Небесный замысел любви. Фантом любви. Книга третья

Через несколько месяцев, приехав в очередной раз к родителям (Мила была уже беременна), она случайно встретилась с Георгием. Они остановились на улице, Георгий как-то грустно посмотрел на её большой живот, поговорили. Мила заметила взгляд Георгия, он время от времени, смотрел на девушку, которая шла из детского комбината, увидев его, она остановилась и, разговаривая с другой девушкой, поглядывала на Георгия. Мила заметила его смущение и, улыбаясь, спросила про девушку. Георгий смущенно ответил, что это Лида, работает воспитательницей в младшей группе детского сада, и они начали с ней встречаться. Мила оглянулась, внимательно посмотрела на девушку, они встретились взглядами, и она увидела изменившееся лицо девушки. Лида смотрела на нее как-то недоброжелательно и у Милы появилось чувство тревоги, не поняв своего состояния, она продолжила разговор с Георгием. Он сказал ей, что ему не очень нравиться здесь и он скорее всего уедет назад в Осетию, он волновался за мать и Владимира, младшего брата, как там они одни без него. Поговорив, они расстались.

Через пару недель, приехав к родителям, Мила спросила у сестры про Георгия, Валентина ответила, что она его не видела, говорят он уехал.

Родители сделали перестановку мебели, начали делать ремонт в квартире и попросили забрать ее свои книги и тетради. Мила, забирая книги, не обнаружила коробку со своими письмами, спросила у сестры где они. Валентина сердито ответила, что она выбросила их, что письменный стол забит не нужными вещами. Мила расстроилась и поссорившись с сестрой, почему она без ее разрешения выбросила ее письма, уехала. Так у нее не осталось никаких адресов ее юности: ни адреса родных Гранта, ни адреса Алима, ни адреса Темира.

Больше Георгия она не видела и письма из Осетии перестали приходить…

Можно закрыть глаза на то, что видишь,

но нельзя закрыть сердце на то, что ты чувствуешь.

Глава 2. Замужняя жизнь

Мне перья дергали из крыл. – А я – летала!

Пытались воздух перекрыть. – А я – дышала!

Меня пугали, не люби. – А я – любила!

Пытались памяти лишить. – Я – не забыла!

Мне говорили, боль сильна. – И я – терпела!

Не смей врагов жалеть! – А я – жалела!

Меня сбивали с ног. – Но я вставала!

Твердили все: и не мечтай! – А я мечтала!

И если даже рухнет мир…

Начну сначала!

(автор мне неизвестен)

Родители мужа не смирились и просто ненавидели Милу, особенно Мария Владимировна, её свекровь. Заведующая аптекой, она владела дефицитом и это взрастило, а может возродило в ней такую чудовищную черту, как снобизм. Ей кланялись, просили достать лекарства многие люди, это позволяло ей иметь в знакомстве много «нужных» для жизни людей. В 80-90-х годах не очень хорошо было с продуктами в магазинах, но это не касалось ее. Для свекрови были открыты задние двери универмагов и гастрономов. Мария Владимировна была долгожданным человеком для завмагов, они часто и регулярно проводили между собой бартер дефицитом, к которому имели доступ по своим должностям.

Но доступ к дефицитным продуктам для Милы в доме родителей мужа был закрыт. Холодильник в доме её новых родственников был полон запасов, был забит различными дефицитными банками, которые доставались в основном на праздники при гостях, в застольях, в которых Мила с мужем, как правило, не участвовали, им этого не надо было. Питались они с мужем простой едой, как все, без всяких претензий, дефицит их не волновал.

В тайне свекровь всё же, когда не было Милы дома, подкармливала любимого сына.

Свекровь придиралась к ней буквально по всякому поводу, по мелочам: сахар в сахарнице закончился, почему она не насыпала вовремя сахар, мыло не так лежит, почему взяла ее расческу, почему расческа не стоит в стаканчике, а лежит рядом с ним, зубная паста лежит не на том месте, ванная плохо сполоснута, полотенце повесила неаккуратно, тарелка плохо помыта, хотя она нормально была вымыта – чисто, вилки лежат в ящике неаккуратно, не так порезана колбаса – её надо резать очень тоненько, много чая положила для заварки в заварной чайник, творог лежит не на той полке, и т. д. и т. п.

