Мемуары леди Трент: Тайна Лабиринта

– Благодарю вас, – с чувством сказала я, но тут же встряхнулась и расправила плечи. – Так, вы говорите, завтра? Что ж, давайте не будем тратить впустую сегодняшний день.

* * *

Шейх просил нас – вернее, Тома – прибыть к вечеру, то есть ближе к концу нашего обычного рабочего дня. С утра я прихватила из дому перемену одежды и наскоро вымылась при помощи таза с водою и тряпки, прежде чем переодеться. Конечно, от пыли по пути к шейху не уберечься: пыль в местном климате – неизбежное зло… но позаботиться о юбках, не забрызганных кровью Бутузова завтрака, мне было вполне по силам.

Хаджи Хусам ибн Рамиз ибн Халис аль-Аритати жил у реки, в просторном роскошном дворце, главные здания коего располагались на небольшой возвышенности, ничем не заслоненные от приятных прохладных ветров. Слуга, ждавший в парадном дворе, повел нас к арке, ведущей во внутренний двор. Уже в этот момент мне сделалось ясно, что планы хозяина пошли вкривь и вкось: его человек явно готовился препроводить Тома в некие иные, исключительно мужские пределы… но вести туда женщину было бы против приличий. (Читатели-ширландцы могут представить себе это место чем-либо наподобие курительного салона, читателям же из других стран, целиком полагаясь на их смекалку, предоставлю возможность подыскать подходящую замену самим.) Во внутреннем дворе нас усадили в плетеные кресла и, не подав даже кофе с финиками, оставили ждать.

Через пару минут я негромко сказала Тому:

– По-моему, он сомневается, стоит ли вообще к нам выходить.

– Пусть лучше не сомневается, – отвечал Том. – Иначе последую примеру Пенсита и, если шейх откажется от сотрудничества, такой скандал подниму…

Скандалить только ради возможности заниматься делом мне бы совсем не хотелось. Дабы отвлечься от неприятных мыслей, я принялась разглядывать двор. Дворцов калифа близ Сармизи я еще не видела, и посему сочла это место апофеозом ахиатской изысканности, но даже в сравнении с ними здесь было весьма и весьма красиво. Стены украшены затейливой лепниной, некоторые – ярко раскрашены, с жардиньерок вдоль галереи наверху свисает пышная зелень… Фонтан в центре двора венчала никейская статуя – возможно, копия, но, может быть, и настоящая древняя реликвия удивительной сохранности. Учитывая богатство и высоту положения шейха, я бы поставила на второе.

Между тем терпение Тома подходило к концу. По-моему, он был готов вновь заговорить, или даже подняться и уйти, но тут из арки слева от нас появился шейх.

Видеть нас – точнее, подозреваю, меня – он был явно не рад и даже не старался скрыть этого.

– Приводить с собой нежеланных гостей – в обычаях вашей страны? – спросил он Тома, пренебрегая обычными приветствиями.

Это с его стороны было потрясающим нарушением законов гостеприимства. Согласно местным традициям, нежеланных гостей просто не существует: ахиатский кочевник может умирать от голода посреди пустыни, однако с гостем обязан поделиться последними крохами. В то время я не понимала, сколь возмутительно его поведение, но тем не менее была сражена наповал – в переносном, конечно же, смысле.

Но Том воспринял сей демарш куда спокойнее и, как ни в чем не бывало, сказал:

– Прошу прощения, хаджи, но мы к вам по делу, и наш долг перед Короной – прежде всего. Я просил об аудиенции и для себя, и для кавалерственной дамы Изабеллы, так как в работе мы – равноправные партнеры. И даже будь это не так, идея, которую мы стремимся воплотить в жизнь, целиком принадлежит ей. Она знает, что для этого необходимо, гораздо лучше, чем я. Придя один, я только впустую потратил бы и ваше, и свое время.

По всему судя, шейху хотелось сказать, что мы и так тратим его время впустую. Меня так и подмывало пустить по ветру всю деликатность и без обиняков спросить, чем вызвано недовольство в мой адрес: час от часу становилось яснее, что его неприязнь выходит далеко за рамки обычных предубеждений, с коими мне доводилось сталкиваться прежде. Но, как бы я ни кипела изнутри, нельзя было забывать о том, что я представляю здесь Корону Ширландии, и что любой мой поступок может бросить тень не только на мою собственную персону, но и на всю нашу страну. Посему я прикусила язык – в буквальном смысле, хотя и только на миг – и сказала:

– Прошу прощения, хаджи. Давайте покончим с делом как можно быстрее и безболезненнее.

