Последователи Глубины

– Они сделали это сами, – виноватым голосом уточнил генерал.

– Не придав этому факту особого значения. Верно? А после того как перестали выходить на связь спасательные бригады, они рекомендовали обратиться за помощью в корпорацию…

– Все так, до последнего слова, – поразившись умению советника сопоставлять незначительные мелочи, согласился Рудольф.

– Что ж, замечательно, – кивнул Гредерик. – Тогда все сходится. Корпорация, в моем лице, выражает вам благодарность за вашу службу и сообщает, что проведёт расследование данного инцидента своими силами. Единственная поправка, от вашего ведомства нам понадобятся следующие документы и средства…

Не веря своим ушам, генерал облегчённо выдохнул и принял из рук советника подготовленный заранее список необходимого.

* * *

Демонстрация не то что провалилась – она стала самой неудачной за всю историю городских акций не только самого Ренден-Бау, но и всего побережья.

– Что б ему волосатый жмуг ногу отгрыз, мерзкий он хряк! – зло выругалась девушка.

– Ты это о ком? – не понял её приятель.

Девушка поправила лямку свободных холщовых штанов и посильнее натянула вязанные гловелетты.

– Да я про этих адмиралтейских мурен, в целом и про оспенного лейтенанта, в частности. – Выкинув плакат, она покосилась за здание адмиралтейства. Её рыжие с черной прядью волосы дёрнулись, и она резко посмотрела на парня с нескрываемой ненавистью. Наступило время разбирать все недочёты неудачной организации. – Слушай, а где ты, собственно говоря, был, когда меня выкинули взашей, а?

Вопрос, которого юноша боялся больше всего.

– Я пытался перекрыть вход рокотомобилю и не пустить эту важную шишку в здание, – осторожно начал он.

– Бедные мученики! Кого и куда ты собирался не пропустить? – всплеснула руками девушка. – Давай смотреть правде в глаза, Дорченский. Ты способен разве что закрыть на ключ дверь, а не стать самой дверью.

Юноша поправил монокль, который будто прирос к его правому глазу и являлся неизменным атрибутом одежды. Потупив взор, пристыженно кивнул:

– Твоя правда, Ульга. В вопросе силы я, действительно, никуда не гожусь. И вообще, во всем этом противоборстве с властями от меня мало толку. Тебе надо было звать с собой Колина или Фар-фарла Бичмера. Вот уж кто мог бы за тебя заступиться и навалять этим напыщенным муренам. – Дорченский остановился, осторожно присел на ступеньку и, шмыгнув носом, тихо добавил: – Зря я, наверное, записался в ряды твоих сторонников. Ты же знаешь, мой интерес касается всяких там механизмов, изобретений, а никак не криков и споров. Не так я воспитан. Да к тому же слишком хилый от рождения. Ну чего с меня взять – так обуза одна.

Возмущённый взгляд Ульги мгновенно сменился сочувствующим. Она поспешила обнять приятеля и вернуть ему былую уверенность.

– Да что ты такое говоришь? Перестань! Ты такой же полноценный боец нашей команды, как и здоровяк Джирси. И кому какая разница, что ростом не вышел. Я вот тоже – маленькая и хрупкая. Ты пойми, нам всякие нужны. Тут ведь надо не только кулаками махать, а и головой думать. А это у тебя как раз здорово получается, гораздо лучше, чем у любого здоровяка.

– Ты правда так считаешь? – шмыгнув носом, уточнил изобретатель.

– Конечно, а как иначе, – бодро кивнула предводительница. – И, если уж быть до конца откровенной, по-моему, нам следует завязывать с открытой формой протеста. Сдаётся мне, она уже давно потеряла свою эффективность…

В глазах Дорченского блеснул интерес. Поправив свой монокль, он заговорщицки оглянулся по сторонам.

– И что ты предлагаешь, Ульга? Только не тяни, я безумно не люблю, когда ты чего-то недоговариваешь.

– Так это все в целях конспирации, ты же должен понимать…

– Да понимаю я, понимаю. Ну, что ты там придумала?

Придвинувшись поближе, Ульга осторожно начала:

– Недавно я получила послание от наших друзей с Подземья. Они весьма обеспокоены последними событиями, что начали твориться в резервации.

– В Шептуне? – обеспокоенно уточнил парень.

– Именно.

– Но это же единственный подводный город, который согласно подписанному биллю является нейтральной зоной и для людей, и для ихтианов.