Они жили в двухкомнатной квартире, красивый импортный спальный гарнитур в маленькой комнате с двумя раздельными кроватями был естественно запретным для Милы. В большой комнате молодоженам был выделен лишь диван, но к нему доступ ей был разрешен только после одиннадцати вечера, когда его родители укладывались спать после просмотра телевизора и обсуждения всех новостей в стране. На диване возлежал по вечерам хозяин семьи, рядом в кресле восседала супруга, вытянув «барские» ножки и, делая себе массаж, теребя ноги в дорогом пушистом ковре, лежавшем на полу.

Мила всегда сидела в маленькой комнате за письменным столом, стоявшем за дверью, спина часто ныла и ее больное место, то, что после аварии на мотоцикле, когда она улетела с байка Бориса, часто беспокоила ее, но она терпела и молчала. Она много занималась, учась на вечернем отделении института, и старалась о боли не думать. Муж поздно возвращался после занятий в вечернем институте, она кормила его на кухне, и они около двенадцати заходили в большую комнату, которую им освобождали родители. И тихо рассказывали друг другу как у них прошёл рабочий день.

Свёкр ежедневно, приходя с работы, принимал душ, душился одеколоном, и свежий выходил из ванной комнаты. Свекровь закрывала дверь на кухню и кормила мужа всякой вкусной едой, свёкр пропускал свою бутылочку, которая всегда стояла спрятанной в углу около колонки. Они, обсудив все новости их жизни и заодно свою невестку, переходили в большую комнату,

Мила, как мышка, всегда сидела за письменным столом, занималась и ждала мужа. Он возвращался из вечернего института, веселый, целовал жену, она его кормила скромной едой, не той, которой кормила свекровь своего мужа, а той, что была для них – макароны с котлетами, каши, картошка с двумя сосисками каждому, кисель, компот. Они не обращали внимания на то, что родители всегда ужинали отдельно, при закрытых дверях.

Милу поражала патологическая жадность свекрови: холодильник ЗИЛ был забит всегда продуктами – дефицитными банками: икра черная и красная, печень трески, раки, лосось, горбуша, сельдь-иваси в винном соусе, ветчина, все это стояло неприкосновенным запасом, есть нельзя было, даже когда Мила была беременной. А на ужин свекровь предлагала двум молодым людям половину пачки пельменей на двоих и когда сын, улыбаясь, говорил матери, что как-то маловато после трудового дня, что он не наелся.

Мать, улыбаясь, отвечала сыну: «Что, сынок, голодновато тебе жить с женой? Ладно уж, мама не даст помереть с голоду сыночку», – отрезала ему пару бутербродов со свежей колбасой и предлагала дополнительную порцию компота. Муж предлагал один бутерброд жене-Миле, на что мать, следя за его действиями, быстро реагировала: брала бутерброд с тарелки Милы, перекладывала его сыну: «Сынок, не надо ей много есть, это вредно для беременной женщины. Я фармацевт и лучше знаю организм беременной женщины. Ей достаточно».

Готовить самой Миле не разрешала свекровь, она сразу заявила, что двух хозяек на кухне не может быть, раз они живут с ними, значит должны жить по их правилам и Мила, приняв их условия, молчала и терпела. Они с мужем отдавали ей деньги на питание.

Ей врезалась в память поздравление свекра её с днем рождения: Мила пришла с занятий из института, там ее сокурсницы поздравили с днем рождения, ей исполнилось 23 года, подарили цветы, коробку конфет, красивую открытку с добрыми словами. Переодевшись, вымыла руки, вошла на кухню, ей очень захотелось есть, но мужа еще не было дома, и она решила пока попить чай.

В тот вечер родители были дома и сидели, как всегда, в большой комнате, смотрели телевизор и обсуждали свои вопросы при закрытой двери. Мила, приоткрыв робко дверь, поздоровалась с ними, услышав ответ, пошла на кухню. На холодильнике лежали два билета в театр имени Е. Вахтангова, посмотрев билеты, положила назад. Налив чай, взяла горсть сушек и ушла на свое место – за письменный стол. Ей очень хотелось прилечь, но такой возможности в квартире родителей мужа у неё не было, так как на две кровати родителей не разрешалось ей даже садится, не то что прилечь – это было негигиенично, как говорила свекровь. А на диване, на котором она спала с мужем, всегда лежал свёкр после работы.

