Цветочный горшок из Монтальвата

И вряд ли имело какое-то значение, что мог подумать, наслушавшись его, Волчок – чужой, посторонний человек, который через несколько месяцев уйдет, как и пришел, из ниоткуда в никуда. В большой мир.

Никому, ни здесь, ни в большом мире, нет дела до Катти Таум и ее горя. И пусть, ей не нужно ничьего сочувствия. Почему только Байем никак не оставит ее в покое… тихий, сонный Байем, всевидящий и недобрый к тем, кого он не в силах понять?

Жестокий Байем. Глухомань. С трех сторон – лес, укравший у нее Имара, с четвертой – прекрасное, равнодушное море.

Утопись Катти этой ночью, то-то будет разговоров!.. Окончательно спятила – первым скажет брат, а за ним и остальные. Но не все ли равно… может, вправду пришла пора покончить с опостылевшей жизнью? Имар не вернется, это давно понятно всем, кроме нее. А без него… жить нет никакого смысла.

Как она любила Имара, как тосковала по нему!.. Он один понимал ее – тихую, застенчивую девушку, в душе которой тоже всегда жила мечта о другой жизни. О сказочных цветущих садах, о вечном лете. О парусниках, привозящих невиданных людей и диковинные товары из дальних стран. О подругах, с которыми можно обсуждать не только женихов и наряды, но и тонкие движения души, странные мысли, приходящие в голову, когда смотришь на волнующееся море и облака в небе или следишь за вечной погоней Львицы за Факелом…

«Погоней за недостижимым, несбывшимся», – сказал однажды Имар, сидя с Катти на морском берегу. – «Прекрасной погоней… ибо, пытаясь дотянуться до недостижимого, ты растешь».

В тот миг она и поняла, что любит его и хочет прожить с ним всю оставшуюся жизнь. Он был ее единственным другом. А она…

Слезы вырвались на свободу, покатились по щекам. Утирая их, Катти тихонько шмыгнула носом.

И тут плеча ее коснулась легкая, осторожная рука.

Мягкий голос спросил:

– Кру Таум… можно мне немного посидеть с вами?

Катти решительно замотала головой.

Говорить мешал комок в горле. Да и меньше всего ей хотелось видеть сейчас именно Волчка… черт бы его побрал вместе с его любопытством!

Он все равно уселся рядом.

Помолчал, вздохнул и сказал:

– Полагаю, это вы пять минут назад стояли под дверью. И кое-что слышали.

– Не в первый раз, – холодно ответила Катти, справившись со слезами.

– Но больно вам от этого не меньше.

– Какое дело?… – начала она, вспыхнув.

– Тише, тише, – перебил Волчок. – Я вам не враг. Более того, отлично знаю, каково живется в этаких замшелых местечках людям вроде вас. Чувствительным. Думающим… Все понимаю, кроме одного – почему вы не уедете, что делаете тут до сих пор?

– Жду, – против воли коротко ответила Катти, удивленная и вопросом, и серьезным тоном этого балагура.

– Мир велик, – сказал он. – Ждать можно и в каком-нибудь другом месте.

У нее закружилась голова. Неужели он и вправду все понимает?… И, не желая ни о чем спрашивать, Катти все-таки спросила:

– В каком?

– Ну… в Юве, например. Я знаю там одну добрую женщину, хозяйку книжной лавки, которой нужна помощница. Работа, конечно, так себе, но… Подумайте – другие люди вокруг, другое к вам отношение. Для Байема вы, конечно, редкий цветок. В столице найти друзей будет гораздо легче.

– А как же…

Она не смогла договорить, но он и теперь понял.

– Мужу вы можете оставить письмо. Чтобы знал, где вас искать.

Катти в растерянности закусила губу.

– Подумайте, – повторил Волчок. – Нет ничего невозможного для человека, если он и вправду хочет изменить свою жизнь.

Затем поднялся на ноги и прежним смешливым тоном добавил:

– Пойду-ка я, пожалуй. Не то решат еще, что под покровом ночи я соблазняю хозяйскую сестру… ох, уж эти мне маленькие городишки!.. Кстати, забыл сказать – я тоже верю в лесных дев. Приятных вам снов!

* * *

Снов Катти не видела в ту ночь никаких, потому что не спала. Короткий разговор этот взбудоражил ее не на шутку.

