Вдоль берега Стикса

– Но как может внешняя гармония придавать сил? На мой взгляд, это глупость.

– Глупость – это прийти из иного мира, но не знать, что такое Стикс.

– Ой, ну не начинай опять! – Алька скривился.

– Если погасить солнце на этом небе, гармония мира исчезнет? – невпопад ответил вопросом Азраил.

– Ну разумеется.

– А хватит ли тогда у этой земли сил плодоносить, хватит ли тепла сохранить жизнь?

– Н-не думаю. Вряд ли.

– А если у твоей скрипки вырвать струну и раздавить смычок, она будет играть так же, как прежде?

– Нет, – буркнул Алька, поняв аналогию.

– А если я оторву тебе правую руку и левую ногу, сил у тебя поубавится?

– Да всё уже, заканчивай, я понял!

– Ничего ты не понял. Дьявол – это не просто мясо и панцирь. Дьявол – это, между прочим, поток энергий, тонко настроенный на окружающий мир. Если дьяволу… к примеру… вырвать рог, – Азраил почесал бугристую лысину с обломанными костяными пеньками, – он не сможет настраиваться гармонично. Его музыка будет звучать, как твоя дребезжащая скрипка!

– Хей! Ты не слышал ещё, как звучит моя скрипка!

– Ещё как слышал. До того, как ты своей музыкой стал вызывать зубную боль у поселенцев, и они отобрали инструмент, я прислушивался по вечерам к твоим концертам.

– Правда? – Алька был неожиданно польщён. – Тебе понравилось?

Азраил опустил ладонь на уровень пояса и пошевелил пальцами из стороны в сторону.

– Эй! Не может быть! Ты просто ничего не понимаешь в музыке!

– Да где уж мне! – согласился тот, качнув обломками крыльев.

Алька посмотрел на оголенные кости и едва стянувшуюся вокруг ран кожу. Вдруг вспомнил:

– Послушай, а там в яме… Ну помнишь, когда ты дал мне ночное зрение?

– Взгляд зверя.

– Не важно, я всё равно не запомню. В тот момент у тебя выступила кровь на плечах?

– Всё так. В этом и проявляется утрата гармонии. Любое напряжение, попытка использовать мои исконные силы наносит новые раны.

– А если не использовать эти… силы?

– Тогда раны затянутся, а со временем могут восстановиться даже утраченные органы. Вот только каждый дьявол от рождения настолько горд, что не может смириться с ущербностью. Продолжает жить, как раньше, вести себя по старым привычкам. Однажды это заканчиваются срывом и гибелью.

Сейчас, без цепей, свободно идущий в полный рост, он был величественен. По-прежнему комично-уродливый, но уже совсем не тот колченогий зверь, каким его впервые увидел Алька. Гордый, свободный.

Его волшебные кандалы разлетелись тучей осколков там, на вершине, как только дьявол выбрался из вод Стикса в этом новом мире. Радуясь не пойми чему, Азраил выловил за шкирку своего спутника, втащил его в реальность и похвастался полным освобождением.

– Поддержание магии требовало больших усилий от того, кто создал заклятье. Чем тяжелее становились цепи, чем ярче горели руны, тем больше они забирали сил у колдуна.

– А чего ты довольный-то такой? – спросил тогда Алька.

– А ты не понял? Мы пронесли цепь через Стикс!

– И что?

– Да как что? Стикс не знает расстояний! Мы сейчас находимся где-то настолько далеко, в триллионах годовых переходов от моей тюремной плиты. Ты только представь, какой удар обрушился на гада, державшего меня взаперти!

Алька прикинул.

– Если вес цепей удваивался каждые сто шагов, то на таком расстоянии они должны весить… Наверное, как само солнце!

– Точно! Сил, способных это вынести, нет ни у одного из известных мне существ, даже среди самых могущественных высших! Как только я вынырнул, ему здорово досталось. Надеюсь, ему душу вырвало таким ударом!

Алька подошёл к краю скалы и огляделся. Они не в ущелье рудокопов, это точно. Горы вокруг намного выше, темнее, острее. Луна крупнее, небо другого оттенка.

– Значит, вот это и есть твой Стикс?

– Какой же это Стикс? – Азраил расстроился, что финт с избавлением от цепей не оценён по достоинству. – Горькая вода всего лишь путь, которым мы сбежали.

Алька с трудом заставил себя отвернуться от незнакомой луны. После многих дней сумеречного заточения глаза радовались необъятности небесных просторов, а кожа – свежему ветру.

