Вопреки, или Ты меня не купишь

Диана Билык

Вопреки, или Ты меня не купишь

Глава 1

Есения

– Эни, не смотри так! – фыркнула мама и вместо того, чтобы обнять, сказать что-то ласковое, утешительное, замерла у ростового зеркала проверить свою идеальную прическу.

Она беззаботно улыбнулась, слегка приподняла светлые прямые волосы ухоженными пальчиками и расправила шелковистые пряди на плечах. Любовно, нежно. Тяжелые серьги поблескивали в зеркале, ослепляя, и мне вновь захотелось отвернуться.

Я ее в тот миг ненавидела. Так сильно, что кровь мчалась по венам бурным потоком и с болью ударялась в виски, почти оглушая.

– Я ничего тебе не сделала, что ты вот так… относишься, – для вида возмутилась мама. – Не осуждай то, чего не понимаешь, зайка. Хватит смотреть на меня, как на врага. Не молчи, Эн. Я как лучше хочу, очень стараюсь ради тебя.

Вот бы рассмеяться ей в лицо. Зайка? Ради меня? Правда?

– И папа тоже, ты знаешь, – добавила мама. Или добила.

Захотелось крикнуть во всю горлянку. А еще лучше – сбежать.

Но я стояла, как послушный солдат на службе. Стояла и смотрела на бледное отражение напротив, не позволяя слезам сорваться с ресниц. Если свадебный макияж испорчу, мама с ума сойдет и меня сведет. Пусть лучше причитает и делает вид, что ей не все равно.

Иногда казалось, что она мне неродная. Все важные события моей жизни, все теплые воспоминания и яркие эмоции связаны только с отцом.

Были.

Потому что теперь он тоже меня предал. А если точнее – продал. Не отступил от задуманного, не отказался от договорного брака, не сделал возможное и невозможное, чтобы меня спасти. Бросил голодному псу на растерзание. Ради бизнеса, авторитета и чужой империи…

Вы спросите, как в век высоких технологий, модных приговоров, сексуальной революции, скоростного интернета, соцсетей и лабутенов могло такое случиться? Элементарно. Нужно было сделать ставку на рискованный проект, когда компания едва стоит на ногах. И прогореть.

– Есения, хватит дуться! – неискренне заныла мама. Красовалась и крутилась около зеркала, будто не я, а она невеста. Загораживала половину моего отражения, в этом я могла даже выразить ей благодарность – смотреть на себя было противно. – Как ребенок обиделась.

Кремовое платье, что маме шили на заказ, замечательно подчеркивало подтянутые формы, упругие ягодицы, прятало сильные бедра, но открывало угловатые колени и тонкие голени. Высокий каблук делал ее выше, стройнее. На шее и ушах сверкали бриллианты в оправе из белого золота – папа не пожалел роскоши ради моей свадьбы, любая бы девушка позавидовала, а мне все осточертело.

Надоело.

Будто счастье можно найти только в отблесках дорогих камней и количестве нулей на счету. Неправда! Счастье кроется в других вещах, более хрупких, нежных и недостижимых.

Иллюзорных…

– Все в порядке, – я с трудом ответила. Хотелось, чтобы мама отстала. – Не причитай, пожалуйста.

– Да я вообще молчу! – вырвалось из ее рта, и я неосознанно зажмурилась.

Никак не могу забыть, что видела несколько недель назад, до краха папиного бизнеса, вот и не получается простить матери. Смотрю на самого родного человека, который меня выпустил на свет, кормил из ложечки, памперсы менял, в сад водил, и горько во рту.

Как она могла? Как? Я не понимаю…

Корсет дорогущего изысканного платья от Завьялова невыносимо сжимал легкие, выдавливая воздух. Грудь ныла от тесноты корсета, и я белела от слабости, задыхалась. Не из-за одежды, а от страха. Мерзкого страха, что будто царапал спину железными когтями.

Кем я буду завтра? Кем стану сегодня ночью? Шлюхой богача? Игрушкой толстосума? Как заиграет мой позор в лентах новостей…

– Да ты будешь в богатстве купаться. Не бледней, Эни, – без стыда продолжила мама. На ее лице была такая обиженная мина, будто она крутую тачку мне подарила, а я не оценила щедрый жест – носом кручу, привереда. – Эн? Ну разве ты не понимала, что семьи нашего уровня никогда не играют в любовь?

Только она сокращает мое имя до неузнаваемости, и звучит оно слишком на западный манер, будто я – заморская принцесса, а не русская девушка, названная в честь папиной бабушки.

