Только для взрослых

Марта Зверева

Только для взрослых

МАРК-1

Денис пригласил меня домой.

«Выпить, расслабиться, попиздеть по-мужски».

Очень зря.

Есть давняя традиция не преломлять хлеб с врагом. Не есть и не пить с тем, кого ты собираешься уничтожить. Возможно, он что-то почуял и решил закрепить нашу «дружбу» попрочнее. Если он всерьез на это рассчитывал, то мне его жаль.

Вру. Не жаль.

Сегодня я иду его убивать.

Из нас всех он был самый осторожный.

Он первый начал носить бронежилет под деловым костюмом. Первый спрыгнул с криминала и замутил легальный бизнес. Первый купил квартиру в хорошо охраняемом элитном доме и усиленный «мерседес».

Игната уничтожить предложил тоже он.

«У меня подрастает дочь, не хочу даже думать, что она может столкнуться с таким ублюдком», – сказал он тогда. И мы все согласились, хотя у нас не было даже сыновей. По крайней мере тех, о которых мы бы знали.

Но никакая охрана и броня не помогут, если ты доверяешь врагу.

А мне он доверяет.

Настолько, что когда я получаю от него СМС: «Прости, задерживаюсь в офисе, откроет Анька, начинай без меня, весь бар твой», я могу только удивленно хмыкнуть.

Или его так расслабили последние десять лет сытой стабильной жизни?

Анька – та самая дочь, за которую он так испугался, когда увидел, что наш друг делает с молоденькими девицами, которые попадают ему в лапы. Не спорю, Игнат – больной ублюдок. Но он всего лишь чуть-чуть хуже нас, остальных. Настолько чуть-чуть, что мы далеко не сразу поняли, насколько он поехавший, потому что и сами творили дикие вещи с теми самыми девицами. После того, что Денис вместе со мной заставлял делать шлюх из дорогого эскорта в Лондоне, оставлять меня наедине с дочерью – плохая идея.

Весь последний месяц я толокся у него дома, якобы «обсуждая бизнес», хотя давно можно было понять, что моя фирма-прикрытие работает себе в убыток, только чтобы давать возможность прятать за красивым фасадом нашу основную деятельность. На самом деле мне нужно было прощупать почву, понять, есть ли шанс вернуть все назад, примирить Игната и Дениса и восстановить нашу старую компанию. А если нет – выполнить мой самый дорогой и сложный заказ.

Убить моего друга.

По заказу другого друга.

Увы.

Сегодня со мной не газовый пистолет, как весь этот месяц для усыпления бдительности охраны, а полноценный «Макаров». Глушитель брать не стал. У Дениса отличная звукоизоляция.

Охрана, впрочем, даже не чухнулась на завопившую рамку на входе. Первые пять раз они раздевали меня до трусов, получали на каждый нож разрешением в морду и вопли от Дениса за излишнюю бдительность. Сегодняшний урок вы запомните надолго – тот, кто показался вам опасным с самого начала, будет опасным и через месяц, неважно, сколько раз он проходил мимо, улыбаясь.

Дверь на этаже уже была открыта, я зашел и запер ее за собой. Дениса все равно пока нет, посижу, попью чая, дождусь.

– Дядя Марк, проходите в гостиную, я сейчас! – донесся звонкий голосок из глубины квартиры.

Это отец ей ляпнул при знакомстве: «Это Марк… дядя Марк для тебя», с тех пор Анька и травит. Я, конечно, старше ее в два раза, но забавно такое слышать от двадцатилетней созревшей девки.

Гостиная у них, как теперь строят, совмещена с кухней, так что я на правах «дяди Марка» налил чайник, подхватил какое-то печенье из вазы на столе и развалился на диване, всерьез жалея, что не могу проредить бар. Не пью на деле.

Этим печеньем я и подавился, когда в комнату впорхнула Анька: босиком по теплым полам, в коротких шортиках в обтяжку и крошечной маечке.

Я только недавно пообщался с Игнатом и еще помню, как выглядит человек, который вообще не сдерживает никаких своих порывов.

Я не такой.

– Как вас лучше звать? – Аня присела на подлокотник дивана рядом со мной, как будто не было другого места во всей гостиной. – Дядя Марк все-таки глупо звучит.

Она потянулась за печеньем, и прямо перед моими глазами маечка обрисовала ее роскошную небольшую упругую грудь с торчащими сосками. Той самой молодой формы которую потом не повторить никакой пластикой.

Она у себя дома и ничего не боится. Теплые полы, отопление, климатический контроль «умного дома». Зачем ей одеваться теплее, правда? Она меня не ждала, я пришел к отцу…

Тяжко уговаривать себя самого, что трущееся рядом молодое тело тебе никто не предлагает.

– Можно просто Марк, – я отложил надкушенное печенье и встал, чтобы налить себе чая.

– Просто Марк? – она тоже вскочила и прислонилась к кухонной столешнице прямо рядом со мной, так что я задевал ее локтем, заваривая пакетик чая кипятком.

– И на ты.

Отодвинул локтем и открыл дверцу, чтобы выбросить блестящую обертку от пакетика, напомнившую сейчас обертку от презерватива.