– Ты же говорил, что Стикс огромен и в нём обитают множества народов? – он недоверчиво прищурился на Азраила. – Я даже разглядеть не успел, вдохнул в яме, а выдохнул уже здесь.

Дьявол пожал плечами.

– Мы нашли брод в одном из узких протоков. Здесь слишком бурное течение, нас сразу же выбросило на другой берег. К тому же, мне показалось, что ты не способен чувствовать Стикс. Это дано только проклятым. И это странно.

– Что именно?

– Ты не в первый раз входишь в Горькую воду. Но как-то через силу, не умея видеть его, не становясь его частью. Тебя не подхватывает течение, а выбрасывает в первый же попавшийся мир. Будто Стикс противится твоему присутствию. У меня всё наоборот.

– Как, наоборот? Мир выталкивает тебя в Стикс?

– Именно. Только у него кишка тонка. Я могу войти и удержаться в любом мире по оба берега Стикса. Был бы, собственно, берег.

Алька всё ещё с сомнением озирался на горные склоны.

– Так это правда, что ли? Ты провёл меня каким-то образом на другую планету?

– Это не просто другая планета. Это вообще другой мир, созданный другим богом.

– Откуда ты можешь знать? Если один бог создал оба этих мира, тебе об этом известно всё равно не будет.

– Ты, наверное, не в курсе? Я – проклятый, житель Стикса, сын отвергнутого народа. Я видел тысячи таких миров, и у каждого из них свой бог и свои законы. Глупо не знать об этом человеку, который уже дважды путешествовал по Стиксу, но так и не понял его сути.

Теперь настал черёд Альки сердито надуть губы.

– Ну, тогда давай, расскажи мне, где мы находимся и какой бог создал это место?

– А чёрт его знает. Впервые вижу эту местность.

Азраил действительно был в недоумении. Он встал рядом с Алькой, почёсывая пенёк правого рога, и разглядывал пейзаж с таким же нескрываемым интересом.

– Чёрт знает? На всякий случай напоминаю, Азраил, ты и есть чёрт.

– Я не чёрт. Я дьявол.

– Это не одно и то же? Я не вижу разницы.

– Еще раз такое скажешь – вырву сердце. Дам в руки, так и будешь ходить.

В минуты обиды или гнева желваки под челюстью у него тоже играли, как у человека. Был бы у Азраила кадык, метался бы вверх-вниз от эмоций.

– Если ты мне вырвешь сердце, то я не смогу ходить. Я окочурюсь.

– Вот когда ты накрепко запомнишь разницу между чёртом и дьяволом, я вставлю твое сердце обратно в грудь, чтобы ты мог окочуриться. Если захочешь.

– Ага, начинаю понимать. Чёрт – это такое мелкое нечто, прямо фу, на которое не стоит и внимания обращать. Но зато он всегда всё знает. А дьявол – это совсем другое дело, могущественный владыка, может даже сердце вынуть и вставить назад. Вершина пищевой цепочки! Но не может определить, куда приплыл.

– Знаешь, Алька… Меня крайне бесит твоя привычка упрощать до примитивного, что бы я ни сказал. Но манера дополнительно высмеивать каждый свой домысел, превратить самую серьезную мысль в глупую шуточку – это бесит меня в десять раз сильнее!

Алька закивал, чтобы скрыть невольную улыбку.

– Конечно знаю, Азраил. А иначе, зачем бы я это делал?

– Наверное, когда-нибудь ты доведешь меня. Я не сдержусь и откушу тебе голову.

– Конечно, Азраил. Когда-нибудь. Я только на то и надеюсь, что ты по-прежнему не будешь понимать мои шутки слишком быстро. И в тот роковой момент, когда до тебя дойдёт, я буду где-то очень далеко от тебя. Тогда мне хотя бы не будет больно.

– Намекаешь… Ты что, опять? – от морды существа, имеющего радикально иные представления о смешном, можно было прикуривать.

– Ну что ты, конечно нет! Я не нарочно!

Азраил сжал кулак, но потом просто махнул рукой и пошел вперед, не оглядываясь.

– Эй, извини! Слышишь? – Алька, прихрамывая, побежал следом. – Ну вот! Кажется, я обидел дьявола!

* * *

Потом они сидели вдвоём у костра.

Пытались согреться в наступающих сумерках. Небольшая ниша в склоне горы, образовавшаяся лет с тысячу назад, когда обвал уволок с собой приличный кусок скалы, давала некоторую защиту от ветра.

