Вампиры в Салли Хилл

– Можно унести посуду? – словно из колодца послышался голос рыжеволосой официантки, которая смотрела на меня, как на отсталую личность. Я понимаю, что меня несколько минут испепеляют взглядом. Пару раз поморгав, делаю убедительный кивок и облокачиваюсь на спинку красного дивана, исписанного надписями и пожеланиями. Девушка моментально начала выполнять свою работу, аккуратно раскладывая пустые чашки на поднос. Краешком глаза замечаю, как Билл достаёт свой бумажник и протягивает официантке зелёную купюру. Та, в свою очередь, поглядела на Хофера, точно на рыцаря в белых доспехах, и одарила его ослепительной улыбкой, которая прямо так и говорила: «Красавчик, ты давно мне нравился, а сейчас вообще!». Мне это не по душе, но я ничего не буркнула, ибо демонстрировать свою ревность вовсе нет желания. Дело в том, что к Биллу подкатывают чуть ли не каждый день, и я должна, наверное, к этому привыкнуть и в конце концов смириться, а вот ко мне… Ко мне парни подходят, чтобы спросить «где здесь уборная?», «извините, передайте за проезд», «девочка, у тебя испачкалась юбка». Меня просто раздражает, что все флиртуют с Хофером у меня на глазах, да и за спиной, а я никого не привлекаю! Что не так? Красные волосы не в моде? Бледная кожа – это мерзость?! Хотя нет, чушь редкостная. Ревность – это частая форма выражения своих чувств. Своим ревнивым поведением я объясняю, что этот человек принадлежит только мне. И да, я хочу, чтобы Билл меня заревновал!

Глаза сами нашли эту рыжеволосую официантку, которая уже убиралась за другим столом, и лазером прожгли её спину. Брюнет глубоко вздохнул, и, повторив за мной, лёг на спинку дивана, приобняв меня одной рукой. В эту секунду я всем сердцем захотела, чтобы та официантка заметила жест Билла. Расплывчато улыбаюсь.

– Марго, одолжишь мне конспекты по испанскому? Я пропустил пару тем, – обратился с просьбой Генри, вальсируя зубочисткой во рту.

Пытаюсь вспомнить, когда блондин пропускал занятия. Не получается. Значит, прогулов не было.

– Но ты присутствовал на всех уроках, – сказала я и шлёпнула Билла по руке, когда тот начал позволять себе большее, например, легонько поглаживать мою шею. Если я скажу, что мне это не понравилось – нагло совру. Игривую улыбку сдержать не удалось, поэтому уголки рта дошли до ушей. Боковым зрением замечаю довольную ухмылку Хофера. Вот негодяй.

– Но это не значит, что я делал записи. Я спал.

В «Мокко» зашли ещё пара человек и уселись сзади нас с Биллом, болтая о каких-то играх.

– Ладно, одолжу, но ненадолго. Мне и самой они нужны, – ответила я, окончательно убрав тяжёлую руку брюнета со своего плеча; он лишь рассмеялся, располагаясь поудобнее. Господи, пусть время остановится, пожалуйста. Не хочу, чтобы это заканчивалось. Долгое время мы сидим в кафешке и обсуждаем обычные подростковые вещи, мы не говорим о монстрах, не пытаемся спасти мир от лап зла. В это мгновение я – не ведьма, а Билл – не оборотень. Разве это не прекрасно?

– Сегодня ночью я нашёл кое-что в лесу, – внезапно заговорил Хофер, загадочно понизив тон голоса и перекинув ногу на ногу.

Очевидно, мы думаем о разных вещах. Генри нахмурил песочного цвета брови и положил локти на стол.

– Что-то странное?.. – с непонятной интонацией проговорил Ридл: в его голосе звучал интерес, страх и радость?..

Замолкаю, решаясь не вмешиваться в этот разговор. На самом деле, мне очень надоели приключения. «Долой экшн! Долой кровь!» – вот вам мой лозунг на ближайшее столетие.