И почему ей самой никогда не приходило в голову, что из Байема можно уехать?…

На душе было тревожно и весело, как перед грозой. Предложенный Волчком выход казался простым и сложным одновременно. Уехать – просто. Для этого достаточно сесть в дилижанс. Добраться до хозяйки книжной лавки в Юве тоже, наверное, не составит труда. Был бы адрес. Но…

Катти никогда еще не выезжала из Байема. Только на ярмарку в соседний городок, Варц. И незнакомый большой мир ее страшил. Как темный лес, полный дикого зверья. Одна, без спутников, без дружеской поддержки… справится ли она? Не потеряется ли, не заблудится ли в этом лесу?…

Хотя на самом деле она уже знала ответ. Все лучше, чем идти топиться – убивая тем самым надежду встретиться с Имаром даже на небесах. Нужно лишь привыкнуть к мысли об отъезде. Еще раз поговорить с Волчком…

И откуда он только взялся, этот странный человек – с насмешливыми глазами и добрым сердцем? Как сумел всего за один день понять ее боль и одиночество? Удивительно… Умный, способный сострадать – в Байеме она таких не встречала.

Назвал ее «редким цветком». Сказал, что верит в лесных дев. Еще удивительней! Улучить бы время, расспросить его обо всем – о девах, о столице… о том, в конце концов, кто же он на самом деле такой?…

Катти и не подозревала, как сильно ей пришлось бы удивиться, если бы она могла заглянуть в мысли самого Волчка – в тот миг, когда, поднявшись после разговора с нею в чердачную каморку, отведенную ему для проживания Корхисом, он рухнул не раздеваясь на топчан.

Ибо, подложив руки под голову и закрыв глаза, новый работник «Веселой утки» немедленно завел про себя до крайности странную и непонятную речь…

«…Здравствуйте, бесценная Катерина Матвеевна… то бишь Вероника Андреевна! Добрый день – тьфу, ночь на самом деле, – веселая минутка!

Да уж, навеселиться я успел так, что язык заплетается и ноги не держат. Работа в трактире – не сахар, доложу я тебе, любовь моя, не сахар…

Но ничего, ничего, зато я страшно горд собой.

В доверие ко всем, конечно, втерся, но это пустяки, дело привычное. Главное, я в кои-то веки – не поверишь, душа моя! – сумел удержаться от неосторожного обещания. Смотрел на хозяйскую сестру, и с языка так и рвалось: «Да разберусь я с вашими лесными девами, они мне всех вернут – и кого в самом деле увели, и кого в глаза не видали!..» Но я смолчал. Чудом. Героически. Поумнел, видно, наконец… и то сказать, давно пора – в мои-то почтенные лета!..»

Глава 2

Квейтакка, век CLI Новых Времен, год 40 правления магистра Гратты

«Почтенных лет» недавно стукнуло тридцать восемь. Что Катти, возможно, не слишком удивило бы, зато казалось невероятным всем, кто знал Волчка и виделся с ним в последнее время.

Две недели назад капитан квейтанской магической разведки Кароль Хиббит и сам поразился, когда, завершив кое-какие несложные манипуляции по изменению внешности, посмотрел на себя в зеркало.

Магией на этот раз он не пользовался. Всего лишь выкрасил волосы в темно-каштановый цвет. Такими они были от природы, и, собственно говоря, с целью слегка помолодеть с виду капитан и решился пожертвовать на время своей эффектной белоснежной сединой.

Результат превзошел все ожидания – из зеркала на него глянул давно забытый юнец с вызывающим выражением глаз и нахальной улыбкой…

Улыбка, впрочем, тут же увяла, а в глазах мелькнул испуг.

– Ну и ну, – пробормотал капитан. – Жена родная не узнает!

Некоторое время он, глядя в зеркало, привыкал к своему новому – или старому? – виду. Отметил с удовлетворением – тот, да не тот!.. Когда-то цвет волос у юнца менялся еженедельно, в глаза собеседнику он предпочитал не смотреть, и улыбка у него была кривой и неопределенной… Затем капитан завершил преображение – при помощи тонального крема и нескольких незаметных штрихов косметическим карандашом. Юнец приобрел бронзовый загар и легкую азиатскую раскосость.

