В горящем золотом саду

Лексос присмотрелся к изображению. Род угасал, семейство состояло лишь из наместника, его супруги и единственного сына. Лексос однажды встречал наследника, Михали, и посчитал юношу умным, приятным, но слегка застенчивым молодым человеком.

Лексос размышлял о том, что из Михали получится прекрасный наместник, когда титул перейдет ему по праву. Однако алое знамя в лагере, пожалуй, принадлежало именно младшему Ласкарису.

А наместник всегда оставался верен стратагиози.

Плохо, что началась борьба за независимость. А еще хуже, если в нее вовлечен сын наместника. Мало того: Михали обещал прибыть на зимний выбор Реи, который состоится уже скоро. Впрочем, появилась и некая возможность. Изначально Лексос пригласил юношу в надежде укрепить контроль Васы над Ксигорой и показать сепаратистам, что стратагиози все замечает.

Но теперь намерения Лексоса изменились.

– Что такое? – спросила Реа, вернув брата в реальность. – У тебя ужасное выражение лица.

– Ужасное?

– Да. Как всегда, когда ты напряженно о чем-то думаешь.

Она права. Лексос вовсе не рассчитывал на то, что Реа выберет наследника Ласкарисов. Юношу вполне устраивала идея Васы наладить связи с Рокерой. Лексос планировал заниматься вопросом Схорицы аккуратно и постепенно, но ситуация круто изменилась – и не в лучшую сторону. Поэтому он уже не мог позволить себе слепо подчиняться приказам отца.

Демонстрировать ему находки разведчика не имело смысла. Васа везде видел лишь то, что ему было угодно, а пренебрежительное отношение к Схорице, безусловно, распространялось на все северные территории, приносящие стратагиози, в принципе, мало денег и сырья. Даже если Васа признает, что наследник Ласкарисов поддерживает врага, факт покажется ему несущественным. Он не почует в этом угрозы и повода для беспокойства.

Нет, Лексос правильно поступил, что пригласил Михали, а об очередном решении старшего сына отцу лучше не знать. К счастью, у Лексоса было примерное представление о том, что надо делать.

– Кафрула, – ласково проговорил он, – у меня есть к тебе одна просьба.

Глава 6

Реа

Реа уставилась на брата. Он что, всерьез? Выбрать наследника Ласкарисов на зимний сезон? Пойти против желаний Васы? Неужели неясно, насколько это рискованно? Она не смеет разочаровать отца, особенно после задержки в Патрассе.

– Ну как? – уточнил Лексос несколько секунд спустя, не получив ответа от сестры.

Наконец Реа подобрала нужные слова.

– Лексос, ты потерял рассудок?

– О нет, – возразил брат со странным блеском в глазах, который совсем не понравился Рее. Он встал на колени, сжимая в ладони бледный камешек. – Мы служим семье, Реа. Поэтому я и прошу тебя о небольшой жертве.

Семье? Какая необычная перспектива.

– Мы служим отцу, – поправила она Лексоса. – Он решает, кого мне выбрать. Ты хотя бы сказал ему, что пригласил Ласкариса?

– Нет, но…

– То есть ты уже его ослушался. Я не намерена участвовать в авантюре, – Реа вообразила, как берет за руку северянина, а глаза Васы темнеют от разочарования – страшнее подобного наказания не было ничего.

Лексос фыркнул.

– Ослушался? Как ты можешь такое говорить, Реа? Когда на кону будущее нашей семьи?

«Конечно, для него это не столь важно», – подумала Реа.

Лексос не боялся отцовского гнева. И не то чтобы ему удавалось избегать оного, всякое случалось. Однако полное доверие Васы к старшему сыну уравнивало чашу весов.

– Я тоже думаю о семье, – парировала Реа. – Отец не позволит мне ошибиться с выбором.

– Но ведь и он ошибается, – не унимался Лексос. – Ласкарисы – единственное верное решение. Я говорил тебе о Схорице. Я объяснял…

– Неправда, – отрезала Реа.

Да, иногда брат упоминал о Схорице, но объяснениями его речи не назовешь.

Лексос возвел глаза к небу, но терпеливо поднес птицу к лучу солнца и рассказал, что означали сохраненные разведчиком изображения. И расписал изначальный план, согласно которому наследник Ласкарисов должен был склонить колено перед Васой. Теперь все изменилось, а значит, нельзя упустить отличную возможность.

Очевидно, он не ожидал, что придется уламывать сестру. В конце концов, хотя у близнецов иногда бывали разногласия, они редко сталкивались лбами.

