Калиго: лицо холода

– Да? А брести по краю пропасти, по-твоему, лучше? Лично я не собираюсь рисковать своей шкурой, чтоб сэкономить время. Давайте, – машет он рукой, поворачивая в противоположную сторону, – сюда, за мной.

Блондин ступает вперед, но никто так и не двигается с места.

– Извини, приятель, – потирает немеющие руки Калеб, – но абориген явно получше ориентируется в местности. К тому же, еще одни сутки пути по такому холоду мы не протянем.

Юноша двигается вслед за сааллом, а за ним и остальная часть группы, оставляя Ака позади. Он стискивает челюсть, сжимает кулаки, но все же нехотя бредет за ними. Оставаться одному в незнакомом месте, да еще и на вершине горы – не самый безопасный вариант. Ивейнджин подмечает, что чем дольше они спускаются, тем больше Гудмен-младший замыкается в себе, отдаляясь от остальных, словно и вовсе желает быть подальше от них. Это ее слегка настораживает.

– Почему Акли так себя ведет? – начинает она разговор с Кэт. – Мы же не виноваты, что снежная буря уничтожила кабинку. А он делает вид, будто это все наша вина.

– Такой уж у него характер. Если нет виновного, Ак выберет его сам.

– Но это несправедливо!

Кэйтин равнодушно пожимает плечами, натягивая шарф. Его край и так уже покрывает смуглую кожу до самой переносицы, открывая лишь линию не менее темных глаз. Но от этого теплее брюнетке не становится.

– Не понимаю, как ты можешь с этим мириться?

– Ты еще многого не осознаешь, дорогая, – потирает ладони Кэт. – Это приходит со временем.

После ее слов у Ивейн остается неприятный осадок, от которого она еще долго не может избавиться. Подруга говорит так, словно Ивейнджин – ребенок, который ничего не понимает и не разбирается в жизни. Но сама Кэт при этом всего на год старше. Тогда к чему вся эта показная мудрость? Иногда ее высокомерие взлетает выше четырехтысячника, с которого им предстоит спуститься, и причина этого, как всегда, одна: Ак.

Когда они с Иви познакомились, Кэйтин была милейшей девушкой, но все это кануло к Лету, когда она встретила Акли Гудмена, к которому сразу же по непонятной Ивейн причине прониклась симпатией. Постепенно податливость и стремление соответствовать массе вытеснили приятные черты Кэт, изменив ее до неузнаваемости. Она так хотела влиться в коллектив избалованных деньгами и статусом студентов, что это желание граничило с риском потерять себя. Ивейнджин до сих пор не понимает, чем этот самовлюбленный, эгоцентричный, жестокий и падкий на лесть грубиян мог ее заинтересовать. Судя по всему, это останется для нее загадкой навсегда.

– Господи… я уже ног не чувствую. Какая же холодина… – останавливается Кэт, убирая кончики своих коротких темных волос под шапку. Она тянется к брелоку-альтиметру на лямке рюкзака и вздыхает. – Четыре тысячи пять метров. Мы не прошли и километра, а я уже хочу умереть.

– Эт-т-то точно, – кивает, пританцовывая на месте Аллестер. – Давайте сделаем передышку.

– Может, разведем костер?

– Нэй, – отрицательно качает головой Силкэ. – У нас мало время. Здесь солнце садиться рано, темнота приходить быстро. Пока можно, лучше двигаться, чтоб согреться. Огонь разводить, когда устроиться на ночь.

Понимая, что пора применить тяжелую артиллерию, Ивейн достает из рюкзака теплоиды14 и раздает всем участникам группы, включая Силкэ, объясняя местному механизм действия этого «чудо-устройства». Калеб засовывает одноразовые грелки в ботинки и просит у Иви термос с водой, когда Акли выхватывает его из ее рук и жадно отпивает.

– Эй! Ты здесь не один!

Кэт отнимает у него емкость, завинчивая крышку.

– Полегче ты, в горах нельзя пить много жидкости.

– Это еще почему?

– Из-за повышенного потоотделения, – объясняет брюнетка. – Когда ты напиваешься вдоволь, ты сильнее потеешь. Из-за этого одежда быстрее промокнет изнутри и отсыреет, вытягивая из тебя еще больше тепла. Так что держи себя в руках, старина. Лучше жить с легкой жаждой, чем замерзнуть по пути.

