Между тем, я все читаю, погружаясь в тайны пермских подземелий все дальше и дальше, вернее – глубже и вот достигнув нужной степени глубины, натыкаюсь на следующую информацию:

«АиФ» за 2008 г.

«Городские архивы содержат записи о том, что во время основания города в 1723 году, там, где сейчас находится речной вокзал, был монашеский скит, а неподалеку от него древний деревянный идол, двух метров высотой. Вероятно, это был символ Чернобога, культ которого на протяжении многих столетий существовал на территориях будущей Перми. Был там и подземный храм этого божества».

«АиФ» за 2010 г.

«Местный диггер и уфолог Суботин, говорит, что он и его друзья обнаружили древнее языческое капище на высоком камском берегу – как раз в том месте, где стоит здание художественной галереи, бывший кафедральный собор. Капище расположено глубоко под землей, ему около четырехсот, а возможно и тысяча лет. По мнению Н. Субботина, посвящено сооружение культу Чернобога. По одной из версий, кафедральный собор специально поставили на том месте, чтобы святым храмом перекрыть подземную энергию, исходящую от проклятого капища.

По официальной версии пермских властей и научного сообщества, нет ни капища, ни ходов. Представители кафедры археологии Пермского университета не отрицают только, что жизнь на Урале зародилась задолго до вторжения Ермака (впрочем, этого никто не отрицает, а краеведческий музей заполнен экспонатами и артефактами, которым 1-2 тысячи лет и больше)».

Похоже, это то, что я искал…

Между тем, глаза слипаются от бессонной ночи, я хлопаю крышкой ноутбука и, сделав четыре шага до своего дивана, отправляюсь в царство морфея, или просто снова проваливаясь в очередной сон.

Сон 2

В этом сне, я оказался все в тех же подземных лабиринтах, только теперь уже один, после блужданий в темноте на ощупь я вышел в зал со сводчатым туннелем, который был облицован красным кирпичом и белой светящейся плесенью. Сделать хотя бы шаг и выйти к святилищу Чернобога, в котором погиб Вовка не было сил, только холодный сковывающий любое движение страх, с запахом свежей могилы, белой плесни и ржавого железа.

И все же я сделал этот шаг…

Серая тень метнулась из под ног, и раздалось возмущенное шипение.

– Кто здесь, конечно я случайно выронил этот вопрос из своего рта, наверное с испугу, растерявшись.

Но серая тень удосужилась дать ответ:

– Я всего лишь кот, человек и как вполне разумный кот советую тебе закончить нашу беседу случайно заданным тобой вопросом, а иначе не будет дороги назад. Твой друг погиб, смирись, Черного здесь уже нет, но он может вернуться, поэтому – уходи….

Я замолчал, обдумывая слова существа представившегося котом.

Оно или он действительно очень был похож на кота, только очень большого, точно больше мэйкуна и наверняка крупнее рыси. Чрезвычайно пушистая серая шерсть мерцала в темноте и переливалась подобно горсти бериллов, на месте глаз у него похоже были два мутных изумруда, а голос подобен пению ангелов.

От звучания его ангельского мурлыкающего голоса одновременно хотелось уснуть и мчаться быстрее ветра, если бы вдруг не отказавшиеся слушаться ноги.

– Я могу что-нибудь для него сделать, – этот вопрос также помимо воли вырвался из моего рта.

– Ну, если ты попал сюда во второй раз и готов идти дальше, кот, кажется, задумался, опустив свою пушистую морду, буквально касаясь ею усыпанного каменной крошкой грязного пола подземелья, а потом, резко вскинув свою морду с серой шерстью мерцающей ограненными бериллами и глазами – горящими неведомым светом мутными изумрудами, продолжил свою мысль: ты можешь сделать для своего друга многое…. Например…. вернуть ему жизнь…..

– Как это сделать? – мой рассудок на пару с разумом наблюдали со стороны, как мой рот задает третий глупый вопрос волшебному коту.

– Ведающая мать должна знать…. – ответил большой серый кот с глазами похожими на два горящих мутных изумруда, с голосом подобным пению ангелов и шерстью мерцающей подобно горсть бериллов. – Я долго служил ей верой и правдой, пока не решился гулять сам по себе. Конечно, она какое-то время таила на меня зло, но что такое время перед лицом вечности, вот уже как лет сто она меня, кажется, простила, и зовет повидаться. Если ты скажешь, что пришел от меня, она должна помочь.

