Пережить измену. Сборник рассказов

Дождавшись, когда она уйдёт, Антон зашёл на кухню.

– Лиза, а мы можем отвадить эту девицу от нашего дома? – обнял жену, поцеловал в шею, почувствовав родной запах.

– Нет, Антоша, она моя подруга… Мы с ней с детства. Не ругаемся… Как я скажу: «Больше не приходи»? Ты переживаешь, что пристаёт к тебе? – Лиза заглянула ему в глаза – они смеялись.

– Заметила? – Антону было не по себе: оказывается, она знает…

– Трудно не заметить… В этом вся Ева. У неё принцип: поиметь всех мужиков, поиметь всё, что у них есть.

– А если я соблазнюсь?

– Пойдёшь к ней, – Лиза убирала со стола, воплощая своим видом вековую женскую мудрость. – Женщина не должна жить одна…

– Знаешь, почему я с тобой живу? – Антона испугала перспектива остаться с Евкой.

– Знаю, – Лиза, не прекращая мыть посуду, оглянулась на него. – Потому что я люблю тебя. У Антона пересохло в горле, сердце ухнуло и забилось быстро-быстро от страха потерять эту женщину, так похожую на его маму: спокойную, нежную и бесконечно любимую…

Отчаяние или слабость?

– Колян, ты коня на скаку остановишь? – Фёдор пьяно прищурился.

– Не-а, – Николай замотал головой: коня он видел только из окна автобуса.

– Ты ж не баба! Уважаю! – Фёдор захихикал анекдоту с бородой. Ему было неважно, понял Николай или нет. Смеялся он долго, постепенно впадая в тревожный сон алкоголика.

Они пили второй день в гараже их друга Игнатьича. В другом кооперативе. Чтобы жёны не нашли. Фёдор уже сломался. Спал, находясь в привычном сладостном небытие, когда ничего не надо, ничто не волнует. В короткие мгновения пробуждения тянул трясущуюся руку к грязному стакану с мухами, утонувшие в море алкоголя.

У него мелькали обрывки фраз от кого-то, жившего в нём. Этот кто-то, гад, не употреблял, а только зудил:

– Иди домой… Жена будет ругать… Иди… – Фёдор отмахивался от нудного типа, обламывающего кайф:

– Сам иди… Отстань…

Но зануда не уходил. Крепко вцепился. И в просветах пробуждения ныл и ныл, призывая Фёдора очнуться.

Николай тоже осознавал, если так можно сказать, что надо возвращаться, но бросить друга не мог. А друг ли он ему? Он уставился на неприятное лицо собутыльника:

– Какой отвратительный человек, этот Фёдор! Грязный и помятый. Но прикольный! Постоянно шутит…

У Николая внутри сидел более строгий контролёр, отговаривающий его от перебора. Да и моложе Коля был, поэтому не спал, охраняя пускающего слюни и храпящего товарища. Радости от этого мало, и Коля задавал себе вопрос, точнее, контролёр спрашивал:

– Зачем они пошли к Игнатьичу?

Ответа не было – не помнил. Совесть, забившись в уголок, пыталась что-то сообщить, но сидела так глубоко, что её было плохо слышно. Доносилось какое-то бормотание.

Спиртное закончилось. Хозяин гаража не появлялся. А обещал.

– Мужики, держите ключи. Я подойду…

Не пришёл. Может, оно и к лучшему…

Марина сидела в комнате, изредка поглядывая на телефон. По телевизору шёл сериал, мелькали красивые лица… Картинки не воспринимались. Звук проскакивал, уходя в открытое окно. Не было сил переключить канал… Зачем? Голова занята другим. Мысли дёргались, перескакивали, путались и спотыкались, пытаясь пробраться через нагромождение злости, страха, отчаяния…

– Где его носит? Хоть бы живой был! Коля, позвони!

