Когда сказки превращаются в кошмары. Часть 1. Золушка

Леди Дракнесс

Когда сказки превращаются в кошмары. Часть 1. Золушка

Пролог

Говорят, что, когда человек умирает, перед его глазами, словно кинопленка, проносится вся его жизнь. Видимо, я умирала, раз в моей голове начали проходить воспоминания, словно солдаты на параде. Вот только я не очень помню: воспоминания идут по порядку или в обратном порядке? Мои шли по порядку… Хотя, наверное, это уже и не важно. В глухой, кромешной темноте, забравшей меня к себе, вдруг словно включили свет. Сначала это было просто размытое белое пятно, но оно все разрасталось и разрасталось, становясь всё чётче и ярче. А потом к нему словно добавили звук. И, словно сквозь меня, чередой поплыли мои же воспоминания…

Глава 1. «По следам Золушки»

Мачеха опять начала дурить. А чего прикажете ждать от бабы в климаксе? Конечно же, одновременно с её приливами и отливами и дикие идеи то приходят в её отнюдь не светлую голову, то уходят безвозвратно. Так что, слава Богу, её склероз помогает мне не надорваться.

И ведь угораздило же папа́ жениться на дриаде с её двумя порослями. Не, я понимаю: из гуманных побуждений. Смена климата в нашем царстве погубила бы редкое растение, если б он не перетащил его вместе с живущей в нём дриадой к себе в дом. Но вы когда-нибудь имели дело с растительным царством в лице его трех представителей? Нет? И не советую, страшное это дело. Вечный голод и вечное желание подчинить себе всё вокруг, возвысившись над лесом и заполонив всё пространство своими отпрысками. А ежели в лесу не климатит? Ну-у тогда заполняется всё, что под руку попадется, а местная флора, за каковую считалась в данном случае я, вытесняется. На кухню для начала. Где я после женитьбы отца и стала пребывать. А поскольку растительность другого вида требовалось забить своей в данном случае не только числом, то и работать я стала за всех сбежавших из дома слуг вместе взятых.

Не, я не жалуюсь, ибо, как говорит моя крёстная, жизнь – это учеба и развитие.

Вот я и учусь чистить камин (– Ну чего ждешь, грязнуля, подкинь дров в камин!*[1]), драить пол (– Давай, бездельница, подмети пол!*), затягивать новой мама и её двум кикиморам корсеты и вышивать крестиком, иногда многоэтажным.

Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что последнему я учусь у своей крёстной. Ну и, несомненно, любовь и жалость к отцу о-очень сильно развивают терпение и пофигизм вкупе с умением выкручиваться и выживать в нечеловеческих условиях.

Хотя и моему терпению иногда бывает предел. В такие моменты жизни хочется взять в руки топор и отправиться в оранжерею рубить под корень редкие растения, а сверху пеньки ещё и полить саморучно сваренным зельем, чтоб ни один росток больше не проклюнулся. Но… но я знаю, что для отца это будет страшным ударом. И как представлю себе его глаза, когда он зайдет в теплицу и там не увидит ничего, только пустоту, так рука сама ставит топор в угол. Вот этой моей любовью и пользуются беззастенчиво мачеха с её дочерьми. А я вырабатываю кротость, смирение и философское отношение к жизни.

Так и сегодня с утра случился явный перебор со стороны новой родни по испытанию моего терпения. Ни свет ни заря королевский глашатай объявил про ежегодный бал во дворце Его Величества. Это должен был быть мой первый бал. Ведь мне исполнилось шестнадцать. Честно говоря, мне порядком поднадоело быть вечно в грязи, пыли и саже, так что слабый лучик надежды на чуть развеяться робко заблистал в моей душе, превращаясь в горячее желание побывать-таки на балу и пусть ненадолго, но окунуться в мир роскоши, хороших манер и изящных людей.

У мачехи, чьим росткам тоже исполнилось по шестнадцать, в голове сразу же созрел план по захвату дворца и царства. Зону произрастания требовалось расширять как-никак.

(– Ну, мои дорогие, – сказала мачеха своим некрасивым дочкам, – наконец-то судьба вам улыбнулась. Мы едем на бал. Я уверена, что одна из вас обязательно понравится принцу и он захочет жениться на ней.

– А как же другая? – в один голос спросили сестры.

– Не волнуйтесь, для другой мы найдем какого-нибудь министра*.)

«Бедный принц», – я сочувственно вздохнула, выжимая половую тряпку.

