсолютно всё население миллионного мегаполиса! Не может быть, что никому, кроме меня, сегодня не надо на работу. Эпидемия, да. Но при любой эпидемии всегда есть определённый процент людей, обладающих иммунитетом. И где эти люди?

Дома выяснилось, что нет не только электроэнергии, но и воды в кране. Да и газ постепенно сошёл на нет. В подъезде все время слышались шаги, звучали голоса, и Анечке поначалу казалось, что всё не так уж и плохо, жизнь всё-таки продолжается. Дети спали долго. Потом приехал Кузнецов, потерянный, сбитый с толку. Оценив ситуацию, он взялся за дело. Срубил во дворе сухую яблоню, которую давно должны были срубить сотрудники ЖЭКа, развёл костёр, взял у Анечки самую большую кастрюлю. Подвесив её над огнём, он вскипятил купленную у Венеры воду и стал поить горячим чаем всех домочадцев и соседей. В этих хлопотах ему взялся помогать дядя Вова, муж соседки снизу Нины Гафуровны, Фурии. Было время, когда дядя Вова ругался с Кузнецовым по любому поводу. Конечно, по наущению своей жены, когда Кузнецов ещё здесь жил. Но теперь общий язык наконец-то был найден. От дома всё время отъезжали машины. Обратно соседи возвращались в состоянии шока, некоторые женщины просто в истерике. Да и мужчины плакали. Из их рассказов постепенно выяснилось, что живые люди есть только в одном доме, в одном подъезде. В том, где живёт Анечка. И если в их микрорайоне есть ещё жизнь в некоторых домах, то в городе абсолютно пусто. Во всех районах, где побывали соседи в попытках проведать близких, всё вымерло. В квартирах лежали мертвые тела. Магазины закрыты, а в тех, что открыты – темно и никого нет. На улицах ни машин, ни людей. Близкие почти у всех мертвы. Их нужно хоронить, но кто будет это делать?

За продуктами и водой все ходили к Венере. Там же обменивались страшными новостями. Венера была рада избавиться от йогуртов и сосисок, ведь холодильники больше не работали. Помощник, оказавшийся её племянником, только успевал подтаскивать коробки. Вскоре встала проблема с канализацией. Соседка с первого этажа стучала во все квартиры, требуя немедленно прекратить пользоваться унитазами и вообще не лить воду в раковины. У неё отовсюду потекло, она заткнула все тряпками, но надолго ли их хватит? Запах уже нельзя было замаскировать никакими аэрозолями.

– Скоро и у второго этажа те же проблемы начнутся, и у третьего, если несознательные граждане будут сливать воду в канализацию! Как пользоваться туалетом, когда нет воды? Имейте совесть!

Но люди все равно таскали воду наверх мыть продукты, умываться, да мало ли для чего ещё. Вода всё равно попадала в засорившуюся, видимо, канализацию, и вскоре по подъезду с криками понеслась Фурия, которая жила на втором этаже. Нина Гафуровна никогда не оставляла попыток перевоспитать всех и вся под свое понимание общественного устройства и благополучия. Она всегда готова была вступить в смертельную схватку с нерадивыми жильцами и соседями. Движения ее были стремительны, интонации агрессивны, а сердитые глазки грозно сверкали из-под вечно нахмуренных бровей. Когда выдавило заглушку, предусмотрительно установленную в их туалете дядей Вовой, Фурии за пятнадцать минут удалось то, чего не могла добиться скромная соседка с первого. Связываться с Фурией – себе дороже. Она хватала за грудки каждого, кто ей попадался, и, заглядывая в глаза, с угрозой в голосе вопрошала:

– Это вы пользовались унитазом? Или ваши дети? Я знаю, это вы!

Только тогда люди стали выносить ведра с помоями на улицу. Потом одна из соседок, работавшая в соседнем детском саду, открыла двери в группу, где был ремонт, но туалеты работали исправно.

Тётя Шура с двумя соседками обошла все квартиры соседнего подъезда – из него за целый день не вышел ни один человек. Там, где двери были открыты, а люди, боясь потерять сознание, видимо, оставляли двери открытыми, надеясь, что их найдут и помогут, так вот там, где было открыто, лежали мертвецы. После экспедиции соседок отпаивали валерьянкой, и общая паника усилилась ещё больше. Когда у Венеры кончилась питьевая вода, совместно постановили, что можно пойти в магазин и взять то, что нужно. Если хозяева появятся, потом заплатим. Но в супермаркете, в котором Анечка сражалась с гречкой, темно, ничего не найдёшь. За водой пошли в магазин с большими окнами, неподалёку. На листе записывали, кто и сколько взял, чтобы потом расплатиться.

Анечка за день проведала всех, кого посетила вечером. Все были живы. Кашляли, хрипели, не могли подняться с постели, но все они были живы. Гриша с Дашей присматривали за Михой и его товарищами по несчастью. Чужая девочка в восьмой квартире в сознание пока не пришла, но жар спал. Явился Зубаткин, посидел с друзьями пару часов. Прибежали Аня и Настя, их родители поправлялись после визита Анечки. Кузнецов отправил их за термосами, чтобы налить кипятку для родителей. Мария Петровна не находила себе места от беспокойства за сына Сашку и внучку. Ещё она беспокоилась за свою сестру, оставшуюся в посёлке. Анечка успокаивала маму, как могла, она-то знала, что брат жив. Иван Семёнович порывался ехать к Сашке, но где находится дача Сашкиного тестя, никто не знал, она была куплена совсем недавно, новоселье как раз было назначено на следующие выходные.