Никогда он не пропадал так долго! В гараже нет. У Фёдора, проклятого алкаша, – нет! Куда мог деться? Марина всплакнула от жалости к себе. Взяла телефон.

– Инна! Не появился? Что будем делать? – позвонила жене Фёдора.

– Не парься! Никуда не денутся. Лишь бы палёнку не взяли, – бодрым голосом ответила Инна и зло добавила, – Хоть бы отравились…

Марина отключилась, глотая слёзы. Она любила Николая. Как мать любит своего непутёвого сына. Хороший он, когда не пьёт… Но стал всё чаще прикладываться… Неприятности на работе… Какие все же мужики слабые…

Выходные прошли в тревоге. Она устала. От отчаяния. От слёз. От невозможности всё изменить… Марина вытирала щёки, размазывая тушь… Потом пошла, умылась, разглядывая опухшее, начинающее увядать лицо…

– Хорошо, что дети разъехались… Не видят, во что я превратилась…

Возле входа послышалась какая-то возня.

Марина подбежала, посмотрела в глазок – никого.

В квартиру проник специфический запах дешёвого алкоголя и немытого тела. Марина рывком распахнула дверь – прислонившись к косяку, сидел Николай, сжимая в руке цветок.

Это никогда не случиться

Света боковым зрением зацепилась за что-то. Внутри кольнуло. Остановилась: муж и девица. У окна. Он держит её за руку. Бокалы с вином. Цветы.

Сердце затрепетало, как птица в тесной клетке. Села за столик на улице. Попросила кофе. А надо бы заказать чай. С ромашкой. Или рюмку…

Она копалась в мыслях, как в манной каше, отбрасывая комочки страха. Искала путь решения проблемы: сделать вид, что не заметила, устроить разборку дома или зайти, нарушив идиллию голубков?

Выпила кофе. Почему-то успокоилась. Честно сказала себе, что заподозрила о прогулках мужа налево: в последнее время стал прихорашиваться, тщательно выбирал одежду, достал флакон одеколона из подарочного набора, лежащего год. Но стойкий аромат не перебивал запах женских духов…

Она вздохнула: это всё ерунда! А что сказать дочке? Представила, что Соня растёт без отца. Завидует другим девчонкам. Привыкает. Потом найдёт папика, который заменит ей нехватку в детстве отца… Вот Игорь – скотина! Только о себе думает.

Она погасила первый порыв мести: согласиться на свидание с Петром Петровичем, начальником отдела. Давно к ней подкатывает. Обещает золотые горы.

Она терпит его липкое козлиное дыхание: где другую работу найти? Эта рядом, оклад хороший. Держится из последних сил, чтобы не вмазать по приторной роже. Ради семьи, ради дочки.

Кстати, почему благоверный (вторая часть слова – смешная) ни разу не предложил ей заниматься только семьёй? Жмот. Когда они последний раз были в кафе? Экономист… Оказывается, нет: щедрый не для неё!

Захотелось покуражиться. Света достала телефон, набрала мужу.

– Привет! Как дела? Соскучилась. Занят? Обед же… А я вышла прогуляться в перерыв. Такой день чудесный! Давай вечером сходим посидеть где-нибудь? Совещание? Допоздна? Жалко. Люблю тебя!

Почему мужики такие примитивные? Кафе выбрал рядом с работой жены. Поставил машину. Столик выбрал у окна. Штирлиц из него не получился бы. Туповат муженёк… Или хочет, чтобы она узнала? Боится сказать, что влюбился?» – Света посмотрела на часы: перерыв заканчивался.

– Пётр Петрович! Можно я задержусь на минут двадцать? – ласково позвонила шефу. – Спасибо! Вы лучший!

– Ну что? Операция «Освобождение из плена» начинается? – расплатилась за кофе, подошла к зеркалу на столбе, критически осмотрела себя, взбила волосы, подкрасила губы… Решительно направилась в кафе.

