Улыбка

Он успел снять и тех и других. А так вряд ли ему кто поверил бы, хотя, кроме определённых лиц, об этом никто знать не должен. Пора двигаться дальше. И тут странный шелест привлёк его внимание и заставил остаться в своём убежище, замерев от неожиданности.

Внизу стеной шли тараканы размером с цыплёнка. Их коричневые спины переливались и казались искусно сделанными доспехами. От соприкосновений с травой, листьями и друг с другом помимо шелестящего шума возникал неприятный звук скрежета, переходящий в попискивание. Вся эта масса двигалась в том же направлении, в котором прошли люди и огромные существа.

У Хумова возникла мысль проверить уровень радиации, что он немедленно и проделал. И не поверил своим глазам. Стрелка значительно отклонилась от нормы, предупреждая об опасности пребывания на этом отрезке местности прерывистым писком.

«Вот в чём дело, вот в чём дело», – забормотал он, решительно повернув назад. Дальше он не пойдёт, говорят же: бережёного и Бог бережёт.

Он быстро шёл. Нет! Однозначно, дальше он не пойдёт. Можно подумать, когда его отправляли, не знали об этой опасности. Он готов на любые неожиданности, только не на радиационное облучение. Знали. Конечно, знали. Не он первый оказался здесь. Эти люди в защитных костюмах серьёзно занимаются изучением зоны. А он? Для чего он здесь? Схватить сильную дозу радиации?

Их группу готовили тщательно. Отбирали ещё тщательнее. Им внушали, что они не просто люди, а необычные, уникальные люди. Им не следует ничего и никого бояться. Кто-то там наверху, по всей видимости, зачитывался Ницше.

Хумов был лучшим, и он далеко не первый, попавший сюда, в эту опасную зону – Z-4, заповедник, недоступный для обычных людей, находящийся за высокой бетонной стеной, покрытой прутьями под током высокого напряжения. Никто не сунется. А он, Хумов, свободно прошёл со своим зелёным знаком под номером 232.

Когда стрелка успокоилась на отметке, несколько превышающей норму, он достал компьютер и вызвал карту местности. Всё правильно: зона Z-4 осталась позади. Ему предписано обследовать ещё две, но сначала он должен доложить о ситуации на этом участке.

На экране запрыгали буквы, и голос сообщил: информация по зоне Z-4 строго засекречена. Введите, пожалуйста, пароль. «Пароль, блин! – Хумов сдвинул брови. – Засекречена. Каждому понятно: здесь произошла авария или производились захоронения радиоактивных твёрдых отходов, таких как кобальт-60, цезий-137, стронций-90 и прочее. Небрежное захоронение, утечка – и отравление на тысячу лет. Ещё бы люди не болели! Но почему в наш век, век высоких технологий, в век медицины, творящей чудеса, из этого делается секрет?» – думал Хумов, быстро читая информацию из Википедии, используя большой придорожный камень для проекции с электронного носителя:

• При аварии на Южном Урале в 1957 году произошёл тепловой взрыв хранилища радиоактивных отходов, в результате которого в атмосферу поступили радионуклиды с суммарной активностью 74 ПБк, в том числе 0,2 ПБк цезий-137.

• При аварии на реакторе в Уиндскейле в Великобритании в 1957 году произошёл выброс 12 ПБк радионуклидов, из них 46 ТБк цезия-137.

• Технологический сброс радиоактивных отходов предприятия «Маяк» на Южном Урале в реку Течу в 1950 году составил 102 ПБк, в том числе цезий-137 12,4 ПБк.

• Ветровой вынос радионуклидов из поймы озера Карачай на Южном Урале в 1967 году составил 30 ТБк. На долю цезия-137 пришлось 0,4 ТБк.

• В целях глубинного зондирования земной коры по заказу Министерства геологии произведён подземный ядерный взрыв 19 сентября 1971 года около деревни Галкино в Ивановской области. На 18-й минуте после взрыва в метре от скважины с зарядом образовался фонтан из воды и грязи. В настоящее время мощность излучения составляет порядка 3 тысяч микрорентген в час, изотопы цезий-137 и стронций-90 продолжают выходить на поверхность.