– Именно, – вновь согласилась Ульга.

Услышав ответ, Ян заметно погрустнел:

– Получается, как бы мы здесь ни боролись за ущемлённые права наших подводных братьев, все бесполезно?

Вместо причитаний и вздохов Ульга радостно подмигнула и, дождавшись пока мимо вальяжно прошагает пожилая парочка торговцев, продолжила:

– Вовсе не бесполезно. Я просто решила изменить тактику. Мы им обязательно поможем, но другим способом. К треклятым Мученикам эти плакаты и лозунги у стен адмиралтейства. Мы будем оказывать помощь ихтианам на местности.

– Где? – не понял Дорченский.

– Ну, на местности. Чего тут непонятного. Прямо самой Нейтральной зоне.

Услышав такое, собеседник едва не захлебнулся возмущением.

– Да ты что – сдурела? Решила отправиться на Шептун?! Хотя менее сумасшедшего решения я от тебя и не ждал.

– Почему это? – удивилась Ульга.

– Да потому что все твои поступки граничат либо с невероятной авантюрой, либо с безумием – третьего не дано. Но надо отдать должное: они всегда довольно выверены. Но все же, ты отдаёшь себе отчёт – это же Шептун! – попытался довольно рассудительно, чтобы не обидеть предводительницу, объяснить Дорченский.

Хвала неведомым мученикам, Ульга отреагировала вполне терпимо. Она даже слегка зарделась, когда услышала оценку своему сумасбродству. Но главный вопрос все же требовал ответа.

– А что тебя смущает в Шептуне?

– И ты меня ещё спрашиваешь! Ты могла выбрать любую другую резервацию, но Шептун. Самая конфликтная Нейтральная зона! Да сунуться туда – все равно что прыгнуть в костёр или сунуть руку в воду, кишащую зубастыми рыбёшками риги. И вообще, как ты себе это представляешь – пробраться в резервацию?

Щёлкнув пальцами, Ульга проводила взглядом очередных случайных прохожих и сказала:

– А вот это уже вторая часть плана, о которой давай поговорим в другом месте.

* * *

Двое мужчин не спеша двигались вдоль берега по широкой набережной Тисов. Внешне они выглядели как два приятеля, но за все время пути от порта до памятника Одинокому служителю маяка, не обмолвились и словом. Иногда они останавливались, чтобы полюбоваться красотами заката, а потом двигались дальше. Только когда мужчины оказались в конце Ирисовой аллеи, где улицы разбегались в стороны как два поссорившихся родственника, один из них коротко произнёс:

– Я беру на себя тех, что пошустрее.

– Идёт как бы так. Но вот давай только в этот раз.

На этом их пути разошлись: один направился ко дворцу Бушующей Чести, где высились золотые шпили смотровых башен, а второй затерялся в мастеровом квартале среди бесчисленной толпы разношёрстных зевак.

Протиснувшись сквозь кучку бородатых рыбаков, рассматривающих новые снасти под выцветшими навесами, тощий мужчина резко свернул в сторону и остановился, раскуривая тонкую трубку из кварцевого дерева. А такие нечасто встретишь на южном побережье – вещь дорогая, редкая. По карману разве что состоятельному сэргу или высокородному офицеру, который попал в морское адмиралтейство много лет назад и, выслужив пенсионное пособие, уселся в тёплый кабинет. Сделав две затяжки и загадочно улыбнувшись, он поправил лацкан длинного дорожного плаща. Любое противостояние было ему в радость. Он как истинный зверь смотрел только вперёд, а не по сторонам, как это делают доморощенные жертвы. И неважно, что его преследователи возомнили о себе, время всегда все расставляет по местам.

Свернув в подворотню, он оказался среди высоких помоечных баков и неприметного закутка, куда обычно выходили местные мастеровые, желая слегка передохнуть от трудовой смены.

Буквально через пару минут следом за ним в узком проёме возникли две долговязые фигуры. По повадкам явно неместные. Слишком уж широкая одежда и слегка растерянный бегающий взгляд.

– Вы, случайно, не меня ищите? – поинтересовался худощавый прохожий.

Его голос подействовал на соглядатаев, как красная тряпка на быка. Будто по команде, чужеземцы выхватили из-под плащей короткие изогнутые клинки и ринулись в атаку. Два резких замаха, череда странных ругательств, и один из нападавших благополучно отправился к прародителям, обхватив кровавую рану на шее.