Парочка сидела, держась за руки и глядя в глаза друг другу. Девица с коровьими ресницами, наивно-восторженным выражением плыла в мечтах, уставившись на Игоря. Он – спиной к входу, не видел жену, заливался соловьём, взахлёб что-то рассказывая дурочке…

– Неправильно сидит, – фразой какого-то политика подумала Света. – Надо дверь всегда держать в фокусе.

Она взяла стул и подсела к ним. Усмехнулась: немая сцена. Влюблённые замерли, руки не отпустили. Девица среагировала быстрее:

– Женщина, вы что себе позволяете? – голос был капризный и гнусавый.

– Молчи, мочалка, – та оторопела от такого сравнения: волосы у неё прямые, ухоженные. – Я с твоим Мойдодыром буду говорить.

Она сама не поняла, почему ей пришли в голову такие обзывательства. Может, последняя книжка, прочитанная дочке, вспомнилась?

– Совещание закончилось раньше времени, Игорь Николаевич? – вкрадчиво, с интонацией Лисы, заманивающей Колобка, спросила Света.

Он молчал. Ущемлённое самолюбие, досада из-за провала… что ещё? И что-то ещё отразилось на лице мужа.

– Что он сейчас переживает? – почему-то заинтересовалась она.

А Игорь ничего не чувствовал. Обида захлестнула его. Утопила все островки стыда перед супругой, снесла горы желания другой женщины. Он как будто сидел с банкой варенья, с вымазанными губами, не сознаваясь в преступлении.

Свете стало жалко его. Нашкодивший мальчишка. Его даже не хотелось отшлёпать, столько горя было на его физиономии.

Ей почему-то стало всё равно. Словно пожар выжег всё внутри. Равнодушно посмотрев на девицу, которая выпучила и без того круглые глаза, Света встала, вежливо улыбнулась.

– Ключи от машины и документы? – она протянула руку.

Игорь, как зомбированный, медленно вытащил портмоне, отдал ей.

– Я не хочу, чтобы ты попал в аварию, – пояснила жена. – До встречи!

Света вышла. Посмотрела на солнце, завершающее свой путь. Глянула на часы: надо спешить! И побежала в офис.

На душе было пусто.

– Я не люблю Игоря? Наверное, уже нет… Но жить мы будем вместе… Ради дочки. – Решение пришло. Оно не огорчало и не радовало. Оно не было неожиданным. Сколько фильмов об этом, сколько книг! Но всё время казалось, что это никогда не случится с тобой…

«Мама, ты меня любишь?»

– Не ори, я сказала! – Лариса тащила сына, он упирался, закатил глаза и нарочно поджимал ноги. Отшлёпать бы, но вокруг много людей: выложат в сеть, потом не отмоешься.

Было уже. Гуляли в парке, устроил истерику возле киоска «Мороженое», налупила – вечером пришли из инспекции по делам несовершеннолетних. Отслеживают, представьте, по соцсетям. Узнать бы какая поганка скинула… Поговорили: ваш долг, вы обязаны… Предупредили о последствия. И не поинтересовались:

– На какие такие средства живёте, Лариса Павловна?

Она была из тех, про которых говорили: «Мать-одиночка родила сыночка». Нет, не подумайте, ребёнок появился неслучайно. Александра любила. Жили вместе. Но он сказал, что выгоднее ей быть в таком статусе – пособие будет получать. У Кольки в свидетельстве о рождении в графе «Отец» – прочерк.

Эта чёрточка сыграла свою роль. Вместо папы – пустота. Ушёл к другой. Видела эту крысу: молодая, высокая, с губками уточки – стервозная. Оказывается, Александру такие нравятся: активные и заводные.

Живут «молодые» недалеко. Весь район смотрит бразильский сериал: она то из баллончика на машине ему слово «Козёл» пишет, то кирпичом ветровое стекло выбьет, то его нижнее бельё с балкона выбросит на дворничиху… К ним из полиции не приходят.

