Круглосуточный книжный мистера Пенумбры

Я однозначно имею дело с девушкой из «Гугла».

– И что это будет за апгрейд?

– Он уже начался, – сообщает Кэт. – У тебя уже куда больше способностей, ты как будто находишься в разных местах одновременно, и это воспринимается нормально. Ты посмотри вокруг.

Я озираюсь и вижу, о чем она говорит: десятки людей сидят за столиками и видят на экранах своих телефонов места, которых вроде бы и нет, но которые им интереснее, чем «Гурмэ-грот».

– И это не странно, это не научная фантастика, это…

Она осекается, взгляд тускнеет. По-моему, Кэт решила, что перегнула палку. (Откуда я это знаю? У меня в голове установлено специальное приложение?) У нее раскраснелись щеки, и она так прекрасно выглядит, когда вся кровь прилила к коже.

– В общем, – наконец продолжает Кэт, – я просто думаю, что воображать сингулярность вовсе не лишено смысла.

Она говорит так искренне, что я улыбаюсь и думаю, как мне повезло, что такая умная и оптимистичная девушка оказалась рядом со мной в будущем где-то глубоко под землей, потому что в атмосфере радиация.

Я решаю, что пришло время показать Кэт улучшенную модель магазина, в которую я добавил временнóе измерение. Ну вы понимаете: всего лишь прототип.

– Это ты вчера сделал? – спрашивает она, вскинув бровь. – Впечатляет.

Я не рассказываю, что просидел всю ночь и еще немного утром. Думаю, Кэт справилась бы минут за пятнадцать.

Мы смотрим, как друг за другом загораются разноцветные лампочки. Я перематываю, мы смотрим еще раз. И я пересказываю ситуацию с Имбертом – как прототип предсказал его выбор.

– Может, просто совпало. – Кэт качает головой. – Нужно больше данных, чтобы утверждать, что тут действительно есть система. Может, ты просто видишь то, что хочешь видеть. Как лицо на Марсе.

Или как когда ты абсолютно уверен, что нравишься девушке, а потом оказывается, что нет. (Этого я тоже вслух не говорю.)

– Есть что еще добавить в визуализацию? Тут ведь данные всего за несколько месяцев?

– Есть другие книги учета, – говорю я. – Но это не то чтобы данные, просто описания. И переносить их в компьютер я буду целую вечность. Там все от руки, а я и собственный почерк едва разбираю…

У Кэт загораются глаза.

– Корпус естественного языка! Я как раз искала повод воспользоваться книжным сканером. – Она довольно улыбается и хлопает по столу. – Приноси их в «Гугл». У нас есть специальная машина. Ты обязан принести их в «Гугл».

Она прямо подпрыгивает на стуле, и ее губы так красиво изгибаются, когда она говорит слово «корпус».

Запах книг

Передо мной стоит задача вынести книгу из книжного. Если получится, будет шанс узнать что-то интересненькое о магазине и его назначении. И что еще важнее, произвести впечатление на Кэт.

Но так просто книгу учета не возьмешь: ее же используют и Пенумбра с Оливером. Она вросла в магазин. Чтобы взять ее домой, нужна веская причина, и я не могу придумать ничего убедительного. Мистер Пенумбра, я хочу перерисовать свой скетч Тиндала акварелью. Ну да.

Есть еще один вариант. Можно взять другой том – не IX, а VIII или даже II или I. Это, конечно, рискованно. Некоторые из них старше самого Пенумбры, – боюсь, они развалятся от одного прикосновения. Безопаснее всего брать последний законченный том, VIII, он же самый крепкий, но в то же время самый… заметный. Я его вижу, когда ставлю текущую книгу учета на место, – наверняка Пенумбра заметит его отсутствие. Тогда, может, VII или VI…

Итак, я забираюсь под прилавок, тычу пальцем в корешки, проверяя книги учета на прочность, и тут звенит колокольчик над дверью. Я рывком распрямляюсь. Это Пенумбра.