О том, чтобы попроситься на бал с ними, и речи быть не могло. Меня и так воспринимали как злостный сорняк в их изысканном сообществе, а уж просьба о присутствии на балу однозначно была бы воспринята как покушение на их территорию. Естественно, перед отъездом из дома моя новая маман не преминула мне подгадить:

(– И не думай, что ты будешь бездельничать, пока нас не будет дома. Я найду для тебя работу.

Она огляделась по сторонам. На столе, около большой тыквы, стояли две тарелки: одна с просом, другая с маком. Мачеха высыпала просо в тарелку с маком и перемешала.

– А вот тебе и занятие на всю ночь: отдели просо от мака*.)

Честно, после их отъезда я шлепнулась на ступени крыльца, уткнулась лицом в передник и первый раз в жизни разревелась. Слёзы градом катились по грязным щекам, оставляя две светлые дорожки, глаза покраснели, губы и нос распухли. И только я собралась в очередной раз душевно и с надрывом всхлипнуть, как над ухом раздался знакомый насмешливый голос с хрипотцой:

– Ну и чё сидим? Чё ревём?

– Потому что обидно-о-оо! – проикала я в ответ, поднимая заплаканные глаза на крёстную.

Это была она! Фея! Пьяная в хлам и с топором в руках. Его обухом она изящно постукивала одной рукой о ладонь другой.

Видок у неё, конечно, был ещё тот: остроконечная шляпа сдвинулась набок, прическа растрёпана, пышное платье сзади заправлено в трусы. В руках вместо волшебной палочки топор. Крылья бабочки за спиной превратились в чёрные крылья нетопыря, тушь размазана по лицу. В зубах сигара. Вид са-а-мый счастливый. Ну всё ясно – провела бурную ночь со своим бойфрендом (он у неё горгулья), там и крыльями махнулись. То ли спьяну, то ли торопилась?.. Во-о-опрос… однако. И этот самый вопрос так меня заинтересовал, что я даже плакать перестала.

– Ну вот, другое дело! – оптимистично проревела крёстная, нависая своей мощной грудью над моей головой.

– А топор зачем? – спросила я первое, что пришло мне в голову.

– Да какая разница, чем махать! – философски заметила она.

– И то правда, – кротко согласилась я.

Спорить с пьяной феей двухметрового роста, да ещё если у неё в руках топор, и она жаждет им помахать – себе дороже. Так что я по пустякам не спорю. Что, видимо, понравилось моей Феечке, потому как она безапелляционно заявила, выпуская мне в нос кольцо табачного дыма:

– Ты едешь на бал.

Я ничего не ответила, лишь грустно оглядела себя с головы до ног. Да и без слов всё было ясно: волосы спутаны, физиономия в саже, одета в полурваное тряпьё, на ногах разношенные тапочки, просящие есть. В общем, грустное и малопривлекательное зрелище. Но мою крёстную это, похоже, не смущало.

– Сейчас мы сделаем из тебя красавицу, – оптимистично сообщила она.

«Ой-ёй…» – промелькнула в моей голове заполошная мысль.

Но додумать я её не успела: фея вдохновенно взмахнула топором и… растущая на огороде тыква превратилась в карету, пробегавшая мимо кошка стала кучером, а жирные крысы, обитающие в подвале, стали лошадьми.

– Ну вот, – Фея удовлетворённо потрогала большим пальцем левой руки лезвие топора.

Затем ловко, что твой индеец, переместив его в левую руку, пристально уставилась на меня, отчего по моей спине пополз неприятный холодок. Взгляд у крёстной был внимательно-кроткий, что и пугало. Радужка бирюзовых глаз чуть расширилась, став словно ещё чернее. И из её глубины, клубясь, стал подниматься тёмно-серый туман. Словно чёрный смерч, он заполнял собой радужку. И огромные раскосые глаза Феи уже были не цвета мёртвой бирюзы, а антрацитово-чёрные с зеленоватыми всполохами молний, вспыхивающих по всей спирали чёрного смерча, поднимавшегося у неё изнутри и рвущегося наружу. Казалось, что сейчас вся эта чёрная буря выплеснется из них, начав заполнять собой всё вокруг, но Феечка, видимо, руководила процессом, потому как чёрная буря остановила своё движение вверх, клубясь и сверкая молниями на самой кромке её глаз и нашего мира.

Мои зубы постукивали от страха.

– А сейчас мы оденем тебя, – нежно заметила она.

