Станция «Эдем»

– Саня всегда был нонконформистом и любит говорить людям правду в лицо, из-за этого его считают дурачком, – сказала Марку Катя, – а ещё он постоянно думает о том, как осчастливить весь мир, хоть и прикидывается злыднем.

Ещё раз взглянув через Сашино плечо, Марк увидел, что старика больше нет в коридоре.

“Что ещё за галлюцинации? Я сплю?”

– Катя, где сейчас Анна? – спросил Марк.

– Вообще-то, я это у тебя хотела спросить, – сказала Катя, – мы давно её не видели. Если встретишь её, то передай ей, что мы скучаем.

– Да, – сказал Саня, – наша Аня – просто умничка. Скажи ей, чтобы не пропадала так надолго и не разбивала моё любящее сердце.

– Ты влюблён в неё? – удивился Марк.

– Нет, если честно, – ответил Саня и внезапно сник, – извини. Иногда я слишком заигрываюсь в свои шутки. Но я очень люблю её как личность и отношусь к ней с большим уважением.

Марк снял очки и, достав из кармана носовой платок, принялся протирать линзы. Ситуация начала проясняться.

Над входом в гардеробную висели электронные часы с красными световыми диодами. Цифры на них показывали время – восемнадцать тридцать. Время продолжало стоять на месте, несмотря на то, что события дня развивались.

Взглянув на свои наручные часы, Марк увидел, что они показывают точно такое же время, как и табло над входом.

– Катя, – спросил у неё Марк, – ты не знаешь адрес, по которому мы с Аней проживаем?

Девушка опустила взгляд и несколько мгновений раздумывала. Потом подняла глаза на Марка:

– Это в районе станции метро “Стадион”, улица Красной Армии, дом 1. Кирпичный современный двенадцатиэтажный дом, напротив большой красной церкви. Рядом с ним находится уютный лесопарк с круглыми фонарями.

– А ты помнишь номер квартиры? – спросил Марк и запустив руку в карман нащупал ключи. Один из них явно должен был подходить к входной двери в их с Анной квартиру.

– Дорогой, честное слово, я помню всё, но только не номер. Это квартира на шестом этаже. Справа от лифта, её дверь имеет чёрно-коричневый цвет, – смущённо вымолвила Катя, – хочешь съездить туда?

Саня снял со спины рюкзак-торбу с цветастым принтом и, раскрыв его, принялся запихивать туда свою книгу.

Марк краем глаза увидел надпись на его рюкзаке – Megadeth. Судя по рисунку, это был альбом “Risk”. Переведя взгляд на Катю, он ответил:

– У меня не так много зацепок, которые помогли бы разобраться в происходящем, – сказал он, – одна из них это визитка данного института, вторая – информация, которую ты мне сообщила. Единственное, что мне остаётся – поверить тебе на слово и проверить всё на месте.

– Обязательно передавай Анюте привет, – нежно проворковала Катя.

– Да. Скажи, что мы скучаем, – сказал Саня и, подержав правую руку в области сердца, поднёс ладонь к губам и послал Марку воздушный поцелуй. Катя укоризненно покосилась на Сашу, но ничего не сказала.

Марк надел очки. Нужно было попробовать доехать до их с Анной квартиры и попробовать поискать там следы, которые могли бы сообщить ему что-то новое о его прошлом.

Взглянув в окно, находившееся напротив стойки гардероба, он на мгновение увидел фигуру. Или движение? От увиденного у него на загривке встали дыбом волосы. Ему показалось, что он снова видит нахального молодого человека из метро. Непонятно почему, но личность этого парня вызывала у него оторопь.

“Кто это? Или что это? Почему этот человек грезится мне и вызывает у меня такие чувства?” – задал он себе вопрос.

– Ты прямо сейчас поедешь к Анюте? – вырвал его из раздумий вопрос Кати.

Марк заглянул ей в глаза и в очередной раз поразился тому, какой у неё живой и остроумный взгляд. Эта девушка ему определённо нравилась. Несмотря на свою далеко не идеальную фигуру и неправильные черты лица, она явно пользовалась успехом у мужчин.

– Наверное, – ответил Марк и поправил очки носу. Несмотря на то, что в помещение постоянно входили и выходили люди, открывавшие входную дверь, он начал чувствовать духоту.

– Тогда, привет ей, если увидишь её, – сказала Катя, – а мы пока пойдём на лекцию.

– Вы начинаете повторяться, – ответил Кате Марк, – я услышал ваши пожелания ещё в первый раз.