– Как мне ее найти?

– Это четвертый вопрос, – ответил кот. – По закону ты не имеешь права задать больше трех, – Он повернулся и поднял хвост трубой, собираясь уйти, но обернувшись, бросил, словно плюнул в душу: – Спроси у бездомных собак, ты забыл про них, а они помнят…. они всегда помнят, тех, кто их любил и насытил их жажду голода однажды, когда это было нужно больше всего…

– Зачем ты мне помогаешь, спросил я у кота с двумя мутными изумрудами вместо глаз, с голосом подобным пению ангелов.

Кот задрал заднюю правую лапу и немыслимо прогнувшись, почесал себя за левым ухом:

– Я долго был людоедом, крал малых детей, а потом служил при одном забавном царском дворе, исцеляя больных своими рассказами и сказками. Кот вернул правую лапу на место: Я давно не делал добра и если признаться, не знаю, является ли добром моя помощь тебе. Кот улыбнулся, заимствуя эту привилегию у своего Чеширского собрата, а затем, зевнув заразительно сладко и прогнувшись дугой потянув спинку, закончил нашу беседу следующими словами: А еще не терплю правил, поэтому обожаю их нарушать…

Я только кивнул, по простой человеческой привычке в благодарность я хотел нагнуться и почесать необычного кота за ушами, но он, сжавшись подобно пушистой серой мерцающей пружине, зашипел, так как сделал это, когда я чуть не наступил на его правую лапу.

Я отстранился. – Спасибо, кот, – я, и на секунду прикрыл глаза, пытаясь понять, можно ли делать это во сне, и как изменится в связи с этим сюжет моего сна.

– Если так хочется, можешь меня погладить, услышал я голос кота сквозь закрытые глаза. Протянув руку на ощупь я коснулся мягчайшего словно тополиный пух меха и почесал кота сначала за правым, а потом за левым ухом. Послышалось довольное мурчание, такое громкое как будто рядом вдруг кто-то попытался завести мотор своего автомобиля.

– А когда я открыл глаза, кота рядом уже не было, впрочем, как не было и подземелий. Я находился у себя дома – в кухне, в семейных трусах и со стаканом воды в правой руке. Выплеснув воду в раковину, я достал из кухонного шкафа бутылку десятилетнего коньяка «Букет Дагестана» налив стакан на половину и выпил залпом, закашлявшись, но, не проснувшись, иначе, почему я помнил и ощущал все, что было этой ночью как реальность. Громко шумел холодильник, а за окном шумел день, простой субботний день сентябрь 2017 года от рождества Христова. У меня болела права часть груди, там, где сердце, между тем, после нашей с котом беседы мне стало легче, все это…. похоже на серьезную степень помешательства и все же я получил ответы на мучившие меня вопросы и план действия на ближайшее время.

1. Съездить к Вовке и разузнать все подробности его «возможного» исчезновения.

2. Постараться забыть все как страшный сон и допить коньяк.

Все это правда, просто страшный сон и никаких чудес.

Я открыл свой ноутбук, там оказалось множество незакрытых страниц с информацией о пермских подземельях, по крайней мере, это мне не приснилось, в текстовом документе на рабочем столе был сохранен найденный мной номер телефона Вовки…

Визит 3

Мы устали идти вперед, а может быть нам осталось сделать всего лишь один шаг и там впереди, то, что мы искали, то, что хотели, то, что нужно или то, что окончательно разрушит всякую веру, но мы отряхнемся и все равно пойдем дальше пока есть хоть капля надежды.

В единственном письме, которое я получил от Вовки значился адресат у. Коломенская. Это одна из редких улиц нашего города, которая сохранила старое название.

По одной из версий, «коломище» означает «могилище», а как гласят городские легенды, место на котором воздвигли этот район представляет собой большой могильник, не самое удачное место для человеческого жилья, но в больших городах так заведено живые часто теснят мертвых не думая об их и своем покое, нехватка места, большие города растут, ширятся, захватывают новые территории и по праву захватчика сами решают судьбу завоеванного.