По моей спине уже не холодок бежал, а тёк ручьями холодный пот. Я нервно сглотнула слюну.

Фея второй раз взмахнула топором и…

Я оказалась одета в фиолетовое, с пышной чёрной газовой (спереди выше колена и доходящей сзади до пят) юбкой и чёрными прозрачными рукавами платье. Оно было с глубоким вырезом сзади и плотно обтягивающим горло воротником спереди. На ногах были чёрные ажурные колготки. На голове цилиндр с сеточкой, прикрывающей пол-лица. На лице была чёрная боевая раскраска женщины-гота.

Я обалдело хлопала длинными чёрными ресницами на крёстную, не в силах вымолвить ни слова. Не, не поймите меня неправильно, но сама до такого вида я бы в жизни не додумалась. Но, рассудив, что это лучше, чем сидеть и рыдать, я не решилась спорить.

(– Ну вот, теперь можешь ехать на бал, – сказала волшебница Золушке*.)

Молча кивнув, я уже было направилась к карете, когда сзади раздался властный голос, остановивший меня:

– Стой. А туфли?

И правда, я была настолько ошарашена, что отправилась на бал босиком. Остановившись, я повернулась и вопросительно посмотрела на Феечку. Та задумчиво почесала сбитыми костяшками пальцев руки кончик носа, а затем одним движением задрала свои пышные белые юбки, резко стянула с ног чёрные на толстой подошве ботинки и кинула их мне:

– Надевай.

Быстро натянув ботинки, я залезла в карету.

(– Поезжай на бал, моя милая! Ты это заслужила! – воскликнула фея. – Но помни, Золушка, ровно в полночь сила моих чар кончится: твоё платье снова превратится в лохмотья, а карета – в обыкновенную тыкву. Помни об этом!*)

Я молча и коротко кивнула.

(Золушка пообещала волшебнице уехать из дворца до полуночи и, сияя от счастья, отправилась на бал*.)

После чего карета очень шустро рванула с места, притом напрямик, не разбирая дороги. Да что там рванула? Она просто ломанулась напролом, без всякого проезжего тракта. Казалось, что само пространство словно менялось по ходу нашего движения. Обычный пейзаж словно перекрывался каким-то иным, полупрозрачным, и карета легко проскакивала среди плотно растущих елей, как если б мы ехали по широкой дороге.

(Королевскому сыну доложили, что прибыла неизвестная, очень важная принцесса. Он поспешил ей навстречу, помог выйти из кареты и повёл в зал, где уже собрались гости*.)

Принц был вежлив и лично приветствовал гостей.

Когда ему доложили о прибытии ещё одной, опоздавшей гостьи, он поморщился, но пошёл встречать. Я почти вываливалась из кареты, меня слегка растрясло, да и ботинки феи оказались великоваты и чуток спадали с ног, я краем глаза заметила сначала кисловатую физиономию парня лет 18, а потом, подняв глаза, увидела, как его плотно сжатые губы плавно превращаются в почти идеальную букву О.

Да, согласна: ежели б на меня свалилось такое чудо, я б тоже удивилась. И немало. Ласково растянув свои чёрные губы в улыбке, я изящно подала ему руку в кружевной перчатке. Принц было отшатнулся, но через пару секунд руку принял, и мы не спеша стали подниматься по огромной мраморной лестнице в бальный зал.

(Когда Золушка, разодетая как принцесса, вошла в бальный зал, все замолчали и посмотрели в сторону незнакомой красавицы.

– Это ещё кто такая? – недовольно спрашивали Золушкины сводные сестры.

В зале сразу наступила тишина: гости перестали танцевать, скрипачи перестали играть. Так все были поражены красотой незнакомой принцессы…

Даже сам старик-король не мог на неё наглядеться…

А дамы внимательно рассматривали её наряд*…)

Да уж, должна признаться, что фурор я произвела, и немалый. Мачеху и сестёр просто перекосило, хотя они и так на всех смотрели с кислым видом. Король просто впал в ступор. Придворные молчали, будучи в шоке. А принц просто с видом, как будто ему по темечку слегка тюкнули обухом, всё разглядывал меня и всё никак не мог наглядеться, бедолага.

Мы протанцевали весь вечер. Сначала это была демонстрация и вызов двору, потом мы разговорились и уже не могли остановиться. Казалось, два мира слились в единое целое. Мы словно всю жизнь знали друг друга. Время, окружающие просто исчезли. Существовали лишь его сверкающие цвета звёздного неба, словно прожигающие тебя насквозь, глаза, его горячее дыхание на моей шее и его нежные, но очень сильные руки.