Вероятно, мысли шейха шли схожим путем. В конце концов, он был официальным представителем правительства Ахии, и любой его поступок также мог бросить тень на весь его народ. Без всякого изящества плюхнувшись в одно из плетеных кресел, он жестом пригласил присаживаться и нас.

– Так в чем же дело?

По счастью, времени на подготовку ответа я не пожалела и теперь в самой лапидарной манере объяснила ему потенциальную ценность медоежек как объекта сравнительного исследования и необходимость кормить их эвкалиптовым нектаром для укрепления здоровья.

– Нам сообщили, что эвкалипты можно найти в ваших садах, – сказала я. – Если мне будет позволено осмотреть деревья, я смогу оценить, способны ли они прокормить племенную пару. Если да, мы организуем доставку моих медоежек сюда и тем расширим исследования.

Выслушивая мои объяснения, шейх неотрывно глядел на скульптуру, венчавшую фонтан. Судя по выражению его лица, зрелище не доставляло ему особого удовольствия, но было предпочтительнее альтернативы. Стоило мне замолчать, он раскрыл было рот для ответа, однако появление нового посетителя оборвало его на полуслове.

За объяснениями я слышала, как он появился: из парадного двора донесся стук наподобие цокота лошадиных копыт по булыжной мостовой, за коим последовал короткий обмен репликами, слишком тихими, чтоб мне удалось разобрать хоть слово. Но я даже не думала, что всадник войдет к нам, пока шейх не метнул взгляда в сторону арки, сквозь которую во двор проводили нас с Томом, а за спиной моей не раздался звучный голос.

– Брат, у меня дурные вести, – сказал новоприбывший по-ахиатски.

Если Хусам ибн Рамиз обманул мои ожидания, оказавшись ничуть не похожим на пустынного кочевника, то этот человек оправдал их целиком. На нем был длинный балахон из вылинявшего льна, поношенные сапоги верблюжьей кожи, а поверх всего этого – темный плащ. За спиной его развевался на ходу перевязанный веревкой головной платок, а угол платка даже прикрывал рот и нос новоприбывшего от пыли. Подняв руку, он откинул с лица сию импровизированную вуаль, но я узнала его еще до этого.

Только инстинкт и помешал мне прошептать: «Сухайл?»

Судя по резкости шага, он был явно не в духе, однако изумление при виде того, что шейх не один, пересилило дурное настроение.

– Прошу прощения. Я не думал, что ты не один, – сказал он, остановившись сразу же за порогом.

В знак почтения к шейху я прикрывала лицо платком, а теперь и голову повернула так, чтоб было не разглядеть даже глаз. Сердце забилось втрое быстрее обычного. Шестерни в голове завертелись, зажужжали, сцепились зубец к зубцу с точностью часового механизма. Спрашивать, отчего шейх настолько не рад меня видеть, больше было ни к чему. Прекрасно помня все, что претерпела от собственных родных – точнее, от тех из них, кто не одобрял моих поступков и образа жизни, я в полной мере понимала: мое поведение в течение следующих нескольких минут – и не только мое, но и поведение Сухайла – оставит неизгладимый отпечаток на всем, что последует далее.

– Ты, – казалось, тон шейха способен обратить воду в лед, – должен быть в пустыне.

– Знаю, – ответил Сухайл. – Но бану сафр… Погоди-ка, – он перешел на ширландский. – Уикер, вы ли это?

Том неуклюже поднялся с кресла.

– Именно так. Но я… не ожидал увидеть вас здесь.

Я едва не расхохоталась. Мне думалось, что отыскать Сухайла будет не легче, чем песчинку в пустыне: ведь он мог жить в любом уголке Ахии, а то и вовсе уехать за границу, но вместо этого оказался братом того самого человека, с кем долг велел нам сотрудничать!

– Я тоже, – с вполне понятным изумлением в голосе ответил Сухайл. – Что привело вас в Ахию?

Глазеть на плитку, коей был вымощен двор, до бесконечности я не могла, невзирая на всю красоту затейливой мозаики. Я подняла голову, устремила взгляд в точку чуть правее Сухайла и учтиво кивнула ему.

– Мир вам, сэр.