Я застыл на пороге Вовкиной квартиры и никак не мог заставить себя нажать на кнопку входного звонка…

Дверь открылась сама, на пороге стояла молодая еще женщина лет сорока пяти, но все равно она была похожа на приведение. Все движения замедленны, а в глазах все та же пустота, что я видел не однажды в глазах людей потерявших смысл жизни или очень близкого человека.

– Это вы звонили, – на ее лице промелькнула тень или возможно солнечный луч, такое бывает поздней осенью, когда небо становится отчаянно ледяного цвета и сквозь грязные дождевые тучи внезапно пробивается сгусток ушедшего кажется навсегда настоящего летнего тепла, оно не способно разбить лед и мало что способно изменить, но все равно дает надежду.

Я нес ей надежду, которую она не могла, но безумно желала обрести….

– Да, могу пройти? – я ответил и задал свой вопрос.

– Входи…, – она отошла в сторону.

В этой квартире были зашторены все окна, а свет горел только в одной комнате, там, где на полу валялся затертый футбольный мяч, на стенах фотографии парусных кораблей, в углу офисный рабочий уголок с неновым компом и коллекцией солдатиков в странных доспехах и невиданным мной ранее всевозможным холодным оружием. На диване прикрытым клетчатым пледом лежал раскрытый фотоальбом.

– Можно я посмотрю: Спросил я у пустоты за своей спиной.

– Да, – ответила пустота.

Это был он…. Мой Вовка таким, каким он был в детстве и уже взрослый – из моего сна: вот он улыбается, вот грустит, в компании друзей и совершенно один, на лоне природы и посреди местных каменных джунглей, где то на крыше высотки, видимо, пытается дотянуться до неба или быть ближе к солнцу….

Я закрываю альбом и вновь начинается наш скомканный разговор, состоящий из рубленых фраз, многозначных слов и замолчанных важных смыслов, заблудившихся среди ненужных вопросов.

– Я никогда не видела тебя…..

– Я очень старый друг…. Мы виделись в последний раз, когда за ним приехал отец…

– Да, тогда я потеряла его в первый раз…. Если бы его отец не разбился на своем проклятом мотоцикле, возможно я так никогда и не вернула Вову себе… Ты точно не знаешь, где он и что с ним случилось?......

– Нет, – вру я. Мне хочется расспросить ее о любимых занятиях Вовки, о том, как он стал диггером, зачем и куда он отправился в тот злополучный день, но малодушничаю, так и не могу набраться сил сделать это, а лишь шепчу сквозь сомкнутые зубы: Простите…, – и тороплюсь распрощаться, и уйти, но все же, задерживаюсь у выхода из квартиры, чувствуя спиной ее, молящий и одновременно обвиняющий – взгляд.

– Если ты что-то узнаешь про Вову, ты мне позвонишь, спрашивает его мать у моей спины.

– Да, я сделаю все что смогу, – отвечаю я осеннему лучу, возможно, последней надежде снова зажечь свет смысла в ее жизни.

Начало Пути… Ведающая Мать 4 и 5

Домой я решил добираться пешком, чтобы обдумать все происходящее и кажется, сделал это зря. Осень, солнечный день, но мгновение – хлопанья серых крыл и набегают тучи, закрывая все небо, идет холодный дождь стеной и невозможно укрыться от этого холода…. пронзающего тебя насквозь, я потыкался в пару ближайших подъездов чужих домов, словно стая мамонтов притаившихся и навечно застывших на этой незнакомой улице, месте ставшим их последним пристанищем, но везде стоят домофоны и кодовые замки, наконец мне посчастливилось найти временный приют в заброшенной трансформаторной будке. Я прислонился спиной к грязной кирпичной стене, и прикрыв глаза, выдохнул из себя накопившуюся за этот день серую муть, простую человеческую усталость. А когда открыл их, услышал чьи-то приближающиеся голоса:

– Лысый тащи ее сюда, хорошее место, тихое…

– Помогай Щегол, ты тоже хочешь сладкого, – ответил второй.

Я замер в тени сваленных в трансформаторной будке отсыревших картонных ящиков и наблюдал, как две живые тени затащили в мое убежище третью.

На первый взгляд – обычные гопники, да и на второй тоже: засаленные от постоянной носки спортивные костюмы, созданные в пределах китайского рынка трудолюбивыми азиатски мигрантами, раскисшие замурзанные кроссовки и такие же убогие лица как будто картинки из пособия доктора Ламброзо: с полным отсутствием интеллекта, но наполненные звериной хитростью, искрящие отмороженостью глаза, суетливые, угловатые то замедленные, то необычайно резкие движения, указывающие на чрезмерную агрессию.