Но о времени не стоит забывать. Или оно само напомнит о себе.

(Но время неумолимо летело вперёд. Помня слова доброй феи, Золушка всё время поглядывала на часы. Без пяти двенадцать девушка неожиданно прекратила танцевать и выбежала из дворца. У крыльца её уже ждала золотая карета. Лошади радостно заржали и повезли Золушку домой.*)

– Ты должна покинуть дворец до 12 ночи, – слова крёстной словно выплыли из тумана сознания, вернув меня в реальность.

Я чуть повернула голову вбок.

Огромные дворцовые часы словно заглядывали в открытое окно бального зала со стен башни и показывали… показывали без пяти минут…

Я резко остановилась и взглянула в лицо принцу. Он почему-то начал меняться: белки глаз, зрачок исчезли, превратившись в бледно-голубой лед. Лицо побледнело. Верхняя губа чуть приподнялась, обнажив два острых белоснежных клыка.

Ни слова не говоря, я что есть мочи припустила прочь. Бегом в спасительную арку дверей, кубарем вниз по огромной лестнице из белого мрамора. Я со всех ног, перепрыгивая через ступеньку, мчалась вниз, но всё ближе и всё горячее становилось его дыхание на моей шее. Не дожидаясь, когда к моей шее окажутся близки не только его дыхание, но и его клыки, я, не сбавляя скорости, стянула с ноги Феин ботинок (всё равно они были великоваты и мешали бежать) и что есть мочи с разворота резко запустила им прямо в лоб Высочества. Ботинок попал точно в цель! И мраморно-голубые глаза будущего короля удивлённо вылезли из орбит, а потом кротко закатились, и он, как подкошенный, рухнул на ступени лестницы.

Убедившись, что принц пока мне не опасен, я, быстро стянув с ноги второй ботинок, сунула его себе под мышку и рванула к входной двери.

Сзади послышался шум, затем зазвучало многоголосие…

«Всё ясно – очухались придворные. Щас они найдут бездыханного прЫнца и кинутся ловить меня…»

Не сильно тратя время на додумывание этой мысли, я прибавила скорости.

А вылетев во двор, поняла, что ускакать домой в карете уже не получится: куранты пробили полночь, и перед моими глазами лежали лишь осколки надежды побыстрей унести отсюда ноги в виде разбитой тыквы, разбегающихся крыс и невозмутимо взирающего на всё это кота.

Он спокойно сидел рядом с обломками тыквы и, не мигая, смотрел на меня своими жёлтыми глазищами. Казалось, что образовалось три луны: одна огромная, круглая, ослепительно яркая сияла на небе и две чуть поменьше светились с чёрной морды кота.

Потерявшие было способность соображать от всего увиденного, стражники уже начали отходить от шока и подозрительно уставились на меня.

Сзади приближался шум погони.

Ко всем моим впечатлениям решило присоединиться и платье. Оно начало истончаться, превращаясь в нечто полупрозрачное. Я, представив, что сейчас меня увидят голой, запаниковала и прыгнула вперёд с горячим желанием убраться отсюда подальше, не будучи опозоренной, схваченной и (судя по всему) съеденной или выпитой.

Так что с крыльца я слетела уже в виде огромной кобры, нежно оскалив огромные клыки в сторону вконец обалдевших стражей, и бесшумно заскользила в тень дворцового парка. Вряд ли прошла и минута, как я скрылась в спасительной черноте ночного леса.

Ночная роса холодила кожу, топот множества ног неприятно отдавался во всём теле. Я неслась к дому. Рядом скакал кот. В принципе, я могла бы его съесть, изменившиеся враз гастрономические предпочтения позволяли мне это сделать, но я не стала. Во-первых, это бы меня затормозило, а во-вторых, оставшаяся в мозгу человеческая составляющая решила, что кот симпатичный, и пусть себе живет. Хоть будет с кем поговорить, а то с мачехой и её дочками это точно не вариант, а крёстная вечно где-то шляется.

Мысль о крёстной остановила меня. Я осмотрелась и поняла, что уже дома: вот моё любимое крыльцо, где я вечно отдираю песком пригоревшие кастрюли. А вот в корзине стоят недоразобранные початки кукурузы.

Моё змеиное тело завибрировало, истончаясь, становясь полупрозрачным, и исчезло, оставив меня в моём человеческом, лежащем на колючем песке в голом виде.

