Бич Божий

Скиф сделал знак, и толмач снова до краёв наполнил пиалу кумысом. Жаркий день сегодня стоял. Но здесь, в шатре, гулял лёгкий ветерок, а прохладный напиток остужал нутро. Закачал утвердительно он головой:

– А знаешь, хан Тегит, я, пожалуй, подвинусь с войском своим на заход солнца да

дам вам проход к границе с ханьцами. Только одно запомни, наши предки сотни лет стояли у Стены Великой и не пускали их на север, в наши земли. Удержишь ли ты их

от походов этих?

Тегит, тогда ещё молодой, гордый и даже самоуверенный снова фыркнул, услышав

сомнения в голосе царя. Да и хмельная брага, видимо, ударила в голову.

– Нас, хуннов, теперь как травы в степи. Сомнём любого, кто на пути нашем окажется!

Усмехнулся про себя Скиф, и, чтобы усмешку скрыть, к пиале устами прирос. Знал бы этот степняк, что ариман-ханьцев в их стране столько, что травы во всех степях

ковыльных столько нет, чтобы сравниться численностью с саранчой человеческой.

– Хорошо, так и порешим. Теперь вся степь от моря восточного до Хингана горного

твоей будет. Об одном прошу, не пускай ханьцев на север от Ху-реки, иначе потом

беды не оберёшься от них.

Вот так, без крови, почти полюбовно разошлись тогда царь Скиф и хан Тегит. С

этого момента в противостоянии цивилизации ханьцев с северными варварами (а

ханьцы всех, кроме себя родимых, заносчиво называли варварами) наметилась трещина, которая с каждым годом, с каждым столетием только расширялась и расширялась. За последующие затем двести пятьдесят лет хунны совершили на северные провинции Китая более семидесяти набегов. Многие из них были весьма

успешными. Какое-то время «разбогатевшие» степняки после набегов не трогали

ханьцев, но потом снова принимались за своё. Конечно, китайцам всё это до чёртиков надоело, да и постоянно откупаться от степняков было накладно. Ханьцы огрызались

и порой серьёзно. После карательных походов императорской армии от кочевий хуннов порой только ошмётки оставались. Но бескрайняя Степь выращивала и собирала всё новых и новых воинов, и вновь шли набеги, набеги и набеги.

У хуннов в те времена не было городов, поселений. Вместо них в степи возникали

временные кочевья, и их домом была вся Великая Степь. Вытоптали, выгрызли траву лошади да овцы в одном месте – снимались хунны всем «табором» да на другое место

перемещались. Так и жили.

Скифы в этом отношении были другими. Те из них, что жили в лесу и лесостепной зоне, строили себе жилища, в основном бревенчатые избы. А степные скифы, те да,

как и хунны и другие степняки, становились кочевниками с похожим укладом жизни.

Скифы по большей части ушли на запад Евразии, и их место заняла огромная степная империя хуннов. Но вот наступили времена, когда в Восточной империи хуннов, как

и в любой империи, переживающей кризис роста, заполыхала гражданская война.

Род пошёл на род. Ханы рвали последние волосёнки из бород друг у друга, добиваясь

единоличной власти над всеми хуннами. А дело это ещё и тем усугубилось, что Большую степь от пустыни Гоби до Жёлтого моря и от Даурии до Стены Великой на несколько лет поразило сильнейшей засухой. От бескормицы начался массовый падёж

скота. Люди в кочевьях степняков мёрли как мухи. В итоге империя хуннов раскололась на Северную и Южную враждебные конфедерации. И к такому исходу

приложили усилия и ханьцы. Уж кому кому, а им было выгодно максимально ослабить северных варваров. Подкупая одних, подзуживая других, ханьцам удалось стравить северных и южных хуннов, и много крови в эти смутные времена пролилось.

Император Китая даже на такой шаг пошёл: он фактически взял в заложники сына

правителя южных хуннов, и тот стал послушным оружием в его руках. Таким образом, южные хунны стали своеобразным буфером между Китаем и Северной конфедерацией. И всё же северные хунны не хотели отказываться от привычного

уклада жизни. Они продолжали совершать набеги на провинции ханьцев. Но теперь против них воевала объединённая армия ханьцев и южных хуннов.