Александр сказал бывшей жене: «Меня это возбуждает! Знаешь, как мы потом миримся?» Лариса знать не хотела, взяла кастрюлю и вылила содержимое ему на голову:

– А это тебя не возбуждает? Пошёл вон, кобелина!

Вскочил, заорал как ошпаренный, хотя суп уже остыл. Повадился ходить, вроде к сыну, а сам на кухню, жиденького похлебать.

Зря, конечно. Всё при Кольке произошло. Хотя… Пусть видит, что папа с подмоченной репутацией.

Вспомнилось, как дрались её отец и мать. Били посуду, таскали друг друга за волосы. Потом закрывались в ванной. Теперь-то ясно – они там мирились.

А маленькая Лариса сидела в закутке за шкафом. Там был диванчик, столик, полочка для книг. Тихо жила в своём мирке, читала, мечтала о будущем. Родители дрались каждый день – она думала, что так и надо. Но потом прочитала о любви – ей захотелось добрых отношений.

Нарисовался Александр. Ей было 17 лет, училась уже в техникуме. Сразу влюбилась: внимательный, делает подарочки… «Поженились». Родился сын. А мужу не хватало от задумчивой, внутренне беспокойной Ларисы огня, страсти. Получается, она должна была быть как мать?

После ухода Александра она такой и стала. Агрессию направила на Колю. Уравновешенная на людях Лариса срывалась при сыне. Сдержаться не могла. Он всем напоминал «бывшего»: строптиво выпяченная нижняя губа, прищуренные, когда злится, глаза; привычка откидывать чёлку взмахом головы… Понимала, что не виноват, но пересилить себя не могла.

– А почему я должна его жалеть? Меня никто не жалел в детстве! А у него всё есть: комната, игрушки, турник, велосипед…

Квартира хоть досталась от тётки. Бабушка, её мать, внуком не интересуется, у них с отцом бурная жизнь продолжается, да ещё подогреваются спиртным…

– Живи, Лариска, как хочешь! Это твой выбор. Мы хотим для себя пожить! – выдал отец, когда она ушла.

Мать промолчала. Она всегда была на его стороне. Из-за чего тогда они ссорились?

Лариса не хотела оставаться одной. Сын не в счёт. Её не ужасало, что она так рассуждает, но просто чувствовала, что ребёнок ей мешает. Хотелось полного его подчинения. А он сопротивлялся и с каждым днём заявлял всё больше и больше о своём «я». Не хотел «сидеть за шкафом», как она. Требовал внимания и затрат, душевных и материальных. А ему только пять лет. Что будет дальше?

Недовольство и нетерпимость матери ощущал Коля. Изначально добродушный и весёлый малыш становился замкнутым, упрямым и мстительным.

– Почему мама со мной не разговаривает?

– Почему она не играет со мной?

– Почему не покупает ничего?

Такие вопросы задавал себе мальчик…

А у мамы он каждый день спрашивал, словно стараясь разбудить душу:

– Ты меня любишь?

Нападать на себя

Вечером Мария отмечала выполнение дел. Поморщилась: несделанных было больше.

– Почему? Что помешало? – досадливые вопросы рождали неудовлетворение и злость. Надо быть откровенной с собой:

– Просто ленивая! Мало работаю, не иду вперёд.

Отметки она делала в ежедневнике, который вела по старинке, в бумажном виде: писала план на год, на месяц, потом – на неделю. Так приучил отец, человек строгий, педантичный. Он и от других требовал чёткости. Маму затюкал планами и отчётами за каждую покупку.

Хотела Мария так жить? Нет. Но по-другому не умела.

В детстве не спрашивала: хорошо это или плохо. Просто выполняла, что просит отец. Привыкла. Были плюсы и минусы.

В школе это помогало выстроить день, всё успеть. Но гулять с подружками было некогда. Когда же план выполнять? Мимо прошли встречи с мальчиками, потом встречи с парнями.