– Не могу на ты, вы все-таки… в отцы мне годитесь.

И она выгнулась в спине, демонстрируя мне все свои возможности.

Неужели они в свои двадцать не понимают, как действуют на нас, еще не очень старых козлов? Как эти блядские шортики, обтягивающие ее так, что я могу нарисовать ее пизду в подробностях, не раздевая, действуют на меня?

Как и маечка…

Член держу под контролем.

У меня охуенный самоконтроль, блять!

Я могу три дня сидеть на чердаке, карауля, пока объект выйдет из дома, чтобы снять его крайне аккуратно именно в том месте, где мне удобно, и где не отследить, откуда стреляли.

Я могу смотреть в глаза человеку, пока он пьет чай, в который уже подсыпана отрава.

Я могу целовать женщину, мужа которой только что убил смертельной инъекцией, пока он отходил в туалет.

Я проходил все проверки на детекторе лжи, потому что умею сплетать правду из неправды.

Я перетрахал сотни баб, и точно знаю, что ни у кого не поперек и радуги под юбкой тоже нет.

Я делал с ними такие вещи, за которые меня бы убил любой нормальный человек.

Но совершенно непонятно, почему меня так дергает это юное тельце, едва прикрытое двумя белыми тряпочками. Неужели старость пришла, бес в ребро, требуется молодуха для ярости духа?

Возвращаюсь с чашкой на диван, и Анька вновь пристраивается рядом, как будто уже застолбила место рядом со мной. Наклоняется вперед, тянется к вазочке с печеньем, и с моего места ее выгнутая спина и попка в форме сердечка, беззастенчиво выглядывающая из-под края шортиков образуют ровно такой вид, какой был бы, если б я ее ебал раком.

Член дергается: «Ну что ж ты, давай засадим!»

Пиздец. Никогда не говорил с Марком-младшим, считал это инфантилизмом.

Но сейчас у него явно свое, отличное от моего мнения.

Я хочу спокойно пустить пулю в затылок Денису и уйти в снятую двумя этажами выше подставную квартиру, вылежать там недельку, пока не угомонятся.

Он же хочет раздвинуть эти румяные сладкие булочки и ворваться в шелковую тесноту. Да так, что у меня дыхание перехватывает.

– Марк, а ты как с папой познакомился? – спрашивает Анька, выпрямляясь и раздвигая ноги, чтобы оседлать подлокотник как огромный толстый хуй. Ее бедро теперь трется о мое, но не это меня сейчас волнует сильнее всего.

Я вижу, как она трется промежностью о замшу и вижу едва заметный влажный след. И главное – чувствую запах ее возбуждения.

И вот от него конкретно сносит крышу.

Как я познакомился с ее папой…

Если я отвечу ей честно, она точно поймет, что я не просто симпатичный взрослый мужик, «папик», опытный и состоятельный дяденька, которого мечтают отхватить ушлые студенточки. Выгляжу я именно так: небрежная стрижка, потертые джинсы за пару штук евро, белая рубашка и плотный пиджак, скрывающий пистолет, дорогие часы, строгие ботинки.

Денис сказал, что у нас общий проект, уровень доходов отца она знает и делает соответствующие выводы. Неправильные. Потому что мы с ним ближе, чем коллеги. Мы знакомы с тех времен, когда ее еще и в проекте не было. С лихих 90-х.

Нас было шестеро: Никита, Вадим, Денис, Игнат, Сандро и я.

Сопляки, наглые мальчишки, которые распоясались, когда выяснилось, что стране больше не до своих граждан. Наверху шла грызня, на пути наверх все было покрыто кровью и вышибленными мозгами, а мы хотели быть свободными и жить, как хочется.

Кому в шестнадцать этого неохота?

Мы выживали по одиночке.

Денис торговал шмотьем.

Игнат дрался на подпольных боях.

Сандро был мошенником на доверии.

Вадим снимался в первом русском порно и работал вышибалой.

Никита вертелся у начинающих политиков.

Я убивал за деньги.

Так уж вышло, что у каждого из нас был свой собственный путь, но пересеклись они однажды в подпольном клубе из тех, куда девок пускают бесплатно и наливают на халяву, а мужиков подгоняют, когда те уже разогретые и бухие – за солидную входную плату. После того, как закрывается метро, там начинается самый жар. Там-то мы и познакомились, оказавшись вшестером в одной комнате, полной искательниц приключений на свои нижние девяносто. Даже когда тебе меньше двадцати, к концу ночи все-таки устаешь долбить одну дырку за другой. Хочется поговорить. Но разговаривать с той, которой только что спустил пятую порцию спермы за щеку, как-то западло. Вот и начали общаться друг с другом.

Выпили еще, отрубились на пару часиков прям там же, проснулись и отправились по второму кругу уже все вместе.

Проекты у нас тоже были. Некоторые крупные, так что хватало и на тачки, и на телок, и на первые накопления, которые Денис как самый нудный вкладывал в акции и недвигу, а остальные в основном просаживали, где придется. Я ничего не боялся, цены на мою работу только росли, а вот остальным пришлось покрутиться.