Вскоре пришел муж, поцеловал, подарил ей цветы и пошёл к родителям. Муж тихо спросил у матери, что на ужин и поздравили ли они его жену с днем рождения…

А Мила пошла ставить цветы в свою красивую большую хрустальную вазу, которую им на свадьбу подарил друг мужа – Сергей, тёзка мужа.

Взяв вазу, она вспомнила историю про неё: когда свекровь увидела эту вазу, она пришла в восторг, потому что эту вазу родители друга, их друзья, купили в Алжире, где жили несколько лет. Ваза была большая, дорогая и красивая.

Сергей, школьный друг мужа, вручил её Миле в день свадьбы со словами: «Пусть эта ваза всегда будет с цветами в твоей жизни».

Родители Сергея, вернувшись из Алжира, устроили сыну скандал и потребовали вернуть вазу, звонили родителям мужа. Мила тут же хотела вернуть эту вазу хозяевам, но Сергей не позволил этого сделать, он разругался с родителями и даже временно ушел из дома. Свекровь не разрешала Миле возвращать дорогую вазу, ехидничая за спиной подруги, что у нее достаточно хрусталя. Узнав, что Сергей пошел на конфликт с родителями из-за вазы, свекровь заподозрила Сергея, что он не равнодушен к Миле, что оказалось потом правдой. Но Мила сразу дала отпор ему, что польстило мужу.

Вспомнив это, она улыбнулась, поставила цветы на письменный стол за который проводила все вечера и пошла на кухню.

Мила с мужем ужинали, весело обсуждая прошедший день.

Вошел свёкр, закурил, посмотрел на сына и невестку: «Люда, у тебя сегодня день рождения. Поздравляем тебя. Я не забыл, вот купил вам билеты в театр, ты же любишь театр?»

– Да. Спасибо вам большое. Мы с удовольствием сходим в театр.

– Сходите, завтра. Ну ладно, не буду вам мешать. Не забудь положить на холодильник деньги за билеты, рубль сорок, – вышел из кухни.

Мила, расширив от удивления глаза, замерла, потом посмотрела на мужа: «Не поняла? Так это подарок на день рождения, тогда почему положить на холодильник рубль сорок за билеты?»

Муж смутился, потом улыбнулся: «Не бери в голову, я положу деньги…»

– И все же объясни позицию своего отца я не поняла, это, что было?

Муж пожал плечами: «Что тебе непонятно? Что деньги надо ему вернуть?»

– Ну ведь это подарок, а разве за подарок возвращают деньги?

– Подарком является то, что он не забыл про твой день рождения и купил тебе билеты в театр.

– А деньги, которые надо вернуть?

– Ну, что в этом обидного? – пожал вновь плечами муж и смутился, помолчав добавил, – лучше всего быть независимыми, он об этом, видимо, говорит. Все, хватит об этом, – встал резко, вышел, вскоре вернулся и положил на холодильник рубль пятьдесят.

Мила не спорила, терпела, тихо плакала, когда было обидно слышать нескончаемые упреки свекрови, а потом и свекра, старалась угодить во всем им и мужу своему, ведь она была жена и как учила ее мать, должна была терпеть.

Своим родителям вначале ничего не рассказывала, чтобы их не расстраивать и вспоминала насколько было ей хорошо в доме родителей Гранта и насколько было ей не уютно и холодно в этой московской квартире с этой дорогой немецкой и чешской мебелью, большим количеством хрусталя, коврами на стенах и полу с этими чужими для нее людьми, которые ее не приняли в их семью, как она не старалась.

Мила забеременела сразу, при первой близости с мужем, что удивило её…

Вскоре у неё хорошенькая дочка родилась, как мечтал Грант и предсказывал ей когда-то. Роды были преждевременные, стремительные, вызванные очередной ссорой со свёкром с подачи, конечно же, свекрови.

Милу обвинили в краже золота свекрови, которое лежало в хрустальной пепельнице на трельяже. Свекровь, когда приходила с работы, снимала с пальцев свои перстни и кольцо и все клала в тяжелую хрустальную пепельницу.

Мила хорошо помнила тот вечер: у нее тянул большой уже живот, она вышла из маленькой комнаты, а свёкр вышел из большой комнаты с пепельницей в руках, там лежала гора мандариновой кожуры. Родители мужа всегда ели фрукты, смотря телевизор, и забывали угостить её, это так, к слову сказано. Свёкр был выпивши, слегка покачнулся, строго посмотрел на Милу и прошёл в кухню, выбросил мусор из пепельницы, вымыл её и довольный вернулся на диван. Мила пошла принимать душ в ванную комнату, вскоре пришел муж.