В институте впряглась в учёбу – надо быть первой! Однокурсники избегали её: странная, только о занятиях думает. А тусить, влюбляться! Ей тоже хотелось… Но план! Отец зудил:

– Думай о будущей работе!

Наверное, не повезло, что жила с родителями, не в общаге. Там, может быть, изменилась бы. Она завидовала, глядя на весёлые обсуждения похождений в перерывах…

Сейчас у неё есть и работа, и деньги, и квартира. 34 года. Мужа нет. Детей тоже.

А этого не было в лане! Написать: к концу недели влюбиться, к концу месяца выйти замуж?

Мария задумалась:

– Мне тяжело найти человека, отвечающего моим запросам… Они жёсткие к себе, того же я требую от другого… А если он не хочет быть таким, как я? Мама была мягкой, деликатной, общительной. Замкнулась, полностью подчинилась отцу. Счастлива ли она была? Судя по глазам, грустным, тревожным – нет… И меня не оградила от амбиций папы сделать из меня солдафона…

Мария чувствовала, что «проспала» часть жизни, вспоминались учёба и работа. Ни радости общения, ни воскресных походов, ни баров, ни клубов, ни кинотеатров.

34 года… Перешагнула во вторую половину жизни… Стало страшно. Может, зря оглядывается? Судьба у неё такая?

Поплакала. Составила план из одного пункта: мужчина. И что? Какие слова подписать: найти, познакомиться, пойти в …? Тупик. Мыслей нет.

Мария взяла самую большую кастрюлю, положила дневник напрасных планов. Спичек не было.

Позвонила в соседнюю квартиру. Открыл молодой мужчина.

– Добрый вечер! Одолжите зажигалку, пожалуйста! – выговорила с трудом, её не приходилось общаться в быту ни с кем.

– Привет! Вы хотите поджечь дом? – у него смеялись глаза. – Держите! Давайте я помогу вам?

Они вместе сожгли прошлое. Улыбались, глядя на маленький костёр.

– Вас как зовут? – сосед заинтересованно посмотрел на неё.

– Маша…

Не все Золушки принцессы

Борис был взбешён. Обозвал жену. Они ругались всю ночь. С силой захлопнул дверь квартиры, потом машины. По дороге несколько раз еле увернулся от таких же нервных водителей.

Облегчённо выдохнул, добравшись до офиса. Поцеловал руку секретарше. Та округлила глаза, часто заморгала…

– Созрел? Сколько я работаю? Два месяца. За это время ни намёка, ни заигрывания! А тут… – у Вики забилось сердечко, – Дождалась! Хорошо не подала заявление на увольнение… А хотела! Вчера!

Она неумело перекрестилась, не смущаясь серебряного скорпиона, висевшего на цепочке вместо крестика. Достала пинцет и стала исследовать брови: неизвестно как события развернутся дальше, надо быть в форме. Нашла один волосок, упрямо выросший там, где не нужно. Полюбовалась ногтями – полный порядок! Проверила сумочку – интимный набор для экстренных ситуаций на месте.

Сотрудники были в недоумении: Вика, высокомерная и равнодушная, сегодня щебетала по телефону, источала любезность.

Шеф, уходя на обед, подмигнул ей – она передёрнула ножками под столом, мечтами уносясь в будущее: свадьба, роскошное платье, красная машина… Она хозяйка апартаментов…

– Директор на месте? – в приёмную просунулась голова.

– Ага! Тебя ждёт, – будущая Золушка превратилась в тыкву на ножках. По лицу проползла ядовитая улыбка. Такие рисуют на празднике Всех святых.

– Я только спросил… – посетитель скрылся, привычно унося вековую обиду маленького человека.

– Заколебали… – капризно надула губки Вика, всеми силами стараясь вернуться в сладкие грёзы – не получилось. Внутри бушевали страсти, подстёгиваемые фантазией, она не принадлежала себе…

– Ирина! Привет! Представляешь, мой босс, – она сказала это таким сладострастным голосом, что та похолодела от зависти, – сегодня поцеловал мне руку и подмигнул!