Он разматывает свой тонкий серый шарф, делает странный круг перед дверью, стучит по прилавку, бросает взгляд на низкие стеллажи, потом на Суперстары. И тихонько вздыхает. Что-то не так.

– Ровно в этот день, мальчик мой, – наконец говорит он, – тридцать один год назад этот магазин перешел ко мне.

Тридцать один год. Пенумбра просидел за прилавком дольше, чем я прожил. До меня вдруг доходит, насколько мое присутствие в магазине мимолетно.

– Но только через одиннадцать лет после этого, – добавляет Пенумбра, – я сменил его название.

– А чье имя он носил до того?

– Аль-Асмари. Он был моим наставником и много лет моим работодателем. Мохаммед Аль-Асмари. Мне всегда казалось, что его имя на витрине выглядит лучше. Я и до сих пор так считаю.

– И Пенумбра хорошо смотрится, – говорю я. – Таинственно.

Он улыбается:

– Я, когда поменял название, ждал, что и магазин преобразится. Но он особо не изменился.

– А почему?

– Ох, причин много. И хороших, и плохих. Отчасти финансирование… А еще моя лень. Поначалу я больше читал. Искал новые книги. Но теперь, похоже, остановился на своих любимых.

Ну, раз уж тему подняли…

– Может, вам заказывать сюда что-нибудь популярное? – осмеливаюсь предположить я. – К независимым книжным сейчас есть интерес, но куча народу даже не в курсе, что тут есть такой магазин, а когда сюда все же забредают, выбора почти нет. Например, заходили некоторые мои друзья, и… В общем, у нас нет ничего такого, что им нужно.

– Я и не знал, что твои ровесники еще покупают книги, – говорит Пенумбра, подняв бровь. – Мне казалось, теперь читают только на телефонах.

– Не все. Многие все же любят… ну, знаете, запах книг.

– Запах! – повторяет Пенумбра. – Когда говорят про запах, крыть уже нечем, – говорит он с улыбкой, а потом его посещает какая-то мысль, и он щурится. – У тебя же нет этого… «Киндла»?

Упс. Это как будто директор школы спрашивает, есть ли у меня трава. Но по-дружески, типа, может, попросит поделиться. По факту, «Киндл» у меня с собой. Я достаю его из сумки. Он у меня побитый жизнью, с широкими царапинами на задней крышке, а в нижней части экрана следы от шариковой ручки.

Пенумбра берет его и хмурится. Экран темный. Я надавливаю на уголок, и «Киндл» оживает. Пенумбра резко вдыхает, светло-серый прямоугольник экрана отражается в его ярко-голубых глазах.

– Потрясающе, – объявляет Пенумбра. – Подумать только, а меня еще впечатляет это волшебное зеркало. – Он кивает на «Мак-Плюс».

Я лезу в настройки «Киндла» и увеличиваю размер шрифта.

– Прекрасная типографика, – комментирует Пенумбра, поднося очки к экрану «Киндла». – Я знаю этот шрифт.

– Да, – говорю я, – это стандартный. Мне тоже нравится.

– Классика. «Герритсцон». – После паузы он добавляет: – У нас вывеска им же написана. А в этой машине когда-нибудь кончается электричество? – Он встряхивает «Киндл».

– Батарея должна держать заряд пару месяцев. Но не у меня.

– Пожалуй, это и к лучшему. – Вздохнув, Пенумбра возвращает мне гаджет. – Книжки все еще без батареек. Но я не дурак. Преимущество незначительное. К счастью, – на этих словах он мне подмигивает, – у нас очень щедрый покровитель.

Я запихиваю «Киндл» обратно в сумку. Я не успокоился.

– Вот правда, мистер Пенумбра, если мы закупим более современные книги, у магазина найдутся почитатели. Он будет… – Я смолкаю, но потом все же решаюсь сказать честно: – Он станет прикольнее.

Пенумбра потирает подбородок, и взгляд у него становится мечтательный.