Затаившись, я наблюдаю за происходящим из своего импровизированного укрытия, совершенно не желая быть обнаруженным и влипнуть в очередную историю.

И тут послышался протяжный болезненный стон, его издала третья тень, при внимательном взгляде оказавшаяся молоденькой темноволосой девушкой в красном плаще. Именно ее затащили в трансформаторную будку называющие друг – друга Лысый и Щегол. Приглядевшись еще лучше, отчетливее начиная различать происходящее в этом сумраке, я разглядел, что влага, стекающая по лбу девушки неестественно темного цвета, даже в потемках кровь мало похожа на дождевую воду… видимо девушку ударили по голове чем-то тяжелым, возможно подкравшись сзади….

Доблестный рыцарь во мне пожелал гордо выйти из тени со словами призванными пристыдить или напугать сих злодеев, но тут же заткнулся, когда услышал щелчок, с которым из руки Лысого появился кусок остро заточенной стали – нож выкидуха, такие я видел в кино про уличные банды. Этой самой выкидухой Лысый начал срезать с темноволосой девушки, так и не пришедшей в сознание ее одежду. А Щегол деловито из полосок когда-то модного красного плаща девушки мастерил веревки, ими он сначала связал ей запястья, а затем, раздвинув ей ноги, привязал каждую к торчащим из бетонного пола ржавым арматуринам.

А я все стоял и молчал, как будто происходящий кошмар меня не касался, это было как в кино, когда ты подсознательно пугаясь и даже сочувствуя героям сего действа, не веришь в реальность происходящего…. Я не верил, когда Лысый ублюдок запыхтев, полез на обнаженную уже темноволосую девушку сверху, только прикрыл глаза, я поверил, что все по правде, когда Щегол, позаимствовав выкидуху Лысого прошипел меж смердящих дешевым пивом щербатых зубов: сейчас ты будешь живее…. Крошечка, и полоснул заточенным лезвием по правой ноге девушки, лежащей еще без сознания,… раздался громкий женский визг…

Я присел…, нащупав левой рукой в окружающей меня грязи достаточно увесистый кусок битого кирпича, и с криком:

– Что ты делаешь, сука!!? – вышел из тени….

Лысого подбросило как кошку на раскаленной крыше, он вскочил, как был без штанов, его я первым ударил куском кирпича по голове, по ней сразу заструилась кровь, совсем как у лежащей под ним девушки, и Лысый рухнул – как стоял.

Однако рано было торжествовать победу, из-за спины Лысого мгновенно появился Щегол с ножом – выкидухой.

– Брось кирпичик козлина, – прошипел Щегол, видимо шипение было его излюбленной манерой общения, это все о чем я успел подумать, перед тем как бросить кирпич… ему в голову… однако промахнулся, это оказалась чрезвычайно увертливая тварь.

Криво ухмыляясь и облизывая свои белесые узкие губы, в моем видении мира как будто бы раздвоенным языком, Щегол медленно приближался ко мне, даже не поинтересовавшись самочувствием своего лежащего на полу товарища.

– Посмотри что с твои друганом, – спросил я, пытаясь отвлечь внимание этого отморозка, взглядом ища вблизи все, что может быть или стать оружием.

– Поххх, – прошипел Щегол и сделал еще один шаг вперед.

Вот теперь дурак, ты можешь доблестно умереть подумалось мне, я не сомневался, что Щегол намеревается загнать лезвие ножа-выкидухи мне в область живота, чтобы значица схватить кураж и отомстить лоху, внезапно помешавшему получать ему удовольствие на пару с корешом, обломавшему их кайф.

И в этой тишине предшествующей кровавой развязке со стороны входа в заброшенную трансформаторную будку послышался грозный рык. Этот звук заставил именуемого – Щеглом, повернуться назад…

На пороге трансформаторной будки стоял бездомный пес, остроносый, с грязной покрытой колтунами и шишабарами рыжей шерстью, размером чуть больше кошки….