Сухайл уставился на меня. Лицо мое было наполовину прикрыто платком, но он, конечно же, узнал мой голос, как я – его. Да и кто еще из ширландок мог бы оказаться здесь в компании Тома Уикера?

Лицо его приняло совершенно непроницаемый вид. Казалось, он не узнает меня. Вздохнув, он слегка кивнул мне, но руку к сердцу, против обыкновения, не поднял.

– И вам мир, – ответил он и вновь обратился к Тому: – Позвольте-ка угадать… Вы – преемник лорда Тавенора?

Возможно, Том не заметил единственного числа, а может, просто предпочел оставить сие без внимания – судить не берусь. Знаю одно: в кои-то веки мне от души захотелось, чтоб он не защищал мое положение слишком уж энергично.

– Да. Точнее, не я, а мы с Изабеллой. Мы и не знали, что вы в этом тоже участвуете.

– А я и не участвую, – беспечно пояснил Сухайл. – Мой долг – быть там, в пустыне.

Вновь перейдя на ахиатский, он обратился к шейху:

– Однако… прошу простить мое вторжение. Брат, когда у тебя выдастся минутка, нам нужно поговорить.

Разговор с нами не вызвал в нем ни малейшего интереса – это было видно невооруженным глазом. Том неловко откашлялся и сказал:

– Мы прибыли только с тем, чтобы взглянуть на эвкалипты в саду. Хаджи, если угодно, все, что необходимо, нам мог бы показать и слуга, и мы бы более не отвлекали вас от дел.

Похоже, шейха это устраивало как нельзя лучше: он кликнул слугу еще до того, как Том закончил фразу. Сухайл, не дожидаясь, пока нас передадут провожатому, скрылся в одной из арок. Я же, приняв скромный, кроткий вид и от души надеясь, что выглядит сие убедительно, смирно ждала провожатого, но мысленно вновь и вновь повторяла: «Сухайл ибн Рамиз ибн Халис аль-Аритати…»

Три года назад, при первом знакомстве с Сухайлом, все это не сказало бы мне ни о чем. Познаний моих не хватило бы даже на то, чтоб перечислить хотя бы тьессинскую высшую знать, не говоря уж об ахиатской. Выходит, он – младший брат шейха, потомок племени, помогшего правящей династии калифов взойти на трон? О, тогда нетрудно было вообразить, как гневался его брат, услышав сплетни о нашем поведении во время совместных путешествий по свету! Интересно, знал ли кто-либо с ширландской стороны о том, что мой попутчик-археолог – брат шейха? Или хаджи Хусаму удалось сохранить сию родственную связь в тайне от них? По-видимому, последнее, иначе кто-нибудь непременно швырнул бы этот факт Тому в лицо, когда он настаивал на том, чтобы Корона отдала должность нам обоим.

Идя по саду, я не замечала ничего вокруг, хотя теперь, по прошествии времени, могу сказать: сад был великолепен. Одно лишь чувство долга заставило меня сосредоточиться на эвкалиптах, когда они оказались прямо перед носом – роскошные растения, способные прокормить минимум дюжину медоежек, не то что мою парочку.

– Да, вполне подойдут, – сказала я. – Давайте вернемся к работе. Не стоит отвлекать шейха более необходимого.

Том держал рот на замке, пока мы не покинули дворца, и только после этого сказал:

– Как-то это… на удивление холодно.

– Так было нужно, – сказала я, остановившись и прислонившись плечом к стене лавки (проталкиваться сквозь толпы людей, когда в голове царит такая кутерьма, было просто невозможно). – «Должен быть в пустыне», еще бы. Том, я полагаю, шейх предпринял кое-какие шаги, дабы я случайно не наткнулась на Сухайла и наоборот. И теперь все его старания пошли прахом.

– Думаете, Сухайл просто притворялся?

От этого вопроса похолодело в животе. Насчет намерений шейха я даже не сомневалась: все это как нельзя лучше объясняло и его неприязнь ко мне, и отказ принимать меня во дворце, пока нужда не заставит. Но что, если все его страхи беспочвенны? Что, если его брату мой приезд в Ахию безразличен?

Поверить в это я не могла. Даже если бы из памяти Сухайла начисто выветрились все теплые воспоминания о нашей дружбе, он не держался бы со мной так холодно. Наоборот, сам факт сей холодности свидетельствовал: он ничего не забыл. Следовательно, все его действия имели одну лишь цель: убедить брата, что ничего неуместного наша встреча за собой не повлечет.