– Ну, как сказать… На деревьях отпечатаны следы когтей, довольно глубокие. И много сломанных веток.

– Где это?

Оборотень прищурил глаза, стараясь вспомнить местность. Наконец, его лоб разгладился.

– Неподалёку отсюда, рядом с заброшенной заправкой.

Спрятав за ухо прядь волос, я склонила голову набок и закатила глаза:

– Может, это просто рысь? Почему сразу, не знаю, зомби или гусеница-мутант?

Парни прыснули от смеха.

– А ты смешная, когда хочешь, – произнёс брюнет, подмигнув левым глазом, – гусеница-мутант… Клёвое воображение!

Есть одна вещь, которую я заметила уже давно. Наблюдение – штука хорошая. Биллу Хоферу нравится то, куда он попал: ему по душе опасные игры, приключения, ему нравится быть сумеречным существом, ему нравится разгадывать загадки. Он довольствуется этим, не осознавая всю серьёзность положения. Возможно, он просто пересмотрел или перечитал много фэнтези, но и это совсем не оправдание. Я пытаюсь его понять, однако, оправдывать жажду приключений не собираюсь. Мне это не нравится. Видимо, Генри поддерживает пыл оборотня, ибо его глаза пылают искрами, от которых нормальный человек стал бы держаться на расстоянии. Ох, чувствую, найдут себе проблем на голову.

– Думаешь, в Салли Хилл снова начались беспорядки? – выгнул одну бровь Ридл, привлекая к себе внимание брюнета.

– Чёрт его знает. Не хочешь пойти и выяснить?

Они с вызовом смотрят друг на друга, медленно утопая в лисьих улыбках. Эти двое точно спятили. Парни переводят выжидающий взгляд в мою сторону, и я поднимаю руки вверх, показывая свою незаинтересованность в этом деле.

– Я пас. Мне нужно ещё дописать лабораторные по трём предметам, – на одном дыхании выпалила я, облизав нижнюю губу.

Тишина. Обменявшись коротким взглядом с белобрысым, Билл смирительно кивнул. У него и не было другого выхода, как смириться. Это я тут обладаю волшебными силами, а не он.

– Тогда я отвезу тебя домой, и мы сразу же поедем в лес, – осведомил парень, немедленно добавив, – завтра с подробностями все расскажем, обещаю.

Мне это не так интересно, как вам:

– Договорились, но будьте осторожней.

– Разумеется, – Хофер улыбнулся краешком полноватых губ, и мои плечи расслабились.

* * *

Отчего-то мне казалось, что дом наш быстро постарел: наверное, тому виной поблекшие и местами потрескавшиеся стены или сухие, мертвые растения рядом с крыльцом, которые посадила для красоты мама. Снег их безжалостно уничтожил. В этом есть какая-то ирония, не находите? Смерть. Повсюду смерть. Она летает над нашим городом подобно падальщику-стервятнику, ожидая час сладкого перекуса.