Утром разразился скандал, крик свекрови по поводу: где ее золото, она точно клала его в пепельницу. Все вопросы были обращены только к Миле. Она в недоумении моргала глазами, не понимая при чем здесь она, но её объяснений никто не слушал. Вечером, после работы, свёкр устроил ей жесткий допрос, мол если она не брала сама золото его жены, значит к ней кто-то приходил днем, без них, ведь она, находясь в декретном отпуске, днем дома находилась. Мила, вспомнив, что он выбросил золото вместе с очистками мандаринов, сказала об этом, чем повергла в полное бешенство свёкра и к нему присоединилась, причитая со слезами, свекровь. Скандал был «не в сказке сказать ни пером описать».

Муж её любил и защищал от всех нападок родителей, наревевшись, она так и не смогла тогда уснуть от возмущения, что свёкр так яростно не принимал очевидный свой опрометчивый поступок и не хотел ничего даже слышать.

Под утро начались схватки и преждевременные роды.

Когда исполнилось дочке несколько месяцев произошла вновь крупная ссора, свекровь указала ей на дверь, дочка мешала им спать по ночам. Тогда свекровь разыграла сцену с головной болью, которая мешала ей работать, она представила мужу, что у неё пошли неприятности на работе из-за появившихся головных болей, которые мешали ей добросовестно выполнять свои должностные обязанности заведующей аптекой. А головные боли у нее появились из-за того, что она плохо начала спать, малышка плакала по ночам.

Мила всегда переживала все выговоры родителей мужа в её адрес, потому что она очень старалась им угодить, чтобы не было этих ссор из-за бытовых вопросов. Она спала очень чутко и всегда при малейшем беспокойстве дочки тут же вскакивала и убаюкивала малышку или переворачивала ее на другой бочок, или давала ей немного воды, она не отходила от дочки до тех пор, пока малышка не успокаивалась. Но тем не менее несколько ночей действительно она не могла успокоить дочку, которая плакала и ничто её не могло успокоить часов до трех ночи, потом она успокаивалась и все засыпали.

И вот в один из вечеров разразился очередной скандал, на её голову посыпались разного рода упрёки и самый оскорбительный для неё упрек был в том, что она из бедной простой семьи и что ее родители не дали за ней никакого приданного, кроме постельных принадлежностей для молодых и подарков свёкру, свекрови и мужу. А что могли дать ее родители, простые рабочие люди? Мила не понимала, родители итак заняли деньги на ее свадьбу, и все делали для нее от души, ничего не тая. Эти упреки были не впервые и в этот раз родители мужа позволили себе ещё и оскорбить её родителей, уж с этим Мила никак не могла смириться. Она любила своих родителей.

Мила заявила твердо свёкру:

– Не смейте оскорблять моих родителей! Никогда! Они сделали все, что было в их силах для меня, пусть я из простой семьи и я этим горжусь. Мне ничего от вас не нужно! Запомните, пройдут годы, и я все сама заработаю для жизни и ничего от вас не возьму! Ничего вашего у меня не будет!

– Мы посмотрим, как ты сможешь заработать сама! – закричала свекровь. – Заработает она! Пока ты живешь у нас и тебя кормит муж, мой сын!

– Ты не должна создавать для сына и для нас неудобства. Мы все работаем и зарабатываем деньги, которыми ты пользуешься, а твоя задача добросовестно справляться с твоей дочерью, а раз она у тебя кричит, и мешает всем спать, то это говорит о том, что ты не справляешься со своими обязанностями, – кричал свёкр. – И не смей перечить моей жене, ты теперь носишь мою фамилию и будь добра подчиняться нашим требованиям, а раз не нравиться – вот тебе порог, – резко указал на дверь, – мы тебя не держим!

И понеслось, слово за словом, скандал разгорался, муж защищал как мог жену, но родители его не слушали и Мила, не выдержав оскорблений в адрес своих родителей, вырвавшихся в гневе изо рта свёкра в адрес ее отца, сдерживая слёзы, быстро начала собирать свои немногочисленные вещи и вещи дочки.

Увидев, что она собирает вещи, свекровь облегченно вздохнула и сказала сыну: «Пусть едет к родителям. Сынок, так будет лучше для всех, ты хоть будешь высыпаться, я уже не говорю про себя и отца».

