Пока не найду

Я сжал челюсти. В ответ другу я всего лишь отрицательно помотал головой, и он хмыкнув, прижал между губами сигарету, покидая заведение.

Через двадцать минут девушки выдохлись и вернулись за столик. Начала играть спокойная музыка и пары соединились в медленном танце, в том числе и Лара с Каспером.

Алиса жадно отпила из своего стакана освежающего напитка и стала дергать за ткань топа, прилипший к ее потному телу. До этого ее бледное лицо обрел румянец, а глаза засияли радостью. Она окончательно отвлекалась от дурных мыслей и забыла об обстоятельствах, которые настигли ее внутри семьи. Пока я смотрел на нее осчастливленную, во мне с каждой секундой зарождался покой за состояние Алисы.

Она подняла на меня глаза и искренне улыбнулась.

– Спасибо, что привел меня сюда и познакомил со своими замечательными друзьями.

Когда она не язвит, не спорит и не упрямится, кажется, что передо мной совершенно иная девушка, незнакомая моему взору. Смена ее личности сильно влияет на мои эмоции, и с такой Алисой я чувствую некую безмятежность, когда на ее упрямство мои эмоции отвечают возбужденностью и со всем жаром. Никакого раздражения не существует среди этих полюсов и между ними. Золотая середина моих чувств к Алисе – это бесконечное влечение.

В ответ я всего лишь улыбнулся. Не ощущаю, что совершил какой-то подвиг и уж не хочу, чтобы Алиса считала, что чем-то должна мне за мое внимание и помощь.

Разошлись мы все ближе в полуночи. Мои друзья тепло попрощались с Алисой и взяли с меня обещание, что я всегда буду приводить ее на наши встречи. После разрешения Алисы в виде соглашающей улыбки, я дал им это обещание.

На обратной дороге мы с Алисой тоже молчали, лишь периодически бросали друг на друга взгляды, а когда мы встречались ими, тут же неловко отнимали и глупо улыбались в вечернюю пустоту.

Слов, крутящихся в голове, было много, но они застревали в горле. Мне хотелось задавать ей кучу вопросов, интересоваться ее жизнью, узнать ее поближе, знать о ее любимых занятиях, что ее вдохновляет и как, каким образом она проводит свое утро и что первое приходит ей в голову после пробуждения. Хочется выудить у нее каждую мелочь! Настолько я погружен ею.

Но снова всплывает моя установка – я не должен идти на поводу у чувств и желания, а должен держаться от Алисы как можно дальше во благо стабильного будущего. Расстояние – это коварная штука, для отношений оно огромное препятствие и сразу не предугадаешь, какие явления это самое препятствие, будет предоставлять нам. Потеря доверия, вечные споры и дикая ревность – это лишь безобидная верхушка тех проблем, которые ожидаемы в первую очередь. Неизвестность, по мне, самое страшное.

Мы остановились на тропинке, стоя напротив дома Алисы. Когда я посмотрел на нее, заметил, с каким отрешенным взглядом она на него уставилась. С усилием сглотнув, Алиса судорожно выдохнула и обняла себя за плечи, напрягаясь всем телом.

Не знаю, чем переполнена сейчас ее голова, но возникают предположения, будто Алиса думает о монстре, подстерегающий ее у входа в дом. Она боялась возвращаться и это очевидно.

Что же происходит в ее семье, что Алиса готова буквально избегать домочадцев и даже самого строения собственного дома? В ее душу лезть я не стану, никогда не имел привычки выпытывать из людей их страхи и переживания, как бы сильно не хотелось разобраться в причине таких проявлений. Мне хватает видеть, как люди внешне не способны скрыть негативных эмоций, как я уже понимаю, что им нужна помощь, которую они обязательно примут. И совсем не обязательно копать глубже. Обычно это только раздражает.

– Видимо, твоя злость на родителей еще не прошла, – непринужденно заговорил я, будто ни о чем глобальном не подозреваю. – Поэтому предлагаю переночевать у меня.

Алиса посмотрела на меня удивленными глазами. После нескольких минут молчания, она облизала пересохшие губы и хрипло спросила:

– Тебе не надоело возиться со мной?