На этот раз папа был дома; этакий вывод я заключила, когда увидела, припаркованную у очищенного от снега бордюра, машину. По всему дому витал запах прожарки. Это объяснялось тем, что мама собирается готовить мясо с грибами или пирожки с грибами, ну, все, что угодно, связанное именно с грибами. Так как сегодня пятница (наконец-то!), я могла спокойно бросить все свои вещи на паркет и забежать в кухню, чтобы, как партизан на важном задании, выяснить, когда будет готов ужин. Возможно, если мне повезёт, ужин только меня и дожидается, и я забегу на кухню, застав перед собой целую поляну вкусностей. Да, я бы точно так поступила, если бы не одно «но». На комоде, на котором уверенно стоит наш телевизор, лежит груда почты. Всё бы ничего, только мне вот должна была придти посылка с долгожданными дисками двух альбомов моей любимой группы, которые недавно выпустили пару хитов, завладев сердцами ещё сотни тысяч человек. Но, к сожалению, диск не прибыл. Только счета, счета, реклама, счета и… что это ещё такое? Мои руки держат пурпурного цвета бумагу, на ощупь напоминавшую бархат. Это письмо. Несколько раз вращаю в ладонях конверт, раздумывая, стоит ли открывать его сейчас или же дождаться разрешения родителей? Затем мои зрачки расширяются, когда отблески «золотых» букв ослепляют глаза. Красивым, элегантным шрифтом с уклоном вправо напечатано: «Для семьи Ван де Шмидт». Вау, такие письма точно были актуальны в XVIII веке, когда аристократы приглашали друг друга на праздничный приём. Сейчас же такой трюк используется для приглашений на свадьбы, возможно, дни рождения или другие не менее важные мероприятия. Я не знаю, сколько точно прошло времени с тех пор, как я держу этот пурпурный конверт в своих руках, изучая его и сканируя, но перед глазами неожиданно потемнело, и весь мир перестал существовать. Всего на миг. Этого хватило, чтобы ощутить в душе пустоту и холод. Я легонько поднесла конверт к лицу, прислушиваясь к необъяснимому запаху, который дарила бумага: что-то среднее между полынью и чайной розой. От этого аромата сразу ощущается дискомфорт.

– Марго! – неожиданно раздался голос мамы за спиной, и я в ужасе подпрыгнула на месте, тихонько выругавшись под нос.

Сию секунду разворачиваюсь лицом к матери, всё ещё сжимая в руке бархатное письмо со специфическим запахом и смотрю на неё, как на призрака или пробудившегося из мертвых человека. Очевидно, мама поняла, что ей удалось напугать меня и застать врасплох, потому она прочистила горло и чуть тише сказала, одновременно изучая мою побледневшую физиономию:

– Ты что, оглохла? Я уже язык сломала звать тебя. Ты чего здесь стоишь?

Сердце в грудной клетке перестало барабанить и уже тихонько поскуливало внутри, умоляя о минутке покоя. Во рту пересохло. Поправив упавшие на лицо локоны за плечо, я вновь устремляю взгляд на конверт в руках, после снова на озадаченное лицо женщины, которая нетерпеливо захлопала ресницами. Её челка убрана заколкой вверх, и мне удаётся разглядеть складки на её лбу от нахмуренных чёрных бровей.

– Что это у тебя? – кивнула на мои ладони она, решив взять инициативу в свои руки. Я протягиваю ей письмо.

– «Семье Ван де Шмидт»… – прочитала мама надпись, а затем зашагала на кухню, громко окликая имя отца.

Конечно она станет делиться этим с папой. Это логично и вроде правильно? Мне тоже не терпится узнать, что хранится внутри, поскорее прочесть слова, составленные в предложения. Потому я поплелась следом за мамой, по пути привыкая к запаху грибов, кажется, шампиньонов. Папа сидит на своём обычном месте и оживлённо уплетает жареную картошку, нанизывая на вилку скользкий гриб.

– Привет, милая, как дела в школе? – улыбнулся отец, всасывая подобно пылесосу тушеную пищу.

Меня очень позабавило то, как он ест. У папы присутствует в характере черта – вечное дитя, и его это ничуть не портит, отнюдь, придаёт какой-то шарм. Ответив ему «все отлично», наш короткий диалог завершился.

– Джерри, нам пришло какое-то приглашение, – повертела рукой, в которой находилось письмо, мама, явно радуясь переменам в жизни. Однако, в глазах отца не было видно никакого энтузиазма и весёлых искр. Я отодвинула стул и присела на него, удовлетворённая тем, что стол забит едой.

– От кого? – смутился папа, позабыв о картошке с шампиньонами.

– Сейчас и узнаем, – мама повторила моё движение и понюхала бархатную бумагу, от чего её брови взлетели вверх, – м-м, вкусно пахнет!