– Да, повторяемся. Просто мы немного долбанутые! – сказал Саня и, закончив завязывать свою торбу, накинул одну из лямок на плечо.

Подойдя к Марку, он протянул ему руку:

– Давай, дружище. До встречи!

Марк пожал протянутую ему ладонь:

– До свидания, Саша!

Катя подошла поближе к Марку и, встав на цыпочки, чмокнула его в щеку. Её поцелуй оказался неожиданно лёгким и нежным.

– Счастливо, дорогой!

Затем она взяла Саню под руку и направилась с ним в коридор, где сидели молодые люди. Перед тем, как скрыться в проёме, она махнула Марку на прощание рукой.

IV

Маруся поймала Сергея в объектив своего фотоаппарата и нажала на спуск. Затвор открылся на долю секунды, луч света проскользнул сквозь лепестки диафрагмы и упал на плёнку, запечатлев на ней изображение молодого человека.

Серёжа перевернул страницу, откинул со лба светлую чёлку, и взглянул на Марусю:

– Ты собиралась снимать пейзажи и опять фотографируешь меня.

Девушка опустила фотоаппарат и подошла к Серёже, сидевшему под большим дубом. Он читал ответы на экзаменационные билеты. Рядом с ним лежали сумочка Маруси, его рюкзак, и белая ветровка. Синяя футболка с изображением яхты и якоря плотно облегала его плечи.

– Вообще-то, я фотографировала именно пейзаж. Дерево, рядом с которым ты сидишь, расположено на одной из линий, по которой строится композиция, а ты её дополняешь. Когда я проявлю плёнку и напечатаю снимки, ты увидишь, что кадр уравновешивается озером, находящимся слева от дерева, и облаками, парящими над горизонтом.

Маруся немного помялась и спросила:

– Какие у тебя сегодня планы на вечер?

– В четырнадцать часов у меня лекции в институте. Потом мне нужно заехать домой к Марку и забрать оттуда Анютины вещи.

– Жаль, что так получилось. Они были очень красивой парой.

Серёжа сдвинул брови и, смочив языком палец, перевернул очередную страницу.

– Ничто не вечно. Даже любовь когда-нибудь заканчивается.

В парке стояла безветренная погода. Ветви деревьев переплетались между собой, образуя причудливые узоры на фоне ярко-синего неба. Лучики солнца пробивались через дубовые заросли, отбрасывая тени на лица Серёжи и Маруси.

Маруся чуть-чуть приподняла подол своего платьица и сдвинув коленки села рядом с Сергеем. Он посмотрел на её профиль. Взгляд Маруси был рассеян и направлен на корни близлежащих деревьев. Радужная оболочка её больших зелёных глаз казалась прозрачной, как огранённый изумруд.

– Я иногда думаю о том, что занимаюсь не тем делом, – тихо вымолвила Маруся.

Сергей оторвался от конспекта, который принялся было читать, и удивлённо взглянул на неё:

– Почему?

– Моё творчество стало слишком коммерческим. А любая коммерция убивает искренность. Мне кажется, что если бы я пошла работать в офис, а по вечерам рисовала картины или снимала пейзажи ночного города, это было бы более честное творчество, чем те работы, которыми наполнено моё портфолио.

– Помнится, ты говорила, что несколько лет назад вообще не верила в фотографию как в искусство. А потом вдруг нашла какой-то стимул для творчества, и теперь тебя невозможно разлучить с фотоаппаратом. Иногда мне кажется, что ты даже спишь с камерой, – сказал Серёжа и погладил её по шее.

– В наши дни действительно стало много фотографов, все достижения которых опираются на фильтры графических редакторов. Если убрать из их работ компьютерные эффекты, то они лишатся львиной доли атмосферы и красоты. Но, мне попался человек, который занимался фотографией, имея за плечами академическое художественное образование, – ответила Маруся, и подняв с земли камешек, кинула его в растущие напротив неё кусты.

– Ты никогда мне про это не рассказывала, – сказал Серёжа, продолжая гладить её по шее. Распечатка с билетами теперь лежала рядом с ним на земле. От волос Маруси приятно пахло лавандой.