Вероника, увидев мужа, вышедшего из ванной, и впрямь едва не села мимо стула.

– Ох, – сказала она. – Теперь и мне нужно срочно молодеть…

В управление же, куда капитан Хиббит явился продемонстрировать возможности земной косметики, его и вовсе не хотели впускать. Начальство – полковник Рон Аннон и магистр Ариэль, – отказываясь верить своим глазам, даже прощупало объединенными усилиями поле капитана на предмет магического воздействия. Один из них был потомственным магом, Бог знает в котором поколении, другой – эльфом; и, хотя существование косметических средств тайной для них не являлось, они и представить себе не могли, что можно настолько изменить внешность без помощи чар.

– Знай наших! – сказал обоим Кароль Хиббит, весьма возгордившийся в тот миг своим простым, земным и человеческим происхождением. И, откозыряв, отправился овладевать ускоренным курсом нибурского языка.

…Странное задание выпало на сей раз красе и гордости квейтанской разведки, капитану Хиббиту, об изворотливости и везучести которого успели прослышать в самом Высоком Совете. Как и о врожденной неприязни этого лиса-одиночки с довольно темным прошлым к любым запретам и ограничениям…

Пользоваться магией при исполнении ему запретили категорически. Отчего и пришлось пустить в ход краску и прочее – маскировка, хотя бы минимальная, была необходима, поскольку в лицо его знали не только друзья, но и враги. И все предстоявшие капитану действия заключались в том, чтобы изображать из себя самого обыкновенного человека. То есть не делать ровным счетом ничего – просто находиться в другом мире, глазеть по сторонам и бить баклуши.

Ну, не совсем так, конечно, – он должен был стать актером бродячего театра. Но и только. Дальше же – комедианствовать в свое удовольствие и ждать незнамо чего неведомо откуда. Как долго? – на этот вопрос ответа тоже не имелось.

Казалось бы, с подобным заданием вполне мог справиться любой другой агент. Для «красы и гордости» выглядело оно мелковатым… Заказчики, однако, желали видеть исполнителем только капитана Хиббита. Ибо слава его за те десять лет, что он прослужил в разведке, успела докатиться, помимо квейтанского Высокого Совета, еще и до других миров. Среди которых оказался такой.…

Да, капитану и впрямь было чем гордиться.

Но по порядку – началась эта из ряда вон выходящая история с того, что в один прекрасный день на прием к правителю Квейтакки заявился небывалый посетитель.

* * *

Скромно одетый, неказистой внешности, представился он просто – кавалером Виллером. После чего огорошил магистра Гратту, сообщив, что является посланником мира Монтальват.

Магистр Гратта мог бы сразу вызвать врача.

Но будучи правителем, а значит, посвященным в кое-какие тайны, насчет которых сильные мира сего предпочитают обычно держать всех прочих граждан в неведении, магистр сдержал первоначальный порыв и решил все же выслушать беднягу.

В конце концов, у Высокого Совета имелись некоторые основания предполагать, что Монтальват действительно существует, более того, рассылает по другим мирам своих идеально законспирированных эмиссаров. Не стоило исключать и такую возможность – кавалер Виллер тронулся умом, став свидетелем чего-то воистину сверхъестественного, подтверждающего эти предположения. Информация же лишней никогда не бывает…

Здесь необходимо пояснить, что для Квейтакки – волшебного мира, населенного бессмертными магами и фантастическими существами, известными смертным лишь по сказкам и мифам, – легендарный Монтальват испокон веков был примерно тем же, чем для землян… рай. А именно дивной заоблачной страной, краем вечной радости и неизмеримых иных возможностей, куда уходят души квейтанцев, переживших огненное преображение.

Кто-то из них искренне верил в существование Монтальвата, кто-то лишь посмеивался над этой верой, но доказательств своей правоты не имела ни одна сторона. Из заоблачной страны никто и никогда не возвращался, чтобы подтвердить ее наличие. Также не представлялось возможным и опровергнуть летописное предание о ней, продиктованное – в чем точно не было сомнений – самим Аллилу, демиургом Квейтакки.

И лишь величайшим из мудрецов было ведомо, что во вселенной действительно существуют некие светлые и могущественные, состоящие из чистой энергии создания, силы которых превыше всякой магии и разумение превыше всякого знания; но даже эти мудрецы не могли сказать, где таковые обитают и с какой целью наведываются в грешные материальные миры.