И это «не играют в любовь» – будто нож в спину, захотелось матюкнуться маме в лицо, чтобы отстала. Я даже губу закусила, чтобы не взбеситься – хотя это на меня совсем не похоже. Вывести меня из себя мог разве что непоседа Андрэ и то он вызывал во мне только положительные эмоции и заставлял смеяться до слез.

– Мне не нужны роскошь и лоск, – все-таки вырвалось. Губы защекотало, глаза налились горячей влагой. Я сдержала ее взгляд, не шелохнулась, а по коже табуном помчались мурашки. Сейчас ударит. Ударит же!

Маму в отражении аж перекосило. Зря я брякнула, нужно было промолчать.

– А что, любовь нужна? – фыркнув, она потерла нос. Он у нее красивый, ровный, подправленный в клинике, избавлен от малейших дефектов и родинок.

Я бросила взгляд на себя – пугало писанное, в изысканных шмотках, но блеклое, как поганка. Только на лице пучки веснушек, спрятанные под тоналкой, отчего я казалась восковой фигуркой на подставке. Без косметики я будто в корицу головой окунулась, вся в пятнышки. Веснушек ни у папы, ни у мамы нет. Откуда они только взялись? Бабуля наградила? Только я ее уже не помню, ее не стало – я еще в садик ходила, а на фото не сильно видно.

Удалять веснушки чисткой, по совету мамы, я отказалась. Мне мои недостатки не мешают жить, в отличие от некоторых, которые продолжают пилить-пилить-пилить и доказывать, что я – лишь дорогой товар, должна следить за собой, ухаживать за бренным телом.

Чтобы лечь под нелюбимого?

На кой я сдалась этому безликому богачу? Лучше бы уродиной родилась, спокойно бы жила себе и горя не знала. Хотя разве деньги не решают все? Будь я хоть единственным страшилищем на земле, ничего бы не изменилось.

– Чувства и страсть в семейном благополучии не главное, – противно защебетала мама, не обращая внимания на то, что я мотаю головой и, отмахиваясь, прошу прекратить нотации. Снова и снова умоляю.

– Да замолчи ты! – вылетела злость через зубы. – Я уже дала согласие, прекрати, прошу тебя…

– Со временем привыкнешь к мужу, – тщетно, она не услышала. – И его прихоти не будут казаться чем-то ужасным и противным. Первое время будешь думать, что жизнь разделилась на «до» и «после», но позже, может, даже полюбишь его… Хотя и без этого можно прекрасно наслаждаться жизнью.

Видела я, как она умеет наслаждаться. До сих пор горько, и смотреть на ее лицо, что опускалось над… мне даже вспоминать тошно!

– Ты тоже привыкала? – убила бы взглядом. Рассказала бы отцу правду, но не смею – он слишком ее ценит и бережет. Это уничтожит его, особенно сейчас. – Любила папу хоть немного? Любишь сейчас?

Глядя в зеркало, я проследила, как изменилось положение тела мамы, спина натянулась струной, неприятно скривились тонкие губы. Ухоженные пальцы скользнули по виску и, стерев выступившие капельки пота, забрались в копну гладких волос.

– Когда-нибудь ты меня поймешь, – с шумным выдохом ответила она и увела взгляд на дверь, будто боялась, что нас кто-то застукает или услышит.

– Это вряд ли.

Я устало выдохнула и посмотрела в окно, где солнце пышно распустило лучи, и поняла, что близится мой финал – свадьба скоро начнется, и старую жизнь придется отпустить, мечты закопать, а сердце раздавить в кулаке.

– Я тоже вышла замуж за незнакомого и не очень привлекательного мужчину, – ярилась мама. – Зато твой дедушка сколотил на этом браке состояние, которое твой отец разбазарил.

– Я бы никогда… – мне хотелось многое сказать. Словно после правильных слов смогу не чувствовать себя продажной сучкой.

Я выхожу замуж по договоренности ради родного человека, самого важного в жизни – отца. Будто такое оправдание поможет смириться с тем, что я набрасываю на шею петлю и согласна подчиняться чужому мужчине, которого не знаю. Я ведь должна спасти папину компанию. Должна?

– Я бы никогда не пошла замуж из-за денег, – слова навылет, будто прострелили грудь. Меня сжало, руки взмокли, я немного отступила и вцепилась пальцами в комод, чтобы не упасть.

– Но идешь, – мама жестоко ухмыльнулась, а мне от ее слов стало еще больней. Неужели она не понимает, чего мне стоит этот шаг?