– Это случилось ещё до нашего с тобой       знакомства. Мы познакомились с ним через Интернет. Один из виртуальных друзей добавил меня в чат, где сидели субкультурщики и любители чёрного юмора. Один из тамошних обитателей увлекался насекомыми и постоянно их фотографировал при помощи дешёвой зеркалки, реверсивного кольца, и штатива. Основная часть его работ представляла собой макро-фото, на которых были запечатлены насекомые. Но, они были лишь поводом. Главным в его работах были красивые оптические дефекты и цветовые аберрации, которые вызывали у зрителя целую гамму чувств. Он почти не пользовался Фотошопом, кроме тех случаев, когда нужно было настроить цветовые профили для печати или публикации фотографий в Интернете. А веру в фотографию как в искусство мне вернула одна его работа, где красивая композиция была выстроена при помощи границ кадра и палки, торчащей на фоне вечернего неба, – промурлыкала Маруся и повернулась к Серёже. В её ласковых глазах плескалась ностальгия.

Серёжа взял Марусю за руку и принялся гладить её по ладони кончиками пальцев.

– Как можно выстроить композицию при помощи одного объекта?

Маруся ответила:

– Важно правильное расположение объекта в кадре. Любая композиция строится по линиям, которые делят кадр или холст на девять одинаковых частей. Ошибка начинающих фотографов заключается в том, что они любят располагать самый интересный объект в центре кадра или заваливать горизонт. А для того, чтобы изображение как говорится “играло”, желательно размещать главный объект съёмки на одной из линий или их пересечении. Таким образом, чтобы оно было несколько смещено. В принципе, основы композиции и перспективы это тема для целой лекции. Сейчас мне было бы трудно это объяснить, не имея под рукой наглядных пособий по искусству.

– Я с удовольствием послушаю, – сказал Серёжа. Он обхватил своими пальцами ладонь Маруси. Та сжала его руку в ответ.

– У нас не так много времени, ты морочишь мне голову, – улыбнулась она, – если проводить какие-то аналогии, то я бы сравнила фотографию со скульптурой. В ней, конечно, применяются те принципы, на которых основана живопись, но в корне она ближе к скульптуре – если скульптор в своём творчестве отсекает от камня всё ненужное, то задача фотографа заключается в отсечении всего ненужного от объектов, которые он видит в окружающем мире. Только его инструментом является не резак, а объектив. Когда у меня ещё не было цифрового фотоаппарата, позволяющего тренироваться без ограничений, а снимать на плёнку я не умела, я носила с собой рамочку от диафильмов и иногда разглядывала окружающий меня мир через неё, откладывая у себя в голове основы для будущих сюжетов.

Маруся подняла с земли ещё один камешек и ловко бросила его в сторону раздвоенного дерева, попав между расходящимися стволами. Некоторое время они с Серёжей сидели молча.

Взглянув на дерево, Серёжа увидел белку, которая отрывистыми движениями перемещалась по ветвям. Заметив Серёжин взгляд, белка остановилась и уставилась на него блестящими бусинками своих маленьких чёрных глазок.

Его вырвал из раздумий голос Маруси.

– Серёжа, ты когда-нибудь думал о смерти? О том, что однажды всё это, – она подняла руку и обвела ей окружающее, – всё это закончится? Что нас ждёт дальше, после того, как мы умрём? Там что-нибудь будет?

Вопрос Маруси завёл его в тупик. Несмотря на имеющуюся у Сергея систему взглядов, он никогда по-настоящему об этой теме не задумывался.

– Я стараюсь об этом не думать, – ответил он, – жить одним днём, так как прошлого уже нет, а будущее ещё не наступило.

– Ты веришь в Бога? – спросила его Маруся?

– Сложно сказать, – сказал Серёжа, – я был крещён в детстве, но никогда не жил религиозной жизнью. И Бог для меня это скорее некая духовная сила, управляющая материей, пространством, и живыми существами, чем кто-то персонифицировнный.

– Ты не боишься умереть? – Маруся в упор смотрела на него, крепко сжимая его ладонь своими тонкими пальчиками.

– Просто не думаю об этом, вот и всё.

Маруся подняла ещё один камешек и бросила его в кусты, сбив с ветки листик.

– Я часто думаю о смерти, и одной из причин, по которой я увлеклась фотографией, является постоянная память о ней. В окружающем нас мире много всякой красоты, я стараюсь зафиксировать её, чтобы в постоянно меняющемся пространстве остались запечатлёнными хоть какие-то моменты, – вымолвила она, – представь себе – однажды не станет тебя, меня, а результаты нашего творчества останутся.

– Ты оптимистка, – ответил Сергей, – картины и рукописи так же подвержены разрушительному действию времени, как и мы.

– Но, произведения искусства, литературы, и музыкальные сочинения, как ты можешь видеть на примере классиков, переживают столетия, – парировала Маруся.