Квейтанский Высокий Совет во главе с правителем полагал, что это, возможно, и есть эмиссары Монтальвата. Которые в материальных мирах выполняют примерно те же функции, что и наблюдатели от самой Квейтакки, – следят за соблюдением вселенского энергетического баланса. Признаться, правитель Гратта даже подозревал втайне одного из своих собственных советников… но спросить, не монтальватец ли он часом, разумеется, не решался. Ведь и великие маги порою опасаются показаться смешными…

Теперь читатель в состоянии себе представить, о чем подумал правитель, когда неказистый кавалер Виллер назвался вдруг посланником Монтальвата.

Магистр Гратта смотрел на него молча и внимательно, выискивая в лице и глазах признаки помутнения рассудка. Их, однако, не наблюдалось – взгляд посетителя был на диво ясен и остр.

Кавалер Виллер тем временем продолжал:

– Понимаю, ты удивлен, благородный магистр. Я и сам нахожусь в затруднении, ибо случай, прямо скажем, беспрецедентный… Как вы, квейтанцы, скрываете свое существование от смертных, полагая их не готовыми к контакту, так и мы еще долго будем не вправе смущать незрелые умы своим открытым присутствием – ведь наш мир лежит за пределами восприятия материальных существ. И все же мы вынуждены пойти на контакт, поскольку нуждаемся в вашей помощи.

Магистр Гратта не утерпел, скептически улыбнулся.

– Вы нуждаетесь в нашей помощи?

– Именно так, – кивнул странный посетитель и тоже позволил себе легкую усмешку. – Что бы вы о нас ни думали, мы не боги. И не всесильны. Есть и у нас дела, с которыми мы не в состоянии справиться.

– Кто же тогда в состоянии? – все еще улыбаясь, спросил магистр Гратта.

– Полагаю, – ответил кавалер Виллер, – что непростое дело наше мы со спокойным сердцем могли бы поручить… капитану Каролю Хиббиту из разведывательного управления Первой Лучистой армии.

– Так, – магистр Гратта убрал улыбку. – Я ценю добрую шутку. И с удовольствием признал бы твои слова таковой, если бы объектом ее ты, благородный кавалер, выбрал не правителя страны, а кого-нибудь другого – у кого есть время посмеяться над нею. Прошу тебя…

Посетитель поднял руку, призывая к молчанию.

– Я вижу, – сказал он невозмутимо, – что безумцем я тебе уже не кажусь. Тем лучше. Из ныне живущих магов ты, правитель, пожалуй, ближе всех подошел к тому, чтобы однажды по доброй воле сделаться одним из нас. Уже сейчас у тебя достанет силы не утратить разум, увидев мое истинное обличье. Поэтому – смотри на меня, и пусть это послужит доказательством моей искренности и серьезности!

…Что увидел правитель Квейтакки, когда посланец Монтальвата принял свой настоящий облик, навсегда осталось его личной тайной.

Тайной, только уже не личной, а государственной, осталось также и то, что было обещано ему монтальватцем в обмен на привлечение к делу капитана Хиббита.

Да и о самом этом визите правитель рассказал лишь полковнику Рон Аннону, начальнику разведки Первой Лучистой, и магистру Ариэлю, главе Волшебной Стражи, которых вызвал к себе сразу после того, как невероятный гость его покинул.

Он коротко посвятил обоих в суть дела и попросил отозвать с наблюдательского поста в земном городе Петербурге капитана Хиббита. На следующий день они явились к правителю уже втроем и тоже встретились с посланцем Монтальвата, носившим обличье невзрачного, скромно одетого человека средних лет с удивительно острым взглядом.

Он и рассказал в подробностях о задании, поджидавшем капитана Хиббита. Вроде бы пустяковом на первый взгляд, но весьма на самом деле ответственном. И далеко не безопасном.

* * *

Мысль об опасности в тот момент, надо заметить, волновала капитана меньше всего.

Он был рад несказанно – никто из начальства и словом не обмолвился о его последней авантюре, учиненной на собственный страх и риск с превышением всех наблюдательских полномочий. Это означало, что они, по-видимому, еще ничего не знают. И позволяло надеяться, что до отправки его на задание и не успеют узнать. А уж после… Вернувшихся с победой героев не наказывают.