– Он даже о Джейке не спросил, – заметила я. За время плавания сын сильно привязался к Сухайлу: обоих связывала общая любовь к морю. – Да, я уверена: все это – только притворство.

С этим Том спорить не стал.

– И что же дальше? – спросил он.

Хороший вопрос. Как ни неловко в этом признаваться, я много раз воображала, что может случиться, когда мы с Сухайлом встретимся вновь… однако ни разу не принимала в расчет, что наша встреча может состояться далеко не в такой непринужденной обстановке, как прежние.

Что я могла ответить? Только одно.

– Я буду делать свое дело, – сказала я, оттолкнувшись от стены. Если бы мы вернулись в Дом Драконов, а не в Квартал Сегулистов, было бы легче: там я могла бы полностью отвлечься от невеселых мыслей. – И никому не дам повода говорить, будто отправлять меня сюда было ошибкой.

Однако я с самого начала сознавала, что это ложь. В моем столе в доме Шимона и Авивы хранился сложенный лист бумаги, и я позаботилась бы о том, чтоб он попал в руки Сухайла, даже если бы для этого мне пришлось перелезть через стену шейхова дворца.

Глава пятая

Услуга брата – Рутинная работа – Теряем Приму – Новое пополнение – Борьба с драконом

Увы – или, возможно, здесь лучше сказать «по счастью» – лазанье через дворцовую стену не могло бы принести ни малейшей пользы.

Посему мне хватило ума обратиться за помощью к тому, кто уж точно не усложнил бы положение – то есть к брату, к Эндрю. Да, он вполне мог поднять меня на смех, однако ему я могла поведать о своих внутренних противоречиях, не опасаясь, что это повредит моей репутации в обществе. (Тому я доверяла еще больше, но любое предпринятое им действие неизбежно рассматривалось бы в свете гулявших о нас с ним сплетен.)

На следующий день, после того, как Эндрю проводил меня домой, я пригласила его во внутренний двор, где можно было поговорить без лишних ушей, и спросила:

– Вот интересно, нельзя ли попросить тебя об одной услуге?

– Конечно, можно, – откликнулся Эндрю и тут же заулыбался. – Не придется ли мне пожалеть об этих словах?

– Для этого причин нет. Опасности тут никакой… и вовсе ни к чему корчить такую разочарованную мину, – со смехом сказала я. – Дело касается семьи шейха. Как выяснилось, его младший брат Сухайл был нашим попутчиком во время плавания на «Василиске».

– Понятно, – протянул Эндрю. – Ага. Понятно…

Сколь бы ни редко мы виделись в последние годы, слухи обо мне дошли и до него – некоторые, несомненно, не без помощи матери.

– Все эти сказки – вздор и полная чепуха, – заверила я. – Сухайл просто мой хороший друг и уважаемый коллега-ученый. Но, судя по всему, шейх наших отношений не одобряет, и мне не хотелось бы усилить его враждебность поступком, который может быть расценен как попытка сближения. Так вот, не мог бы ты передать ему от меня сообщение? Ничего неподобающего, даю слово. Дело всего лишь в том, что я обнаружила кое-какой материал, достойный исследования. Думаю, Сухайлу он будет интересен.

Замечаний насчет того, что я назвала Сухайла лишь первым именем, Эндрю отпускать не стал. То была давняя привычка, оставшаяся при мне со времен плавания на «Василиске», когда я не знала ни других его имен, ни украшающих оные титулов.

– Так тебе нужно, чтоб я передал ему этот материал? Или просто сообщить, что он у тебя?

– Хотелось бы мне вручить ему этот материал самой, будь это возможно, – призналась я. – Но если не выйдет, то – да, передай ты от моего имени.

Брат пожал плечами.

– Хорошо. Посмотрим, что тут удастся сделать.

К несчастью, сделать ему удалось только одно – следующим же вечером сообщить, что Сухайл уже покинул Куррат.

– Уехал назад, в пустыню, – сказал Эндрю. – Сам шейх ездит туда нечасто, вот и назначил брата своим представителем у кочевников.

Я призадумалась. Когда же началась сия практика? Сразу же после того, как Сухайл вернулся домой вследствие смерти отца? Или после того, как шейх узнал, что на смену лорду Тавенору приезжаем мы с Томом?