Акли машет на нее рукой и отступает, в то время как Джаззи достает что-то из внутреннего кармана куртки. Кэт театрально закатывает глаза, заметив все тот же злополучный смартфон выжигающего-глаза-оранжевого цвета. За столько времени на морозе он уже должен был выйти из строя, но по какой-то причине до сих пор держится. Правда, судя по красному индикатору заряда, из последних сил.

– Чи-и-и-из15, помаши фолловерам16 ручкой! – она поворачивает камеру к брюнетке, но экран телефона вдруг меркнет и перестает реагировать на касание. – Нет-нет-нет! Не смей! Только не сейчас, дэм!

Джаззи требуется время, чтобы понять, что ее верный спутник бросил ее на произвол судьбы, несмотря на сменную батарею. Однако она не позволяет унынию взять над собой вверх. Не проходит и нескольких минут, как в ее руке появляется карманная камера с плотным защитным чехлом из пластика. При виде нее Кэйтин обреченно вздыхает.

– У тебя там что, целый арсенал припрятан?

– Естественно! Это DJI Pocket 2 специально для съемки в экстремально-холодных условиях. Эта бейба 17меня точно не подведет! Итак, – улыбается порозовевшая от гордости Джаззи, нажимая на кнопку записи. – Привет, коржики мои. В оффстриме 18ваша любимая булочка. Вы не представляете, как я по вам скучала!

Калеб раздраженно закатывает глаза. Все эти уменьшительно-ласкательные словечки, откровенно говоря, раздражают. И что это за мода – присваивать людям названия кондитерских изделий? Такое ощущение, что она не о путешествиях ведет блог, а о выпечке.

– Мы находимся на верхушке горы загадочного острова, и вот что я вам скажу: это место просто крэйзи19! Не знаю, откуда у саальцев эта любовь к двойным буквам, но они встречаются почти в каждом слове. Почему Саарге такой таинственный? Об этом я прочирикаю вам чуть позже!

«Монофтонги, – мысленно поправляет Калеб. – Две одинаковые гласные буквы, идущие подряд, называются монофтонгами, а народ – сааллами». И хотя Джаззи понятия не имеет, как правильно сочетать и выговаривать слова, ее фанатов это, судя по всему, не смущает.

– На этот раз я не одна, со мной мои друзья, о которых вам обязательно расскажу позже. А вот и они! Ну же, пончики, гоу сюда! – она поворачивает экран, снимая отдыхающую на рюкзаках группу. Аллестер неловко улыбается, поправляя очки, в то время как Элиот с Акли обмениваются умоляющими взглядом. Нагнувшись, Иви проскальзывает мимо, чтоб не попасть в кадр, и Калеба это не удивляет. С таким видом лучше вообще не светиться перед объективом. Не то чтоб она совсем уж страшная, но полное отсутствие макияжа, густые брови и вечно растрепанные волосы цвета придорожной пыли, словно она до сих пор не подозревает о существовании средств для укладки, придают ее внешности некую неопрятность. А это единственное, чего Калеб терпеть не может.

– Итак, что мы имеем? Фолловеры не раз спрашивали меня, как мне удается находить такие классные споты20. Это все благодаря развитой интуиции, которая ведет меня в те направления, в которые большинство людей и не глянет.

– Вернее, меня ведет, детка, – выныривает из-за ее плеча Ак, – ведь это я нашел это место и устроил поездку.

С губ Кэт срывается сдавленный смешок. Ее всегда поражало, как Акли удается перетянуть одеяло на свою сторону, даже когда его заслуг нет совсем. Ведь, по сути, мысль отправиться на малонаселенный осколок Скандинавского полуострова подала ему она, но это, как всегда, не в счет. Впрочем, Джаззи тоже скромности не занимать.

– Может, Ак мне немного помог, – надувает пухлые губки блогерша, – но поверьте, этот трип21 для вас я спланировала собственнолично. Вскоре я выложу видео для влога 22о своих приключениях посреди Севера. Следите за моими сториз, пироженки, чтоб не упустить пробивной рилс23! Биз 24всем! Лайков и мьюшек25!

Акли становится мрачнее тучи.

– Поехать на остров было моей идеей.

– Ой, пли-и-из26, – отмахивается от него рыжеволосая. – Ты только взгляни на эту дыру. Гордиться здесь нечем. Без обид, но я не лезу в твои интервью, вот и ты не суй свой белесый носик в мой влог. Окей, боу27?