– Возможно, – наконец отвечает он. – Может, и пора воскресить энтузиазм, который был у меня тридцать один год назад. Я поразмыслю над этим, мальчик мой.

Я еще не отказался от идеи отнести одну из прошлых книг учета в «Гугл». Дома, растянувшись на диване в тени Мэтрополиса и попивая «Энкор Стим», хотя на дворе семь утра, я рассказываю свою историю Мэту, который делает крошечные круглые дырочки на бледно-мраморной коже какой-то крепости. Мэт тут же предлагает план. Я на это и рассчитывал.

– Могу сделать точную копию, – говорит он. – Без проблем, Дженнон. Только принеси фотографию.

– Но ты же не можешь скопировать все страницы?

– Только то, что снаружи. Обложку, корешок.

– А что будет, когда Пенумбра откроет твою точную копию?

– Не откроет. Ты же говоришь, это какой-то архив, так?

– Так…

– Значит, достаточно внешнего сходства. Люди предпочитают думать, что все настоящее. Дай им повод, и они поверят.

Это мне говорит мастер спецэффектов, поэтому звучит убедительно.

– Значит, фотографий достаточно?

– Только нужны хорошие, – кивает Мэт. – И много. Со всех ракурсов. При ярком равномерном освещении. Ты понимаешь, что значит яркое равномерное освещение?

– Без теней?

– Без теней, – соглашается он. – Что, разумеется, невозможно. У вас же там круглосуточный магазин теней.

– Угу. Тени и запах книг, все вот это.

– Я могу принести свет.

– Боюсь, это меня выдаст.

– Тоже правда. Может, и с тенями сойдет, если их немного.

В общем, план готов.

– К слову, о темных делах, – говорю я. – Как там с Эшли?

Мэт фыркает.

– Я добиваюсь ее традиционными методами, – отвечает он. – И мне нельзя говорить об этом дома. Но в пятницу мы вместе ужинаем.

– Интересный порядок.

– Наша соседка вся про порядок.

– А она… Ну… А о чем вы говорите?

– Обо всем, Дженнон. И представляешь, – Мэт показывает на бледную мраморную крепость, – она нашла эту коробку. Достала из мусорки на работе.

Потрясающе. Эшли Адамс, скалолазка, готовит ризотто, профи в пиаре – и помогает строить Мэтрополис. Может, она все же не настоящий андроид.

– Это прогресс, – говорю я, поднимая бутылку с пивом.

Мэт кивает:

– Прогресс.

Павлинье перо

У меня и самого прогресс: Кэт приглашает меня к себе на вечеринку. Но я, к сожалению, не смогу пойти. На вечеринки я теперь не хожу, поскольку у меня делу время, когда у всех потехе час. Сердце мое сжимается от печали: мяч у нее, она делает красивый легкий пас, а у меня связаны руки.

как жаль, пишет она. Мы общаемся в гмейле.

Да, очень жаль. Хотя стоп.

Кэт, ты же веришь, что мы, люди, вскоре вырастем из этих наших тел и сублимируемся в цифровой эфир, растратив физические измерения?

точно!!

но ты наверняка не согласишься попробовать.

ты о чем?

А вот о чем: Я буду на твоей вечеринке, но на ноуте. – (Через видеочат.) – А тебе придется всюду меня сопровождать: будешь меня носить с собой и со всеми знакомить. Она ни за что не согласится.

омг, гениально! давай! только тебе придется приодеться. и пить.

Она согласилась. Но: Нет, погоди, я буду на работе, мне нельзя пить…

надо. иначе что это за вечеринка?

Я тут вижу противоречие – Кэт верит в бестелесное будущее, но настаивает на употреблении алкоголя, – однако спускаю это на тормозах, ведь я иду на вечеринку.