Костёр развели самый обычный, наломав сухих деревьев на косогоре и не прибегая к способностям Азраила. Алька выступил категорически против любых действий, приводящих к членовредительству в целом и к самоистязанию в частности.

Азраил хмыкал, фыркал, но соглашался. Только комментарии не забывал отпускать, что капля крови, потраченная на добывание магического огня, обойдется ему легче, чем колка дров голыми руками. А самоистязание, мол, куда более привычная для людей практика, чем для дьяволов.

Алька снова повёлся на провокацию, начал спорить, за что немедленно выслушал краткий обзор широкого арсенала средств, применяемых людьми для причинения себе боли. Начал дьявол с атрибутов религии, вскользь прошёлся по веригам, практикам дервишей и скопцов, от ритуалов психопатического экзорцизма внезапно перешёл к косметологии и пирсингу. Когда речь зашла о сексуальных игрушках, Алька не выдержал и потребовал заткнуться.

– Но при всём при этом, именно наше умение извлекать пользу из аутотравм вы считаете злом и проявлением греха, – резюмировал Азраил.

В итоге никто никого не убедил, но костёр развели, как хотел Алька, по праву охотника. Да, на этот раз именно он отличился, сбив из пращи некрупное животное вроде зайца (уроки старого Якова всё-таки не пропали даром).

– А откуда ты так много знаешь про историю и обычаи людей? – поинтересовался Алька, вгрызаясь в обгорелый кусок мяса. – Существу вроде тебя непросто было бы жить среди нас, оставаясь незамеченным!

– Я бывал в сотнях людских миров, все они более или менее похожи друг на друга. В некоторых научились жить относительно мирно с другими видами, кое-где даже дьяволы не редкость. А в некоторых мирах я специально жил годами, прикрываясь магической маской. В общем, была возможность вас изучить.

– Что значит «людские миры»? Хочешь сказать, мы тоже спокойно ходим по этому твоему Стиксу, и даже заселили другие планеты?

– Не то, чтобы вызаселили. Вернее будет сказать – вамизаселили. Ваш вид наиболее живуч и универсален, поэтому боги частенько используют его в своих экспериментах.

Алька не поверил.

– Ты шутишь?

– Отнюдь. Люди… Как бы точнее описать? Это такой шаблон разумного обитателя, используемый богами по умолчанию. Сотворить с нуля сбалансированную флору и фауну – это же огромный труд. Чуть где отвлёкся, и либо козы всю траву вытопчут, либо волки всех коз вырежут. Касательно разумной жизни задача ещё сложнее. Поэтому, если при создании нового мира богу некогда возиться или просто лень… короче, почти наверняка для заселения будет использован человек.

– И таких миров…

– Тысячи и тысячи, – подтвердил Азраил. – Иногда бог дорабатывает кое-что, даёт вам лишнюю пару рук, хвост или там крылья. Но не всегда. Миров полностью уникальных один на сотню. Так что, я думаю, ты удивишься, насколько чужое общество и его обычаи будут похожи на тот мир, из которого в Стикс погрузился ты сам.

Алька отрицательно покачал головой.

– Я совершенно не помню этого. Даже тот мир, который я некоторое время считал своим, на самом деле может оказаться мне чужим.

Азраил посмотрел на него с интересом.

– Так бывает. Стикс принимает в свои воды многих нуждающихся. Особенно, находящихся в отчаянной ситуации.

– Если и так, я ничего подобного не помню. Сам факт, что обитаемый мир не один во вселенной, для меня новость.

– А вот это странно. Увидеть и забыть Стикс… Для меня это сродни святотатству.

Алька оставалось лишь беспомощно развести руками.

– Единственное, что мне удалось вспомнить за последние годы, это женщина. Я встретил её в коридоре, полном других людей. Они сидели вдоль стен на скамейках, словно пациенты в больнице, а она шла навстречу. Она показалась мне очень грустной. И я даже остановился спросить: что случилось? Она не ответила, отвернулась, а я успел разглядеть её глаза…

– Жёлтые, как мёд? – хмыкнул дьявол.

– Да, откуда ты знаешь? И зрачки…

Азраил сам не ожидал, что угадает. Услышав ответ, он напрягся, сел, совершенно серьёзный.

– Вертикальные кошачьи зрачки?

– Да. Ты знаешь её?

– Что было дальше? – вместо ответа спросил дьявол. – Что ещё ты помнишь?