– Ма, ты, что такое говоришь? Там в двушке живут четыре человека! И мы еще трое? Как мы там разместимся, подумай? – кричал сын.

Свекровь, поджав губы, молчала.

– Сын, тебе не надо туда ехать! Ты, что будешь в примаках? – жестко заявил свекр.

– Ну раз ты указал на дверь моей жене и дочке, значит ты и мне указал на дверь. Отец, это ты указал нам на дверь, я подчиняюсь, мы уходим!

Собрав свои вещи, детскую коляску, они в ночь хлопнули дверью, никто их не останавливал. Поймав такси, поехали к родителям Милы в посёлок ТЭЦ – 22. Ночью они приехали неожиданно к родителям Милы, где в двух смежных комнатах жили родители и две сестры Милы.

Сёстры уступили им маленькую комнату, переселились на пол в большую проходную комнату, где спали родители. Лида, к тому времени разошлась с мужем Виктором по причине его любви к зелёному змею, жила у родителей.

Так они прожили год, семь человек в двушке. И надо отметить, что жили дружно, не ссорились. Дочку, которую как настояла Мария Федоровна, назвали Олей, в честь сестренки Милы, которая рано умерла от воспаления легких. Мила очень хотела назвать дочку Вика – Виктория (победа), но Мария Фёдоровна настаивала назвать девочку Олей. Мила и уступила, а муж был совсем не против и не настаивал ни на чем. Он любил жену и во многом с ней соглашался.

Олечка росла забавной и любимой девочкой. Бабушка с дедушкой в ней души не чаяли, тетки её тоже любили. К Сергею все члены семьи относились хорошо, так что в семье был мир.

Мила и муж учились в вечерних институтах, родители сидели с внучкой, во всем им помогали, академический отпуск в институте Мила не брала. Оля была очень привязана к маме и когда Мила уезжала в институт, кричала криком. В итоге накричала по всем разным причинам себе пупочную грыжу, которая её беспокоила, конечно, её плач беспокоил всех, но никто не упрекал Милу, все переживали за малышку и делали всё для того, чтобы ей помочь.

Летом, когда Оле было уже больше года, родители мужа приехали мирится. Все это время муж общался с родителями, заезжал к ним, о чем они там говорили, Мила не спрашивала, муж не говорил, но родители все-таки приехали мирится, были вежливы и сдержанны с Милой. Она им не поверила, но мама сказала ей, чтобы она ехала с мужем к ним, мирилась и терпела, находила общий язык с ними, ведь она теперь носит их фамилию.

Миле очень не хотелось уезжать из родного дома, но она всё понимала, что все устали от тесноты, которую она причинила родителям и сёстрам своей семьей.

В конце лета Мила вернулась с дочкой и мужем в квартиру родителей мужа.

Быстро четыре года прошли в жизненных заботах, она старалась быть хорошей женой. Любящей и заботливой матерью, невесткой, хозяйкой, студенткой и, конечно, работницей, она работала музыкальным руководителем в детском саду около их дома, куда устроил ее свёкр.

Но сердце её молчало, как не старалась, горело и сгорело дотла в первой любви без остатка.

А родители мужа всё смирится не могли с тем, что она любовь их единственного сына забрала. Муж её любил, называл Решей, мой Орешек, защищал перед родителями своими.

И вот ей снится сон и Грант говорит: «Ты беременна, тебе нельзя рожать, ослепнуть можешь ты, нельзя тебе рожать. Люблю тебя. Услышь меня».

Мила в волнении проснулась: «Грант, что он говорил? Не может быть такого, я не хочу».

В недоумении она пошла к врачу. Но так все и оказалось, как ОН сказал во сне ей. Она в волнении мужу рассказала про сон свой и про испуг ослепнуть и не желание рожать.

Муж выслушал и строго заявил: «Чушь все это! Забудь ты про него, его нет давно. Снам не верь. Современные мы люди. Рожать ты будешь, сына я хочу, продолжателя рода моего».

Она задумалась и замолчала, никому не говорила больше про этот сон свой странный.

Но вскоре сон опять приснился и голос Гранта ей шептал: «Нельзя рожать тебе, с сыном будешь мучиться всю жизнь, услышь меня, ослепнуть можешь ты. Люблю тебя».

Она всё думала и размышляла про сны и предупреждения ЕГО, ещё и ещё просила мужа, но муж её был неумолим в своём решение, стать вновь отцом, так сына очень он хотел.