Кароль был рад настолько, что позволил себе даже махнуть рукой на чертовски скверное предзнаменование – кошмарный сон, преследовавший его в ночь накануне вызова к правителю. Форменный ужастик, роль главного пугала в котором исполнял некий безвременно почивший черный маг…

Восстав из мертвых, он гонял капитана Хиббита по темным, заснеженным улицам Петербурга, по мрачным, захламленным чердакам и подвалам, угрожая столь же безвременной погибелью; таился за каждой дверью, какую открывал капитан; выскакивал из-за каждого угла. И когда, отчаявшись, Кароль пытался вызвать Волшебную Стражу по мобильнику, не помня почему-то о существовании ментальной связи, он обнаруживал в окошке лишь беспорядочно бегущие ряды буковок и цифр и понимал с ужасом, что в телефон попал вирус и спасения нет…

Кошмар этот имел самое прямое отношение к упомянутой авантюре. И вполне мог оказаться всего лишь отголоском пережитого страха, а никаким не предзнаменованием. Так капитан Хиббит и порешил, после чего предпочел о нем забыть. Тем более что рассказать о жутком сне начальству означало, во-первых, добровольное признание в содеянном, что было абсолютно лишним. А во-вторых, начальство, искушенное в науке предзнаменований, вполне могло обеспокоиться и отложить отправку капитана на задание. А то и вовсе отказать посланцу Монтальвата в его просьбе.

Капитану же хотелось настоящего дела. Ему до смерти надоело торчать на тихом наблюдательском посту…

* * *

…Итак, легендарный Монтальват, заоблачная страна отдохновения, чудесный мир чистой энергии и непредставимых возможностей, действительно существовал.

Спорить с этим фактом в присутствии его посланника не приходилось. Хотя кавалер Виллер примерно столь же коротким сообщением о нем и ограничился, несмотря на общее разочарование.

Скорее всего, посланнику было попросту запрещено говорить больше. Но, разведя руками, он с огорченным видом объяснил свой лаконизм тем, что ни в одном языке материальных миров не найдется адекватных понятий, которые позволили бы рассказать о Монтальвате подробнее. И, может быть, не соврал – потому что по той же самой причине кавалер Виллер оказался не в состоянии описать даже тот утраченный монтальватцами предмет, который капитану Хиббиту надлежало никому не понятным образом найти, дабы возвратить законным владельцам.

– Это, – сказал он, обращаясь к Каролю, – э-э-э… сгусток энергии, предназначенный для… э-э-э… удержания пучка другой энергии. Вместе они служат… э-э-э… для гармонизации и украшения пространства. Ну, представь себе… представьте, – поправился он, вспомнив, видимо, что уроженцы Земли предпочитают уважительное обращение на «вы», – скажем… обыкновенный цветочный горшок. Или вазу.

Капитан Хиббит покивал – в знак того, что уж данные-то предметы он представляет себе прекрасно. После чего задал вполне резонный вопрос:

– В чем же его ценность, этого цветочного горшка?

– Ни в чем, – ответил кавалер Виллер. – Для нас, во всяком случае. Горшок – он и в Африке горшок, как говорят в вашей родной стране, капитан.

Кароль поднял бровь.

– Но вы ищете его уже двадцать лет?

– Да, – вздохнул монтальватец. – С тех самых пор, как до наших наблюдателей впервые дошли слухи об универсусе – так назвали его маги, которые охотятся за ним все три века…

Капитан Хиббит, изображая сдержанный интерес, и виду не подал, что слово «универсус» ему уже знакомо.

Хотя остро пожалел в тот момент, что не потрудился выпытать у эльфа, от которого услышал его впервые несколько дней назад, больше подробностей об этой загадочной штуковине. Тогда он попросту не поверил в ее существование. Но теперь…

Задание, кажется, предстояло то еще – пойди туда, не знаю куда… Кавалер Виллер должен, разумеется, рассказать все, что сочтет нужным. Но показания соперничающей стороны – а эльф искал универсус почти девяносто лет! – тоже пригодились бы…

– Я объясню, отчего нам так важно его вернуть, – сказал монтальватец. – И чтобы было понятней, начну со сложившегося в материальных мирах представления о нем, как об уникальном магическом артефакте.