– Васа правда ничего не знает? – спросила Реа, когда юноша замолчал.

– Ему известно об угрозе, но я не упомянул о приглашении, а изображений он, разумеется, еще не видел.

Алый стяг Ласкарисов в лагере Схорицы. Даже после доказательств брата Реа продолжала сомневаться в услышанном и не видела опасности, которая тревожила Лексоса.

– Разве все столь однозначно? – спросила она. – Ты уверен, что в лагере именно наследник Ласкарисов?

Лексос растерянно моргнул.

– А кто ж еще?

– Понятия не имею, – со вздохом ответила Реа, пытаясь сковырнуть прицепившийся к юбке репей.

Лексос взял сестру за руку и мягко проронил:

– Я совершенно точно уверен, что это он, и риск очень велик.

– Риск? – переспросила Реа, отнимая руку.

Неужели он не слушал отчеты о том, что творится в других регионах? Даже Реа знала о волнениях в Тизакосе, а ей Васа сообщал куда меньше сведений, чем Лексосу.

– Разве Рокера не важнее? – спросила она. – Города сражаются друг с другом. Рано или поздно войска пойдут на Стратафому.

Лексос сел на землю и улыбнулся нахальной, самоуверенной улыбкой, которую Реа отчасти ненавидела. Он всегда располагал таким объемом информации, о каком она могла только мечтать.

– С Рокерой я разберусь, – пообещал Лексос. – Мне несложно. Мы должны пресечь беспорядки на севере, пока повстанцы не поставили под угрозу позицию стратагиози. Васа не воспринимает их всерьез.

– Возможно, потому, что здесь нет ничего серьезного, – резко отозвалась Реа.

– Есть, – возразил Лексос. – Я пока не могу многого сказать, но нам нельзя позволить себе покрывать повстанцев.

Не может многого сказать? Он хоть догадывается о том, как напыщенно прозвучала фраза? Реа прекрасно понимала, что от нее утаивают немало разговоров, и не нуждалась в напоминании.

– Кто будет нас обвинять? – с подозрением осведомилась она.

– Все остальные члены федерации, – ответил Лексос таким голосом, словно говорил об очевидных вещах.

Реа залилась краской. Может, ей и впрямь следовало давно это понять.

– Если ты станешь женой наследника Ласкарисов, то поедешь к нему в Ксигору. И будешь моей шпионкой. Выведаешь побольше о Схорице, лагерях, численности, стратегии. И мы легко с ними справимся. Кроме того, после смерти твоего супруга они останутся без лидера. Тогда мы покончим с угрозой.

– Но это не моя задача и не твоя тоже. Васа должен заниматься политическими делами. Он – стратагиози.

– Ненадолго, если мы ему не поможем.

Лексос держался столь уверенно, что Реа не знала, как возразить брату, и в голове у нее словно сгустился туман.

Солнце очертило силуэт юноши, и Реа моргнула. Не хотелось признавать, но Лексос казался всесторонне осведомленным. Он посещал собрания, разбирал письма, адресованные стратагиози. Ему известно обо всем, что происходило в Тизакосе, включая и те отдаленные уголки, о которых Реа никогда не слыхала.

К тому же как бы сильно она не верила в компетентность отца, власть Васы слабела – это видно невооруженным глазом. А Рее нравился холодный климат. Зима в Ксигоре…

Нет. Нельзя забывать о том, как Васа смотрел на нее за ужином. Как он обрадовался, когда Реа извинилась, а затем любезно ее простил. Она всегда полагалась на отца и была уверена, что он сам разберется с проблемой.

– Поговори с ним, – предложила она Лексосу. – Попробуй переубедить. Если кто на такое и способен…

Лексос отмахнулся.

– Да-да. Но, боюсь, на это не способен никто, – юноша наклонился и встретился с ней взглядом. Глаза его были такими же синими, как у Реи, и темными, как бурное море.

– Конечно, тебе неприятно, но ведь я прошу об одолжении. Я – твоя плоть и кровь, кафрула. Ты мне не доверяешь?

– Разумеется, доверяю, – ответила Реа, нахмурившись. Брат же в курсе, что ей не по душе, когда ее так называют. – Однако это не означает, что я обязана постоянно соглашаться.

Лексос тяжело вздохнул. Реа буквально видела, как крутятся шестеренки в его мозгу, будто в одном из творений Ницоса. Он явно размышлял над тем, с какой еще стороны зайти.