Десять вечера, я сижу за прилавком в магазине Пенумбры. На мне светло-серый свитер, рубашка в голубую полоску и прикол, который, я надеюсь, мне еще удастся торжественно продемонстрировать, – безумные штаны с фиолетовым пейсли. Дошло? Меня же никто ниже пояса не увидит… короче, да, надеюсь, дошло.

Кэт выходит в сеть в 22:13. Я нажимаю зеленую кнопку-камеру. Кэт появляется на экране, как всегда, в красной футболке BAM!

– Хорошо выглядишь, – говорит она.

– А ты одета как обычно. И вообще никто не разодет.

– Да, но ты-то у нас будешь просто плавающая голова, тебе надо выглядеть хорошо.

Магазин растворяется, и я всецело погружаюсь в видеоизображение квартиры Кэт – напомню, что вживую я там никогда не бывал. Это лофт открытой планировки, Кэт панорамирует ноутбуком, показывая мне, где там что.

– Тут кухня, – говорит она.

Я вижу шкафчики со стеклянными дверцами, промышленную плиту, схематичный комикс xkcd[10] на холодильнике.

– Гостиная, – продолжает она, поворачивая меня.

Экран идет темными пиксельными полосками, потом картинка собирается в открытое пространство с широкоэкранным теликом и длинными низкими диванами. На стенах постеры в тонких изящных рамах: «Бегущий по лезвию», «Планета обезьян», «ВАЛЛ-И». Гости сидят кру́гом – часть на диванах, часть на ковре – и во что-то играют.

– Кто там? – щебечет чей-то голос.

Картинка поворачивается, и я вижу круглолицую девушку с темными кудрями и массивными черными очками.

– Это экспериментальный искусственный интеллект, – сообщает Кэт, – созданный, чтобы поддерживать прикольные разговоры на вечеринках. Протестируй. – И она ставит ноут на гранитную столешницу.

Мисс Темные Кудри близко наклоняется ко мне – ой, слишком близко – и щурит глаза:

– Это что, правда? Ты настоящий?

Но Кэт меня не бросает, хотя могла бы запросто: поставить ноутбук, отойти, когда кто-то позовет, и не вернуться. Но нет, она целый час носит меня с собой, знакомя со своими соседями по квартире (Темные Кудри одна из них) и друзьями из «Гугла».

Потом мы идем в гостиную и присоединяемся к игре. Она называется «Предатель»; тощий чувачок с тонкими усиками, наклонившись, объясняет мне, что ее придумал КГБ и секретные агенты играли в нее в шестидесятых. Суть игры – обманывать. Тебе назначают роль, но надо убедить всех, что ты кто-то совершенно другой. Роли прописаны на карточках, Кэт подносит мою к экрану.

– Так нечестно, – говорит девушка напротив. У нее очень светлые волосы, почти белые. – У него преимущество, мы же не видим его целиком.

– Ты права. – Кэт хмурится. – А я знаю, что, когда на нем штаны с пейсли, он лжет.

Я как по команде опускаю ноутбук и показываю свои брюки: раздается такой громкий смех, что из динамиков слышится треск и фузз. Я тоже ржу один в магазине и наливаю себе еще пива в красный стаканчик из праздничного набора. Каждые несколько минут я поглядываю на дверь, и мое сердце пронзает кинжал страха, но алкоголь и адреналин смягчают боль. Клиентов не будет. Их никогда нет.

Потом у нас завязывается разговор с другом Кэт Тревором, который тоже работает в «Гугле», и мою защиту пробивает кинжал уже другого рода. Тревор очень долго рассказывает про поездку в Антарктику (кто ездит в Антарктику?), а Кэт склоняется к нему, словно на нее воздействует какая-то сила притяжения, хотя, может, это просто ноутбук стоит под углом. Остальные потихоньку расходятся, и все внимание Тревора концентрируется на Кэт. У нее горят глаза, и она с энтузиазмом кивает.