Что? В каком месте? От этого запаха меня чуть ли не стошнило. Мама с осторожностью раскрыла пурпурный конверт и достала аккуратно сложенную белую бумагу, разворачивая её во весь рост. Кажется, мы с папой даже вспотели от ожидания. Наконец, женщина, откашлявшись, принялась вслух читать написанное на бумаге:

– «Дорогие Джерри, Мередит и Марго Ван де Шмидты, мы будем рады видеть вас на нашем торжественном вечере по случаю возвращения в Салли Хилл. Мы ждём вас в загородной усадьбе Крамеров и надеемся познакомиться с вами поближе. С уважением, Николас, Феникс и Скай Олсоны.

Дресс-код для обворожительных дам – нарядные красные платья, а для мужчин – белые смокинги. Ждём вас в субботу 8:00 p.m».

Мама закончила читать и подняла свои восторженные глаза в первую очередь на папу. Пока они мерились взглядом, я терялась в лесу вопросов: кто это вообще такие? Когда они переехали? Кто приглашён ещё? Я выхватила белый лист бумаги из рук мамы и принялась повторно перечитывать письмо, не углубляясь в разговор родителей. Текст, как и на конверте, красивый, с наклоном направо, золотые чернила. Внутри все сжалось. В любом случае, я бы не прочь поглядеть на новых жителей Салли Хилл. Мне нужно проверить чисты ли наши гости, или у них есть причина поселиться в глуши Массачусетса?

–…У тебя есть отличный костюм, я его купила прошлой весной, – донёсся до моих ушей писк мамы, которая склонилась надо мной, упёрто глядя на человека, сидящего на другом конце стола.

Отец тяжело вздохнул и с нескрываемой ненавистью посмотрел на письмо от семейства Олсон.

– Мередит… – начал было он, но его поспешно перебили.

– Джерри! У нас новые люди в городе, неприлично отказываться от приглашения. Мы должны быть гостеприимней!

– К нам чуть ли не каждый день кто-то да приезжает, может, и к ним наведаемся, а? Как тебе идея, дорогая? – пылко и иронично заметил папа, энергично шевеля рукой, демонстрируя свою нервозность.

Я решила не лезть в их спор. Лучше побыть наблюдателем.

– Прекрати паясничать, ты же прекрасно понимаешь, что мы должны пойти.

– Должны… никому мы ничего не должны, – бурчит папа, покидая стол и второпях протирая салфеткой свой подбородок. Он проходит мимо мамы, продолжая недовольно бубнить под нос, в то время как мама, слегка улыбаясь, отмечает в уме свою победу.

– Думаю, пришло время для шопинга? – поглядела я на женщину исподлобья, и она улыбнулась ещё шире, принимаясь за мытьё посуды.

Интересно, знает ли о новых поселенцах Билл? А Генри? Хотя, стоит отметить, что эта семья возвращается в Салли Хилл, но я никогда не слышала этой фамилии прежде. Это только подстегивает моё любопытство. Завтрашний вечер сулит много интересного.

Вечер нарциссов

Багровая жидкость медленно растекалась по кафелю и заполняла неглубокие промежутки между мозаичными плитами. Цвет темнее обычной крови и не такой густой, а совсем наоборот, почти желеобразный. Я потеряла счёт времени, изучая красную жижу перед собой, которая успела приблизиться к моей босой ноге. Коснувшись моей стопы, кровь остановила свой путь и соединилась с моей кожей, как бы обнимая её. В голове только один вопрос: почему это происходит?