Токманцев появился ближе к вечеру. Он, разыскивая сына и невестку, съездил к родителям невестки в соседний город. По дороге не встретил ни одной машины, ни одного живого человека. Родители невестки были мертвы, сына он так и не нашёл. На обратном пути увидел микроавтобус. Водитель-таджик остановился, из его истеричных сетований было понятно только, что тот едет домой, к семье. Проведав четверых внуков, которые остались у них до выздоровления Сони и которых бабушка, на всякий случай, не выпускала из дома, Токманцев снова куда-то уехал.

Дядя Вова упорно крутил колесики своего транзистора в надежде поймать голос хоть какой-нибудь радиостанции, но кроме помех ничего не поймал. Только музыка на некоторых частотах, которая была записана блоками, и эти блоки повторялись каждые несколько часов. Тогда ближе к вечеру они с Кузнецовым и соседом с пятого этажа, который тоже ничего не знал о судьбе своего сына и внуков, отправились в милицию. Надеялись найти там помощь или хотя бы кого-нибудь в живых. Но основной их целью были рации, оборудованные на служебных машинах. Если завести машину, по рации можно будет слушать эфир и попробовать позвать, вдруг откликнется кто-то! Ведь где-то должны работать службы спасения, МЧС, пожарные, или просто могут откликнуться радиолюбители. Кто-то же должен быть на связи!

Вернулись они на милицейской машине. В отделении не было ни души, двери нараспашку. Машины во дворе и в гараже, выбирай любую, ключи в бардачке. Включили рацию. Рация трещала, но на призыв Кузнецова откликнуться никто не отвечал. Решено было пригнать машину к дому и время от времени делать новые попытки выйти на связь. Снова откуда-то приехал Токманцев и посоветовал поискать такси. Там рации на других частотах работают, может, больше повезёт. Он был весь в пыли и паутине. Оказалось, ездил на завод, где раньше работал. Он знал, что там есть действующее оборудованное бомбоубежище: сам и занимался его обустройством незадолго до пенсии. Прихватив фонарь, Токманцев обследовал помещёние и нашел его в плачевном состоянии. Гермодверь была демонтирована, помещёния использовались как склад. Между коробками он протиснулся в комнату связи. Радиостанция, телефоны прямой связи, старенький компьютер, всё было на месте. Аккумуляторы на радиостанции, конечно, разряжены. Токманцев попробовал завести дизель. В бытность его ответственным за бомбоубежище дизель заводили раз в квартал, в рамках учений по гражданской обороне. Сейчас дизель не завёлся, и Токманцев решил вернуться туда на следующий день. Всем стало ясно, что помощи ждать неоткуда.

IX

Утро.

Палле проснулся в своей кроватке.

Наверно ещё очень рано, потому что в доме совсем тихо. Но в окно ярко светит солнце, и спать больше не хочется.

Палле встаёт и на цыпочках идёт по коридору. Вот комната, где спят его папа и мама.

Он приоткрывает дверь и заглядывает в спальню. Никого не видно.

Палле подходит к маминой кровати, но кровать пуста.

Тогда он подходит к папиной кровати, но она тоже пуста.

Где же мама и папа?

Тёма смотрел в экран ноутбука и ни о чем не думал. Он уже в сотый раз перечитал маленькую, на две страницы, сказку Иенса Сигсгорда. Батарея ноутбука была почти разряжена, он мог отключиться в любой момент. Но Тёме было всё равно. Интернета не было уже два дня. Электричества тоже. Тёма был в ступоре, он не хотел и не мог заставить себя шевелиться, что-то делать, тем более что-то решать.

Эта сказка неожиданно вспомнилась ему примерно полгода назад. Просто всплыла в памяти. Смутно он мог припомнить сюжет, а вот как звали мальчика? Калле, Салле? Тёма попытался выяснить это в Гугле, но тот ничем не помог: Тёма не помнил ни названия книжки, ни автора. Он набирал «Калле один в городе», «Салле остался один» и много других вариантов, но Интернет оставался глух к его запросам. Спустя месяц Тёма включил компьютер и неожиданно для себя, не задумываясь, набрал: «Палле один на свете». Интернет немедленно выдал и текст, и автора, и иллюстрации к детской книжке, и даже диафильм художника Макарова, 1958 года. Тёма сразу его узнал. Всё встало на свои места. Хорошо забытое, похороненное где-то в недрах сознания под напластованиями новых, свежих, более ярких воспоминаний удивительное чувство. Тёмная комната, простыня, натянутая на стене, луч диапроектора. На простыне одна за другой появляются слегка расплывчатые, иногда почему-то перекошенные картинки. Дедушка читает сказку, написанную маленькими буквами внизу. Дедушка умеет говорить разными голосами. Тоненьким, как козлята, страшным, как волк, нараспев, как коза. Но чаще всего Тёма просит сказку про Палле. Палле один на свете.