Сергей снова взял в руки распечатку и принялся перелистывать страницы:

– Чтобы стать классиком нужно обладать выдающимися качествами, которые смогут выделить человека на фоне других творческих людей, – заметил он.

– Я не претендую на звание классика. Надеюсь на то, что моё творческое наследие сможет прожить хотя бы на мгновение дольше, чем я. Научить людей чему-то хорошему, – смущённо сказала Маруся.

– В принципе, фотография может многому научить людей. Прежде всего, она является окном в мир безупречной эстетики. Но, чтобы создать что-то вечное, тебе придётся поменьше фотографировать меня, – улыбнулся Сергей.

Маруся широко раскрыла глаза и ткнула Серёжу в бок своим маленьким кулачком:

– Сволочь! – засмеялась она, осознав смысл Серёжиных слов после секундного замешательства, – это же ради тебя!

Сергей усмехнулся и снова отложил распечатку с билетами:

– Ты хочешь сохранить меня для потомков? – обнял он Марусю за талию.

– Да, – тихонько ответила она. Её распущенные светлые волосы красиво обрамляли её лицо. Сергей ощутил желание поцеловать Марусю.

– Как это мило, – ответил Серёжа и, плотнее обхватив её за талию, притянул Марусю к себе.

V

Несмотря на солнечный полдень, в храме царил полумрак.

Сквозь цветные полупрозрачные стёкла витражей в зал проникали лучи света, узкими полосками падавшие на пол и высвечивавшие извилистые узоры, выложенные на каменном полу кусочками разноцветных плиток.

Мама подошла к иконе Николая Чудотворца и поставила две свечки за здравие. Затем закрыла глаза и молча помолилась, прося святого о заступничестве.

В это время в церкви было немноголюдно, только несколько старушек и пара молодых женщин, пришедших на обеденную службу, да храмовые служки ходили то тут, то там.

На улице было жарко, но каменные стены храма сохраняли приятную прохладу. В воздухе пахло ладаном, воском, и маслом для лампад.

Решение зайти в храм мама приняла спонтанно, оно не входило в её планы. Так совпало, что церковь стояла рядом с местом её работы. Всё утро она думала про Анюту и отказ Сергея навестить её.

Придя на работу она сначала принялась разбирать документы, сделала пару звонков, а затем почувствовала себя совершенно разбитой. Налила себе чашку кофе, села и начала смотреть в окно, рассеянным взглядом изучая верхушки деревьев, окна домов, и линию горизонта, расплывававшуюся в тёплом воздухе.

За два года работы в компании она даже не подозревала о том, что поблизости находится храм, и когда её взгляд случайно выцепил его среди похожих один на другой панельных домов, приняла решение посетить это место во время обеденного перерыва.

Она помнила, что с самого детства Сергей нежно любил свою сестру и никогда не давал её в обиду, поэтому его решение отказаться от визита было неожиданным для неё.

Конечно, это было его право. Она вполне допускала, что у него могут быть свои дела, но в сложившейся ситуации шансы его шансы увидеться с ней таяли с каждым днём.

Под сводами храма раздавался голос священника. Служба была уже закончена. Батюшка вёл проповедь.

Мама поправила на голове платок и подошла поближе. Белый платок и синий офисный костюм с мини-юбкой и белой блузкой – более дурацкого сочетания не придумать для посещения храма. Ей было всё равно.

– …некоторые из нас считают, что смерть это конец и после неё ничего не будет. Такой взгляд очень удобен для тех, кому важнее богатство, удовольствия и материальное преуспевание. Эти люди считают, что материя является единственным мерилом ценности. Разменявшие дар вечной жизни на сиюминутные удовольствия, они слепы и не ведают о том, куда идут. Они не чувствуют и не видят, они не верят. Но у каждого в жизни однажды наступает момент, когда приходится осознать свою смертность, увидеть что всё то, что составляло смысл и ценность в его жизни – не более, чем иллюзия, – говорил священник. Редкие в этот час прихожане стояли вокруг него. Поверх чёрного одеяния, накинутого на худое старческое тело, висел на цепочке большой крест из серого металла. Седая борода прикрывала грудь, а длинные густые волосы были собраны в пучок на затылке, – всё в этом мире преходяще – богатство, слава, красота. Желая обрести опору в проявленном мире, мы подобны утопающим, которых затягивает в болото, из последних сил цепляющимся за рыхлую почву вокруг зыбучей трясины.

Мама слушала священника и отрешённо смотрела на иконостас. В глазах людей, изображённых на иконах, читались покой и безмятежность. На мгновение ей захотелось остаться тут, никуда и никогда больше не выходить. Забыть про дом, работу, про Марка и Анну, про Серёжу и Марусю, и остаться тут, чтобы вечно ощущать эту безмятежность, которой были напоены стены храма.