Вопрос звучал серьезно, но на ее чувственных потрескавшихся губах едва заметна улыбка, которой Алиса словно старалась отогнать напряжение и сделать из своей серьезной проблемы несущественную и смешную. Я видел, как ей тяжело давалось держать даже слабый позитив, поэтому продолжил держаться своей поставленной роли «ничего не замечающего». Мне хочется погладить ее по плечу и сказать кучу фраз, которые подчеркнут ее боевой дух и похвалить Алису за сдержанность, но это неуместно.

– Для меня ты не бремя, расслабься. Просто понял еще с первого дня знакомства с тобой, что ты проблемная. Считай это за соседскую помощь.

Она усмехнулась.

– То есть ты подготовился.

Алиса вздохнула, опустила голову и, продолжая обнимать себя, задумчиво поковыряла носком кроссовка землю тропинки. Я не торопил ее с решением, но был уверен, что она не откажет и точно пойдет со мной. Так и случилось. Алиса кивнула.

Мы максимально тихо вошли в дом и в темноте сняли обувь.

– А у меня дома не разуваются, – прошептала она, когда снимала обувь, а я держал ее за локоть, чтобы помочь сохранить равновесие.

– Это все потому, что у богатых свои причуды, – прошептал я в ответ.

Алиса фыркнула.

Мы шептались и на носочках перебилась по лестнице вверх.

– У тебя достаточно большой дом. Почему мы шепчемся?

– У мамы очень чувствительный сон. – Почему он таким стал, объяснять не имеет смысла. – Но если ты хочешь столкнуться с ней и познакомиться, мы можем вести себя громче.

– Нет! – зашипела она. – Я и так чувствую себя неловко. Перед твоей мамой вообще покраснею и лопну от стыда!

Я сдержал смех.

– Тогда молчи и не задавай глупых вопросов.

Мы поднялись на второй этаж и остановились перед белой деревянной дверью. Я надавил на позолоченную ручку и тихо распахнул ее. Алиса чуть нагнулась и взглянула во внутрь.

– Я буду спать здесь? – шепотом спросила она.

Я осмотрел комнату. Двуспальная кровать, прикроватные тумбочки, живой цветок в углу рядом с окном, кресло рядом с ним, шкаф с противоположной стороны от окна, светлые стены и деревянный пол покрытый лаком. В целом комната выполнена в стиле лофт и выглядит довольно симпатично.

– Это гостевая комната. Вполне уютная и симпатичная. Или Вашему Высочеству не по вкусу? – шутливо отозвался я.

Алиса нахмурилась, будто я ее оскорбил.

– Не неси ерунды! – шикнула она.

– А-а, – протянул я. – Или ты надеялась на мою спальню и кровать?

Ее глаза накрылись яростью, и она слегка треснула меня по плечу.

– Ничего я не надеялась!

После этих слов она вошла в комнату, а я провожал ее насмешливым взглядом.

– Постель уже заправлена. Моя комната соседняя справа.

С этими словами я уже собирался прикрыть за собой дверь и оставить ее как можно скорее, но голос Алисы меня остановил. Я снова устремил на нее заинтересованный взгляд, каким смотрю на нее постоянно.

– Уильям, спасибо тебе. Да, ссора с родителями не особо серьезная проблема для переживаний, но твой очередной жест спасения очень важен для меня. Мне необходима была рука помощи.

Я улыбнулся ее речи. В груди как-то потеплело. Всего немного, но ее холодные стены, возведенные вокруг, оттаяли.

– Я рад, что ты признала это. Вижу, что ты та еще гордячка и скрытная натура, которая не станет обсуждать свои переживания и страдания с кем-то. Поэтому я тебе не поверил. Существует проблема куда хуже, чем ссора с родителями, о которой ты не желаешь говорить.

Алиса поджала губы и опустила глаза в пол, словно из-за своей скрытности чувствовала вину.

– Но я не стану лезть тебе в душу. Моя помощь бескорыстна и не считай ее каким-то подвигом. Ты не обязана мне открываться.

Алиса снова подняла на меня глаза, в которых читалась благодарность.

– Спасибо, – прошептала она с легкой улыбкой.

– Приятной ночи.

Я закрыл дверь и приложился к ней лбом, судорожно выдыхая. Теперь она уже не в другом доме по соседству, а в моем и нас разделяет всего лишь стена, а не несколько метров, которые помогают осмыслить, что это достаточное расстояние, чтобы не сорваться к ней.