– Что ж, хорошо. Пока подумай, пообщайся с претендентами, послушай доводы Васы, но помни: если предоставить ему инициативу, к концу сезона он потеряет свое место, что будет стоить нам жизни.

– Ты не можешь утверждать наверняка, – возмутилась Реа, но брат покачал головой.

– Могу. Если мы ничего не сделаем, нам конец.

Он до сих пор сжимал в кулаке бледный камешек, и Реа задумчиво смотрела на брата, гадая, сколько всего повидала птица-разведчик.

Порой Рее казалось, будто все на свете знают больше, чем она. Пускай она часто уезжала из Стратафомы и проводила каждый сезон в новом городе, но она почти никогда не покидала стен дома, выбранного даже не ею, а Васой.

– Реа? – позвал Лексос. – Ты подумаешь над моей просьбой?

Она пожала плечами.

– Если скажу «да», оставишь меня в покое?

Лексос ничего не ответил, поэтому и она не прибавила больше ни слова.

Глава 7

Реа

До прибытия претендентов оставалось меньше недели, и почти все время Реа старалась избегать любой компании. Она делала исключение только для сестры, которая учила ее накладывать тени под лепестки цветов. Основную часть работы Хризанти выполняла в ландшафтной галерее перемен в своей студии – любой мазок на холсте повторялся в садах и полях городов и деревень на много миль вокруг, – но украшать Стратофому ей нравилось вручную, и Реа с удовольствием наблюдала, как сестра наносит темные мазки теней. Приятно отвлечься на что-то простое и понятное, когда тебя ждет сложный выбор.

Васа редко присоединялся к детям в столовой, а, если и являлся на завтрак или ужин, все равно был погружен в размышления. Возможно, отец думал о том же, о чем и Лексос, который вечно был чем-то занят. Впрочем, оба нашли время напомнить девушке о том, какое она должна принять решение.

Брат многозначительно смотрел на нее за ужином и задавал наводящие вопросы о расположении духа.

Васа ограничился краткой запиской, которую доставили в комнату Реи поздно вечером накануне церемонии.

«Каллистос Сперос, Рокера».

Пускаться в объяснения не в его духе. По крайней мере, ей отец ничего не объяснял. Она сложила записку и бросила в огонь, и языки пламени весело взметнулись в камине.

Когда до прибытия кавалеров оставалось несколько часов, Реа решила прогуляться вдоль каменной стены, окружавшей дом. Она заглянула в проем, за которым скрывалась лестница, высеченная в скале и ведущая к пляжику. В первые годы жизни в Стратафоме близнецы проводили там летние месяцы: обжигали ноги об опаленные солнцем камни и ловили соленые брызги волн, от которых волосы завивались на концах.

Реа помотала головой, отгоняя мысли о Лексосе. Перед внутренним взором сразу представало лицо брата, когда он просил ее о доверии. «Неужели ты не понимаешь, что просишь меня предать отца?» – хотелось спросить ей. Если Реа выйдет за наследника Ласкарисов и приложит максимум усилий для уничтожения Схорицы вместо того, чтобы ублажить рокерцев, она отвернется от Васы и от всех своих идеалов.

А Лексос уже давно от них отказался, неважно, осознавал брат это или нет.

Реа раздумывала над планом Лексоса, когда нечаянно столкнулась с Ницосом. Он прошел совсем рядом, уткнувшись носом в книгу.

– Эладо, Ницос, – сказала она, едва не потеряв равновесие, когда врезалась в него плечом.

Ницос поднял взгляд от страниц, явно удивленный, что услышал голос сестры, хотя чуть не сбил ее с ног.

– Сигама. Я тебя не заметил.

– Очевидно, – Реа взъерошила густые русые волосы Ницоса и легонько подтолкнула брата.

Теперь они шли бок о бок.

– Чем занимаешься? Необычно видеть тебя вне мастерской.

– Иду в сад, – ответил Ницос, и Реа поспешила, чтобы поскорее миновать проем, ведущий к морю.

– Ницос! – позвала она, с трудом сдерживаясь, чтобы не пощупать лоб младшего брата, проверив температуру. – Мы уже в саду, корос.

Он одарил ее столь уничижающим взглядом, что Реа неожиданно почувствовала вес своих сотни с лишним лет.

– Конечно. Я имел в виду мой сад.

Личный сад Ницоса, населенный его творениями. Реа знала о его существовании, но плохо представляла, чем Ницос занимается в свободное время и как применяет полученный от Васы дар. Теперь ее охватило любопытство.