Но больше Алька не помнил почти ничего. Женщина вскочила и быстрым решительным шагом покинула помещение. Он стоял в нерешительности, убеждая себя, что дело в цветных контактных линзах, модной молодежной игрушке. Тогда почему она ушла, чего испугалась? И он всё-таки решился, побежал за ней и…

– И тут произошло нечто, швырнувшее тебя в Стикс, – закончил за него Азраил. – И лишившее тебя памяти.

– Возможно, так. Всё остальное, что я помню о себе, связано с миром чёрного неба, разрушенных домов и диких тварей. Там меня подобрал один старик. Дед Яков. Выходил, подлечил, кое-как научил выживать. Но однажды он промахнулся на охоте.

Алька закрыл глаза и снова увидел те три страшных раны на животе. Что-то большое, хищное располосовало Якову толстую кожаную дублёнку, позаимствованную всё в том же магазине, этажом выше их укреплённого сталью и бетоном обиталища.

Только начиная обживать подвал, Яков уже строил планы на будущее. Он хотел превратить в крепость весь супермаркет целиком. Стройматериалы в хозяйственном отделе быстро закончились, а таскать на себе новые было далеко и тяжело. Поэтому, всё обдумав, он ограничился только одним крылом подвала, но уж там всё сделал на совесть. Остальной подвал перекрыл менее надёжно, постепенно потаскивая кирпичи из соседних руин и скрепляя их в оконных проёмах слабым цементным раствором.

Дальше, на защиту от непрошенных гостей первого этажа с его большущими окнами-витринами, дед потратил почти год. А всё, что выше, так и осталось в почти свободном доступе для любого мародера или дикого зверя. Поэтому в свободное время Яков, а потом и Алька, обшаривали отдел за отделом в поисках полезностей для себя и ценностей на обмен, стаскивая в подвал самое нужное и припрятывая на месте потенциально пригодное. И в безопасности себя там не ощущали, всегда держа под рукой оружие.

Но попался Яков не так, как боялся больше всего, не у дома в период неосторожной расслабленности. Наоборот, в тот миг, когда он был максимально напряжён и сосредоточен, выслеживая добычу. Не заметил, в какой момент сам оказался претендентом на украшение стола.

– Она здесь. Она рядом. Будь осторожен, мой мальчик! Всегда, всегда! – бормотал он в горячечном бреду, пока Алька готовил ему отвар для промывки ран.

Слишком долго он полз к дому. Слишком крючковатые когти были у того, кто рвал ему кожу и жилы прямо с толстой зимней одеждой. Алька понимал, что Якову вряд ли дожить до утра, но все равно перевязывал, колол последние болеутоляющие и давным-давно просроченные противостолбнячные.

Яков тоже всё понимал. Потому и торопился дать недотёпе последние наставления. Как найти припасы, где промышлять еду, в какой район города не совать свой нос ни при каких обстоятельствах… Слушает ли он, запоминает ли?

Алька только кивал. Дежа вю не отпускало: несколько лет назад он сам вот так лежал на топчане, а Яков хлопотал над ним, вливая с ложки по капле лекарства. Это была их первая встреча и дружба навсегда, дружба совершенно чужих людей из разных миров, но крепкая, как дружба деда и внука.

Пусть говорит, пусть считает себя по-прежнему нужным. Это главная дедова мечта: всегда быть нужным хоть кому-то. Жене, которая не перенесла катаклизм, дочери, которая ушла годом позже от неизвестной болезни. Двум близнецам-разбойникам, которые почти стали родными, а однажды ночью попытались взломать дверь в хранилище и подорвались на установленной Яковом мине. А потом вот Альке…

Он всё говорил, говорил, говорил, не давая себе отдыха, боясь не успеть. Так и уснул, продолжая шепотом бредить. А к полуночи ушёл насовсем. Держа Альку за руку. Нужный. Почти счастливый.

Утром Алька похоронил его во внутреннем дворе магазина, где не смогут найти и выкопать стаи диких собак. Потом запер в хранилище всё ценное и нужное, что могло бы пригодиться новым жильцам. Всё, что поместилось.

Он взял с собой только скрипку, немного продуктов, большой нож и свой лук, с которым кое-как научился управляться под понукания деда. Подержал в руках тяжелый многозарядный карабин, но потом поставил в угол, заменив на дедов пневматический гарпун. Неудобное, зато опасное, тихое и надёжное оружие. Последняя память о старом Якове.