Она всё думала о снах своих, родителям всё рассказала, отец испуганно смотрел на дочь: «Люся, Грант тебя любил и просто так не будет снится, снам поверь. Нельзя рожать тебе».

А мать её в слезах запричитала: «Ослепнуть? Господи, как же так? Дочь, нельзя тебе рожать. Но в тоже время, муж твой хочет сына, а вдруг детей не будет больше? Господи, как же поступить?»

Размышления, ссоры, уговоры, споры, сомнения… но муж настаивал рожать… Свекровь была, конечно, против второго ребенка. Свёкр был за второго ребенка, хотел внука, продолжателя их рода и фамилии, успокаивал жену, изредка повышая на неё голос. Она замолкала, потом вновь поднимала этот вопрос, о чем они шептались при всегда закрытой двери кухни Мила не знала.

Муж к тому времени закончил институт и по протекции отца стал офицером КГБ.

Когда Мила узнала, что свёкр полковник КГБ, у неё как-то сжалось и заволновалось сердце. Почему? Она не поняла, но внутренне она была против, чтобы муж служил в этой организации и она робко сказала ему об этом. Муж удивился её реакции и ответил, что это его призвание и он должен пойти по стопам отца, как единственный сын.

И всё же Мила решила сделать аборт, не говорить ничего мужу, он как раз был в служебной командировке в Риге. Она решительно пошла к врачу, а ей в ответ: муж должен сдать кровь. Мила была в недоумении, зачем, это мое решение и как она не возмущалась и не просила, врач наотрез отказалась давать ей направление, пока муж не сдаст кровь. Вернувшись домой через месяц, муж наотрез отказался идти сдавать кровь и запретил ей делать аборт.

Ей ничего не оставалось, как уступить.

Беременность проходила тяжело, её мучил сильный токсикоз. Ее никто не жалел, не сочувствовал, ей было неуютно и холодно в доме родителей мужа. Но по выходным дням муж всегда уводил ее из дома, чтобы быть меньше с родителями, они встречались с его друзьями, ходили в кафе, в театр, в кинотеатры, дискуссировали, обменивались мнениями, ей с ним было легко и интересно, он сыпал шутками, прибаутками, был начитан, воспитан и симпатичен.

Муж возвращал её к жизни, она оттаивала после своего горя потери любимого Гранта.

Свёкр, с подачи свекрови, стал всё чаще к ней придираться по бытовым мелочам. Излюбленной темой его недовольства была половая тряпка, которая лежала на резиновом коврике перед входной дверью в общем коридоре. От требовал, чтобы она всегда была мокрой, чтобы грязь с обуви не тащилась в дом и требовал это исключительно от Милы. Она ежедневно подметала и протирала везде пол, промывала тряпку, аккуратно расправляя ее на коврике. Но свёкр приходил домой поздно и к тому времени эта злосчастная тряпка успевала высохнуть на беду Милы. Свёкр, выражая очередное недовольство по поводу тряпки, просто не слышал или не хотел слышать ее разумные объяснения по поводу того, что тряпка просто высохла. Мила просила Марию Владимировну подтвердить, что тряпка была мокрая, когда она вернулась домой, но свекровь почему-то не помнила этого факта никогда.

И вот в один из вечеров свёкр пришел «под хорошим шафе», он долго тщательно вытирал ноги, что-то бормоча себе под нос, потом долго раздевался, аккуратно развешивая свою одежду, опять что-то бормоча. Свекровь, как всегда, сидела, вытянув ноги, в своем кресле и смотрела телевизор, к нему не вышла, была не в настроении. Мила сидела за письменным столом, занималась. Муж паял свои платы. Свёкр принял душ, наодеколонился так, что дышать было невозможно. Сын поморщился и сделал отцу шуткой замечание, когда свёкр вошел к ним в комнату и начал отчитывать Милу за сухую тряпку. Это не понравилось ему, слово за слово и началось… Крик, мат, упреки, все сыпалось на голову Милы. Муж, защищая жену, не уступал отцу и горячился не на шутку, единственно, что не ругался, держал себя в руках. Свёкра несло не на шутку. Мила пыталась успокоить мужа и просила свёкра, чтобы тот тоже успокоился и хотела выйти из комнаты и ещё раз помыть эту злосчастную тряпку, но свёкр ее не понял и чуть ее не ударил, когда она хотела выйти из комнаты, он её не выпускал…