К тому же с севера, со стороны Гобийского Алтая на вольных ещё хуннов стала надвигаться новая грозная сила – сянбийцы (будущие племена прамонголов). Скифы к тому времени ещё частично оставались на западных границах Китая, но большая их часть в массе своей уже откочевала сначала в Среднюю Азию, а затем к Яику (Уралу), Волге, горам Кавказа и к Таврии. Не зря говорят: «свято место пусто не бывает». Ушли скифы, на их место тут же пришли сянбийцы. Таким образом Северная конфедерация хуннов оказалась зажата между двух огней. Этому этносу грозило полное истребление, и правители конфедерации приняли, наверное, самое верное решение – обойти сянбийцев и уйти на северо-запад почти след в след за скифами.

Воинственные сянбийцы долго и упорно преследовали северных хуннов и отстали от них только тогда, когда те переправились через верховья Енисея. А хунны, избегая опасного соседства, пошли дальше, пока не дошли до гор Южного Урала. Там они и осели на целых двести лет, вбирая в себя черты других этносов и перемешиваясь с южноуральскими народами, теми же племенами югра, пермь, зыряне, остяки, чуваши, вотяки, черемисы, да и другими. В итоге этой всеобщей ассимиляции образовалась настоящая гремучая смесь – гунны. А все Папы Римские, «познакомившиеся» позже с гуннами, называли их не иначе, как «Бич Божий».

Царь гуннов Бэту исподлобья посмотрел на гонца от хана Салаха. Хан был союзником Бэту. Кипчаки хана Салаха кочевали в степях между Волгой и Яиком и были ещё немноголюдным и бедным племенем. Вот уже полтора столетия

господствовали бывшие хунны, а теперь гунны на Южном Приуралье, вбирая в себя

всё новые и новые этносы, перемешиваясь с ними, расширяя границы своей уже

немалой империи. Теперь эта страна простиралась от Камы до Тобола и устьев Яика

и Волги. Южная Сибирь, Средняя Азия и Прикавказье ещё номинально входили в

Великую Скифию, но основное ядро цивилизации скифов уже сместилось к Танаису,Таврии и Славути. На юго-востоке Евразии разворачивалось противостояние

ханьцев теперь уже с сянбийцами. На запад от Каменного Пояса, за Волгой-рекой

лежали земли княжеств русичей (будущих русских). И хоть тесно становилось в том

древнем мире, никто не смел нарушать покой царства Бэту.

Гонец, невысокий человек, в походном полосатом халате, подпоясанном засаленным кушаком, и в островерхой меховой шапке, был заляпан грязью с ног до головы. Весенняя распутица даже для всадника делала дорогу в Субай, нынешнюю столицу гуннов, малопригодной для передвижения. Царский слуга замахал на гонца руками и заставил того разуться у порога, и лишь после этого пустил его в дом.

– Великий царь! – гонец, только переступив порог горницы, упал на колени, на

четвереньках подполз к невысокому трону, на котором сидел Бэту и поцеловал полу его халата, сшитого из китайского шёлка, – горе пришло на наши земли! Хан Салах

слёзно просит тебя вступиться за его народ.

– Как тебя звать, воин? – Бэту дал знак, и слуга принёс гостю матерчатый валик,

туго набитый соломой, на который он и уселся, поджав под себя ноги.

– Чирин, Великий царь.

– Какая беда Чирин, постигла моего друга, достопочтимого хана Салаха?

– Вай – вай какая беда, Великий царь! Орда алан пришла из степей, что у Южных

(Кавказских) гор лежат. Много воинов в той орде, как травы в степи, как птиц в

перелётных стаях.

– А жив ли сам хан Салах?

– Жив, Великий царь. Успел он увести большую часть кочевий из-под удара алан,

но не все спаслись. Сам хан сейчас новое кочевье поставил в распадке, что между

Большой и Малой Узенью лежит. Это в трёх днях пути отсюда. Но трепещет он.

Мало воинов осталось после битвы с железными аланами.

– Неужто так хорошо вооружены чужаки?

– Нам, кипчакам, не приходилось ещё воевать с людьми, закованными в броню. У

них даже конница кольчугой защищена. Хотя есть и обычная лёгкая конница. И

вооружены они тем же, что и мы: луками, саблями да пиками. А вот тяжёлых конников ни стрела, ни пика, ни сабля не берёт, одним словом – железные это люди! Вай, какие они страшные в сече!