Калеб наблюдает, как Ак провожает Джаззи сверлящим взглядом, и качает головой. «Всегда в центре внимания, прямо как Триа, – думает он и тут же одергивает себя. – Не нужно вспоминать то, чего уже не вернуть. Пользы это не принесет, а вот старые раны разворошить может запросто. А ведь они и так едва затянулись».

Элиот осматривает склон, с которого им предстоит спуститься. Его протяженность и наклон не предвещают легкого пути, как и резкий обрыв справа. Любой неверный шаг может стоить кому-то жизни. Боксер скидывает рюкзак в сугроб неподалеку и потирает затекшее плечо.

– Осточертело мне тащить эту кучу барахла. Она как будто весит несколько тонн.

– Нужно перераспределить вес, – вздыхает, глядя на него Кэт. – Думаю, Калебу будет легче нести припасы.

– Почему сразу мне? Акли тоже для этой цели сгодится.

– Ты единственный, кто регулярно бывает в горах, – объясняет брюнетка. – Тебя меньше затронут последствия акклиматизации.

– В таком случае, – фыркает он, поправляя темно-синий шарф, – логично было бы вручить дополнительное снаряжение вам с Ивейн, ведь вы меньше всех по росту и комплекции. Следовательно, одышка и аритмия вас не коснутся.

– Хочешь, чтобы хрупкие девушки тащили на себе всю провизию?

– Ну, не всю…

Тем временем Аллестер, едва стоящий на ногах, сбрасывает наплечную сумку со снаряжением и умащивается на ней, тяжело дыша. Не в силах больше терпеть боль в спине, журналист облокачивается на рюкзак Эла, не замечая, как он потихоньку сползает. Пока тот не срывается вниз со склона.

– Наши вещи! – ахает Ивейн.

– Лови их!

– Быстрее!

Калеб порывается вниз, но Акли его опережает. Он бросается за отдаляющейся точкой, перепрыгивая торчащие из-под заснеженной глади камни, и почти дотягивается до лямки, когда рюкзак вдруг врезается в валун и слетает с обрыва, унося с собой их и без того скудные запасы еды. Кэйтин, Ивейн и Элиот замирают наверху как вкопанные. Калеб с Силкэ обмениваются озадаченными взглядами. Джаззи едва подавляет истерику от того, что не смогла заснять этот момент, а Аллестер боится даже с земли подняться. Впрочем, не зря. Стоит только Аку вновь вскарабкаться на склон, как он тут же хватает того за воротник.

– Акли, не нужно! Это была случайность! С кем угодно могло случиться! – пытается образумить того Кэт, но он отталкивает ее в сторону.

– Я н-не… хот-т-тел…

– Там была наша еда, черт возьми! – трясет его из стороны в сторону Ак. – Что нам теперь делать, а?!

– У нас еще осталось немного, – выступает в защиту журналиста Ивейн, – на первое время должно хватить.

– А потом? Что будем делать потом?! Учтите, я подыхать здесь с вами не собираюсь. Вы поняли? Не собираюсь!

– Простите… – мямлит Аллестер, – я… это п-п-получилось случайно…

Акли откидывает того на снег и бросается в сторону, не желая больше видеть это сборище убогих зевак. Его реакцию можно понять, ведь среди утерянного барахла были пакетики с кашей, сублимированными блюдами, упаковки вяленой говядины, сухофруктов. Конечно, это не все их продовольственные запасы, но бо́льшая их часть. Не говоря уже о спальном мешке Элиота, фонарике, охотничьем ноже и паре ледоколов, которые друзья одолжили в шахтерской хижине. Их потеря не смертельна, так как у Кэт остался складной карманный нож, но все же существенно затрудняет дальнейший спуск. Хорошо хоть Ивейн додумалась распределить еду по нескольким рюкзакам, иначе они остались бы ни с чем.