– Ненавижу показуху, мистер Потаскуха, – прорычал худощавый, вытирая рукавом лезвие широкого кинжала. В его арсенале имелся ещё и стреломёт, но в подобной ситуации он посчитал бы ниже своего достоинства использовать против этих бездарей стрелковое оружие.

– Ненавижуууу, буря и грозы! – прошипел в ответ второй соглядатай и вновь атаковал, невзирая на быструю расправу над своим собратом.

Звон металла о металл не привлёк постороннего внимания. В самый разгар трудового дня все мастеровые были заняты своим делом и за шумом станков, инструментов и прочей вспомогательной техники, не замечали вокруг себя ничего.

Верхний удар, второй, третий опасный снизу и четвёртый наотмашь, так чтобы разом снести голову с плеч. И даже если взять в расчёт тот факт, что нападавший действовал уже в одиночку, заранее осознавая своё безвыигрышное положение, вёл он себя весьма смело. Только худощавому было на это плевать с высокой колокольни. За свою довольно-таки долгую жизнь он повидал достаточно таких отчаянных глупцов и не желал восхищаться их бессмысленной бравадой.

Все было предрешено заранее, и никакая случайность не могла сыграть на руку неудавшемуся убийце.

– Гори ты в горниле ненависти! – не экономя силы, выкрикнул соглядатай-чужестранец.

– Только вместе с тобой, мистер Чудак, – ответил тощий.

Всего пять, может быть, шесть блокировок, один хлёсткий удар ногой и изогнутый кинжал полетел на землю. Не успев опомниться, нападавший получил мощный тычок в челюсть, затем в пах и вновь в челюсть.

– Ой-ой-ой как неосмотрительно. А ещё именуетесь храмовниками. И куда катится мир?

Для начала тощий заставил нападавшего встать на колени. Перехватил его руку. Кость хрустнула и сломалась сразу в двух местах. Взвыв от боли, чужестранец закусил губу и попытался вырваться из стальных тисков. Но его пленитель не собирался давать ему второй шанс. По крайне мере, до тех пор, пока не получит ответы на свои вопросы.

– Итак, запомни, я два раза не повторяю. Когда боль немного поутихнет, кивни, и я начну спрашивать.

– Да иди ты в пасть к Корокосу! – промычал чужестранец.

Новый хруст заставил непокорного пленника повалиться на спину и ненадолго потерять сознание. Когда он очнулся, кошмар никуда не исчез. Худой продолжал нависать над ним хищным коршуном, только незавидное положение жертвы стало ещё хуже. Подвешенный, словно кусок говядины, храмовник уже не чувствовал собственного тела, а боль продолжала пульсировать в голове, разламывая её на части.

– Ну, теперь можно продолжать? – спокойно произнёс худой и лёгким движением срезал пуговицы на жилете и рубахе чужестранца. – У меня очень мало времени, поэтому ускорим процесс.

– Бесполезное занятие, – процедил тот сквозь зубы.

Пленитель коротко кивнул, покосился на лежащий неподалёку труп. Острое лезвие коснулось шеи храмовника. Лёгкий холодок, стон, и сталь проникла в податливую плоть. Кожа незамедлительно окрасилась в красный цвет. Но вместо ответа чужестранец сверкнул глазами и изобразил довольную улыбку. Получилось не очень правдоподобно, лезвие вошло ещё глубже, наградив его очередной порцией боли.

– Зря противишься, говорить всё одно придётся, – предупредил его тощий и сделал очередной надрез.

Когда новая волна страданий пронзила тело, храмовник уже готов был на что угодно, лишь бы прекратить эту жестокую игру.

– Так и не надумал? – поинтересовался мучитель.

– Да… я… ты за это… возможно… я…

– Ну, похоже, здравый смысл в тебе все-таки проснулся.

Храмовники никогда не считали себя воинами. Борцами за справедливость и сохранение равновесия мира – это да, но не более того. Им было чуждо излишнее насилие или секреты истинных наёмных убийц. И мучитель хорошо знал истинную сущность этого тайного ордена. Он взвалил на плечи чужестранца ровно столько страданий, сколько тот мог выдержать, не лишившись при этом чувств и сохранив светлый разум.

– Спрашивать, кто тебя послал и подписал индульгенцию на убийство, я не буду, – рассудил мучитель. – Ваш духовный отец, последователь Габриэль Ризза, надо заметить, весьма настойчивый тип. Представится возможность, поговорю с ним лично. Меня интересует другой вопрос: откуда это он проведал о том, где мы сейчас обитаем?