Отпустил царь гонца, да и задумался. Кольчуги у гуннов до сего времени носили только царские дружинники, да мало их было, не больше ста. Остальное воинство по

своей экипировке мало чем отличалось от тех же кипчаков.

На следующий день послал он отдохнувшего гонца в кочевье хана Салаха. А

навстречу наступающим аланам выслал три разведывательных дозора. Не знал Бэту,

чего стоят аланы в бою. Не знал, откуда взялись эти жестокие завоеватели. Но в нём

уже стал закипать праведный гнев против них. Из поколения в поколение у гуннов

передавались сказания о великой империи хуннов, которая веками воевала с другой

империей желтолицых ханьцев. И многие сказания были посвящены непобедимому

полководцу Модэ, при котором небольшая страна хуннов превратилась в могущественную империю. И Бэту поклялся себе, что не пустит он алан в свою

страну, и слава о победе над этим врагом до самой смерти будет витать над ним и даже после его смерти.

В те времена в междуречье Волги и Урала кромка побережья Каспийского моря

лежала на сто-двести вёрст севернее нынешних берегов. Но уже тогда море стало заметно отступать, и Прикаспийская низменность представляла собой сильно заболоченную местность. Аланы прежде не доходили до этих болот, но через Волгу недалеко от её дельты они переправились беспрепятственно. И было их не менее тридцати тысяч.

Гунны успели собрать к приходу алан только двадцатитысячное войско. Бэту,

конечно же, сразу послал в северные и восточные пределы империи гонцов и ожидал

прибытия дополнительных сил. Обещали ему помочь в войне с аланами и несколько

князей приграничных княжеств русичей. С ближними князьями русичей Бэту давно

наладил дружественные отношения.

Бэту хорошо знал земли, лежащие между Яиком и Волгой. Безвременно почивший отец его часто брал Бэту на царскую охоту. В заболоченных плавнях междуречья

водилось много разной дичи, но особенно много там было кабанов и косуль. И сам

Бэту, уже ставший царём, каждый год наведывался в эти богатые зверем угодья, и

всегда славной охотой отличались эти места. А теперь пришла пора устроить охоту на другого зверя, посмевшего напасть на кипчаков и гуннов. Вспомнил он, какая славная охота была как раз в низовьях Большого и Малого Узеня. Там было одно примечательное место. Среди топей и хлябей простиралась на несколько вёрст

высокая сухая бровка, на которую из плавней загонщики выгоняли тех же кабанов, а

на другом конце балки в засаде таились охотники. И как только зверьё по этой балке

выскакивало на сухой, материковый берег, тут и ждала их засада.

Хан Салах с остатками своего племени как раз и находился в тех местах, правда,

гораздо севернее. И задумал Бэту устроить ловушку для непрошенных гостей. Тотчас

он и хана, и своих военачальников о своей задумке известил..

Бек Аслан горделиво посматривал на свою рать, бесконечным потоком идущую по

кромке плавней. Аланы впервые вторгались в эти северные земли. Здесь не было

привычных для них гор и ущелий, бурливых рек и каменистых осыпей. Но было

вдосталь травы для утомлённых переходом лошадей, много удобных мест для водопоя, а самое главное – здесь было царство самой разнообразной дичи.

Внезапно впереди колонны загомонили, заулюлюкали воины. Вскоре к копытам

коня бека аланы бросили связанного и явно испуганного человека. Судя по одежде и

обличью, это был трусливый кипчак.

– Поднимите его! – приказал бек, осаживая своего коня, приплясывающего при виде чужака. Двое дюжих воинов бесцеремонно поставили пленника на ноги и подтащили к лошади бека. Аслан брезгливо ткнул кончиком кнута в его грудь:

– Кто ты и что здесь делаешь?

Толмач, видимо, давно попавший в плен к аланам, перевёл вопрос бека. Поняв, или,

по крайней мере, сделав вид, что он рад тому, что его не убили сразу, кипчак отвесил

беку низкий поклон:

– Я охотник Улукун, светлейший бек. Ищу лёжки кабанов и косуль.