– Да ты что! – неискренне воскликнула подруга. – Закрепляй успех: подпили ниточки на пуговицах блузки…

Они проболтали перерыв, использовали весь умственный багаж, прорабатывая возможный исход событий…

Борис сидел в ресторане (он любил обедать один – время для размышлений) и тоже обдумал сценарий вечера: задержать секретаршу после работы (отчёт доделать), отвезти на квартиру для переговоров…

Вика ему не нравилась: вульгарна и навязчива. Глупа. Голос неприятный. Надменный, что ли? А с ним – приторный, заискивающий.

Но времени искать другую не было. Он сделает это… Тоже заведёт себе… Постарается, чтобы жена узнала. Пусть подёргается, пострадает.

Борис смотрел в одну точку, игнорируя вопросы официантки. Сладкое чувство поднималось к сердцу, заполнило грудь, ударило в голову. Это не предвкушение встречи с молодой и бестолковой куклой, а удовольствие от предстоящей мести жене…

Вечером, в огромной постели, лежали два падших существа: Вика – примеряющая крылья для взлёта по социальной лестнице, и Борис – довольный погашенной враждебностью… Он брезгливо отодвинулся от секретарши:

– Строила из себя невинную… Завтра же уволю, чтобы глаза не мозолила…

Секретарша спала сладко, подложив кулачок под голову. Над нею кружила фея, снимая мерку для воздушного платья и невесомых туфелек… Ровно в полночь Вика всхлипнула, словно всё исчезло. Потом всхрапнула, как здоровая деревенская девка… Его передёрнуло.

А дома, не выпуская из рук телефон, сидела на кровати жена Бориса, прижимая к себе смешного щенка лабрадора – причину вспышки гнева мужа. Он не любил самовольства… Даже дома.

Победить одиночество

– Всё – тупик! Выдохлась! Я не хочу работать! Всех ненавижу… – Галина сбросила со столика ключи, одёжную щётку. Швырнула сумку на середину комнаты…

Пятница. Хорошо не тринадцатое. Понятно, почему в этот день крышу сносит… Всю неделю страдаешь от самодура начальника, лизоблюдов коллег, подхалимов поставщиков…

– А кто тебя заставляет терпеть? – раздался голос. Галина испуганно оглянулась.

– Кто здесь? – мелькнула мысль, что пора к специалисту: голоса слышатся…

– Увольняйся и начни новую жизнь! – невидимый собеседник продолжал. – На любимой работе, с приятными людьми, адекватным шефом.

– Ага! Где ж такую найти? – Галина включилась в разговор. По опыту она знала, что любая работа надоедает, а начальники нормальными не бываю…

– Открой интернет, тундра! Столько вакансий… Иди на удалёнку. – Кто говорит? Мужчина или женщина? Непонятно…

– Замолчи! Тебя никто не спрашивает… – Галина добралась до дивана, упала. «Что происходит? Надо собаку завести или кошку… Хоть с ними разговаривать, а не сама с собой…»

Проснулась в 23.00. Внутренний голос молчал.

Подошла к окну. Город не собирался засыпать. Раздавался смех. Носились бодрые машины.

Толкаемая необъяснимыми импульсами, она оделась и вышла, устремилась в людской поток, живой и радостный. Он вынес её на центральную улицу. Переливались огни рекламы, томно бродили парочки, кафе зазывали запахом кофе…

Смесь звуков и ароматов проникала в мозг. Он начинал шевелиться, выбрасывал идеи, подталкивал к действиям, в дневное время их назвали бы необдуманными…

Вошла в паб. Возбуждённые компании говорили одновременно, звучала громкая музыка, которая заставляла кричать… Носились шустрые молоденькие официанты в длинных чёрных фартуках… На полках стояли красивые бокалы, сверкая натёртыми боками…

Села за единственный пустой столик на двоих. Сделала заказ. Принесли…

Подошёл крупный парень в кожаной куртке. Таких Галина видела только в кино. Он молча взял её за руку и отвёл за свой стол, где энергия зашкаливала от выброса шуток, смеха…

– Виктор. – Наклонился и сказал ухо, обдав жаром.