– Ради семьи, – меня потряхивало, бросало в жар, как будто я пекусь на сковородке. С усилием улыбнулась себе в отражение, пересохшие губы треснули.

Я справлюсь. Даже если всю жизнь придется притворяться прилежной женой.

– Ради папочки, ты хотела сказать, – мама умеет кольнуть поглубже. Это еще не все, на что она способна. – Его слово для тебя всегда что-то значило, – она цокнула языком и махнула ладошкой «пока», будто простилась со мной навсегда. – Меня же ты всегда держала на вытянутой руке. Или думаешь, я не замечала?

– И нужно вспомнить об этом именно сейчас, – я оторвалась от комода и, опустив руки по швам, сжала кулаки. Тонкая, воздушная ткань платья коснулась кожи, меня неприятно тряхнуло – все тело в жутком ознобе от мучительного ожидания неизвестного. – Можно подумать, что тебе не все равно.

Расправив дрожащими руками заломы на белой многослойной юбке, я отошла от комода и снова замерла напротив зеркала.

Кукла. Настоящая, бездушная, пластмассовая… дрянь.

Пальцы покалывало ручной вышивкой, дорогой чешский стеклярус и бисер нежно переливались от малейшего движения. При наклоне корпусом корсет сплющивал грудь, пошло выделяя полушария и едва не выталкивая из плена острые напряженные соски.

«Шлюха – дочь знаменитого Брагина, вышла замуж за баснословно богатого, но неизвестного общественности олигарха, чтобы спасти утопающий бизнес отца».

Именно так напишут газеты. Именно так растопчут мою душу, замарают…

Не о такой свадьбе я мечтала. Не о таком счастье грезила. Но поздно метаться, когда уже вышел на эшафот.

Глава 2

Есения

– Мам, оставь меня в покое… Очень прошу.

– Моя дочь замуж выходит с лицом бледнее, чем у мертвеца. Не отстану. Да, я волнуюсь. И мне, представь, не все равно!

– Сомневаюсь.

– Я бы никогда не предложила тебе такой брак.

– Хватит.

– Я бы лучше бизнес загубила, – мама решила замучить меня нелепыми оправданиями, – чем тебя подкладывать под незнакомого мужчину.

Я покачала головой. Какое противное вранье.

И колкие слова сами выпорхнули изо рта:

– Ты это и сделала, когда трахнулась с главой холдинга – папиным конкурентом, и наш уютный мирок рухнул. Может, это ты слила ему важные документы? А? – я редко бываю жестока, обычно умалчиваю негодование или обиды, но сегодня мне можно все, даже исполнить маленькую прихоть – побыть стервой.

Мама сдержала удар, даже не вздрогнула, стояла возле меня березкой и спокойно смотрела сквозь отражение.

А я ехидно продолжила, очень уж хотелось расправы:

– Или ты думала, что я по голому заду его не узнаю?

– Молчи… – мама на глазах преобразилась, взгляд потемнел. – Как ты могла такое подумать? Я ничего не сливала! – не сказала, а прошипела.

Она таращилась на меня сквозь зеркало, ее фарфоровое лицо покрылось алыми пятнами, а руки сжались в кулаки и побелели.

– Я так тяжело тебя рожала, молоком кормила до года, как примерная мать, сопли вытирала и ночами не спала, когда ты болела… Неблагодарная.

– Ты изменяла мужу у него под носом с его конкурентом и врагом, – парировала я, будто это равноценные вещи. Глупо, согласна, но в тот момент, мой мир дробился на куски, и виновата во всем она! – Ты изменяла человеку, который дал тебе все. Не больно ты растекаешься благодарностью.

– Это другое, – мама помрачнела и осунулась. – Это нас с тобой не касается.

– Для меня не другое! Это! Предательство! Твой муж – мой папа. Любимый и единственный. – Жутко хотелось влепить ей по лицу ладонью, чтобы запомнила, как больно она делает другим, осознала, как неправа… Но чтобы не сорваться, я завела руку за спину.

Месть и злость не поможет нашей семье. Я все равно изменить ничего не могу, мне придется выйти замуж.

– Эн, я не прошу понять, прошу… – мама впервые увела в сторону загнанный взгляд. – Прости, что ты видела это. Я не хотела…

– Я не прощу тебе измену, – мне вдруг тоже захотелось зашипеть, но воспитание отца не дало выйти из себя – я намного сильнее всего этого. Потому я договорила спокойно и ровно: – Никогда не прощу, но и напоминать не буду. И сдавать тебя не стану в надежде, что ты…

Я посмотрела ей в глаза, они сверкали, будто там притаились слезы. Никогда не видела, чтобы мама плакала.