К всеобщему удивлению, Силкэ в представлении участия не принимал и своего мнения по поводу сложившейся ситуации не высказал. Быть может, потому, что отлично понимал ее возможный исход. Он вообще любил побыть один и использовал для этого каждый привал. Калеб замечает интересую вещь в поведении местного: тот периодически склоняется над камнями, как будто что-то на них оставляет. Это длится буквально несколько секунд, и, скорее всего, никто из группы даже не обратил на это внимания, но только не он. Когда мужчина в очередной раз приседает над куском скалы, а затем быстрым шагом отмеряет расстояние к группе, Калеб задерживается у склона и рассматривает странный рисунок на каменной поверхности. Непонятная закорючка, похожая на перевернутые на бок песочные часы. Рядом изображение оленя, вернее, его головы с кривоватыми рогами (видимо, аборигены не очень способные художники). Калеб не силен в германских языках, впрочем, как и в скандинавской мифологии, но его поверхностных знаний достаточно, чтоб понять: это не обычная каракуля, а руна. В прошлом они использовались для письма, однако позже приобрели мистическое значение. С древних времен считается, что рунические знаки способны наделять человека различными способностями, а также оберегать его от злого умысла. Юноша в это все, конечно, не верит, но они сейчас находятся на кусочке земли, принадлежащем Скандинавскому полуострову, а значит, высока вероятность, что сааллы используют эти письмена не просто так.

– Гер Калеб! Вас что-то интересовать?

Парень вздрагивает и оборачивается, встречаясь со взглядом каре-голубых глаз. Силкэ не выглядит разгневанным за такое наглое вторжение в его традиции, поэтому юноша решает воспользоваться ситуацией.

– Что это?

– Это есть райхе. Руаны использовать его, чтоб уберечься от злой дух. Он скрывать нас от ледяной глаз Владыка гора.

Брови Калеба поднимаются на лоб. Он всегда старался подавлять свой скептицизм или, по крайней мере, не вздымать его до немыслимых высот, но это уже чересчур. Магические иероглифы для защиты от Повелителя горной вершины? Серьезно? Двадцать первый век на дворе, а люди до сих пор верят в подобную чушь. И это неудивительно, ведь Саарге практически отрезан от цивилизации. Может, через пару веков, когда люди будут свободно летать на Марс и телепортироваться из одной точки планеты в другую, здесь сааллы до сих пор будут сжигать идолов из сена и приносить в жертву великим богам коз.

– Кто такие руаны?

Лицо мужчины просияло, словно его попросили рассказать о любимом занятии.

– Это есть мой племя сааллов. Мы разделять традиции с братья много лет.

– С братьями? Значит, вас здесь много?

– Мы есть первый племя из четыре, – объясняет он, осматривая выгравированный на камне символ. – Ольфмунды жить на верх гора и почитать рысь. Племя ихиллы преклоняться перед кит, но этот народ полностью вымереть вместе с вальфаллы, которые поклоняться серебряный чайка.

Калеб выдвигает полку своей мысленной кладовой знаний, добавляя сверток с указанием четырех племен сааллов, половина из которых уже не живет на Саарге. Значит, остались лишь двое: руаны и ольфмунды – поборники рысей. Юноша не подозревал, что так высоко в горах водятся дикие звери. Это немного усложняет их задачу. В случае опасности смогут ли они сразиться с хищником? Может быть, из-за этого местный такой дерганый?

– А как же руаны? – неожиданно вмешивается женский голосок. Калеб замечает неподалеку от выступа Ивейн с фотоаппаратом в руках. Объектив нацелен прямиком на руну. Он ее даже не заметил. Хотя с такой невзрачной внешностью это неудивительно.

– Мы жить у подножие гора и поклоняться северный олень карибу. Мы есть мирный община. Не убивать животный, а виильде.

– Если вы оберегаете живых существ, – уточняет Иви, переводя Калебу незнакомое слово, – чем же вы тогда питаетесь?

– Жители Рильхе жить благодаря рыба и шахта. Но ольфмунды… – нос местного изрезала глубокая морщина. – Они есть народ дикий и жить за счет смерть другие. Их городок, Варанэ, жить по дикий законы и не подчиняться три бога. К ним не соваться ни в кой случай. Это быть опасно. Яалле дир?

Калеб кивает, хоть и не понял последний оборот. Он старается не исправлять рабочего каждый раз, когда тот совершает ошибку, хотя это стоит огромных усилий. Все-таки тот не американец. Вполне естественно для него коверкать склонения или говорить со странным акцентом, выделяя шипящие и сонорные согласные, в особенности буквы «с», «р», «н» и «л», которые в сааллском встречаются довольно часто. Если бы только у него был словарь английского языка, а еще лучше – учебник грамматики… Может, у Аллестера найдется с собой экземпляр? Если тот еще не одолжил его Элиоту.

– Уж больно он много волнуется для человека, выросшего в этих краях, – обращается Калеб к Иви, когда силуэт местного отдаляется. – Как думаешь, что он скрывает?

– Он просто переживает, чтоб мы благополучно добрались до города.