Он не имеет определенного внешнего вида, ибо меняет его по желанию владельца. Как исполняет и прочие – буквально все – желания человека, которому случается им владеть. Причем так, что человек ничего не замечает – ни превращений универсуса, ни происходящих чудес. События, приводящие к исполнению желаний, складываются как будто самым естественным образом.

И это, безусловно, придает универсусу великую ценность в глазах охотников за ним. Однако есть у него и недостаток.

Долго держать его при себе опасно – примерно через год владелец начинает болеть и, если вовремя не расстается с ним, умирает. Причины болезни врачи определить не в состоянии, поэтому излечение невозможно.

По счастью, заболев, хозяева начинают испытывать необъяснимую неприязнь к прежде желанному предмету, чем бы универсус в тот миг ни выглядел – ржавой вилкой или алмазной диадемой. Его обычно продают или дарят, или попросту выбрасывают. Так он переходит из рук в руки. И, – кавалер Виллер сделал выразительную паузу, – это опасное его свойство охотников отнюдь не отпугивает.

За триста лет ими были вычислены три приметы, по которым его можно найти. Первая – разумеется, необыкновенная удачливость владельца. Вторая – кошки, которые начинают селиться вокруг места, где находится универсус, и которых никакими силами оттуда не прогнать. И третья – его способность превращаться в любой предмет по желанию прикоснувшегося к нему человека. Самая ненадежная примета, надо сказать, ибо превращение обычно остается незамеченным…

Кавалер Виллер снова вздохнул.

– Все эти свойства и приметы были нам, увы, давно и хорошо известны. Мы сразу заподозрили, что в материальные миры неведомым образом попало нечто из Монтальвата… Проследив же историю универсуса – каких трудов это стоило, не буду говорить, – мы отыскали мага, который подтвердил наши догадки, припомнив слышанный от прадеда рассказ о человеке, жившем на Земле триста лет назад и сумевшем силой желания добыть из чудесного царства света волшебный… цветочный горшок.

А точнее – небольшой сгусток энергии, который в земных условиях принял материальный вид. И воздействует с тех пор на свое окружение тем самым негативным образом, из-за коего нам в свое время строжайше запретили выносить из Монтальвата что бы то ни было. Мы и сами-то выходим только под надежной защитой – оберегающей не нас, но вас от нашего специфического излучения. И это – еще одна из причин, по которым мы вынуждены скрывать свое существование.

Дело в том, что наша энергия обладает мощнейшим гармонизирующим свойством. Настолько мощным, что она не совместима с энергией материальных миров. В них, вместо того чтобы гармонизировать, она начинает трансформировать более слабое и неустойчивое пространство и в конечном итоге разрушает его.

Поясню на примере универсуса. Истинное назначение этого маленького сгустка энергии – радовать своей красотой глаз и сердце, улавливать мысли и чувства хозяина, веселить его или успокаивать. Всего лишь. Так он действует у нас. У вас же, реагируя на желания хозяина, он начинает с неестественной силой притягивать нужные… вибрации, назовем их так, из пространства и перестраивает его таким образом, чтобы хозяин мог получить желаемое, тем самым разрушая естественные структуры энергетических полей.

Первыми от этого страдают люди – наиболее тонко организованные структуры. И смертельный исход неминуем, если только, как было сказано, они вовремя не избавляются от универсуса. Радиус его действия не слишком велик, и, перейдя в другие руки, он начинает губительную работу на новом месте, а у прежнего владельца появляется шанс восстановиться.

Однако за то время, что он странствует по материальным мирам, дело не однажды успевало дойти и до гибели людей, и до разрушения домов, и даже до локальных землетрясений. Последние нисколько не вредят универсусу и не мешают ему снова обрести хозяина. Ведь желающие порыться в развалинах всегда найдутся. Они ищут что-нибудь ценное, и это ценное, во исполнение чаяний, само плывет в руки…

Кавалер Виллер сокрушенно покачал головой. Затем бросил на квейтанского разведчика острый взгляд:

– Вот вам причина, капитан, по которой мы ищем его двадцать лет. Частицу нашего мира, которая так опасна для смертных, необходимо вернуть в Монтальват. И чем скорее, тем лучше… Однако торопиться нас в последнее время вынуждает, увы, не только это.