У нас дома слезы бывали только по поводу радости, папа запрещал нытье и уныние.

– Обещаю, доча, – кивнула мама. – Обещаю.

– Хватит обещаний, – я заломила пальцы. Они неприятно покалывали, словно перемерзли. – Просто попытайся.

Мама закусила губу и медленно хлопнула густыми ресницами. И почему я ей не поверила?

Руки от переживаний стали жутко холодными и влажными, дрожали безудержно. Соединив их в замок перед грудью, я тяжело выдохнула.

Вот бы улететь в Париж, спрятаться в любимой кафешке с чашечкой горячего имбирного чая, послушать, как щебечут французские птицы, как смешивается городской шум с постукиванием каблучков прохожих, как лирически смеется молодая и влюбленная девушка в легком платье, что спешит на первое свидание. Вот бы посмотреть ей вслед и умереть от зависти.

Мне придется закрыть сердце на замок, мечты сжечь и пепел развеять над Елисейскими полями.

Почему именно там? Не знаю. Наверное, греки лучше знали, где покоится счастье. Где нет болезней, нет страданий, нет забот. И там, где, как воспевают древние легенды, – вечная весна.

– Уходи к гостям, – через силу обратилась к притихшей маме. – Я сама здесь справлюсь. Аня уже все сделала с макияжем и прической, сейчас вернется с фатой. Уходи. Прошу тебя. У-мо-ля-ю. Мне неприятно стоять с тобой рядом.

Мама болезненно поморщилась, а я не смогла остановиться. Будто поезд, катилась с откоса, прямо в любимый домик, угрожая его разрушить.

– Мне противно, что я согласилась папе помочь вот так – фактически предложив себя. Противно, но другого выхода нет. Мы останемся на улице, если я этого не сделаю. Твои брюлики, операции, дорогие шмотки, путешествия – все на кону. И не смей говорить, что тебе это не нужно!

– Эн, – мама повернулась ко мне, разорвав взгляд через зеркало, и я впервые увидела на ее лице сочувствие. – Я не уйду, потому что понимаю твое смятение. Я была такой же юной и неопытной, когда шла под венец. Мне тоже хотелось встретить принца, верить в любовь, а я вышла за твоего отца, – последнее вымолвила загробно низко и бросила быстрый взгляд в окно. Вороватый такой, с надеждой. Словно солнечные лучи, что с утра неласково обжигали кожу, помогут ей искупить свой грех.

Я, не сдержавшись, прыснула. Можно подумать, ее в жены какой-то монстр взял.

– Не смеши! – ярость и обида сквозили из каждого моего слова и вздоха. Если бы не ее интрижка, может, все сложилось бы иначе. Пусть лучше заткнется, потому что я точно сорвусь. – Жених на пятнадцать лет меня старше! Папа был твоим ровесником. Он был красивым и надежным, впрочем, это и сейчас не изменилось. И ты хочешь сказать, что я иду по твоему пути?

– Такая наивная, Эн, – она потянулась, чтобы погладить меня по щеке, но я с брезгливостью отступила и повела плечом. – Все еще мечтаешь, витаешь в облаках, малышка моя. Ты ведь ничего о жизни не знаешь, и жаль, что я тебя не научила защищаться от ударов судьбы.

Мама вдруг стушевалась, сжала пальцы и опустила руки вдоль тела.

– А еще, – пришлось выдохнуть, чтобы озвучить остальное, – я будущего мужа не видела никогда! Только на фотографиях. – Что пыталась доказать, не знаю, но мне нужно было высказаться. – Что за богач такой, которого мало кто видел в лицо? В соцсетях нашла несколько снимков: размытых и нечетких. Настоящий мистер Х.