В первый день он прошёл сразу километров тридцать, почти не останавливаясь. Пренебрегал скрытностью, шёл прямо по улицам, лишь бы скорее покинуть этот ужасный город. Карт не было, поэтому брёл вдоль шоссе наугад. Ночевал в выгоревшем посёлке, где единственным сохранившимся зданием среди пепла торчал гараж-ракушка. В нём и спал, заперев себя изнутри на навесной замок. Утром, не почувствовав голода, даже не перекусив, пошёл дальше.

На третий день рысь его выследила. Может, он так и погиб бы в её когтях, но кошка слишком устала. Впечатляющие габариты делали её неспособной к долгому преследованию. Когда Алька, намереваясь выйти из-за сухих деревьев на открытое пространство, предусмотрительно оглянулся, хищница не успела скрыться с глаз. Движение пыли по земле и кончик хвоста, мигом исчезнувший за камнями, выдали её.

Алька успел добежать до огороженного бетонными плитами участка. Промзоны или перевалочной базы, заваленной щебнем, чугунными чушками, бухтами стальной проволоки и ржавыми остовами машин. Забор не остановил охотницу: она с сопением и не с первого раза, но всё-таки запрыгнула наверх. Больше не торопясь, убедилась, что добыче теперь некуда деваться.

Альке оставался только один выход. Забраться на козловой кран и надеяться, что такая тяжелая туша не осилит подъем вслед за ним по корявым скобам железной лестницы. Хотя этот путь означал полноценную ловушку и, вероятно, скорую смерть от голода (если рысь не проголодается и не уйдёт раньше), это был единственный шанс.

Наверх он взлетел, словно птичка. Как раз успел увидеть, как мохнатое чудовище грациозно спрыгнуло со стены и потрусило к погрузочной зоне. Действительно в этот момент под лапами рыси шла рябь, словно бежала она по воде, а не по раскаленному солнцем асфальту? Или это игры разума сейчас накладывают отпечаток на воспоминания? Кто знает…

Хищница встала на задние лапы, вытянулось во весь свой нереальный рост и попыталось лапой дотянуться до жертвы. Раздраженно тряхнула мордой, когда пышные усы случайно задели мазутное пятно. Прошла вокруг крана раз и другой, обдумывая дальнейший план действий. Наконец, заприметила лестницу, зацепила когтями сразу десятую ступеньку и, временами срываясь, стала настырно ползти наверх.

Прыгать с такой высоты – самоубийство. Даже если ноги не переломать, а просто отбить, убийца прыгнет следом. Стрелять? Спортивный лук хорош против белок, крыс и некрупных собак. Тут стрелять нужно только наверняка.

Алька стиснул обеими руками гарпун и ждал. Когда морда животного показалась над верхней платформой, он прицелился. И тут увидел её глаза. Жёлтые глаза, цвета свежего мёда.

Рысь совершила невозможный прыжок, оказавшись на одном уровне с человеком сразу вся, целиком. Сразу же напружиненная, готовая к атаке. Алька прозевал этот прыжок. Спустил курок, когда когти уже неслись к его лицу. Вряд ли попал, потому что от неожиданности и испуга оступился. И хотя, с одной стороны, движение в сторону не позволило рыси ухватить его лапами, но с другой, гигантская кошка толкнула его.

Роняя оружие и пожитки, молотя в воздухе конечностями в поиске опоры, Алька полетел с крана вниз. Туда, где колыхался кругами асфальт, словно залитый невидимо-прозрачной водой. Или это разгорячённый разум подбрасывает теперь ложное воспоминание?

* * *

В деревню Алька сразу заходить не хотел.

Просто из осторожности, а вовсе не из-за каких-то там дурных предчувствий, как съязвил Азраил. Внешний вид перекошенных грязных домов издали сулил неприятности.

Женщина была прибита к столбу толстыми ржавыми гвоздями. Тело специально расположили под таким углом, чтобы под собственным весом оно растягивало раны и само причиняло себе страдания. Но только болезненные, не слишком сильные, чтобы жертва не умерла и даже не слишком быстро теряла сознание.

Сверху раны облили едким раствором. И вообще, повсюду на теле можно было заметить следы пыток. Над ней изуверски издевались, а на столб подвесили под самый конец, уже не для развлечения, а лишь стараясь продлить муки.