С трудом поднявшись, мышцы начали поднывать, я отряхнулась и чуть вперевалочку заспешила домой, пока никто не видит.

На крыльце меня догнал кот, забежал вперёд, выразительно посмотрел мне в глаза и выплюнул, принесённый в пасти ботинок Феи.

– Ах да. «Туфельку», наверное, надо вернуть ей, – согласилась я с котом.

Тот выразительно, как на недоумка, посмотрел на меня и ничего не ответил. Молча усевшись на перила крыльца, он начал умываться.

«И то. Умыться и мне не повредит», – решила я и вошла в дом.

(Вернувшись домой, она прежде всего побежала к доброй волшебнице, поблагодарила её*.)

Из гостиной пробивалась полоска света. Я толкнула дверь и обнаружила там крёстную в богатом восточном наряде, вольготно расположившуюся на софе мачехи и курящую кальян отца.

Она с интересом оглядела мой встрёпанный вид. Странно, но, стоя перед ней нагишом, я почему-то совсем не стеснялась.

(Золушка побежала домой, запыхавшись, без кареты, без слуг, в своём стареньком платье. От всей роскоши у неё осталась только одна хрустальная туфелька*.)

– Твой туфля, – я протянула ей ботинок.

Феечка молчала, рассматривая меня из-под опущенных ресниц.

– Правда, один, – добавила я и вздохнула.

– Я в курсе, – ухмыльнулась Фея.

– И?.. – подозрительно поинтересовалась я.

– Ему придётся на тебе жениться, – философски заключила она.

– Почему? – испуганно-недоумённо уточнила я, поняв, что моего мнения на этот счет, кажется, и не спрашивают.

– Тебе единственной удалось сбежать. Таково условие договора существования этого семейства, – пояснила Фея.

Я молча хлопала на неё глазами.

– Завтра он будет искать ту, у которой второй ботинок, – заключила крёстная, поднимаясь. – Приготовься.

С этими словами она исчезла.

Без всяких там спецэффектов в виде шума, гама, молний, огня. Просто исчезла, и всё. Не знаю, как это ей удается. Я вздохнула и отправилась приводить себя в порядок. Надо было успеть до приезда мачехи ещё и изобразить бурную деятельность…

А в это время во дворце:

(Опечаленный, стоял он наверху лестницы и уже собрался уходить, как вдруг заметил что-то внизу. Это была туфелька, которую потеряла прекрасная незнакомка. Юноша осторожно, как какую-то драгоценность, поднял её и прижал к груди. Он найдёт таинственную принцессу, даже если ему придётся искать её всю жизнь!*)

Очнувшись, принц сел и потряс головой. Голова болела везде: ныл ушибленный о ступеньки затылок, болел лоб. Принц снова помотал головой и огляделся: он сидел один на мраморных ступенях парадной лестницы, рядом валялся чёрный ботинок на толстой рифлёной подошве, где-то внизу раздавались шум и голоса придворных. Осторожно повернув голову, Высочество оглядел себя в зеркало, висящее на стене: вид помятый, волосы всклочены, на лбу синяк и шишка назревают. Видимо, от удара каблуком по лбу.

«М-дя… И так-то пострадал, а теперь ещё и жениться предстоит…»

С глубоким вздохом он осторожно поднялся и медленно (кружилась голова) стал спускаться вниз по ступенькам туда, где раздавался шум толпы.

(После исчезновения красавицы принц перестал давать балы во дворце, и по всей округе разнесся слух, что он по всему королевству ищет ту самую таинственную красавицу, что исчезла ровно в полночь. Было также известно, что принц женится на девушке, которой туфелька придётся впору. Сначала туфельку примеряли принцессам, потом герцогиням, потом всем придворным дамам подряд. Но она не годилась никому.

В скором времени принц со своей свитой пожаловал в дом, где жила Золушка. Сводные сестры бросились примерять туфельку. Но изящная туфелька ни за что не хотела налезать на их большие ноги. Принц уже хотел уйти, когда вдруг отец Золушки сказал:

– Подождите, Ваше Высочество, у нас есть ещё одна дочка!

В глазах принца блеснула надежда.

– Не слушайте его, Ваше Высочество, – тут же вмешалась мачеха. – Какая же это дочка? Это наша служанка, вечная замарашка.

Принц с грустью взглянул на грязную, одетую в лохмотья девушку и вздохнул.