Я оттолкнулся от двери и скрылся в своей комнате за считанные секунды. Мне тяжело переварить факт, что Алиса совсем рядом, и я остро чувствую, что она собирается делать. Сейчас она готовится ко сну, расстилая постель. Мне хочется узнать, в какой позе Алиса засыпает. Сейчас она лежит и размеренно дышит, смотрит в окно или на потолок и размышляет о своей жизни перед сном.

Уверен, она не сможет уснуть моментально из-за сложившейся ситуации в семье. Алиса переживает, она озабочена. Я помог ей забыть о грусти, дал ей возможность не возвращаться домой до утра, чтобы прийти в себя окончательно за ночь.

Теперь мне хочется довести дело до конца и помочь ей заснуть, но сосед не может лечь рядом с ней, обнять, прижать к себе и поглаживать по волосам. Именно эта маленькая пропасть между нами меня и останавливает. Но я все равно каким-то необъяснимым образом считаю, что имею права на Алису Коллинз и могу позволить себе все, что пожелаю. От этих грешных мыслей мне не избавиться. Чтоб мне провалиться под землю!

Не знаю откуда я нашел внутренние силы, но все же смог отойти от своей двери и увеличить расстояние между нами. Я принял душ и лег на свою постель, поворачиваясь на бок. Уставился на боксерскую грушу, непринужденно висевшая рядом с окном, и думал о том, что она бы могла помочь мне избавиться от мыслей о Алисе. Единственное, что меня остановило от затеи биться с ней, так это поднятый шум моими действиями в час ночи.

Через несколько минут я закрыл глаза, ощущая потребность во сне, а навязчивый образ Алисы так и не исчез. Он въелся в корку моего сознания не выводимым пятном.

Этой ночью она мне снова снилась. Теперь сны с ее участием стали более яркими, а все потому, что в реальности я сильнее к ней привязался, стоило провести одну совместную ночь. Увы, но речь идет даже не о близости телами. Эта близость хуже, мучительнее. Она духовная.

Майкл прав. Мне не вывести Алису ни из своей жизни, ни из сердца. Ни время, ни расстояние не помогут. Эти жестокие явления не станут ни моими союзниками, ни врагами.

Глава восьмая

Алиса

В доме Уильяма, на удивление, я уснула быстро. Некоторое время смотрела в окно и любовалась ночным небом сквозь прозрачную шторку, аккуратно задернутую в сторону. Здесь уютно и пахнет розами. Даже одеяло, казалось мне, намеренно придает приятные ощущения, нежно укутывая. Дома я спала практически без него от того, что было слишком жарко. Голова пустовала, ни единой мысли перед сном. Лишь образ Уильяма стоял перед моими глазами и медленно растворялся, когда я начала засыпать. После он уже пребывал в моих ярких снах, в которых я всегда держала Уильяма за руку и чувствовала себя в полной безопасности. Никаких кошмаров, вызванные прошлым и страхом перед определенным человеком.

Я немного сломалась, когда вернулся Джексон. Куда-то делись упрямство, эгоизм, взбалмошность, желание проводить каждый свой вечер в барах, когда это возможно без ограничений в Майами. Эти качества заменили плаксивость, ранимость и боязнь всего. Думаю, я верну себя, когда в полной мере потеряю ощущение беззащитности, коим меня наградил Джексон и ликует благодаря своему достижению.

Я выспалась даже после шестичасового сна, когда обычно мне этого мало. Проснулась бодрой, готовой принимать жизнь такой, какая она есть. Зарядилась желанием бороться и не позволять никому обижать себя и подавлять чувство собственного достоинства. Пусть остался страх, который никогда не растворится внутри, существующий как вечный механизм, но при желании защищать себя он не помешает мне. Страх – неотъемлемая часть человека. Можно не иметь эмоции сострадания, но страх присущ всем, даже крепкому бойцу на ринге.

Заправив постель, я умылась в гостевой ванной комнате и тихо покинула комнату. Сначала было желание написать Уильяму записку и оставить ее на кровати, когда на небольшом столике я увидела листы и набор с письменными принадлежностями, но сразу отбросила эту жалкую идею. Он приютил меня в тот момент, когда я отчаянно нуждалась в любом пристанище, но только не в собственном доме. Мне необходимо было это отсутствие дома, но присутствие в ином, более комфортном и безопасном месте, чтобы набраться энергии и сил для борьбы с чудовищем. Пусть он сильнее меня физически, но я обязана быть хотя бы сильнее морально.