Кладу руку на потный лоб, медленно и вяло взъерошивая волосы ладонью, доходя до затылка и обратно. Проделываю это несколько раз, словно это действие способно что-то изменить. Я не обращаю внимание на привкус железа во рту, хотя порой меня начинает вновь подташнивать от остатков жидкости в полости рта. Кровь стекает по моему подбородку и капли её безвозвратно падают на кафель, образовывая красные кляксы на полу. Ноги судорожно дрожат, поэтому я и решила присесть на бортик ванны. Ничего не понимаю. Нигде: ни в книге ведьм, ни в старой бабушкиной коробочке с записями не говорится о рвоте кровью. Где искать ответы, если по сути нас, ведьм со странными болячками, не существует? Головокружение потихоньку проходило, стены перестали бродить кругами. Чёрт, теперь надо мыть полы, пока мама не начала свой допрос, как полицейский-выскочка, мечтающий попасть на доску почёта. Только хочу встать с края ванны, как в кармане слегка испачканных брюк зазвонил мобильник. Спустя время преподношу телефон к уху, громко выдыхая в трубку:

– Привет.

Какой-то резкий шум, а затем грохот, как от захлопнувшейся двери, и тишина.

– Как и обещал – подробности, – громко сказал Билл, отрывисто дыша в сотовый. Он явно находится в движении.

– Где ты? – прижимаю телефон щекой к правому плечу, аккуратно поднимаясь на ватные ноги.

Где же половая тряпка? Тряпка, тряпка… А, вот она! Хватаюсь за неё двумя руками, не жалея свои ногти, затем открываю кран тёплой воды, мою свой подбородок и после замачиваю тряпку.

– В спортзале, у себя в комнате, – с отдышкой спустя паузу отвечает Хофер.

Ого! Собственный тренажёрный зал в собственном доме? Это круто.

– Твой отец тебя слишком любит, – усмехнулась я, ненароком представив картину, в которой я отчитываю Томаса Хофера за баловство Билла.

Тряпка со смычным шумом шлёпается на кафель и в следующую секунду начинает впитывать в себя багровую жижу, которая размазывается по полу ещё пуще. Плавными движениями я начала убирать следы «преступления», время от времени выжимая сперва насыщенно красную, позже бледно-алую воду в ванну, наблюдая за тем, как жидкость пропадает в сливе.

– Да, я знаю, разве это плохо? – вернул меня в реальность голос Хофера на другом конце линии. Я позволила себе минутку передохнуть, прежде чем прополоснуть кафель моющим средством.

– Нет… просто надо знать меру. Не удивлюсь, если завтра ты попросишь у него собственный остров где-нибудь в Майами, и он конечно же тебе не откажет.

Билл рассмеялся в трубку, а затем до ушей дошёл писк какого-то прибора. Кажется, это писк принадлежал беговой дорожке.

– Ну во-первых, мне не нужен остров, а во-вторых, мы оба знаем меру. Тебе не кажется, что ты сделала огромный прыжок от простой беговой дорожки до острова?

Всё-таки беговая дорожка. Прямо в яблочко.

– Возможно, я чуточку перегнула палку. Но только чуточку.

Снова звонкий смех, который заполнял мою пустую оболочку счастьем. Такое ощущение, будто некоторое время назад я не блевала кровью и чуть было не проваливалась в вечный сон. Когда рядом Билл, все проблемы мигом улетучиваются. Это превосходное, вдохновляющее чувство. Люди – это панацея друг для друга. Эликсир смысла жизни и любви.

– Так вот, я же хотел рассказать о нашей с Генри находке, – внезапно вспомнил Билл, откашливаясь, – детка, ты ошиблась – это была не рысь. Помимо глубоких царапин на стволах деревьев, мы нашли босой отпечаток человеческой стопы.

У меня дежавю. Пару месяцев назад отрешенная от всего мира девушка бродила по лесу в поисках зацепок, пока однажды не наткнулась на огромный след оборотня. С того дня все началось и продолжается по сей день. Испытав какую-то странную печаль и хандру, я быстро пришла в себя и встрепенулась, вспомнив о тряпке и грязном кафеле.

– Какие мысли? – сухой, растерянный голос подобно удару в солнечное сплетение застал меня врасплох. Неужели это нотки неуверенности? Нехорошо.