• В 1986 году во время аварии на Чернобыльской атомной электростанции (ЧАЭС) из разрушенного реактора было выброшено 1850 ПБк радионуклидов, при этом на долю радиоактивного цезия пришлось 270 ПБк. Распространение радионуклидов приняло планетарные масштабы. На Украине, в Белоруссии и Центральном экономическом районе Российской Федерации выпало более половины от общего количества радионуклидов, осевших на территории СНГ. Среднегодовая концентрация цезия-137 в приземном слое воздуха на территории СССР в 1986 году повысилась до уровня 1963 года (в 1963 году наблюдалось повышение концентрации радиоцезия в результате проведения серии атмосферных ядерных взрывов в 1961-1962 годах).

• В 2011 году во время аварии на АЭС Фукусима-1 из разрушенного реактора было выброшено значительное количество цезия-137 (агентство по атомной безопасности считает, что выброс радиоактивного цезия-137 из трёх реакторов составил 770 ПБк, оценки ТЕРСО в два раза ниже). Распространение в основном происходит через воды Тихого океана.

Зона Z-4 не была зафиксирована в Википедии. Опять же, почему? Сейчас необходимо принять меры по дезактивации. Выйдя по указанию компьютера к речке, Хумов разделся, сложил свою одежду в свинцово-алюминиевый пакет, запаял и спрятал в вырытую яму. К этому временному хранилищу он вернётся, заберёт опасный мешок и отправит по назначению. Но это будет чуть позже. А пока он занёс точные координаты и тут же отправил для верности на сайт дезактивации и на всякий случай продублировал на Облако.

После чего голым вошёл в холодную воду, поплавал и понырял в своё удовольствие. Вода была тёмно-коричневого цвета от многочисленных водорослей и примесей породы, содержащей железо.

Выйдя из речки, Хумов обсох на солнышке, затем достал из рюкзака тонкий пакетик, вскрыл, вынул новую униформу, которая, надувшись, приняла объём, облачился в неё. У него оставалось ещё пять неиспользованных комплектов одежды. Теперь наружно он очистился от радиации. Не повезёт «грязь» в город. Для вывода из организма опасной дозы Хумов заглотил красную пилюлю. Теперь можно возвращаться.

Но что-то ему мешало. Лёгкая тревога расползалась от области сердца, завладевая мыслями. Правильно ли он действовал? Его тянуло подняться вверх по течению этой живописной речушки. Взглянув на секретную карту, он обнаружил закрытую территорию и, хотя ему не было предписано её обследовать, решительно зашагал по выбранному направлению: сработало элементарное мальчишеское любопытство. Ведь ему совсем недавно стукнуло всего-то восемнадцать.

Хумов шагал бодро, весело улыбаясь. Ему не терпелось обследовать зону под грифом строгой секретности. О возможных неприятных последствиях он не думал. Вокруг царило спокойствие, в котором протекала вполне привычная жизнь загородного леса. Умиротворяющая перекличка птиц, шорохи жителей леса, стук дятла по коре дерева, синее небо, тёплый, свежий воздух. Слева поблескивала на солнце река. Временами от переизбытка сил молодой человек принимался бежать и даже, как в детстве, подпрыгивать. Ощущение свободы захлестнуло его полностью, вызывая улыбку, зажигая счастливым блеском глаза.

И тут надо же! Послышался сигнал из его часов. Хумов остановился, включил связь, подставил ладошку. На ней появилось изображение дежурного, сообщившего ему о приказе незамедлительно вернуться во второе управление для отчёта. «Но мне необходимо обследовать ещё две зоны», – спохватился Хумов. Но дежурный, не повышая голоса, повторил: «Вам приказано незамедлительно вернуться».

5

Начальник второго подразделения Смаков Виктор Арнольдович заканчивал ужин при свечах. Его любимая собака – породистая овчарка с отличной родословной лежала у его ног, положив голову на лапы, и смотрела умными преданными глазами, следя за каждым движением своего хозяина, готовая в любое мгновение повиноваться любому приказу или предупредить оный.

Сын, тощий бледный юноша, вяловато ковырял вилкой подгоревший стейк, скучающим взглядом блуждая по лицам родителей: от одного к другой.

– Марк, – слабым голосом окликнула его мать, – если будешь так есть, никогда не поправишься и не избавишься от прыщей.

– Оставь его, Лира. Он явно переутомлён. Избыток информации, экология и тому подобное.

– Я все понимаю, но растущий организм должен получать полноценное питание.

– Да, конечно. Ты права. Не каждый имеет возможность получать естественное питание. Надо ценить.

– Я ценю. И вообще. Мне через месяц восемнадцать. И я горжусь этим.

– Ох, как быстро время летит. Уже восемнадцать. Поверить не могу. Моему сыну скоро восемнадцать.