Когда Азраил шагнул из проулка на площадь, стало ясно, что дьяволов местные жители ещё никогда не видели. Тощий старикан в чёрной рясе с красными символами на груди и спине, суетившийся у лобного места, заметил путников первым. Заунывная песня, которую он горланил у пыточного столба, оборвалась.

Чумазый мальчишка-оборванец с вилами, поставленный, должно быть, для охраны орудия пытки, бросил своё оружие и с воплями унёсся прочь. Второй охранник, постарше, тоже занервничал, но сохранил самообладание. Только когда монах (или кем там был старикан в рясе) кивнул ему, мужчина тоже побежал. В противоположную от мальчишки сторону, к домам, и не с паническими воплями, а с вполне осмысленным призывом: «Сатана! Сатана явился за своей ведьмой! Поднимайтесь на бой с сатаной!»

– Тебя повысили, – отметил Алька. – И сейчас придут бить.

Азраил никак не прореагировал. Со спокойным лицом он разглядывал женщину и её мучителя. Сам Алька, как обычно, главное заметил не сразу, не с первого взгляда понял, что происходит. Когда, наконец, наткнулся взглядом на столб и осознал увиденное, улыбка стёрлась с лица, а голос сорвался.

– Что это? Почему? – ничего больше выговорить он не сумел.

Дыхание перехватывало. Но если бы слова, интонации голоса имели магическую силу, старик в рясе промёрз бы в тот же миг до костей.

– Изыди! – монах вскричал и поднял над головой продолговатое железное устройство: округлое, с рукоятью и гардой в середине, чуть подлиннее жезла, но покороче посоха. – Сгинь, проклятый слуга зла! Прихвостень тьмы, не смей обращаться ко мне!

В другой ситуации Алька бы прыснул со смеха, но не здесь и не сейчас. Старик завывал, растягивая слова, произнося их нараспев. Слуха у него не было, речь звучала в таком виде крайне неуместно. А поскольку незнакомцы стояли молча, он осмелел и шагнул вперед. Занесенная железяка вибрировала и, кажется, раскалилась с одного конца.

– Я несу Божественный Свет, и ты не властен надо мной, сатана!

– Заткнись, дурак! – приказал Азраил. – Сатану от дьявола не можешь отличить, а еще скапулярий напялил. Украл, небось, у бродячего инквизитора? Да не мельтеши, дай-ка сюда!

Шагнув навстречу старику, Азраил ловко выхватил у него из рук непонятное приспособление. Мельком глянув, отшвырнул в сторону.

– Клоунский реквизит. Как я и думал, истинного Света в тебе ни капли. Он иссяк уже в твоей бабушке, когда она согрешила с проезжим кузнецом, больным дурной болезнью.

– Лжёшь, лжёшь, исчадье Ада! – дал петуха монах и потряс кривым грязным пальцем.

– Да затихни уже. Не позорь наследство. Бабка-то ризу берегла, руны золотом вышила, а ты в ней скачешь, как козёл на ярмарке. Знаешь, мало напялить платье со знаком пламени, чтобы приблизиться к богу. Ей проще было, она хотя бы не была психопаткой.

Старик взвился, словно ужаленный.

– У меня есть Глаз божий, он остановит тебя и рассеет гнусную клевету!

– Глас божий? Да плевать на него, женщину отпусти! – Алька направился было к столбу, но Азраил тут же положил свой тонкий палец ему на плечо и удержал на месте.

Старик оценил этот жест по-своему.

– Ааааа, бойтесь меня, глупцы! Бойтесь Глаза Бога! Он остановит адских выродков!

С этими словами старик извлёк из-под рясы внушительную золотую цепочку, увенчанную чёрным камнем. На краях камень был сколот, сквозь него проглядывало нечто округлое и блестящее. Азраил заинтересовался и протянул пальцы к украшению. Старик, не ожидая такой реакции, в страхе отпрыгнул и прижал не сработавший амулет к груди.

Алька знал, что будет дальше, а вот крикливый монах – не знал. Когда Азраил резко выбросил вперёд свою длинную руку и распрямил вывернутый локтем внутрь складной богомолий сустав, старик от неожиданности уселся в дорожную пыль. Дистанция, которую он считал безопасной, оказалась иллюзией. Цепочка блеснула в острых когтях дьявола.

– А ты не так прост, как кажешься, – отметил Азраил, разглядывая своё приобретение. – Хотя… Ты ведь даже не знаешь, что это и как пользоваться? Ой, дурак!

– Пропади! Не смей! Я слуга церкви и тебе не дано проникнуть в мои мысли!