– Без понятия.

Собравшись с силами, я решила рискнуть и задать терзающий меня вопрос:

– Билл, ты точно контролируешь себя во время обращения?..

Тишина. Кажется, весь мир под куполом, а я одна осталась за его пределами. Мне тоже больно от таких мыслей, но мы прекрасно знаем, что в этом мире может быть все.

– Не понял… Ты сейчас намекаешь, что это я все устроил? – воспламенился Билл.

И хоть я его сейчас и не вижу, но перед глазами невольно всплыло хмурое лицо брюнета: расширенные глубокие зрачки, перекошенный от злости рот, уголки которого опущены к подбородку, тёмные идеальные брови опустились в глазам, демонстрируя все негодование парня. Он смотрит на меня, как на Иуду, и, наверное, он прав. От щёк отлила кровь, и всеми клетками тела я ощутила изнеможение.

– Не ты, а волк, живущий в тебе, – поправилась я, виновато прикусив губу.

– Марго, ты издеваешься?

Глубокий вдох. Один. Два. Три. Три. Два. Один.

– Нет…

– Ещё скажи, что это я похитил ту девушку и грызу её кости на завтрак! – рявкает в трубку Хофер, грубо выругавшись.

Сама того не замечая, я брожу по ванной комнате туда-сюда, хватаясь за любой предмет и нервно поддёргивая его в руке.

– Не утрируй, пожалуйста.

– Я не утрирую, а озвучиваю твои мысли вслух, Марго. Не знаю, что ты там обо мне думаешь, но я не убийца и не монстр! И я отлично контролирую себя в волчьей шкуре.

Боже, что происходит между нами? Облокачиваюсь спиной к стене и закрываю глаза, в уме проклиная свой идиотский язык.

– Я уверена в тебе. Прости, – еле слышно сказала я, облизывая сухие губы, на которых все ещё остался вкус крови.

– Зато я теперь не уверен в тебе. Ты усомнилась во мне, хотя я ни разу не давал повода. – молчание. – Ладно, мне пора. Увидимся.

– Нет, Билл, постой… – но не успеваю я договорить, как он бросает трубку.

Чёрт! Чёрт! Только драмы мне не хватало. Я теряю равновесие и медленно скатываюсь вниз по стенке, пытаясь сдержать эмоции, которые в это мгновение захлестнули меня. Понятия не имею, как это вышло, но кран в ванной прорвало, и в следующую секунду мощным напором вода брызгала во все стороны, образовывая небольшие лужицы. Да здравствует чёрная полоса в моей жизни.

*  *  *

Небо усыпано миллиардами крошечных алмазов, количество которых почти уступает короне властной царицы с такими же волшебными камнями; эти алмазы сияют так ярко, что остальные звезды, находящиеся, наверное, даже в другой галактике, издают блеклое сияние и невольно завидуют остальным звёздам. Подобно ковру растянулся чёрный небосвод со светящимися точками. Однако этой великолепной картине нужно добавить ещё один штрих – луну. Её нигде не видно, она прячется за рощами, игриво хлопая ресницами и кокетливо сверкая глазками. Никто не станет играть в её игру, и скоро луна это поймёт, после чего сразу же покажется.

Дорога занимает двадцать минут езды, но такое ощущение, что мы в движении вечность. Фары папиной машины освещают нам путь, разрывая бездонную темноту и её обитателей. В темноте живут страхи. Когда наступает их время, они тихонько подкрадываются и заставляют людей страдать. Самая сочная жертва – маленькие детишки, наивные и мнительные. Такой когда-то была я. Но сейчас всё изменилось.

Машина плавно поворачивает направо, и пассажиры, включая отца, наклоняются в сторону. В салоне играет группа «Queen»2, и все, по крайней мере так кажется, слушают песню. Но неожиданно мама заметила изменения…

– Господи, здесь собрался весь город? – удивлённо обратилась непонятно к кому она, приложив ладонь к окну, на что папа сделал ей замечание.