– Ты не против, если я составлю тебе компанию? – осторожно спросила она.

Ницос ничего не ответил и двинулся дальше, но уже легким, быстрым шагом, и Реа кинулась за ним. Вскоре они очутились у другой стены, отходившей от внутренней и резким изгибом отделявшей уголок земли от главного сада.

Участок был зажат между домом и краем скалы, проход оказался практически незаметным – узкая и низкая арка, встроенная в стену и прикрытая ветхой дверцей.

Ницос замешкался на секунду, и пальцы юноши дрогнули на засове. За все время, проведенное в доме, Реа ни разу не видела таинственный сад младшего брата. Столько лет утекло, а Стратафома продолжала скрывать секреты обитателей поместья. До сих пор Реа узнавала что-то новое о своих близких.

– Ты ведь покажешь мне сад? – спросила она как можно мягче.

Ницос нервно оглянулся на сестру, однако отодвинул засов и приоткрыл дверь.

Реа пригнулась, чтобы проскользнуть через арку, поэтому сначала ей на глаза попалась трава. Коричневая, сухая, как и везде на территории Стратафомы. Девушка ощутила разочарование, но все изменилось, стоило ей поднять взгляд.

В саду шел снег. С деревьев слетали крупные снежинки. Приглядевшись, Реа заметила, что они пикировали по заданной траектории, складываясь в белые узоры в морозном воздухе. В земле были вырыты канавки, в которых лежали конвейерные ленты, уносящие упавший снег к стене.

Механический лифт поднимал гору снежинок, и они снова попадали в распределительную систему, построенную среди крон.

Листва поражала не меньше. Она становилась полупрозрачной в свете осеннего солнца, и прожилки яркого медного оттенка напоминали вены. Внезапно листок сорвался с ветки. Он парил в воздухе, плавно опускаясь на землю, почти невесомый.

Некоторые стволы были высокие и тонкие, белого цвета. За осыпающейся корой виднелся механический скелет, где вращались шестеренки и крутились втулки. Другие деревья – они назывались платаны и обычно встречались на севере – были такие широкие, что не обхватишь руками. Чуть подальше, на ковре звенящих колокольчиков, цвела якобы древняя вишня. Лепестки, изготовленные из опилок и бумаги, тонировали вручную, добавляя завитки белого и розового.

Над бутонами порхала колибри, механизм работал столь быстро, что тонкое жужжание было слышно даже на расстоянии. Птичку окрасили в насыщенный оттенок синего, цвет Аргиросов, глазки с опущенными уголками по форме были такими же, что и на семейных портретах рода.

Колибри казалась такой знакомой, словно уже прилетала к Рее во сне, хотя девушка была совершенно уверена, что ни разу ее не видела, как и личный сад Ницоса. Такую красоту невозможно забыть.

– Нравится? – спросил Ницос, и Реа обернулась.

Он воодушевленно улыбался, а на ладони юноши примостился заводной сверчок.

– Как? – прошептала она, любуясь механической листвой.

– Разве ты не знала, какой я талант? – усмехнулся Ницос.

Он отпустил сверчка, и тот запрыгал по траве, пока не кончился завод, после чего жучок завалился на бок и застыл. За деревьями гулял олень: делал три шага, принюхивался к земле, а затем повторял все снова. Здесь творения Ницоса сохраняли механическую сущность, но в реальном мире двигались и дышали как живые существа. Дары Васы действовали по-разному в Стратафоме и за ее пределами.

Реа присела рядом с канавкой для снега и спросила:

– Из чего они? Снежинки?

– Из ткани. Возьми одну, – предложил Ницос.

Реа забрала снежинку с конвейерной ленты и положила на ладонь. Ткань мерцала и холодила кожу подобно металлу, но была мягкая и легкая.

– Плотный шелк, – объяснил Ницос, доставая из кармана увеличительное стекло. – Я вышил материю серебряной нитью, чтобы сохранить форму.

Брат буквально лучился гордостью, и Реа ощутила укол совести за то, что раньше не интересовалась садом.

– А это что? – уточнила она, показывая на огромную вишню, которая выглядела древнее дома. – Она здесь давно?

– Я ее смастерил пару лет назад, – ответил Ницос и взял сестру под локоть. – Подойдем ближе? – и он повел девушку по узкой, извилистой тропе пожухлой травы, разрезавшей поле стеклянных цветов.

Хрупкие бутоны мелодично звенели, как крохотные колокольчики.