– Что ж, каждая девушка в моём королевстве должна примерить туфельку*.) – сказал принц и достал Феин ботинок.

Я молча достала из-под юбки второй башмак, затем забрала у принца принесённый им и молча надела их на ноги. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Не могу сказать, что горела желанием оставаться и дальше в доме отца. Мачехой и её дочерьми я наелась досыта. Но и выходить замуж за ледяного вампира мне тоже совсем не хотелось. Да и принц, судя по всему, не желал до умопомрачения жениться на мне. И что прикажете делать? У него договор (не знаю, какой и с кем, но имеется ведь). У меня мачеха… Дилемма, однако. Трудная, однако. Мы стояли молча, хмуро смотря друг на друга.

(Тут подоспела добрая волшебница, коснулась своей палочкой старенького Золушкиного платья, и оно на глазах у всех превратилось в пышный наряд, ещё роскошнее прежних*.)

И тут в комнату вошла Фея: в мини-юбке, прозрачном топике, с несколько размазанной по лицу красной губной помадой, с разбитыми коленками и с мачете в руках.

Поигрывая им, как культурист мускулами, она подошла ко мне и коснулась им моего рванья. Судя по округлившимся враз глазам Высочества, он то ли Фею испугался, то ли наряд и макияж, благодаря её стараниям, у меня вышли лучше прежнего. А может, то и другое.

Фея тем временем придирчиво оглядела меня, замерла на пару секунд, затем задумчиво почесала в затылке пятернёй, одетой в кожаную гловелетту, и кивнула, оставшись довольна своим творчеством.

Я выразительно посмотрела в её непроницаемо-зелёные огромные глазищи. У меня совсем не было уверенности, что я хочу замуж. Она в ответ лишь дёрнула плечом.

«Видимо, придется ехать…» – обреченно подумала я.

(Золушку в её роскошном наряде повезли во дворец к принцу*…)

Глава 2. Следующий шаг

(Пы. Сы.: А, собственно, вторая часть к Шарлю Перро имеет очень поверхностное отношение). Итак:

В карете было неуютно: трясло, всё скрипело, скамейка была жестковата, запах нафталина смешивался с запахом ладана, к коим примешивался лёгкий оттенок пережаренного постного масла и растительно-утрированный аромат одеколона Его Высочества.

Да и хмуро-презрительно-высокомерный вид этого самого Высочества оптимизма не добавлял.

«А можно подумать, я так стремлюсь оказаться его женой», – хмуро подумала я, исподлобья разглядывая принца.

Высочество был одет в бархатный костюм синего цвета с пышными, отделанными белым атласом рукавами и шёлковым высоким стоячим плиссированным воротником светло-голубого цвета. Неприлично узкие бархатные штаны до колен переходили в шёлковые гольфы белого цвета, плотно облегающие его длинные стройные мускулистые ноги. Узкие небольшого размера ступни уютно чувствовали себя в мокасинах чёрного цвета. Так же плотно кисти рук облегали чёрные кожаные перчатки. Чёрная прядь волос несколько выбилась из-под небольшой чёрной плетёной шляпы с загнутыми полями, украшенной пером павлина.

Голубые глаза смотрели на меня холодно и равнодушно. Тонкие губы то и дело трогала усмешка. Точёное, несколько нервное лицо, пожалуй, было красиво. Правда, его слегка портил чуть припухший чёрно-синий месяцеподобный след между бровями.

«Видимо, след от каблука ботинка Феи», – кротко-наивно про себя предположила я. Вслух сие предположение я, конечно, озвучивать не стала. Зачем будить зверя, если ты с ним в одной клетке, и он сильней тебя.

Так что все наблюдения я производила молча.

Неожиданно принц резко наклонился ко мне и, пристально глядя в глаза, холодно, с еле скрываемым бешенством в густом низком голосе поинтересовался:

– Ну что, довольна, шмара? Думаешь, добилась своего? Много вас, поблядушек, по свету бегает. Кое-кому и во дворец удаётся пролезть. Но пролезть не значит войти в семью. До этого во дворце ещё надо выжить, – угрожающе-торжественно процедил он сквозь зубы прямо мне в лицо, после чего снова откинулся на спинку сиденья и принял невозмутимо-отстраненный вид.

Изо рта Высочества неприятно пахло прелой кровью.

Меня слегка замутило. А ещё стало очень противно и обидно и от эпитетов, произнесенных особой королевских кровей в мой адрес, и от несправедливых предположений в мой же адрес.