Да нет. Нечего выдумывать. Он просто интересно рассказывает. А она немного выпила. И я немного выпил. Но вот не знаю, пил ли Тревор или…

Звонит колокольчик. Я резко перевожу взгляд на дверь. Черт. Это не заблудший одинокий покупатель, игнорировать не удастся. Это мисс Лапин, член клуба. Единственная женщина (насколько мне известно), которая берет Суперстары, и вот она протискивается в магазин, прижимая к себе свою массивную сумку, словно щит. На шляпе у нее павлинье перо. Это что-то новенькое.

Я пытаюсь одним глазом смотреть на экран, другим на мисс Лапин. Не получается.

– Добрый вечер, здравствуйте, – говорит она.

Голос у нее как на старой растянутой пленке: неровный, с перепадами высоты. Она протягивает руку в черной перчатке к павлиньему перу, чтобы поправить или просто проверить, на месте ли оно. Потом достает книгу из сумки. Она сдает «Бёрнса».

– Мисс Лапин, здравствуйте! – говорю я слишком громко и слишком быстро. – Что будете брать?

Может, подсмотреть, что ей надо, в моем вуду-прототипе, не дожидаясь просьбы, но на экране у меня пока…

– Что ты сказал? – врывается голос Кэт.

Я глушу звук на ноутбуке.

Лапин не заметила.

– Ну, – говорит она, скользя к прилавку, – не знаю, как это правильно произносится, может, Парази-был-вич или Пошел-бы…

Она издевается, что ли? Я пытаюсь вбить то, что она говорит, но в базе такого нет. Я пробую другой набор гипотетических звуков. Нет, пусто.

– Мисс Лапин, а по буквам?

– Ах, П, Б, да, Б, Ш, В, нет, простите, Ы…

Да. Она. Точно. Издевается.

– Еще одна Б, нет, там одна Б, И, нет, то есть да, И…

База данных выдает «Пшибылович». Какой-то бред.

Я взлетаю по лестнице и так рьяно дергаю «Пшибыловича», что едва не падает его сосед «Прайор». Я возвращаюсь к мисс Лапин с застывшим стальным раздражением на лице. Кэт молча двигается на экране, машет кому-то.

Я оборачиваю книгу бумагой, Лапин достает было карточку – 6YTP5T, – но потом устремляется к ближним низким стеллажам, где стоят обычные книги. О нет.

Долго идут секунды. Она задерживается у полки «Романы», павлинье перо подпрыгивает, когда она водит головой, читая названия на корешках.

– Так, пожалуй, возьму еще и эту, – наконец сообщает она, неся к прилавку Даниэлу Стил в твердой обложке.

Потом она дня три ищет свою чековую книжку.

– Так, – блеет Лапин, – тринадцать, ну-ка, тринадцать долларов и сколько там центов?

– Тридцать семь.

– Тринадцать… долларов…

Она мучительно медленно пишет, но, надо признать, почерк ее прекрасен. Черные, буквально каллиграфические завитушки. Прижав чек к столу, она медленно выводит: «Розмари Лапин».

Закончив, она отдает чек мне. Внизу мелким шрифтом написано, что она член «Телеграф-хилл Кредит Юнион» с 1951 года. Ого.

Блин. Разве такая пожилая женщина должна страдать из-за моих заскоков? Я смягчаюсь. Стальная маска слетает с лица, и я улыбаюсь – искренне.

– Хорошего вам вечера, мисс Лапин, – говорю я. – Возвращайтесь поскорее.

– Ах, я и так стараюсь как могу. – Она тоже мило улыбается, и ее щеки становятся похожи на бледные сливы. – Festina lente.

Она прячет в сумку добытое сокровище с полки Суперстаров, а вместе с ним свое постыдное увлечение, и обе книги немного торчат: матовый коричневый и красный глянец. Колокольчик звякает, дама с павлиньим пером исчезает.

Время от времени я слышу это от клиентов. Festina lente.