– Для кого ты следопытством занимаешься, собака?!

На лице охотника появилась глуповатая улыбка:

– Сам царь гуннов, Великий Бэту через день или два на охоту царскую пожалует.

Он тут каждый месяц охотится. Вот для него и стараюсь.

У горца глаза загорелись: ишь ты, сам царь гуннов в руки ему идёт! Мало чего

слышал Аслан о царе гуннов, и совсем ничего не знал он о прошлом этого народа.

Но в одном он был уверен: сама птица счастья в руки ему попалась. Ведь если ему

удастся обезглавить этот чуждый ему народ, само тело его и пинать легче будет.

Он дал знак воинам, и те сняли путы с рук пленника.

– Я сохраню тебе жизнь, кипчак, если выведешь меня на царя своего. Хочу

познакомиться с ним, испить чашу мира.

Окружавшие бека воины еле сдерживали себя, чтобы не рассмеяться в лицо глупому парню. Если и другие кипчаки и гунны такие простаки и увальни, то поход

алан в эти далёкие земли превратится в увеселительную прогулку. А Улукун, словно

не замечая этих ухмылок, снова растянул губы в глуповатой улыбке:

– Отчего не вывести, светлейший бек. Наш царь-кормилец завсегда рад гостям!

Улукун, любимый племянник царя Бэту, конечно же, сильно рисковал, ведя игру с

беком аланов. Но и другое понимал он: если удастся план его дяди, то малой кровью

победят гунны своих врагов.

Из зарослей плавней, спасаясь от шума крикливых алан, выскочило несколько кабанов. И они, не рыская вправо или влево, выскочили на ту самую балку, что высоким, сухим островком тянулась на несколько вёрст среди непроходимых топей.

В охотничьем азарте аланы сумели подстрелить одного из кабанов, и теперь, преследуя подранка, сами выскочили на эту балку. Махнул кнутом бек Аслан, и уже всё войско втянулось вслед за ним на эту балку с её сухой и твёрдой землёй.

Тем временем на другом конце балки, скрытом высоким камышом, кипчаки вместе

с гуннами заступами своими и мотыгами прорыли поперёк неё широкий поперечный проран саженей в пятнадцать шириной, который тут же заполнился болотной жижей и ряской. А на внешней стороне прорана защитники возвели высокий бруствер с крутыми склонами, которые тут же начали время от времени поливать водой. И теперь совершенно непроходимым стало это укрепление не только для конников, но и для пеших воинов.

А как только войско алан полностью втянулось в уготовленную ему западню, тотчас и в их тылу застучали о землю заступы и мотыги. Вскоре и этот конец балки

был перерезан непроходимым прораном. Даже когда авангардный дозор доложил беку, что перекрыт дальнейший путь по балке, Аслан долго не мог поверить в то, что

его провели как последнего глупца. Слишком поздно понял самоуверенный горец свою ошибку. Он тотчас же отправил один из своих отрядов назад к началу балки, но из-за бруствера прорана отряд встретил такой дождь из смертельных стрел, что ему пришлось ретироваться не солоно хлебавши. Настоящая паника охватила алан. Воспользовавшись этой сумятицей, Улукун юркнул в окружающие балку плавни и,

скрываясь по шею в болотной жиже, ускользнул от разъярённых алан, понявших, кто

завёл их в эту ловушку.

Повернули аланы чуть ли не всем войском назад, но вновь встретили их гунны

градом стрел, и сотни воинов потеряли они при первой же атаке. Сунулись они вперёд, к первому прорану, но и там их встретила туча стрел. И снова кучу трупов они оставили на земле. Как раненый зверь, метался туда-сюда бек Аслан. Из его груди

только рык звериный изрыгался. Страшны оказались гунны, но ещё страшней был

сам бек. Теперь он за малейшую провинность и нерасторопность уже многих своих

воинов саблей посёк. Попытались аланы в нескольких местах в болото сунуться, но

после того, как двоих всадников на их глазах вместе с лошадьми засосала трясина,

отступили они на суходол и больше не пытались в жижу болотную соваться. Да, в

своих горах и ущельях не встречали аланы таких смертельных ловушек. Теперь метались они по предательской суше, и безумство всё больше охватывало их.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.