Вишня отличалась от других деревьев. Те дышали жизнью, шестеренки непрерывно работали, но она стояла неподвижно. Колибри, летавшая по саду, время от времени приземлялась на ветку и смотрела на Рею странным взглядом полуопущенных глазок.

– Мне хотелось попробовать что-то новое, – сказал Ницос, когда Реа погладила ствол.

Реа поняла, что он выполнен из гладкой, полированной меди, а бирюзовая ржавчина начинает разрастаться на коре словно мох.

Реа осторожно постучала по дереву, и девушке ответило тихое эхо.

– Я оставил место под механизм, – объяснил Ницос и потянулся туда, где ствол расходился в разные стороны. Там же была торчащая короткая ветка с одним-единственным бутоном. Ницос бережно обхватил его пальцами и повернул. Послышалось жужжание шестеренок, набиравших скорость.

– Готова? – спросил Ницос и отпустил цветок.

Ветви заколыхались, и Реа обнаружила, что они состоят из сотен миниатюрных сегментов, благодаря чему создавалось впечатление, что крона покачивается на ветру. Цветы начали падать один за другим, но все они держались на тонком, как нить, кабеле, переливающемся на солнце, поэтому лишь зависали в воздухе на пару мгновений.

По мере того как шестеренки снова замедлялись, кабель втягивался в кору, а бело-розовые бутоны возвращались на место.

– Не особо практично, – признал Ницос, любуясь плодами своего труда. – Впрочем, в саду все такое. Зато мне нравится.

– Ты часто сюда приходишь? – спросила Реа, щурясь на лоскуты синего неба между ветвями. – Я думала, ты круглые сутки проводишь в мастерской.

– Нередко, – ответил Ницос. – По меньшей мере раз в день.

Он направился обратно по тропе, Реа нехотя последовала за ним, не желая удаляться от чудесной вишни.

– Мне надо проверять, работают ли механизмы как надо, – добавил Ницос.

Что ж, справедливо. Реа хорошо представляла, как брат бродит по саду под серым небосводом, даже не глядя по сторонам, потому что никто и не подумал бы к нему присоединиться. Разве не грустно? Но однажды он упоминал Хризанти, разве нет?

– Говоришь, Хризанти тебе помогала? – полюбопытствовала Реа.

Ницос кивнул, явно на чем-то сосредоточившись. Возможно, на каком-то недостатке в конструкции, который никто другой и не заметил бы.

– Много времени она проводит в саду? – допытывалась Реа.

Ницос озадаченно посмотрел на сестру.

– Ну… вместе с тобой, – продолжала Реа. – Пока меня нет, тут только вы двое и Васа.

– И Лексос, – поправил сестру Ницос.

Реа смутилась. Конечно, Лексос жил в Стратафоме, но ей и в голову не пришло принимать брата-близнеца в расчет.

Если Лексос вел себя с младшим братом столь же отстраненно, как Реа – и она, к своему стыду, была вынуждена признать, что уделяла Ницосу мало внимания, – то его общество вряд ли что-то меняло.

Хотя сейчас Ницос о нем напомнил, что обнадеживало. Неприятно думать о том, что братья и сестра чувствуют себя одинокими.

– Да, – согласилась Реа. – И Лексос.

– Хризанти иногда наведывается сюда, – запоздало ответил Ницос, и Реа даже не сразу вспомнила вопрос. – Чаще весной. Ей по душе весна, – юноша коснулся ближайшего листа – натянутой на проволоку ткани – и развернул его к солнцу.

Реа впервые слышала, чтобы Ницос столь нежно о ком-то отзывался. На его губах заиграла легкая, едва заметная улыбка. Ох, если бы все они сюда приходили! И вчетвером гуляли в саду, не зная никаких забот.

– Не могу вообразить, как ты находишь в себе силы покидать это волшебное место! – воскликнула Реа. – Я бы целую жизнь здесь провела!

– У каждого из нас имеются обязанности, – мрачно проронил Ницос. – Кстати, о твоих…

– Разве мы о них говорили?

Он пожал плечами.

– Тебя ждет насыщенный день. Вот и все, что я хотел сказать.

Реа склонила голову набок и шагнула в сторону, пытаясь согреться в осенних лучах солнца.

– Наверное, ты прав.

На минуту воцарилась тишина, а потом Ницос проговорил ровным голосом:

– Ты решила, как поступишь? Кого выберешь?