Так или иначе, теперь до Сухайла было не дотянуться. Досадное положение… Оставалось одно: надеяться, что вскоре он снова приедет в Куррат, или мы с Томом получим разрешение отправиться в пустыню сами. Как и сказал Эндрю, Сухайл был представителем шейха у аритатов, а именно они обеспечивали нас драконьими яйцами и живыми драконами. Таким образом, разыскать его будет несложно.

Однако ни того, ни другого в самом скором времени ожидать не стоило, а между тем работа скучать не давала.

Дар аль-Таннанин жил в собственном, особом ритме, установившемся под началом лорда Тавенора. Животных надлежало кормить, чистить их ямы и вольеры, следить за их здоровьем. По эромерам, дабы ахиаты могли отправиться в молитвенные дворики, это бремя брали на себя ширландские солдаты; по кромерам ахиаты платили им той же услугой. (В эти дни наши солдаты вместо чтения Писания обычно предавались безделью. Домов Собраний в Куррате не было – только байтистские молельни, а Эндрю рассказывал, что набожность его товарищей прямо пропорциональна величине опасности для жизни.)

Мы с Томом провели эти недели, знакомясь со всем необходимым – с распорядком дня Дар аль-Таннанина, с рабочими дневниками лорда Тавенора и, конечно же, с самими драконами, с коими я познакомилась так близко, как никогда прежде.

Обычно мы гонялись за ними по дикой глуши, наблюдали их из укрытий, а вблизи объекты изучения осматривали только мертвыми. В Ахии же я впервые в жизни увидела в каждом из них индивидуальность. Лентяй Квартус, по-видимому, был вполне доволен затяжным бездельем: порой он и просыпался-то только затем, чтобы проглотить очередной кусок. Полной противоположностью ему была Квинта – существо беспокойное, раздражительное; именно она за время пребывания в должности лорда Тавенора несколько раз едва не сумела выбраться из ямы, что и послужило причиной их углубления. Один из детенышей, получивший кличку Шмыг, обладал безграничным любопытством, а со всем, что мы бросали в его вольер, играл, словно с игрушками.

Непосредственной пользы для нашей работы из всего этого было не извлечь, и потому заметки о подобных материях я писала в личном блокноте, а не в официальных рабочих дневниках Дар аль-Таннанина. Подобные наблюдения мы с Томом хотели опубликовать отдельно от материалов о тех задачах, что привели нас сюда: все это если и не способствовало успеху в разведении пустынных драконов, то пополняло копилку наших знаний о них. Однако спешить с публикациями мы, вне зависимости от надзора военных, не собирались. Для начала следовало собрать как можно больше сведений.

Я прекрасно знала, что говорят обо мне на базе. Упорное нежелание Тома принимать эту должность без меня вновь подстегнуло слухи, будто мы с ним – давние любовники. Подозреваю, но наверняка утверждать не могу, что Эндрю защищал мою честь при помощи кулаков. По крайней мере, за что-то Пенсит да подвергал его взысканиям, причем не раз. О причинах я не спрашивала. Мало-помалу слухи среди ширландцев прекратились. Продолжились ли в ахиатских кругах – не знаю и знать не хочу.

Несмотря на эти досадные недоразумения, рутинная работа доставляла мне радость, и так дело шло около месяца.

А затем, как это часто бывает, на нас внезапно обрушилась целая лавина событий.

* * *

Началось все со смерти Примы. Первая из взрослых драконов, доставленных в Дар аль-Таннанин, хворала она давно, однако старушкой оказалась крепкой и цеплялась за жизнь еще долго после того, как наши ассистенты начали пророчить ей скорый конец. Но вот тяготы неволи одержали верх, и Прима умерла.

Утрата сия меня встревожила. Казалось, причина – в нашей с Томом оплошности, хотя болезнь Примы началась задолго до нашего приезда в Ахию. Однако это предоставило нам бесценную возможность досконально изучить ее анатомию. Мы рассекли мертвое тело от носа до хвоста, кости отдали на консервацию (здесь ничто не пропадало впустую), а остальное подвергли детальному исследованию. Целый день напролет я только и делала, что зарисовывала сложную сеть кровеносных сосудов, покрывающую внутреннюю поверхность крыльев и, вкупе с таким же обилием вен с изнанки затылочного гребня, помогающую драконам регулировать температуру тела.

Но не прошло и недели со смерти Примы, как мы получили известие, что аритаты изловили еще одного дракона и в данный момент везут добычу в Куррат.