Я решила зайти к Уильяму и лично предупредить о своем уходе. Стоя напротив его двери в спальню, я держала перед ней слабо сжатый кулак и не решалась постучать. Вдруг он все еще спит? Хотя, это не та проблема, которая меня беспокоит и заставляет сильнее биться сердце. Разбужу, дам знать, что ухожу, и он снова уснет. Просто я должна признать, что каждая встреча с Уилом волнует меня, поскольку при каждом брошенном взгляде на него у меня возникает желание поцеловать его в губы. И после каждой встречи это желание усиливается, что я уже боюсь не сдержаться. Какая реакция его ожидает, если Уильям считает меня ребенком.

Вчерашняя ночь дала мне ясно понять, что этот парень, который занял определенное особенное место в моем сердце, всегда будет относится ко мне как к маленькой девочке, которая порой нуждается в его помощи. Это осознание больно бьет по сердцу, но может оно и к лучшему. У нас нет будущего.

Тяжело вздохнув, я постучала и замерла, прикусив нижнюю губу. Даже неосознанно задержала дыхание в ожидании его голоса, посылающий мурашки по моему телу и вызывающий трепет в животе, но ответа так и не услышала.

Я прислонилась ухом к двери и еще раз постучала костяшками пальцев. Подождав несколько секунд, решила надавить на ручку и тихо отворить дверь. Просунув голову в узкий проем, я надеялась увидеть Уильяма спящим на кровати, но его на ней не было. Постель не заправлена, находится в хаотичном беспорядке. Я юркнула в комнату и закрыла за собой дверь. Меньше всего мне хочется сегодня сталкиваться с его мамой и стоять перед ней с пунцовыми щеками и чувством парализующей неловкости, когда даже язык немеет и теряется словарный запас.

– Уильям?

Я позвала его, зная, что парня нет в комнате и от своей глупости захотелось шлёпнуть себя по лбу, чтобы как-то вернуть ясность разума.

Прислушавшись, я уловила еле слышимый звук льющейся воды, исходящий за дверью ванной комнаты. Интересно, он всегда просыпается так рано или сегодня исключительный случай, когда меня стоит выпроводить пораньше утром?

Я решила подождать его и все-таки предупредить о своем уходе, чтобы не казаться невежей. Я, конечно, из этого сорта, но давно уж поняла, что с Уильямом я меняюсь в корне. И правда начинаю чувствовать себя ребенком. К тому же, что еще хуже, недоразвитым.

Когда я рассматривала пространство комнаты Уильяма, задержала взгляд на полках с книгами, фотографиями, наградами и другими артефактами. Мне кажется, у каждого в комнате есть подобными полки, хранящие воспоминания. Только у меня никогда таких не было из-за переездов.

Я подошла к полкам и взяла в руки фотографию в рамке. На ней запечатлена милая женщина с длинными каштановыми волосами, которую нежно обнимал за талию мужчина в форме офицера полиции. Оба искренне улыбались, а их глаза излучали счастье, которое окутывало их жизнь. Перед ними стоял мальчик с черными волосами и яркими голубыми глазами лет семи на вид. Родители положили свои руки на его плечи, словно показывали этим жестом свою поддержку и опору. Этот жест сам по себе говорил ему: «Мы рядом». На его голове фуражка отца, которая мальчику явно не по размеру, но он все равно гордо держал ее одной рукой, чтобы она не закрывала редкостной красоты глаз. Мальчик похож на отца. Такой же до невозможности привлекательный, что одним обаянием способен заставить женщину потерять сознание и рассудок.

От одной фотографии веет таким счастьем и такой гармонией, что мне хочется расплакаться от зависти. А что бы было со мной, увидев я этих людей наяву и ощущала их семейное счастье всем сердцем? Страшно подумать. Мне всегда было больно видеть счастливых детей, которые растут в любви родителей, в понимании, защите и уважении. Уильям один из них, но у меня получается искренне за него радоваться, поскольку он стал для меня важным человеком в жизни.

Мои глаза накрыла пелена слез, в горле образовался ком, доказывающий, что я вот-вот расплачусь. Знакомый голос позади заставил меня сдержаться. Я прикрыла глаза и подавила рыдания, тяжело сглатывая.

– Ты ранняя пташка.

Я улыбнулась. Уильям медленно приблизился ко мне и посмотрел на фотографию через мое плечо.

– Извини, что взяла без разрешения. Просто она меня привлекла.