Голова храмовника обессилено повисла на плечах. Видимо, тощий все-таки перестарался, и его подопечный потерял-таки сознание.

– А ну-ка очнись, мистер Доходяга! – рявкнул он и наградил того звонкой подщёчной.

Пленник встрепенулся, нашёл в себе силы и посмотрел в глаза мучителя.

– Ты не забыл на кое-что ответить?

Кроваво-красный плевок стал лучше всяких ответов. Тощий утёрся рукавом. Усмехнулся. В его руке вновь блеснул нож. Он больше не собирался задавать бесполезных вопросов. Пленник оказался Затворником, а пытать этих парней бесполезно. Слепые фанатики, которым вдолбили в голову столько ерунды, что их хоть режь, хоть коли, ничего не добьёшься.

– Мы все равно остановим вас! Не сегодня – так завтра! Во имя страдания и справедливости! – вынырнув из минутного забытья, наконец заговорил чужестранец.

– Тьфу ты, мистер Дуралей! А я был о тебе лучшего мнения, – выругался тощий и нанёс один резкий удар.

Возле бывшей резиденции правителей замка Бушующей Чести, где в настоящее время располагалась палата судей, было многолюдно. Толпы случайных прохожих, заезжих туристов и тех, кого сюда привёл нелёгкий труд защитников. Судебные процессы проходили в семи округлых залах с утра до вечера. Имущественные споры, громкие бракоразводные тяжбы и короткие обвинительные акты. Работа судебной системы не прекращалась даже глубоким вечером. Когда заседатели расходись по домам, в работу вступали архивариусы и исполнители судебной воли.

К концу недели бурлящий котёл справедливости начинал постепенно остывать. В последний день ворота запирались, а вдоль периметра возникали высокие, статные стражи в изумрудных доспехах с шикарными плюмажами. Неподвижно застыв у входа, они превращались в мраморные статуи площади Величия, где воссоздали образы трехсот первых глубинщиков – тех, кто осмелился возглавить экспедицию к разлому Мрак-Крика…

Второй прохожий прошёл вдоль забора. Остановился возле двух художников, пытающихся повторить на своих полотнах вид главного материнского шпиля Согласия, и мгновенно растворился среди зевак. Вероятнее всего, он просто скрылся в тени вековых дубов, ловко обогнув одного из гигантов. Именно так решили двое храмовников, которые преследовали неповоротливого увальня в твидовом костюме, тройке и шляпе-котелке.

– Осторожнее, – предупредил один другого.

– Думаю, не так страшен Левиафан, как его дети… – попытался пошутить второй, но резкий удар заставил его мгновенно заткнуться.

Здоровяк оказался куда проворнее, чем могло показаться на первый взгляд от вида его широкой фигуры с объёмистым бурдюком живота. Выскочив из засады, он молниеносно сшиб с ног одного из преследователей. Второй попытался вынуть из кармана длинного плаща самострел, но оружие предательски застряло, заставив отвлечься на неудачное стечение обстоятельств. И преследователь сразу же получил заслуженную «награду». Мощный тычок ногой согнул его пополам. Не теряя надежды второй все-таки извлёк самострел – прогремел глухой выстрел. В молоко. Увалень уже оказался с противоположной стороны. Стремительно сместившись вправо, он выбил у преследователя оружие и, подтянув человека к себе, обхватил его шею. Резкий хруст и тело мешком повалилось на землю. Первого нападавшего ждала подобная участь.

Несколько секунд, и дело было в шляпе. Затащив тела в тень акаций, здоровяк присел на скамейку, снял с лысеющей башки слишком уж маленький котелок, протёр выступающий широкий лоб платком и тяжело вздохнул.

– Голыми руками выстлана дорога к счастью, – раздался изящный мужской голос.

– Че… сказал? – здоровяк недовольно обернулся и в упор уставился на своего приятеля. – Долго ты чего-то.

Прохожий осторожно выхватил у него платок и вытер свои окровавленные руки.

– Ты меня пугаешь, мистер Фрейд. Ещё пара занятий, и ты начнёшь походить на высокородного аристократа.

Вместо того чтобы порадоваться довольно изящной шутке, здоровяк нахмурился:

– Че… сказал, не пойму я тебя.