Щегол дико заржал, и перекинув нож выкидуху из правой руки в левую сделал еще один шаг в мою сторону, готовый нанести молниеносный удар. Он не видел, как за его спиной появился еще один бездомный пес – совершенно белый, излишне тощий, но действительно крупный, пожалуй, я никогда не видел таких больших собак, действуя в отличие от своего собрата совершенно беззвучно он в два прыжка одолел расстояние, разделяющее нас с моим врагом, и уже на излете вцепился в горло Щегла, вырвав оное с одного укуса. Заливая багровой артериальной кровью своего дружка находящегося без сознания и связанную визжащую девушку с темными волосами Щегол выронив нож-выкидуху из своих внезапно ослабевших рук рухнул на грязный пол также как до этого его приятель.

Все закончено, большой белый пес подошел ко мне и уткнулся своим носом в мою ладонь, совсем так, как это было десять лет назад, когда я и Вовка жили в пионерском лагере и ходили к прогнившему дырявому забору кормить бездомных собак.

– Здравствуй друг, – прохрипел я. А пес промолчал, только завилял обрубком своего белого хвоста.

Ножом – выкидухой, запачканным кровью Щегла я разрезал самодельные веревки, стягивающие руки и держащие ноги темноволосой девушки. Медленно поднял ее с грязного бетона и завернув в свою кожаную куртку которая была ей ниже колен обнял и прижал к себе, ее трясло словно под током, глаза полны слез, а лицо все в крови, ее собственной и крови Щегла.

– У тебя есть телефон? – спрашиваю у темноволосой.

– Он у них, – шепчет темноволосая.

Нахожу сотовый с первой попытки в левом кармане спортивных штанов Щегла.

Я спрашиваю у нее адрес этого места, а затем вызываю скорую помощь, не сомневаясь, что после рассказанной мной истории диспетчер скорой помощи вышлет по этому адресу еще и наряд полиции.

Обрывками красного плаща связываю руки и ноги Лысого.

– Мне нужно идти, – говорю я темноволосой девушке, – ты теперь ничего не бойся, все будет хорошо, и намереваюсь покинуть это поле боя…

– Стой !!!, – кричит темноволосая девушка, кутаясь в мою кожаную куртку. – Мне будет страшно!!!!

Я на мгновение задумываюсь, а потом еще раз прошу ее не бояться, объяснив, что спрячусь рядом с трансформаторной будкой и буду охранять ее, пока не приедет скорая помощь.

– Не уходи…, – плачет темноволосая девушка.

Но я ухожу… дождь практически закончился, я занял позицию за углом ближайшего к заброшенной трансформаторной будке дома. Собаки: маленькая рыжая чуть больше кошки и огромная белая отправляются за мной и замирают в метре от моего нового убежища, молча виляя своими лохматыми нелепыми хвостами.

Быстро темнеет, практически уже поздний вечер, так быстро промелькнул этот осенний день.

Скорая помощь подъезжает минут через десять, через пару минут прибывает полицейский патруль на привычном, еще с советских времен, горбатом канареечно желтом газике.

Второе мое убежище, оказывается не таким надежным, как первое, вышедшие из газика ППСники тут же наметанным взглядом вычленяют мою фигуру в тени домов.

Двое направляются в сторону заброшенной трансформаторной будки вместе с врачами, а двое идут в моем направлении:

– Эй, парень, – кричат они.

И я бегу….. сам не зная куда….перепрыгивая лужи и низкие заборы дворовых палисадов, поскальзываясь, падаю в придорожную лужу, а поднявшись, чувствую, как кто то вцепился в правую штанину моих джинсов…. Это большая белая собака… она тащит меня куда-то между развалин гаражей, потом через скользкий практически намертво прогнивший мостик, перекинутый через совершенно черный ручей с масленой пузырящейся жижей вместо воды, запущенный сквер, в котором не горит не один фонарь и все дальше и дальше, крики моих преследователей и трель свистка за спиной становятся все тише, и наконец, мы оказываемся в каком-то уж совсем трущобном полуживом районе, раскинувшемся в большом логу среди древних деревянных и редких, кажется еще купеческой постройки кирпичных домов, здесь тоже нет фонарей и только некоторые из домов выглядят отчасти живыми. Уже настоящая ночь и в этом месте ее приход ощущается намного сильнее, как будто весь мир проглотила внезапно рухнувшая с небес тьма или это сделал большой черный волк.