Что может быть хуже грязных окон машины? Для отца это трагедия всех трагедий. Я повернула голову, присматриваясь к пейзажу пристальней. После того, как глаза привыкли к темноте, я сумела разглядеть множество машин, сменяющих друг друга. Они припаркованы на обочине дороги и смирно ждут своих хозяев. Мда, народу будет хоть отбавляй…

– О, машина Ронолдов! Давненько я не виделась с Мартой, – продолжает рассуждать вслух мама.

Я её не слушала. И папа тоже. Вскоре, проехав пару ярдов, мы совсем поникли, ибо во дворе поместья или даже не во дворе, а вокруг периметра всего дома стояли вразброс автомобили разных марок: от самых чахлых и устаревших до самых новых и навороченных. Наши рты пооткрывались. Здесь и вправду весь город.

– Превосходно! И где мне теперь припарковаться? – недовольно буркнул папа, меняя скорость тачки и давая газ назад. Но там, к его невезению, уже была машина, водитель которой терпеливо ждал наших действий. Итак, мы в западне. Папа негромко выругался и теперь провернул всё совсем иначе: он оставил машину прямо у выезда, наплевав на недовольство гостей. Так поступили и другие водители.

Аккуратно хватаясь за своё платье ниже колен, я выхожу из машины и жду родителей рядом с открытой калиткой дорогого вида. Со стороны можно подумать, будто здесь проводится торжественный приём важных лиц. Даже на улице слышен гвалт и музыка духовного оркестра. Холодный воздух пробирал вплоть до костей, и в своём воображении мне было хорошенько видно, как каждый сантиметр моих косточек покрывался белым налётом под названием мороз. Когда папа наконец проверил сигнализацию своей «крошки», он нежно обнял маму за талию, словно сегодня у них первое свидание, и тот хочет проявить себя с наилучшей стороны, а затем намекнул на то, чтобы я взяла его под руку. Пока мы синхронно, в один шаг, поднимаемся по большой каменной лестнице, я решаюсь оценить наш внешний вид: мама выглядит элегантно в своём бордовом платье с оголенными плечами и вырезом декольте; на её шее красуется дорогое колье, подаренное отцом на годовщину свадьбы, а на ушах, подобно грушам на дереве, висят серьги с крупным вытянутым бриллиантом. Волосы собраны наверх, демонстрируя лебединую шею, и это однозначно хороший приём. Папа сегодня вылитый Джеймс Бонд: дорогой белый костюм (он вовсе не хотел его надевать, однако, мама пригрозила ему всем, чем только могла, и это сработало), шевелюра уложена полубоком, отчего мужчина становится на вид более деловым и солидным. И я, девушка с красными волосами, которая выглядит сегодня необычно и странно, даже для себя. Ну только представьте на минуточку: красные волосы выглажены и напоминают кровавый водопад, на левом виске красуется заколка с тремя камушками, играющих роль «бриллиантов», которые надёжно взяты в плен бронзового щита. Платье с сердцевидным вырезом на груди имеет насыщенный оттенок граната, а лодочки на ступнях неимоверно натирают ноги. Красота требует жертв. Бла, бла, бла…

В больших дверях нас встретил дворецкий, он попросил наше приглашение (благо мы его взяли!) и что-то зачеркнул пером в своём блокноте. Вау, время решило сыграть с нами в злую шутку и вернуть на лет двести в прошлое? Это так всё необычно… Старинная музыка, которую исполняли музыканты давным-давно, она греет душу и наполняет её странным чувством; манера разговора дворецкого: «господин, госпожа», «торжество» и тому подобная ересь. Даже танец! Люди кружатся в вальсе, как на балу принца. Почему мне кажется это смешным?

– Прошу вас, проходите в зал. Мой хозяин ждёт вас, – поторопил нашу семью седой дворецкий, рукой указывая в сторону дома.