– Ну да, конечно.

Блондинка незаметно наводит фокус на рубец, сливающийся с уголком его рта. Крохотный полукруг, отпечаток полумесяца на щеке, такой притягательный и одновременно пугающий. Манящий потому, что добавляет своему обладателю индивидуальности. Ужасающий потому, что скрывает под слоем ороговевшей кожи тайну своего происхождения. Знаменитый шрам-серп, дарующий Калебу Колдвотеру маску вечной полуулыбки. Она нажимает на кнопку затвора, но странный блеск засвечивает кадр. Иви опускает камеру и смотрит на полурасстегнутый воротник своей куртки, из-под которого виднеется кончик кристального кулона, светящегося голубоватым блеском. Как странно. Должно быть, в нем отразился солнечный луч.

– Думаю, наш новоиспеченный проводник знает куда больше, чем род занятий сааллских племен. Ночью все кошки серы.

Ивейнджин никогда не любила это выражение, ставящее под сомнение не только рациональность человека, но и честь кошек. В конце концов, разве то, что саалл вызвался провести их на гору, когда никто другой не соглашался, уже само по себе не доказательство его добродетели? К тому же он не знал о буре, как и другие. Она возникла так неожиданно, словно по взмаху чьей-то грациозной руки, вскинутой в нетерпеливом жесте. Взмаху, который мог стоить им жизни. Но Иви никогда не считала себя фаталисткой, а поэтому старается не придавать этому слишком большое значение. Спрятав кулон под воротник, она возвращается к группе, которая, несмотря на усталость, готовится снова выдвинуться в путь.

Полдня спуска не проходят незамеченными. Никто из приезжих не привык к подобным физическим нагрузкам. Даже отлогие уступы даются им с огромным трудом, что уж говорить о крутосклонах, где каждый шаг граничит со смертью. У Акли дыхание сбивается через каждые три метра, не давая расслабиться ни на минуту. Горная акклиматизация особенно сказывается на Эле, чей вес и рост играют в этом не последнюю роль. Он сопит, пыхтит, останавливается для передышки каждые двадцать шагов, едва поспевая за Кэт, Джаззи и Ивейн. Миниатюрные формы стали их преимуществом перед высотой, но не перед холодом. По истечении пары часов Ивейнджин уже не чувствует ног, а ее щеки иссыхают до такой степени, что напоминают скорее кусок старого пергамента, чем кожу.

Головокружение, одышка, тошнота, спутанность сознания –здравствуй, горная болезнь во всех своих проявлениях. Даже Силкэ пагубное влияние высокогорья не обходит стороной, несмотря на то, что он вырос в этих краях. Как ни старайся, возраст поневоле дает о себе знать, истощая защитные силы организма. К тому же прошло немало лет с тех пор, как он работал в высокогорных шахтах. После этого он жил у подножия многие годы. Калеба, который не раз поднимался в горы для тренировок и гонок на лыжах, меньше, чем остальных членов команды затрагивает их пагубное влияние. Но и у него со временем голова начинает раскалываться, ведь на подобную высоту ему еще не доводилось подниматься (максимум на две тысячи девятьсот метров). К жизни среди облаков нужно привыкнуть, однако сколько это займет точно – неизвестно. У одного может уйти пара дней, у другого – до десяти суток. Все зависит от индивидуальных особенностей организма.

Труднее всех приходится Аллестеру, который никогда ранее не поднимался выше полутора тысяч метров. Отложив видеокамеру, он приседает прямо в сугроб, опустив голову на колени, словно это положение помогает ему хоть как-то сгладить острые пики морозного воздуха, царапающие легкие. Ивейн не отходит от него ни на минуту. Она даже предлагает ему свой энергетический батончик, чтоб восстановить силы, но тот отказывается. Холод испепеляет любые мысли о еде. Выжигает легкие, разъедает суставы, дерет невидимыми когтями горло, проникает в каждую косточку, заставляя прочувствовать весь скелет, словно тот сделан изо льда. Тяжелого, арктического, накопленного многими годами непрекращающегося мороза. Он разливается по венам потоками воды настолько обжигающей, что не понятно: горячая она или ледяная. Ясно лишь одно: она убивает. Всех до одного, постепенно, по очереди. Отгораживает друзей стылой стеной друг от друга, и первым в силки холода попадает Акли.