– Чем старше, тем оно летит быстрее. Ласточкой стремится вдаль, увлекая за собою. А я не хочу этой стремительной быстроты. Вот и мне уже под сорок, – Лира выжидательным взглядом посмотрела на мужа, надеясь на комплимент.

– Мам, ты выглядишь потрясающе! Никто не даст тебе больше двадцати.

– Так уж двадцати.

– Ну хорошо. Чуть больше двадцати пяти.

– Спасибо, сынок. Только твой отец так не думает.

– Я вообще-то считаю – тебе не больше пяти, ну от силы двенадцати лет.

– Тебе, мой дорогой, свойственно пошутить, но я склонна наполовину поверить, и только чтобы сделать тебе приятное, – с некоторым едва уловимым раздражением в голосе произнесла Лира.

– Как дела в колледже? – задал вопрос Виктор Арнольдович, не обращая внимания на некоторое раздражение в голосе жены.

– Дела? Всё едино – обучают. Вот есть у нас такая Хана…

– Хана? И что? – встревожилась мать.

– Да так. Одна девчонка.

– Говори, если начал, – заинтересовался отец.

– Так. Ничего особенного. Она сегодня снова слиняла с занятий.

– А я подумала… Только и всего? – успокоилась мать.

– Ей можно, – мечтательно вздохнул Марк, – а мне раз и навсегда запрещено.

– А тебе запрещено. Не подводи отца. Хорош будет твой отец, когда его за тебя полоскать начнут по всем статьям. Ты должен держать марку, – Мать нервно постучала вилкой по стакану.

– Марк должен держать марку. Разумеется, имя обязывает. А я что? Я – ничего… Держу. Стараюсь держать эту самую, как её… Марку.

– А сладкое?

– Спасибо. Неохота.

– Снова всю ночь будешь болтаться по Интернету? – строго спросил отец.

– Не-а. Я так. Слегка. И потом, я же и задание выполняю по предметам.

– Два часа на занятия – и спать. И никаких возражений, – пригрозил пальцем Виктор Арнольдович.

– Сынок, у тебя идёт перегрузка. Доктор сказал, что тебе необходимо высыпаться, – умоляюще посмотрела на сына Лира.

– Я знаю. Спасибо, пап. Спасибо, мам, – Марк по очереди поцеловал родителей и неуверенной походкой вышел из столовой.

Смаков посмотрел на собаку. Та тут же встала, завиляла хвостом, издала скулящие звуки.

– Что нового, Лира? – спросил спокойно Виктор Арнольдович, принимаясь за десерт.

– Была сегодня у мамы. Приболела она, – сокрушённо вздохнув, ответила жена.

– Что с ней?

– Непонятно. Слабость сильная.

– Отвези ей фруктов. У нас всё равно пропадают.

– Спасибо. Отвезла.

– Валерия Степановича к ней пригласить? Известнейший светило. Пусть поставит диагноз.

– Он же нейрохирург, – удивилась жена.

– Наев прежде всего замечательный врач. Все верхи у него консультируются.

– Хорошо. Пригласи, если ей лучше не станет.

– Ей же ещё и восьмидесяти нет. При наших достижениях, наших технологиях, нашей медицине… – Смаков запнулся. Что-то не тот набор фраз из него полез. Чиновничий.

– Да-да. – согласно закивала жена. – Продолжительность жизни неуклонно растёт. В наш век высоких технологий, в век беспрецедентного освоения космоса, – она поперхнулась и закашлялась.

– Ударить по спине?

– Нет. Нет. Сейчас пройдёт. Спасибо, дорогой. Не надо. Сейчас. Уф! – уронила голову в руки. – Устала я.

– Отчего? Не работаешь, дома сидишь. Всем обеспечена. Отчего ты устала?

– От этого и устала. От монотонности и скуки, – сделав скорбное выражение, Лира отпила из бокала немного яблочного сока.

– Поискать тебе работу? – муж тоже отпил глоток сока.

– Я так давно не ходила на работу, что даже и не знаю. – пожала плечами Лира.

– Почему бы тебе не вернуться к занятиям живописью?

– Кому это надо? Сейчас это не пользуется спросом. Любой с помощью программы может изобразить такое!

– Но это не является искусством в подлинном смысле этого слова. Искусство творит человек.

– Вот-вот. Сотворили чудо машины. И музыку за нас пишут, и стихи, и картины. Всё, что угодно.