Я повернулась к нему лицом и протянула рамку с фотографией. Уильям осторожно взял ее из моих рук и сжал челюсть. На его лице промелькнула печаль, но всего лишь на секунду. Уильям вытянул руку с фотографией к полке и поставил ее на прежнее место.

– Ничего страшного ты не сделала, чтобы извиняться, – сказал он, продолжая смотреть на фотографию.

Я снова бросила на нее взгляд и с улыбкой спросила:

– Это твой отец? Я видела твою маму, но его не встречала. Из-за службы много работает?

Уильям прикрыл глаза, вздохнул и пробубнил в недружественной форме:

– Ты очень любопытная.

Затем отошел от меня, и повернувшись спиной начал вытирать волосы полотенцем.

Кажется, я пересекла черту, которой не должна была даже касаться. Я прочистила горло и перешла к той теме, ради которой, собственно, и появилась на его территории.

– Я хотела еще раз поблагодарить тебя и предупредить, что ухожу. Уходить молча, считаю, неуместно.

– Не за что благодарить, – только и ответил он сухо, кидая полотенце на постель.

Уильям так и не взглянул на меня и больше ничего не сказал. Я сжала ладони в кулак и решила уйти. Или Уильям проснулся не в духе, или это я испортила ему настроение своим вопросом. Но откуда мне было знать, что тема его отца больная для него.

Ну вот, мой проснувшийся эгоизм снова пытается оправдать мою неисправную личность.

Чтобы не докучать ему, я ушла молча, больше ничего не сказав.

Выдохнула из себя напряжение уже на улице, когда не столкнулась с его мамой в доме. Когда зашла в свой дом, вернулись те самые удручающие меня эмоции: страх, ненависть, отвращение, злость.

Зашла на кухню, чтобы выпить воды и промочить просохшее горло, перед тем как вернуться в свою спальню, являющаяся единственным местом в этом большом «прозрачном» доме, каждый угол которого несет для меня опасность.

Я жадно опустошила стакан, стоя перед раковиной, а когда развернулась, чтобы уйти, столкнулась с невидимым препятствием. Передо мной стоял Джексон со взъерошенными волосами в одних хлопковых штанах.

Я напряглась всем телом и тут же принялась анализировать его настроение. Джексон стоял расслабленным. Не похоже, что чудовище готовится напасть на меня. Но я должна сохранять бдительность и держаться на расстоянии.

Я снова вернулась на прежнее место, сделав один шаг назад, упираясь поясницей в раковину. Мне даже моргать не хотелось, только бы держать Джексона на мушке и не потерять контроль над его состоянием. Если он превратится в хищника, то мне придется включить на максимум инстинкт самосохранения.

– Ты где была? – хрипло спросил он, засунув руки в передние карманы штанов. Я не упускаю ни одного его движения и внимательно смотрю за черными глазами, которые пока пребывают в равнодушии, не выражая никаких пугающих меня порывов.

– Тебя это не касается, – грубо заявила я, сжимая руками края раковины.

– Ещё как касается, я твой брат. – Все тот же спокойный вид и тон.

– Сводный брат, – процедила я.

Джексон усмехнулся, но не зловеще, а обыденно, непринужденно, словно я сказала какую-то глупость.

– Этот статус не позволяет мне беспокоится о тебе? Ты заявляешься утром. Непонятно где проводишь ночь. – Он немного помолчал, затем тихо добавил: – Тебе всего семнадцать.

Я нахмурилась, пребывая в негодовании, и смотря на него со всем отвращением.

– Год назад тебя не смущал мой возраст, и ты не говорил: «Тебе всего шестнадцать». – Я подавила жалость к самой себе.

Джексон тяжело вздохнул, провел ладонью по лицу и снова поднял на меня глаза. Мне кажется, или он смотрит на меня с чувством вины?

– Алиса, прости меня.

Он сделал два быстрых шага по направлению ко мне, но моя быстрая реакция дала о себе знать. Я тут же выхватила нож из набора столовых приборов, который к моему везенью находился на раковине со стороны сушилки для посуды, и выставила его перед собой, крепко сжимая в руке. Джексон резко затормозил. Выражение вины на его лице стало более явным.

– Не подходи ко мне! – процедила я. – Клянусь, я воткну этот нож в твое сердце, если ты сделаешь ещё один шаг!