– Все с ним нормально, – мама смахнула прядь светлых волос со лба и снова отвернулась к зеркалу. Выражение «сочувствующая мать» исчезло с ее лица, быстрее чем искры падающей звезды. – Немного странный, отрешенный и мрачный. Помнишь, встречу в Париже, когда отец закрывал филиал? – ее губы выглядели идеально, но она все равно проверяла и поправляла края пальцем. – Ты еще на выставку уехала с Андрэ. В тот день Волгин был на ужине. Ничего жуткого я в нем не заметила, весьма симпатичный молодой мужчина, на свои тридцать пять не тянет, дала бы ему около двадцати восьми, не больше. Поджарый, крепкий, волосы такие, как стержень карандаша – темные, а руки… – мама задумалась, – будто канатами, венами оплетены по фактурным мускулам. О, точно. Смуглый, как молочная шоколадка. Нормальный мужчина, вот увидишь. Разве что огромный, как медведь, все углы сбивал и столы с едой переворачивал в ресторане, а еще немного грубоватый в общении. На дикаря неотесанного похож, будто из глубинки выбрался, внезапно окунувшись в миллиарды. Подозреваю, что ненасытный в сексе, потому что от одного его взгляда пробирало мурашками. – Мама выставила грудь напоказ, поправила кружевное белье, что выглядывало из декольте. – Мужчина и должен быть чуть красивее обезьяны, главное, чтобы за ним, как за каменной стеной…

Хороша поддержка, аж тошно.

Упоминание об интиме сжало нутро, бросило пригоршню холода на спину и скрутило внутренности.

Это случится сегодня…

Я берегла себя для любимого, хотела быть чистой, а тут… придется пожертвовать всем ради отца и его империи. Какой-то олигарх-вдовец решил, что молоденькая чистенькая девочка – самое то на потеху и для удовлетворения дикой похоти, можно и прикупить игрушку.

Я даже повернулась в профиль, чтобы посмотреть, не висит ли на спине бирка в несколько миллиардов и надпись «Потаскуха. Продано».

Мама продолжала монотонно бухтеть, а я пыталась представить будущего супруга. Грубого, жуткого медведя, разрывающего в порыве голода и страсти мое кружевное белье, без прелюдии пронзающего плоть, выбивающего из меня острую боль.

На миг в глазах помутнело от страха, а к горлу поднялась кислота. Стиснув шею ладонью, поняла, что еще чуть-чуть – и сбегу с этого спектакля-кошмара.

Зачем слово дала? Отец ведь не настаивал, лишь предложил подумать над вариантом, а я, дура, сразу согласилась. Это же папа, как отказать? Он просил помощи, был разбит поражением, я должна была что-то сделать, как-то поддержать. Возможно, тогда надеялась, что он сможет найти выход из тупиковой ситуации, выберется за месяц из долгов, выхватит меня из лап жениха-покупателя.

И хуже всего, что этот богач-кукарач не пришел со мной познакомиться за долгий срок подготовки к свадьбе. За месяц ни разу не появился. Это унизительно.

Не так я хотела начинать семейную жизнь. Совсем не так!

Купил, а теперь на полочку поставит, как трофей? Даже поговорить со мной не захотел? На фото глянул, и достаточно, чтобы понять, что на меня встанет? Ублюдок… Уже его ненавижу.

– Если боишься первой ночи, – мама поняла, куда уплыли мои мысли. Красные щеки, что будто перцем натерли, скорее всего, меня и выдали. В проницательности она неподражаема, всегда чувствует, кто и что думает. – Ты просто закрой глаза, Эн. Представь кого-то, кто тебе нравится. Да хоть актера! И расслабь мышцы. Самое важное, не сопротивляйся, чтобы Волгин тебя не порвал.

– Мама! – я зажмурилась до сильной боли в глазах и крепко сжала шею.

Не могу. Не могу. Не… мо-гу!

Паника накатывала, голос проваливался в живот, где с самого утра развернулась настоящая огненная буря.

– Голодные мужики – могут слетать с катушек, не перечь ему, будь…

– Замолчи, пожалуйста…

– Не перебивай, – она встала слишком близко. Я попыталась отступить, но было некуда – позади стена.

Как я очутилась в углу комнаты? Отползла в ужасе?

– Есть вещи, о которых мы никогда с тобой не говорили, – не умолкала мама, а я не могла ее заткнуть – мне было плохо, будто сейчас кислота горлом пойдет. – Не в девятнадцатом веке живем, все понимаешь сама. Я не хочу, чтобы ты страдала и лечилась от разрывов, потому и советую не напрягаться. Согласилась на брак? Согласилась и на постель. На все согласилась. И на детей тоже, имей в виду. Ни один мужик не будет воздерживаться от наслаждения ради наших нежных чувств. Тем более, если ты для него – просто выгодное приобретение. Вещь.

Она права. Как бы больно не звучало, права.