– Это не исключает возможности заниматься творчеством и нам. Даже наоборот. Машина не может создавать новое, а человек вполне и достаточно многочисленно.

– Только и осталось, что искусство прошлых времён. И не спорь со мной! – повысила Лира голос, утирая салфеткой слезу.

– Я и не спорю. Так. Выражаю своё мнение. Займись основательно английским, – занервничал Виктор Арнольдович, не выносивший женских истерик.

– Мне этот английский негде применить. Я ни с кем не общаюсь. Мне не интересны разговоры ни о чём с моими бывшими однокурсниками. Да и время не то. Сам знаешь. Каждый сам по себе. Замкнулись в своих семьях, своих мирках.

– Вернись на курсы китайского. Изучая языки, мы тренируем мозг, отодвигая тем самым старость.

– Хорошо. Вернусь. Устала я почему-то, – Лира снова тяжело вдохнула.

– Марк закончит занятия, отправлю вас на Карибские острова. Пальмы, океан, песочек. Вспомни, как мы отдыхали, – Смаков закрыл глаза и, улыбаясь, откинул голову на спинку стула.

– Да. Хорошо было…

– Что значит хорошо? Замечательно! Просто замечательно!

– Да. Замечательно, – кивнула жена, не желая тратить энергию на никчёмный спор.

– Да и мне не мешало бы отдохнуть. Спасибо за ужин. Выйду погулять с собакой.

Смаков поднялся со стула, и тут же вскочил Чарли, радостно завилял хвостом, передними лапами упёрся хозяину в грудь и лизнул его в щёку.

– Ну-ну. Давай без телячьих нежностей, – заулыбался Виктор Арнольдович в предвкушении приятной прогулки, но тут заявил о себе сигнал связи, и ему пришлось прикоснуться к устройству на левой руке.

На скатерти появилось изображение мужчины, который сообщил монотонным голосом: «Испытуемый 232 неожиданно исчез из поля наблюдения».

– Как исчез? Быть не может! При всём снаряжении? Явлюсь немедленно. Чарли, сидеть дома! Погуляй, пожалуйста, с собакой, – бросил он на ходу жене, поспешно выходя из комнаты.

6

Хумов вошёл в узенькую комнату с низким потолком, за единственным столом которой сидел тощий человек в коричневом костюме и с постным выражением лица, имеющий прозвище Малёк по причине его фамилии – Малкин.

– Проходите, проходите. Присаживайтесь, – в глазах человека мелькнуло нечто похожее на интерес и сразу скрылось за обычной служебной непроницаемой маской. – Вы были направлены в зону… Мм-мм.

– В зону Z-4, – отчеканил Хумов.

– Да. В зону Z-4. Ваши выводы. Прошу кратко и по делу.

Хумов замялся. Ваши выводы. О выводах он не успел подумать. Почему сразу выводы? Он разве знает, что происходит там?

– Итак. Прошу вас, – Малёк глянул себе под ноги. – Ваша версия, Хумов? Пожалуйста, не смущайтесь. Говорите, как есть. Для этого вас и отправляли.

– Самое существенное, что мне удалось выяснить: зона Z-4 заражена радиацией.

– Что предлагаете?

– Предлагаю исследовать, найти причину. В первую очередь закрыть проезд загородных поездов. Срочно эвакуировать людей с близлежащих территорий.

– Так, так… В какие цифры это выльется?

– При чём здесь цифры? На карте стоит безопасность людей.

– Вы затрудняетесь назвать сумму? В наш сложный век, когда нам приходится осваивать другие планеты, когда естественные запасы Земли истощились и мы вынуждены изыскивать всё новые и новые технические возможности для поддержания жизни, вы предлагаете урезать бюджет на столь значительную сумму? Не мне вам объяснять, в каких чудовищно сложных условиях мы вынуждены существовать. При том что популяция неуклонно растёт. Соответственно, мы вынуждены отправлять людей в тяжелейшие условия на Марс со слабой надеждой для близких когда-нибудь увидеть их. Не заставляйте меня читать лекцию для первого курса. Какую бы цифру вы ни назвали, этого всё равно будет недостаточно.

Хумов понял, что он проваливается, и понял также, чего ждёт от него этот сухонький начальничек. Он уже был готов поддаться, ответить так, как тот ждёт, но тут перед ним мелькнуло хохочущее лицо в шапке волос цвета одуванчика, и Хумов, неожиданно для себя, вопреки длительным тренировкам на чутьё не своим голосом произнёс:

– Необходимо произвести работы согласно пункту № 8, параграф № 12 – случай чрезвычайного положения для здоровья и выживания людей.