– Чего хотел, то и сказал, мистер Умник, – раздражённо отмахнулся худощавый. – Лучше скажи, ты что-нибудь добился от этих отчаянных дуралеев?

– Ду-ра-ле-ев? – протянул здоровяк, проговаривая каждый слог. – Что я должен был им сказать?

– Да не ты, а они тебя! А-а-а, бедные мученики! Как же с тобой тяжело, мистер ты Тугодум!

– Так Ту-га-дум или Ду-ра-лей? – уточнил увалень.

Схватившись за голову, его приятель издал протяжный стон и, закатив глаза, нервно рассмеялся.

– Хватит, я досыта наелся твоей… Мученики! Я даже не знаю, как это назвать!

– Может быть, я помогу? – предложил мистер Фрейд.

Закусив губу, его тощий приятель покачал головой и тихо произнёс:

– Лучше не надо. И вообще, хватит рассиживаться, сэрг Проницательность, нас уже заждались.

Глава 2. Узник в клетке

Дверь открыл юноша, который слабо походил на жителей берегового городка. И дело было не в излишней полноте или в нездоровом бледном лице, а в некой неуловимой детали. А если бы он осмелился опустить горло своей темно-бежевой водолазки, то постороннему взору открылась странная чешуйчатая кожа болотного цвета. Но это была не единственная черта его отличного от человека происхождения. За ровным рядом зубов у него располагался второй – состоящий из мелких клыков. Именно ими он легко переламывал рыбные косточки и щелкал лесные орехи. Но и это было еще не все. Прямо за ушами виднелись задатки жаберных прорезей, которые, к сожалению, так до конца и не развились у скромного жильца дома номер двадцать четыре, расположенного на улице Четырёх штормов.

– Как жизнь, жабик? – пожав ему руку, поинтересовалась Ульга.

– Думал, что хорошо, но ты изменила мою точку зрения, – немного смутившись, недовольно буркнул хозяин жилища.

Девушка бодро кивнула и без приглашения переступила порог.

– Ну вот и славно. Надо поговорить. Ты, кстати, почему не был на протесте?

– Потому что не люблю шум, строгие взгляды и вой рокотомобилей! – захлопнув за гостями дверь, объяснил полукровка.

Они прошли в маленький кабинет с закрытыми ставнями. И, хотя на улице только миновал полдень, внутри уже царил настоящий мрак. Только одна свеча на столе хоть как-то рассеивала плотный сгусток темноты и освещала мрачные грани высоких книжных шкафов.

– Кошмар, будто в склепе, – поморщился Дорченский. – Никак не могу привыкнуть к твоему образу жизни.

Свет вырвал из полумрака грустную улыбку.

– Ладно, так и быть, – он вздохнул и зажёг ещё одну маленькую свечку. Ярче не стало, но хозяин дома хотя бы проявил некое рвение сделать пребывание гостей в его доме более комфортным.

Затем он подошёл к дальней стене, ловко подтянулся на стальных выступах-костылях и забрался в стеклянный куб. Покрутил три медных вентиля, и внутрь полилась вода. Блаженно вздохнув, жабик вытянул ноги, даже не удосужившись снять верхнюю одежду.

– Ой, но вот только не сейчас, Крутс, – взмолилась девушка.

– А что не так? – развёл он руками. – Я не насыщался уже целую вечность. Так почему бы не сделать этого сейчас?

На побережье люди чаще контактировали с морскими жителями, чем в центральной части материка. И как закономерный итог, в семьях рыбаков начали появляться дети с синдромом Развеля Гарда. Одни считали это плохой наследственностью, другие – счастливой меткой Неведомых мучеников. Ведь, по сути дела, подобные кровосмешения грозили ребёнку только появлением у него особенных навыков. Полукровкам было даровано многое: например, умение длительное время находиться под водой, прекрасно видеть в темноте и двигаться гораздо быстрее любого земного хищника, будь то леопард или камышовый лис. Но как заведено, вместе с подарками Неведомые мученики обязательно отнимают у тебя нечто весьма и весьма ценное. Так было и с полукровками, которых в народе прозвали ундами, что, по сути дела, означало сигнал штормового предупреждения. Получив особый дар, взамен дети были вынуждены постоянно подпитывать себя солёной водой. Любая, даже крохотная лужица могла послужить им источником, который они должны были использовать не реже пары раз в неделю. Если этого не происходило, унды начинали стремительно терять жизненные силы. Их кожа становилась сухой и приобретала странный кремнёвый оттенок, а через пару дней трескалась, словно сухая земля.