Как странно. Раньше он ни о чем подобном не спрашивал. И вроде бы старался обращать как можно меньше внимания на церемонии. Возможно, его терзала та же тревога, что и Лексоса, связанная с отцом и Тизакосом. И одна только Реа не видела опасности.

– Не знаю, – ответила Реа. – А как бы ты поступил?

Ницос фыркнул.

– Разве у меня есть такой шанс? Ну, пойдем домой? – и, к огромному разочарованию Реи, вывел сестру наружу через арку и затворил за собой дверь.

Вскоре стены механического сада пропали из вида, и если бы не снежинка в кармане, Реа подумала бы, что он и вовсе ей приснился.

Глава 8

Реа

Полдень принес темные дождевые облака и первого претендента на руку Тиспиры. Всего их ожидалось пятеро, совсем не то, что в прежние времена, когда Рее доводилось танцевать с двадцатью или с тридцатью кандидатами, прежде чем объявить о сделанном выборе. Похоже, для многих даже щедрые награды больше не стоили того, чтобы жертвовать чьей-то жизнью.

Сначала прибыл Ламброс из города, расположенного в центре страны, неподалеку от места, где появились на свет дети Аргиросов. Однако говорить о таком не следовало. Тиспира должна быть отовсюду и в то же время ниоткуда: она никогда не рождалась и никогда не умрет.

Ламбросы дважды посещали церемонию, и Реа едва не допустила страшную ошибку, подбирая тему для разговора. Конечно, упоминание об общей родине оказалось бы не столь вопиющим нарушением этикета, как если бы она назвала свое настоящее имя, но Реа вполне могла вообразить, как глаза собеседника округлились бы, а улыбка стала натянутой. И он бы непременно поведал о ее оплошности.

С тех пор девушка не забывала главного правила: ни в коем случае нельзя обсуждать себя – реальную Рею, скрытую за маской Тиспиры.

Реа смотрела из окна кладовой, как Ламброс выбирается из экипажа и спешит к дому, накинув на голову пальто, чтобы спасись от дождя. Приятный юноша. Два раза смотрел смерти в лицо, а потому теперь держался безразлично. Реа наслаждалась его компанией, по крайней мере, пока не иссякал один бокал вина.

Еще два кавалера приехали с западной окраины, где проходила граница с Трефацио. Вуаль, прикрывающая нос и губы каждого, соответствовала типичной трефацианской моде. Они прибыли вместе, и стоило юношам снять вуали, как Реа с разочарованием отметила, что это братья. Васа собрал четырех претендентов – пятеро их становилось вместе с Ласкарисом, которого пригласил Лексос, – а двое из них были из одной семьи.

Ласкарис явился следующим. Реа подалась вперед, наблюдая, как он сходит с подножки экипажа и пытается обменяться любезностями со служанками, которые застыли у ворот внутреннего двора. Елени и Флора промолчали, и юноша – его звали Михали? – быстро отвел взгляд, шаркая сапогами по каменным плитам.

Пока слуги доставали багаж, он повернулся к ним спиной и увидел Рею, сидевшую на подоконнике кладовой. Секунду-другую они молча смотрели друг на друга, а затем Михали приветливо помахал Тиспире. Реа не ответила ему тем же, и юноша неловко развернулся, притворившись, будто и не обращал на нее внимания.

Неужели из-за этого мальчишки Лексос сильно переживает? А Михали и впрямь представляет столь великую угрозу, что его смерть вызовет гнев Васы?

Но какими бы ни были политические взгляды претендента, присутствие Михали в Стратафоме сулило опасность. Благодаря тому, что с подготовкой к церемонии помогала Хризанти, отец пока не знал о госте из рода Ласкарисов. Однако они неизбежно встретятся за ужином, и детям Васы, точнее, Лексосу, придется столкнуться с последствиями самоволия. Реа еще не решила, готова ли выполнить просьбу брата, и радовалась тому, что может изображать неосведомленную невинность.

Последним в Стратафому приехал Каллистос из Рокеры. Сияющий луч надежды Васы, судя по записке. Выглядел он неплохо. Волосы длинноваты, костюм уж больно цветастый, но такая в Рокере мода, и разве плохо за него выйти? Ведь браки ее длились недолго, особенно зимой. Фермеры Тизакоса не желали долго мерзнуть. Если Каллистос окажется кошмарным супругом, можно потерпеть максимум два месяца и быстро с ним покончить. Лексос ее простит, если Реа не поддержит его выбор, зато про Васу того же сказать нельзя.