Он держится в стороне, не желая вливаться в этот убогий коллектив выживающих. Вся сложившаяся ситуация отнимает у него желание подключиться к дружеской беседе, а урчание в желудке и стужа, оседающая невидимой пыльцой на спине, поднимают в нем стремительно растущее раздражение. Он не рассчитывал задерживаться в горах так долго, да еще и в окружении друзей-неудачников и чернорабочего из местной деревни. От такой компании у кого угодно живот сведет. Не стоит удивляться, что он только и мечтает, чтоб сбежать отсюда куда подальше и как можно скорее.

С тех пор, как они покинули хижину, погода менялась еще несколько раз, и все так же нежданно: в один момент над головой светит солнце, но стоит лишь закрыть глаза, как тучи жадно пожирают чистый небосвод, а снегопад захватывает все вокруг своими невидимыми ладонями. И Иви не могла найти объяснение этому феномену. Ее мама, признанный геолог университета Мэна, немало писала о природных аномалиях этого острова: о странностях берегового рельефа, о скрытых под ледяным настом рифах, о налетающей из ниоткуда непогоде и суровых ураганах, которые стирают с лица земли целые поселения. В ее записях, которые Иви изучила вдоль и поперек, было много странного, но одно она даже в юном возрасте понять смогла: Саарге не похож ни на одно другое место в мире. Он хранит немало тайн, за раскрытие которых многие смельчаки поплатились жизнью. И, к несчастью, ее мать – одна из них.

После недолгой передышки и перекуса в виде питательных батончиков и орехов они продолжают путь, спеша продвинуться как можно дальше до наступления заката. Силкэ идет впереди, протаптывая дорогу. Остальные члены команды следуют друг за другом по его следам. Местный ступает медленно и осторожно, прислушиваясь к шепоту ветра, но звуки северной природы заглушают непрекращающиеся стенания чужеземцев.

Первый день для них был сродни пытке. Светлоголовый парень вместе с рыжеволосой девушкой с лисьим лицом неустанно жалуются на усталость. Юноша постройнее, смуглый, высокий, с серповидной отметиной возле рта и шевелюрой цвета мокрой древесины двигается увереннее, но постоянно потирает немеющие пальцы. Он словно сама противоположность своего белокурого товарища: умеет сохранять невозмутимость в любой ситуации. А вот его собрат с буйными кудрями и странными ледяными пластинами на глазах не отличается теми же качествами. Он волнуется обо всем на свете, болтает без умолку, тратя бесценный кислород, хотя его никто даже не слушает.

Брюнетка с квадратными чертами лица и загорелой кожей держится стойче остальных, но даже она под вечер едва переставляет ноги. Единственной, кто не высказывает ни единой жалобы, является блондинка – самая худенькая и низенькая девушка в группе, со странной прямоугольной коробкой на шее. Иногда она смотрит в блестящее отверстие короба, словно может рассмотреть в нем то, чего не позволяет увидеть человеческий глаз. Силкэ подозревает, что спуск дается ей не менее тяжело, чем остальным, и невольно проникается уважением к мужеству незнакомки. Для самого саалла этот день – своего рода обряд очищения. Из-за возраста он давно не поднимался на вершину и рад провести лишний день на священной горе, хоть и понимает, какие это может повлечь последствия. Наверняка Калиго уже наблюдает за ними.

– Хаатэ, – останавливает он Иви жестом, когда та ступает по нетронутой заснеженной корке.

– Что такое? – застывает за ее спиной Элиот.

– Слышать этот звук?

Блондинка приподнимает края шапки, улавливая едва заметный свист, доносящийся из-под сугробов.

– Это значить, что под снег есть пустота. А этот спрангру на снег, – показывает он рукой на едва заметные трещинки на снежной корочке, – мочь привести к снёрфлоге. Идти в обход.

Эл переводит непонимающий взгляд на Ивейн, и она объясняет ему, что Силкэ предупреждает об опасной зоне, в которую лучше не соваться, чтобы не наткнуться на лавину. Недолго думая, Элиот поворачивает назад, подмечая, как со временем меняется походка местного. Становится все быстрее, размашистее, словно он куда-то или от кого-то бежит. Раньше он шел осторожно, ведь на склоне такого уклона можно легко свернуть шею, но сейчас без понятной причины начал почти мчаться вниз, при том, что снаряжения в его рюкзаке не меньше, чем у остальных. Возможно, он спешит преодолеть этот холм до прихода темноты, но что-то в поведении аборигена явно настораживает.