– Так. Вы свободны. Можете идти, – экзаменатор кисло улыбнулся, отвёл взгляд в сторону зашторенного окна, оседая в своём кресле, становясь ещё мельче.

«Провалил. Окончательно и бесповоротно провалил», – подумал Хумов, выходя из кабинета.

Смеркалось. Кое-где зажглись огни. Он посмотрел на небо. Тёмная туча медленно расползалась, не давая проникать свету от заходящего солнца. На всякий случай, подходя, Хумов включил улавливатель звуков. «Теперь можно и поужинать», – подумал он и сел на металлическую скамейку. И вдруг услышал: «Этого. Да, Хумов. Именной № 232».

«Хорошо, что утром я предусмотрительно опустил два брикета сразу», – похвалил себя Хумов, спокойно допивая густую жидкость, прожёвывая с наслаждением попадающие частицы овощей, мяса, риса. К нему подошли двое в коричневых комбинезонах. Один – повыше – спросил:

– Хумов?

– Да. Хумов.

– № 232?

– Верно.

– Нам приказано вас доставить к Голунову.

– Одну минутку, – дружелюбно произнёс Хумов, кивнул на термос и улыбнулся. Улыбка произвела соответствующее впечатление, сделав своё дело. Двое подошедших, переглянувшись, несколько расслабились и невольно улыбнулись в ответ. Хумов аккуратно закрутил пробочку, уложил термос в рюкзак, лежащий на скамейке, и, медленно развернувшись, молниеносными ударами вырубил обоих по крайней мере на полчаса.

7

Хумов вскочил в вагон скоростного поезда. Он не сомневался в том, что его ищут, поэтому о возвращении в своё обиталище думать не приходилось. Голова была ясной. Мозг работал с повышенной скоростью, передавая сигналы тревоги телу, которое напрягалось в ответ, готовясь в любую секунду совершить активное действие, и ему приходилось усилием воли сдерживать желание встать и выйти на ближайшей остановке. И бежать куда глаза глядят до тех пор, пока усталость не свалит с ног и сон не спасёт его от испытываемого стресса. Ему пришлось принять расслабляющую позу и погрузить себя в отрешённое состояние с помощью определённых дыхательных упражнений и концентрации внимания на воображаемой горной вершине. Он покружил над ней орлом, осматривая с высоты скалы, мелкий кустарник, пасущихся диких коз, водопад, простирающиеся у подножия луга, птиц, перелетающих стайками с дерева на дерево, пчёл, собирающих нектар, кружащихся и застывающих на месте стрекоз, божьих коровок, совершающих свой медленный путь по листьям и стеблям растений, расправляющих свои тончайшие крылышки и совершающих неторопливый полёт, разновидности полевых цветов – от ромашки до иван-чая. Взгляд его задержался на васильковом поле, насладился яркостью голубого цвета, и он открыл глаза, испытывая полное равновесие и спокойствие, переходящее в бесстрашие.

Поезд остановился. Быстро, не оглядываясь и не глядя по сторонам, он, минуя вокзал, устремился по знакомой улице в противоположном направлении от своего казённого жилища. В темноте он ещё может оставаться незамеченным, но завтра при свете дня его проще простого будет схватить. Проходя через привокзальную площадь с подсвеченным обелиском в центре, он обратил внимание на то, что его значок с номером 232 начал пульсировать, и тут же зашёл в первый попавшийся бар.

Народу было немного, да и те сидели, уткнувшись в свои электронные устройства. Два парня в вечерних комбинезонах, отделанных бархатом и золотистой витой тесьмой, в увесистых очках, снабжённых устройством, для просмотра в трёхмерном изображении фильмов, музыкальных клипов и картинок, откинувшись на креслах, кайфовали, подёргиваясь тощими телами в такт неслышимой для других музыки. В баре царила спокойная атмосфера свободы. На него никто не обратил внимания.

Хумов прошёл в мужскую комнату, закрыл за собой дверь, вырезал светящийся № 232 и опустил его в сливной бачок. Пусть теперь ищут до посинения. Из рюкзака достал маскировочный комбинезон синего цвета, который на теле надулся, превратив его в качка с широченными плечами, тонкой талией и выпирающей рельефной мускулатурой. Надел белокурый парик с длинными до плеч волосами, с синей лентой, идущей посередине лба, и, глянув на себя в зеркало, остался доволен своим видом. Через семь минут он беспрепятственно вышел на улицу. Фонари горели ярче. Пешеходы попадались редко. Это был час после возвращения с работы, и большинство сидели по своим квартирам за вечерней трапезой.