Я снова припадаю к экрану, включаю звук. Кэт и Тревор все еще весело болтают. Он рассказывает очередную историю про какую-то экспедицию с целью развеселить затосковавших пингвинов. Очевидно, это очень смешно. Кэт хохочет, ее смех так и бурлит в динамиках. А Тревор, по-видимому, самый умный и интересный мужчина во всем Сан-Франциско. Они оба не в кадре: полагаю, что она положила руку ему на локоть.

– Эй, ребята, – говорю я. – Чуваки.

Тут я понимаю, что они тоже выключили звук.

Я вдруг чувствую себя идиотом; вся эта затея ужасна. Смысл вечеринки у Кэт был в том, чтобы я рассказывал смешные истории и она касалась моей руки. А этот эксперимент с эффектом присутствия, напротив, смысла лишен; все наверняка смеются надо мной и корчат рожи, когда я не вижу. У меня горит лицо. Им заметно? Мое изображение на экране приобрело странный красный оттенок?

Я встаю и отступаю из-под взгляда камеры. Усталость заливает мозг. В последние два часа я перенапрягся – как веселый щенок на алюминиевом просцениуме. Все это большая ошибка.

Уперевшись руками в широкую витрину, я смотрю за окно из-за решетки позолоченных букв. Да, это «Герритсцон», хоть что-то прекрасно-знакомое в моем одиночестве. Изгиб Б так прекрасен. От моего дыхания затуманивается стекло. «Веди себя нормально, – говорю я себе. – Вернись и веди себя нормально».

– Эй? – доносится из ноутбука. Кэт.

Я проскальзываю обратно за прилавок:

– Привет.

Тревора уже нет. Кэт одна. И обстановка вокруг другая.

– Это моя комната, – тихо говорит она. – Нравится?

Обстановка у нее спартанская: всего лишь кровать, рабочий стол и массивный черный сундук. Как в каюте на океанском лайнере. Нет, в космическом корабле. В углу стоит белая пластмассовая корзина для белья, возле которой валяются – не попала – одинаковые красные футболки, штук десять.

– У меня была такая версия, – говорю я.

– Да, я решила не тратить умственные ресурсы, – она зевает, – на то, чтобы думать с утра, что надеть.

Ноутбук качается, на экране все плывет, после чего мы оказываемся у нее на кровати. Кэт подпирает рукой голову, и я вижу изгиб ее груди. У меня вдруг начинает колотиться сердце, как будто я действительно рядом, вытянулся на кровати и жду, а не сижу тут один в сумраке книжного магазина все еще в брюках с пейсли.

– Получилось довольно прикольно, – тихо продолжает Кэт, – но жалко, что ты не пришел на самом деле.

Она потягивается, крепко жмурясь, словно кошка. Я совершенно не знаю, что сказать, и, подперев ладонью подбородок, молча смотрю в камеру.

– Лучше бы ты был тут, – мурлычет Кэт.

И засыпает. А я сижу один в магазине, смотрю через весь город на ее спящий силуэт, освещенный лишь серым светом от экрана ноутбука. Через какое-то время он тоже засыпает, и экран темнеет.

Сидя один в магазине после вечеринки, я приступаю к подготовке. Выбор сделан: я аккуратно достаю с полки книгу учета под номером VII (старую, но не слишком) и делаю снимки для Мэта: и с расстояния, и крупным планом щелкаю на телефон с разных углов, и на всех кадрах один и тот же, плоский и широкий, побитый жизнью коричневый параллелепипед. Потом я добавляю детальные снимки закладки, переплета, бледно-серых страниц, рельефной надписи «NARRATIO» на обложке и логотип магазина под ней. Когда утром приходит Пенумбра, телефон уже лежит в кармане, а фотки улетают на почту Мэта. С тихим присвистом.

Текущую книгу учета я оставил на прилавке. Теперь так и буду делать. Зачем постоянно убирать ее на полку? Так и спину можно потянуть, скажу я вам. Если повезет, эта практика приживется и отбросит новую привычную тень, в которой смогу затаиться я. Вполне шпионская стратегия, скажите? Шпионы каждый день ходят, например, в пекарню и берут буханку хлеба – вполне себе естественно, – а потом в один прекрасный день вдруг берут буханку урана.