Бойвелю Крутсу неслыханно повезло, он родился в семье весьма крупного инженера с ткацкой фабрики Шляка и мог позволить себе не бегать к морю, как сгорающий от жажды пустынный караванщик. Хитроумный отец устроил ему питающую ванну прямо в доме. Правда из-за трудностей с трубопроводной системой и осадкой фундамента конструкцию пришлось приподнять над землёй на добрый десяток футов. Устроенные родителем удобства сделали Крутса жутким домоседом. Не желая выходить во внешний мир и слышать в свой адрес дежурные упрёки, он постепенно превратился в добровольного затворника. И хотя местные жители относились к ундам со сдержанной терпимостью, это не мешало им высказывать в их адрес весьма крепкие ругательства. А иногда они опускались до банальных угроз расправой, виня морских уродцев во всех смертных грехах. Приёмный родитель Крутса пытался успокоить сына, но тот и слушать ничего не хотел. Его страх оказался сильнее любых уговоров. Даже близким друзьям было не под силу заставить унда начать доверять людям.

– Знаешь, мы сегодня практически взяли адмиралтейство штурмом, – с гордостью произнесла Ульга.

– Правда? – поразился Крутс.

Дорченский только усмехнулся:

– Ага, держи карман шире. Они даже не вышли на мансарду. Просто выставили нас на бульвар, и все!

– Стало быть, опять провал, – заметно расстроился унд.

– Просто мы избрали неэффективный способ, – отмахнулась Ульга.

Её уверенности можно было только позавидовать. Протерев монокль и покосившись на плескавшегося в стеклянной ванне Крутса, Дорченский, понизив голос, осторожно поинтересовался:

– Слушай, подруга, а что насчет нашего разговора? Ты же сказала, что у тебя есть план. Это правда?

– Стала бы я врать, – отмахнулась Ульга. – И поверьте, в скором времени нам предстоит довольно длительное, но весьма увлекательное путешествие.

– Что?! Куда? – Крутс едва не выпрыгнул из своего стеклянного куба.

– Спроси лучше, чего она задумала? – хмыкнул Дорченский, заранее не одобряя неведомый план.

– Не понимаю, зачем и куда вы собрались?! – продолжал бухтеть Крутс. – Лично я не намерен ввязываться ни в какие авантюры!

– Мальчики, мальчики, ну хватит! – попыталась успокоить их Ульга. – Давайте договоримся: сначала вы послушаете меня, а отказываться начнете потом.

Ян слишком хорошо знал свою подругу, чтобы продолжать бесполезные споры. Все равно она добьётся своего. Любым способом, и неважно, сколько времени на это потребуется. Поэтому проще дать ей слово, выслушать очередную безумную идею и осторожно откланяться, сославшись на внезапно возникшие дела. Крутс же просто пожал плечами и позволил девушке продолжать – все одно она и не собиралась слушать его предостережения.

– Я решила больше не бороться с системой изнутри. Хватит, надоело! Что толку стучаться в закрытую дверь, если тебе не собираются открыть и давать возможность говорить. Лично я умываю руки.

– Что? И это все?!

– Ты это серьёзно?! – Крутс едва не выпрыгнул из ванной.

– Да она блефует, – отмахнулся Дорченский. – А как же твой план? По глазам же вижу, что ты задумала нечто грандиозное!

Девушка только равнодушно зевнула.

– Неужели честно решила прекратить? – продолжал не верить унд.

Загадочно улыбнувшись, Ульга быстро кивнула и внесла некое уточнение:

– Правда все. Только одно последнее дело! Всего одно!

Не став дослушивать, Дорченский всплеснул руками и попытался заткнуть уши. А унд только фыркнул и мгновенно ушёл под воду.

– Ну ребята! Бросьте вы! Я же серьёзно. Нашему приятелю Рови-Бови нужна помощь! Это не шутки, ему угрожает реальная опасность. Смертельная опасность!

В комнате наступила тишина. Изобретатель нахмурился, заметно побледнел и, рассеяно сняв монокль, начал судорожно искать платок, чтобы его протереть. Крутс же вынырнув из своего убежища, положил голову на лапы и испуганно зашмыгал носом.

– Слушай, да ведь мы его даже никогда не видели. Кто он вообще такой? Просто приятель, который рассказывает нам о Шептуне? Как им плохо и как они нуждаются в нас, – первым опомнился изобретатель.