Она сделала то же, но приблизилась слишком близко.

– За Галину! – парень поднял бокал, все с криком восторга присоединились.

Тут не надо делать умное лицо, цитировать знаменитостей, удивлять прогнозами… Она говорила глупости. Радовалась, когда реагировали смехом… Подхватывала незамысловатые темы. Вставляла реплики. Заливисто хохотала…

Виктор ловил её взгляд. Она смотрела в его глаза. В них было восхищение и лукавство, ум и сила, ирония и насмешка…

– Если меня позовёт… – Галина знала, что пойдёт за ним, не спрашивая.

Он не интересовался, почему она одна. Она не думала, почему он вытащил её из вязкого одиночества.

Галина испуганно поняла, что такая жизнь, приносящая лёгкость и энергию, прошла мимо. Бег по кругу, безрезультатный, изматывающий, закончился. Её выкинуло, как мотоциклиста в цирке, из шара.

О работе думалось уже легче. Коллеги казались не такими ужасными. Начальник преобразился в усталого мужика со своими проблемами… Поставщики – в приятных парней с шоколадками…

Домой она вернулась в воскресенье вечером… Лежала в ванне, взбивала пену… Улыбалась, вспоминая путешествие на электричке. Куда? Какая разница…

– С работы будешь увольняться? – спросил домовой.

– Иди… пей молоко… – счастливо потянулась Галина.

Всех согреть и приласкать

– Петрович, а бабы сначала любовников заводят, а потом уходят, или уходят и потом заводят? – после второй завёл свою песню Лёня. Это была его ахиллесова пята. Так сказал ему Петрович: Зинка, жена Леонида, то уходила, то возвращалась… Дошло и до третьего варианта: ушла и вернулась с любовником…

Что такое пята Лёня не знал, а когда его просветили, долго разглядывал свои пятки: никаких следов не нашёл и очень расстроился.

– Ну не везёт мне ни в чём! У Ахрила были пятна, а у меня нет… – плакал он Петровичу в жилетку.

Правда, у того из одежды только прогулочная футболка стиля «а-ля гараж», с винтажной расцветкой, состоящей из мазута, следов от вина, пива и смелых летящих росчерков, оставленных ножом после вскрытия кильки в томате. На принт он не потратил ни копейки – всегда делал сам.

– Знаешь, Лёнчик, почему лучше пить только беленькую? – пытал он простодушного парня.

– Почему? – влюблёнными глазами смотрел на гуру Лёнька.

– Пятен не оставляет! Только аромат… – Петрович любил юмор и внимание.

А в это время Зинка, худощавая, высокая блондинка с пережжёнными волосами («Цвет ванили», – говорила она всем), обдумывала план выдворения мужа. Это было сложно: квартира была Лёнькина.

– Как спровоцировать его на скандал и вызвать полицию? – была тема дискуссии на кухне. Участвовала она, любовник Сашка и друг Тимка.

Предложений было много, но ни одно не подходило. Зинка отвергала все криминальные идеи.

– Тихо. Интеллигентно. – Это были основные её требования.

Интеллигенты в первом поколении, в трениках и замызганных рубахах навыпуск думали долго. Видно, отсутствие очков тормозило умственную деятельность. И они это понимали.

Включили телевизор, который, не зная, что на дворе 21 век, показывал чёрно-белые передачи. Нашли программу, где беседовали два очкарика. Выключили звук и стали наблюдать за ними. Вели они себя неинтеллигентно: периодически чесали затылки, размахивали руками, отглатывая из стаканов белую жидкость.