Хумов подошёл к реке, напоминающей огромную рыбу, стиснутую гранитными берегами, величаво стремящую свои воды, отражающую разноцветные огни большого города. Он достал из заплечного мешка комбинезон и пустил на воду. Река – его спасение. Скоро застрекочут вертолёты, завоют сиренами машины, будя уставших горожан, пугая прохожих, а ему надо успеть найти место, где можно будет схорониться. Тёмная, тяжёлая рябь воды медленно уносила его служебную одежду.

И тут Хумов вспомнил о девушке, встреченной им утром в пригородном поезде. Её карточка с номером телефона уплывала вниз по течению. Хана – его единственная связь с этим огромным и теперь уже враждебным городом. Чем может помочь ему эта девушка, этот чистый, наивный подросток, и вправе ли он – сильный, тренированный парень, готовящийся к полёту на Марс в качестве спасателя, подвергнуть её опасности, связавшись с ней и бросив клич о помощи? И всё же…

Оглянувшись и удостоверившись, что никого поблизости нет, он сбросил костюм и поплыл, преодолевая обжигающий холод воды, ставя себе большой жирный минус за свою непредусмотрительность. Хорошо ещё река не успела отнести спецодежду далеко, и он, ловко подхватив левой рукой ткань, поплыл обратно. Выскочив из воды, Хумов раскрыл молнию на одном из многочисленных карманов, достал тоненькую пластиковую карточку и шарик с прекрасной женщиной внутри, с облегчением вздохнул, скатал одежду валиком и забросил её как можно дальше, наблюдая за тем, как тот поплыл снова, но уже быстрее, сильно погрузившись в воду. Едва он успел одеться, подпрыгивая от озноба, как услышал вой сирены и стрекот вертолётов.

Почему они начали на него облаву? Они, ставшие преследователями, они, отринувшие его от себя, они, сделавшие его из своего – чужим?

Хумов метнулся от реки в проём между домами, вжался в холод каменной арки, ведущей в полутёмный двор. Сейчас, сейчас его схватят, совершат что-то непоправимое, и он потеряет свободу. Хумов бросился было к дверям, перебегая от одной к другой, но они все до единой оказались на кодовых замках. Что делать? Куда спрятаться? Скоро они начнут прочёсывать улицу за улицей, дом за домом, и так весь район. Он сам участвовал в подобной операции по поимке одного бандита. Он знает: от спецотрядов не скрыться. Мысль работала лихорадочно, с неимоверной скоростью. Пальцы рук дрожали, сердце колотилось во всей широте груди. Вот она, живая ситуация предельной опасности. Их игровые тренинги – ничто по сравнению с правдой жизни. Там всегда присутствовала мысль, что это всего лишь игра, хотя случались и крутые положения.

Его взгляд остановился на поблескивающей крышке люка. Он вспомнил вопрос на одном из зачётов: почему крышки люков круглые? Удобнее в них залезать при надобности, ответил один из ребят. Ответ оказался неверным, и все смеялись. А парень был прав. Очень удобно нырнуть в круглый проём люка. Это шанс. Другого выхода в данной ситуации не предвидится.

Хумов достал из мешка топорик, ловко поддел крышку, отодвинул в сторону, спустился и осторожно, бесшумно вернул её на место. И тут же услышал шум въезжающей во двор машины, топот ног, голоса переговаривающихся:

– Пусто. Никого.

– Хорошо смотрите.

– Двери на замках.

– Не мог он проскользнуть в одну из дверей с жильцом?

– У него на это не было времени.

– И здесь его нет.

– Всё осмотрели?

– Всё. Пусто.

– Да. Никого.

– В машину. Следующий двор.

Хумов облегчённо вздохнул и, подождав, пока не затихнет шум от мотора, достал визитку. Часы на его руке высветили номер, и он решил связаться с Ханой.

– Говорите, – услышал он сонный голос, и его сердце отреагировало тёплым толчком и секундным падением в сторону солнечного сплетения.

– Здравствуйте. Это я, Хумов. Вы мне сегодня в поезде дали свой номер для связи.

– Это вы? Как здорово! Вот не ожидала, что вы так скоро свяжетесь со мной. Я совсем недавно вернулась от бабушки. Ой, как я рада! Просто очень!