– Еще одна самка, – облегченно вздохнул Том, прочитав письмо. – Сухожилия супракоракоидальных мускулов подрезаны, горло прижжено, но, если верить письму, она уверенно идет на поправку.

Мы обсуждали возможные способы удержать драконов в неволе, не калеча их, но камень преткновения оставался прежним: пусть даже нам удастся изобрести для них подходящие клетки – такие, которых они не смогут ни расплавить, ни сжечь, проблема транспортировки животных к означенным клеткам так и останется открытой.

В рассуждении, что запах другого дракона может вызвать у новоприбывшей стресс, мы решили поместить ее не в ту яму, что осталась от Примы, а в соседнюю, довольно давно пустовавшую, и, затаив дух, принялись ждать.

Новое пополнение прибыло в Дар аль-Таннанин в самом конце небулиса, в сопровождении целой кавалькады кочевников-аритатов. Животное ехало привязанным к большой повозке, запряженной верблюдами на длинных-длинных постромках. За время путешествия верблюды явно не успели привыкнуть к сему грузу: их ноздри тревожно раздувались всякий раз, как ветер нес запах дракона вперед. Как только они подтащили повозку поближе к яме, их выпрягли и увели прочь. Я надеялась, что их как следует угостят: кочевники славятся любовью и заботой, коими окружают своих верблюдов, а всякое животное, вынужденное тянуть повозку со своим природным врагом, заслуживает награды.

Мы с Томом наблюдали за прибытием со стены поместья.

– Бог ты мой! – ахнул Том, разглядев цепи, которыми зверь был привязан к повозке. – Мы просто обязаны разработать систему получше.

– «Системой получше» мог бы стать перенос всей базы целиком в пустыню, – пробормотала я. – И драконам, и их яйцам пошло бы на пользу, если б их не приходилось возить так далеко.

Конечно, тогда нам пришлось бы возить в пустыню все необходимое, а это обошлось бы недешево. Пустыня может прокормить небольшие группы пастухов-кочевников, но не стационарную рабочую базу – по крайней мере, без больших финансовых вложений и множества хлопот.

Том спустился вниз, осмотреть новоприбывшую, а я задержалась, дабы закончить рисунок, а еще, в какой-то мере – ради спокойствия остальных. Неважно, что, изучая драконов, я объехала вокруг света и, мало этого, даже прилюдно ездила на них верхом – никто не желал подпускать кавалерственную даму Изабеллу к опасному зверю, пока тот не посажен в яму. (Как видите, высокое положение в обществе имеет свои недостатки.) Однако имелась у меня и еще одна, скрытая причина: рисование давало повод разглядеть сцену во всех подробностях. А если я порой и делала паузу, наблюдая за сновавшими из стороны в сторону людьми и пытаясь разглядеть ту самую знакомую походку… что ж, нужно же дать руке отдых!

К тому времени, как наши люди приготовились снять новоприбывшую с повозки, я углядела среди кочевников двух потенциальных кандидатов, однако с любыми активными действиями следовало подождать. Впрочем, оно и к лучшему: ведь я даже не знала, что намерена делать, а посему самым разумным было заняться текущими делами.

Том подошел к новенькой со шприцем и ввел ей дозу хлоралгидрата, согласно составленным лордом Тавенором наставлениям. Но, несмотря на успокоительное, процесс оказался весьма и весьма мудреным. Точной дозы мы в то время еще не определили, и посему были вынуждены балансировать на тонкой грани: при слишком малой дозе животное осталось бы слишком подвижным, слишком большая же могла вызвать несовместимые с жизнью судороги. Некоторое время Том пристально наблюдал за животным, и, наконец, подал знак начинать. Наши люди загодя обвязали драконье туловище веревками, теперь же – отомкнули цепи, удерживавшие зверя на повозке, и поволокли новенькую к яме.

Пожалуй, все прошло бы более гладко, содержи мы окрестную землю в лучшем состоянии. Однако почва вокруг была довольно камениста, и на пути им подвернулся большой валун, торчавший из земли. Веревки зацепились за него, и два человека отправились освобождать их.

Возможно, дракониху растревожило их движение, а может, она просто притихла, выжидая удобного случая – этого я сказать не могу. Знаю одно: внезапно она рванулась изо всех сил, изогнула длинное тело, высвободила из петли лапу и ударила ею ближайшего из солдат. Тот рухнул на землю. Второй с громким криком отскочил назад. Веревки ослабли еще сильнее, и в следующий же миг все четыре лапы зверя оказались свободны.