Рыжая собака чуть больше кошки радостно тявкает у крохотного деревянного домика похожего на избушку, в ее окне тут же загорается свет, и на пороге появляется древняя старуха с керосиновым фонарем в трясущейся правой руке.

– Кого там принесло, Рыжик.

В тусклом свете керосинового фонаря я вижу, что это довольно уродливая старуха, с большим горбатым носом – крючком, кажется полуслепая и припадающая на правую – видимо больную ногу.

Большая белая собака стоит рядом со мной тыкаясь в правую ладонь своим жарким носом как будто хочет поддержать.

– Я…., вы Ведающая мать… меня послал к вам большой серый кот с глазами похожими на два горящих мутных изумруда, с голосом подобным пению ангелов и шерстью мерцающей как горсть бериллов, – шепчу я пытаясь справиться с абсурдностью происходящего. – Меня всего колотит, окружающий мир кружится и меня затягивает в эту воронку, я не могу сопротивляться происходящему – промерзший, уставший, и кажется потерявший рассудок человек…

Стоящая на крыльца древняя старуха с керосиновым фонарем смеется, а мне кажется, как будто это кудахчет скрипуче огромная наседка.

– Проходи, – произносит она, – Как же от тебя мерзко воняет….

Мне стыдно, я действительно чувствую запах болезненного пота и грязи, в которой я вывозился, упав в лужу, а еще я пахну человеческим страхом, кровью и смертью.

Внутри полусгнившая избушка выглядит неожиданно уютно: треть ее это большая беленая печь, в которой потрескивают березовые поленья, распространяя вокруг все проникающее тепло, пол устлан вязаными половиками в несколько слоев на них вместо привычной геометрии и полосок – коловороты, трезубцы, рыбы и еще какие-то неизвестные мне знаки и символы. У широкого окна с белой геранью на подоконнике стоит небольшой деревянный стол с привычными для деревни кухонными принадлежностями и широкая лавка, застланная медвежьей шкурой, справа от стола полки с чугунками и глиняными крынками, с лева ручной умывальник и большой медный таз под ним. Над печкой и у противоположной окну стены развешаны на шелковых алых нитках дурманящее пахнущие травы и корешки. В этой единственной комнатке: кухне, столовой и бабкиной спальне, судя по лоскутному матрасу на печке, безусловно чисто и видно, что эту чистоту поддерживают в порядке, ее лелеют не смотря на видимую немощь хозяйки.

Присев на лавку, прикрытую медвежьей шкурой с позволения бабки я кажется, на минуту прикрываю глаза, а очнувшись, слышу ее деловитее ворчание: мол, не пора ли мне, добру молодцу идти до затопленной ей баньке… смыть с себя поганый человечий дух…

Я хочу спросить, как мне ее найти, но горбоносая древняя старушенция отвечает вперед на еще на не заданный вопрос…

– Рыжий покажет… А ты Беляк ступай к ручью вымой свою морду, больно смердящая ржа осталась на ней.

Я медленно бреду за рыжим псом чуть больше кошки, вдыхая запахи незнакомых трав, сырой земли, леса, воды, древесной гнили и еще чего-то непонятного, но не вызывающего отторжение, я поднимаю свое чело, на небе стали видны одинокие холодные звезды, но вокруг все еще достаточно непроглядной тьмы. Банька больше похожа на вырытую в земле землянку, вход в большую нору, прикрыт сопревшей сосновой дранкой и корой, из маленькой каменной трубы идет невидимый практически, но ощущаемый в запахах ночи дымок. Внутри бани выложенное бутовым камнем крохотное помещение с лавкой, парой крючков для одежды, дубовой бочагой с ледяной водой и старым медным тазом с одной стороны и печкой-каменкой с другой, весь свет только от шипящих в печке березовых поленьев, окна здесь нет, дверка в баню чуть больше сажени, я проникаю туда, согнувшись буквально вдвое.

Смыв с себя всю грязь сегодняшнего дня, я с удивлением обнаруживаю, что моя грязная одежда уже чиста и отглажена, лежит на лавке рядом с медным тазом. Перед тем как покинуть баню, я опускаю свое лицо в древнюю дубовую бочагу и погружаюсь в прохладу чистейшей родниковой воды, которая катилась с вершин ледников, пронзала глубины земли, и струилась в лесистых оврагах насыщаясь силой гор, земли, трав, больших деревьев и отраженного в ней вечного неба.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3