– …смысл жизни в том, что она заканчивается. Представьте себе, что каждый из нас мог бы жить вечно на земле. Это была бы ужасная жизнь. Человек это существо духовное. И все удовольствия, которые мы испытываем, даже те, что мы получаем от земных плодов – следствие нашей духовной жизни. Даже самый закоренелый атеист и безбожник живёт духовной жизнью. Они могут отрицать это, не осознавать этого, но в глубине души всегда будут это чувствовать. Только перед лицом смерти мы начинаем осознавать ценность жизни. Лишь зная о том, что цветок со временем увянет, мы способны оценить его красоту во всей полноте. Тот, кто помнит о смерти, имеет шанс прожить свою жизнь достойно, потому что перед её взором отступают все обиды и разногласия. Все противоречия уравновешиваются одним этим парадоксом. Поэтому тот, кто всегда помнит о смерти – уже пробуждён от сна тварной жизни. Лишь посмотрев ей в глаза, мы понимаем что истинно, а что преходяще, – сказал священник и вытер пот со лба. Несмотря на царившую в храме прохладу, ему было нелегко.

Мама никогда не была особо религиозной. Её, как и Сергея, родители крестили в детстве, но до сорока лет она жила светской жизнью, пока пережитое несчастье не ввергло её в отчаяние, заставив искать утешение во всём, даже в давно забытой ею религии, символ которой она носила на протяжении последних лет как украшение. Тем не менее, она читала истории о святых отцах, и сейчас ей вспомнился Иоанн Кронштадтский, всю свою жизнь отдавший служению людям. Почти не спавший, не евший, чей день постоянно занимали богослужения, благотворительность, посещение больных, преступников и отчаявшихся. Именно он сейчас пришёл ей на ум, когда она увидела как священник устало вытирает лоб, ведя свою проповедь.

Взглянув на людей, окружавших священника, она увидела на их лице спокойствие, любовь и безмятежность, такие же, как и у святых на иконах. Но, она понимала, что всем им, и ей в том числе, далеко до святых.

“Вот, зачем они сюда приходят”, – подумала мама, – “не потому, что одиноки. Не потому, что им некуда пойти. Просто они понимают больше, чем мы. А я не понимала”.

В этот момент ей захотелось заплакать. Всю жизнь она была сильной, успешной, уверенной в себе, и вдруг весь её тщательной выстроенный мир рухнул в одночасье. И оказалось, что то, что она считала источником своей силы, является слабостью, а то, что принимала за слабость, являлось источником силы.

Она прислонилась спиной к колонне и взглянула под купол храма. Через узкие боковые окошечки в его гулкое пространство проникали лучи света и яркими пятнышками играли на фресках, которыми были расписаны его стены.

Священник продолжал говорить, рассказывая о смысле жизни и бренности бытия, но мама больше его не слушала, а лишь отрешённо смотрела на то, как свет вырисовывает узоры на фресках. В одном из окошек купола она увидела край белого облачка на синем небе.

Через некоторое время она взглянула на часы – время обеда подходило к концу. Она выпрямилась, в последний раз посмотрела на священника – старушки всё так же окружали его и слушали проповедь. Потом развернулась и направилась к выходу из храма. Тяжёлая дверь медленно захлопнулась за её спиной.

Мама вышла под яркое весеннее солнце и взглянула в небо. Там неподвижно висели пухлые кучевые облака, а высоко над головой виднелся бледный диск Луны, словно изваянный из белого мрамора.

VI

Он долго стоял перед дверью подъезда, не решаясь войти. Узкая двенадцатиэтажная высотка из жёлтого кирпича торчала в ночном небе как кость. Стеклянные глазницы её окон уже погасли. Улица была безлюдной. Лишь ветви деревьев тихо шептались на ветру в бледном свете фонарей.

Поначалу он чуть не заблудился. Выйдя из метро, он зашёл в городской лесопарк и долго блуждал среди деревьев. Как назло, вокруг не было ни одного прохожего. Но, интуиция и постоянное чувство дежавю помогали ему найти верный путь.

Табличка на доме извещала о том, что здание расположено на улице Красной Армии, под номером “один”. Дом всем своим видом напоминал большую единицу, торчащую среди старых хрущёвок. Он резко выделялся на фоне застройки микрорайона. Только красная церковь, утопающая в листве лесопарка, создавала равновесие между собой и высоткой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.