– Любовь не особо нужна, чтобы регулярно выполнять супружеский долг, – продолжила мама. – Ее можно и вне дома найти. Главное, научиться прятать чувства. Да, придется выживать. Не кривиться от его неприятных запахов, не отворачиваться и позволять себя целовать, не вздрагивать, когда обнимает или дышит в ухо, и ноги пошире раздвигать, когда ему припекло, и где бы ни припекло. Быть готовой ко всему, – мама расщедрилась на советы, но я молчала, давилась горькой слюной и слушала. Лицо горело от смущения, неприятия и обиды.

Это все она пережила с отцом?

Мама, задумавшись, провела кончиками пальцев по ожерелью, а затем внимательно осмотрела меня с головы до ног и, все-таки коснувшись прохладными ладонями плеч, немного отодвинула от себя. В ее глазах переливался настоящий глянец слез, и это поразило в самое сердце. Оглушило на несколько тихих минут.

– Великолепно выглядишь, – выдохнула она, наконец. – Чудно. Чистый секс. Если Ренат не сойдет с ума от твоей красоты, я его лично придушу, а ты… с такими идеальными данными должна научиться вить из него веревки. Только так можно выжить в нашем жестоком мире.

Мне ее слова не помогали, а делали хуже. Душили, крутили, разрывали на части. Я чувствовала себя потаскухой, которую одели получше, чтобы продать подороже.

Глава 3

Есения

Жених опаздывал. Мало того, что мы никогда не видели друг друга, мало того, что я истерзала волю, готовясь месяц к самому худшему, так он еще и опаздывал!

На губах давно живого места нет – искусала все, пальцы ныли, потому что я их бесконечно крутила, так еще и это… Неуважение. Издевательство! Меня это сильно злило и задевало, сильнее чем сам факт принудительного замужества. Еще никто меня так не динамил, даже красавчик Лева из старших классов, за которым бегали все девчонки, не смел меня игнорировать, заставлять ждать, принижать перед толпой гостей, среди которых важные шишки, мои друзья, знакомые. Это унизительно.

Ни присесть, ни прилечь в тесном платье, пальцы в новых туфлях занемели, ноги от напряжения дрожали, угрожая сложиться в коленях, спина стояла колом. Но больше всего износилось сердце – оно, не переставая, лупило в грудь, как ошалелое. Рубило в ребра. Рубило в виски. Как топором.

Тюк. Тюк. Тюк!

Церемонию бракосочетания сначала отложили на час, но, кажется, истекло намного больше времени. Каждая минута, как гвоздь, заходила все глубже и глубже в мое сердце, рождая черную ненависть к будущему мужу.

Папа приучил меня ценить чужое и свое время, потому что эту ценность нельзя купить. А этого медведя-мужлана, видимо, учили только лопатой бабло загребать, а уважать других – нет.

Мама ушла, когда я перестала ей отвечать. Надоело выслушивать морали и дельные секс-советы. Сама разберусь. Все равно придется терпеть замужество, если жених, конечно, соизволит явиться.

Вот бы он не пришел! Какая была бы радость и потеха. Второй раз я на этот балаган не соглашусь.

Я бросила тоскливый взгляд на стену, где неприятно щелкали дорогие позолоченные часы, которые мы с папой привезли из Лондона. Где там час? Уже глубокий вечер, церемония должна была часа три как закончиться, а жениха все нет и нет.

В душу закралась легкая досада, но следом в грудь толкнулась дикая и неудержимая радость. А вдруг это знак?! Я свободна? Ничего не будет?

Папа так и не пришел ко мне, не пожелал удачи, не успокоил. С утра уехал по делам и не вернулся. Обещал вывести меня к жениху под руку, обещал быть рядом, но теперь я мало верю в то, что это случиться. И оттого больнее звучит его оброненное вчера – «милая, это очень успешный брак». Его брак, не мой, потому что мне сто лет сдался такой союз, я вообще еще гулять хочу, путешествовать, мечтать, влюбляться. Найти дело своей жизни, в конце концов.

Я не хочу быть клушей-наседкой при угрюмом папике с золотым фондом в кармане, мне своего серебра хватает.

Я внутренне сжималась от малейшего звука за дверями, искренне надеясь, что будущий жених куда-нибудь исчезнет. Возьмет и испарится, как дым.

– Ясь, – залетела в комнату Аня. Пышногрудая шатенка с проколотой нижней губой. Сегодня она была в узких брюках, в строгой белоснежной блузе, что подчеркивала ее стройность, и в туфельках-лодочках. Я вообще ее в юбке никогда не видела, а высокий каблук она не носит из-за роста – очень высокая, мама и на шпильках до нее не дотянется.