Мне и не надо стараться, чтобы показать угрожающий вид. За меня его выводит ненависть к этому монстру, который умеет манипулировать всеми. Уверена, он и мою бдительность желает усмирить, показывая, что меняется, но Джексон будет пушистым и покорным до определенного момента – пока снова не сойдет с ума и не покажет истинную суть в ином, более сильном обличии.

Такое впечатление, будто он питается наивностью тех, кто верит в его добродушие, хорошее отношение и доброжелательность. Но он уже исчерпал мое доверие. Я больше никогда не поверю в то, что Джексон милый парень, который просто хочет обезопасить свою сестру любыми способами. Я уже убедилась в том, что они у него извращенные и не поддаются коррекции.

– Прости меня, не знаю, что на меня нашло тогда. Возможно, я приревновал и лишился рассудка. Этот упырь крутился вокруг тебя, ты улыбалась ему и меня это приводило в ярость.

Его слова заставили меня издать нервный смешок. Я сильнее сжала нож в руке, что она побелела от напора. Просто боялась, что реакция Джексона окажется быстрее моей, и я упущу момент, когда он нападет на меня и отберет единственную защиту.

– Ты просто больной. Ты не имеешь права ревновать меня.

Джексон сглотнул. Он держал руки перед собой, показывая мне, что совершенно не опасен. Но нет. Его руки опаснее любого оружия. Они способны заблокировать мои, заломить за спину или сфокусировать над головой и крепко удерживать. Воспоминания прошлого делают меня слабее, поэтому я пытаюсь подавить их и снова спрятать глубоко в подсознание.

– Я привык, что ты всегда маленькая и моя. Но потом ты выросла и вокруг тебя начали крутиться другие парни. Я осознал, что не вынесу, если ты будешь принадлежать другому. Привык, что ты всегда рядом. Я никому не желал тебя отдавать. Стоило понять, что в любую секунду ты ускользнешь, я осознал, что влюблён и не хочу терять.

Дыхание перехватило, но я старалась не показать вида, что ошеломлена его словами.

Что он несет!?

Какая к черту влюбленность!?

Джексон смотрел на меня в упор, полностью раскрываясь. Я решила не закатывать истерик, а сохранять благоразумие и объяснить для незнающего человека, что такое влюбленность. Джексон не видит грани между одержимостью и влюбленностью. Я поняла это год назад.

– Быть влюблённым – не значит присвоить себе. Ты просто хочешь обладать мною. Ты одержим этой идеей. В тебе нет любви.

Нож я продолжала держать перед собой.

– Твоё право так считать.

Меня бесило его спокойствие, и я взорвалась. Стоит напомнить ему, что он собирался сделать и этот поступок не говорит о его влюблённости.

– Ты хотел меня изнасиловать! – почти выкрикнула я, тряся нож. – Это твоя влюблённость? Если бы не статуэтка, которой я огрела твою голову, ты бы не остановился.

Год назад.

– Джексон! Что ты творишь!?

Я кричала не своим голосом, пытаясь освободиться из его сильной хватки. Меня охватили ужас и неверие, что мой брат на такое способен. Его глаза горели безумным блеском, и я уже сомневалась, что Джексон меня вообще слышит. Он потерял контроль над собой и желает довести начатое до конца.

Джексон перехватил мои руки, которыми я отталкивала его, крепко сжал запястья и сфокусировал их над моей головой. Другой своей рукой он порвал платье на моей груди и стал осыпать доступный участок моей оголенной кожи одержимыми поцелуями. Точнее укусами. Его рука в это время двигалась по моему телу, сдирая подолы и оголяя мои бедра.

Я кричала не своим голосом, слезно просила остановиться, но Джексон меня не слышал. Он не жалел своих сил. Так сильно сжимал мои бедра, ягодицы и запястья, что везде наверняка останутся синяки. Между укусами на моих плечах, груди и шее он хрипел что-то не связное. Я не слышала его из-за своих криков и сопротивлений, пока мой голос не охрип, и я просто плакала, продолжая тихо умолять остановиться.

Тогда я услышала его одержимую фразу.

– Никому не достанешься, кроме меня.

Джексон увлекся и вскоре освободил мои руки, считая, что я окончательно ослабла из-за ярых сопротивлений. Это действительно так, я уже не чувствовала ни рук, ни тела. Мышцы буквально атрофировались. Лишь слезы без остановки лились из глаз. Слезы разочарования, боли и отчаяния.