Марка и модель

В последующие дни я провожу больше времени с Кэт. Я вижу ее квартиру не через экран. Мы играем в видеоигры. Целуемся.

Один раз мы попытались приготовить ужин на ее промышленной плите, но на полдороге признали, что распаренная склизкая капуста кейл – это провал, так что вместо нее Кэт достала из холодильника аккуратный пластиковый контейнер с острым салатом с кускусом. Обычные ложки ей найти не удалось, и вместо них она взяла ложку для мороженого.

– Это ты приготовила? – спрашиваю я, потому что сомневаюсь. Салат безупречен.

Кэт качает головой:

– Это с работы. Я почти всегда таскаю что-нибудь домой. Нас кормят бесплатно.

Кэт практически все время проводит в «Гугле». Там же работают почти все ее друзья. «Гугл» – основная тема ее разговоров. Теперь оказывается, что и бóльшую часть ее калорий поставляет он же. Меня это впечатляет: она умна и увлечена работой. Но в то же время и пугает, ведь сам я работаю не в сияющем хрустальном замке, полном улыбчивых гениев. (Так я представляю себе «Гугл». И все в смешных шапочках.)

Я не особо могу строить отношения с Кэт в ее свободное от «Гугла» время – просто потому, что его очень мало, а я, наверное, хочу большего. Я хочу заслужить возможность войти в ее мир. Хочу увидеть принцессу в ее замке.

И мой билет в «Гугл» – книга учета номер VII.

Следующие три недели мы с Мэтом усердно создаем копию оболочки книги учета. Мэт работает над поверхностью. Для начала он берет лист новенькой кожи и тонирует ее с помощью кофе. Затем приносит из своего мансардного жилища винтажные шипованные кеды для гольфа, и, еле втиснув в них ноги, я хожу по этой коже два часа.

Внутренности книги требуют дополнительного изучения. Вечером, пока Мэт трудится над своим миниатюрным городом, я сижу на диване с ноутбуком, гуглю и зачитываю вслух детальные инструкции по изготовлению книг. Мы узнаём, как делаются переплеты. Находим оптовых продавцов пергамента. Отыскиваем ткань цвета темной слоновой кости и толстые черные нитки. Покупаем книжный блок на eBay.

– А у тебя хорошо получается, Дженнон, – хвалит Мэт, когда мы ставим блок чистых страниц на клей.

– Что, делать книги? – (Мы работаем за кухонным столом.)

– Нет, учиться на ходу. Мы так и работаем. Не то что компьютерщики. Эти постоянно делают одно и то же. Пиксели да пиксели. А у нас каждый проект уникальный. Новые инструменты, новые материалы. Всегда все новое.

– Типа монстра джунглей.

– Точно. Мне дали двое суток, чтобы освоить бонсай.

Мэт Миттельбрэнд не встречал Кэт Потенте, но я думаю, что они бы поладили: Кэт искренне верит в потенциал человеческого мозга, а Мэт способен научиться чему угодно за день. Задумавшись об этом, я вдруг проникаюсь ее точкой зрения. Если зарядить Мэта жить тысячу лет, он, наверное, смог бы построить нам новый мир.

Завершающая и самая сложная деталь – тиснение на обложке. На оригинале очень глубоко проштамповано слово «NARRATIO». После внимательного изучения увеличенных фотографий я понимаю, что и это старый добрый «Герритсцон». Что плохо.

– Почему? – спрашивает Мэт. – По-моему, у меня он есть на компьютере.

– Твой «Герритсцон», – бурчу я, – годится для электронной почты, рефератов и резюме. А это, – я показываю на увеличенное «NARRATIO» на экране своего ноута, – «Герритсцон Дисплей» для рекламных щитов, журнальных разворотов и, как выясняется, обложек оккультных книг. Посмотри сам, тут засечки острее.