Жизнь поимела нас всех тогда, а мы хотели поиметь ее.

Никто из нас не был нормальным.

Мы насиловали девчонок, мы издевались над шлюхами, и нам это нравилось.

Больше всего Игнату, меньше – Никите. И мне.

Я наверное был холоднее всех. Мне нравится убивать. Это острее любого оргазма.

Вот и сейчас на Аньку наверняка стоит только из-за того, что сегодня вечером я вышибу мозги ее отцу. Либидо и мортидо – я отличный объект для изучения психиатрами, но Сандро не дамся, он больной.

– Мы учились вместе, потом жизнь развела, вот недавно опять встретились, – говорю самую скучную фразу на свете, которая убаюкивает ее бдительность.

Я скучный старый хрен, девочка. И я психопат. Но даже я не готов сначала выебать дочь, а потом убить отца. Это перебор.

Как я думал, мой ответ закрывает тему нашего знакомства с Денисом накрепко. Двадцатилетние красотки не любят скучных вещей. Только на это вся надежда. А еще на плотные джинсы, потому что член упирается в ширинку и это уже пиздец как больно. Но пока она выгибалась, я поправил его, прижав поясом. Так что ее взгляд, который шарит у меня между ног, не находит подозрительных выпуклостей, и на лице появляется разочарование.

– А где мама твоя? – снижаю я накал страстей.

– С подружками куда-то умотала, это до ночи, – она переводит взгляд на меня и смотрит своими серыми глазищами так, что я с трудом удерживаю чашку с чаем в руке. Особенно когда она обводит губки розовым язычком, и мой взгляд задерживается на них. Припухшая верхняя, маленький зазор в виде ромбика между ними. Как раз такой, что хочется увидеть, как туда пропихивается головка моего члена, как эти губы постепенно отодвигают залупу назад, принимая в себя только обнаженный ствол. Влажные, горячие, чуть неумелые, но старательные губки…

Не могу сказать, что я никогда не убивал людей со стояком в штанах. Даже без штанов. Единственный способ добраться до одного борзого депутата был – отправиться с ним в сауну и уже там, когда на его член насаживалась ртом совсем юная блондиночка, и он уже хрипел в секунде от того, чтобы кончить, он отпустил рукоять пистолета всего на пару мгновений.

Мне хватило.

Даже с учетом того, что ровно в тот же момент на моем хую прыгала близняшка той блондиночки, и я уже применил все свои способы, чтобы оттянуть финал.

Я подхватил его именную ТТ-шку и украсил его мозгами стену, а личико ахнувшей блондиночки – спермой. Это был самый охуенный оргазм в моей жизни.

Говорил же, что я психопат.

– А брат? – честно говоря, кровь отлила совсем к другой голове, но я помню, что у Дениса был еще старшенький. Видел пару раз, красивый парень и взгляд прям как у нас в юности – волчий.

– Уехал в Питер. А папа сказал, что у него до ночи дела, – предвосхищает она вопрос, сверкая глазами так, что понятно, что издевается. – Зато я готова тебя развлечь, пока ты ждешь.

И она, чтобы до меня уж окончательно дошло, на что так упорно намекается, одним движением пересаживается с подлокотника мне на колени, упираясь торчащими сосками прямо мне в грудь.

Я только и успел, что отвести чашку в сторону, чтобы не залить себя и ее чаем.

Слышу стук ее сердца, вижу, как расширены зрачки и запах… запах молодой самки, такой свежий и чистый с чуть островатой ноткой возбуждения. Такое ни с чем не перепутать. Она сама меня хочет.

Мои принципы трещат так же громко, как моя ширинка.

Но не могу допустить, чтобы малолетка меня поимела.

– Налей мне еще чаю, пожалуйста, – говорю я ей прямо в губы, с трудом удерживаясь от того, чтобы запихнуть язык ей в рот и оттрахать хотя бы так. – Этот остыл.

И я протягиваю ей свою наполовину полную чашку, невозмутимо глядя в расширившиеся от изумления глаза. Мала ты еще со мной игры затевать, девочка.

Мой член болезненно пульсирует, чувствуя, что всего два слоя ткани: плотный деним и тоненькая лайкра отделяют его от влажной глубины ее пизды. Он в принципе уже готов наплевать и ворваться туда и с намотанной тканью. Но ремень из плотной кожи с металлизированной прокладкой внутри, который таит в себе некоторые сюрпризы на случай проблем, хорошо его сдерживает. Прямо как намордник.

Она смотрит на меня, практически задыхаясь от возмущения, но я ничего не добавляю, просто жду. Встать красиво из такой позы невозможно, особенно если я не помогу, поэтому она неловко сползает на пол и бросает на меня взгляд, чтобы проверить реакцию. И я ее даю – насмешливую улыбку.

Анечка, милая наивная девочка, разворачивается и демонстративно идет включать чайник. Получается, кстати, не очень, она же босиком, а такие заходы лучше на каблуках.

Но она решает отомстить.

Прислоняется к столешнице, выгибается так, чтобы грудь была в лучшем ракурсе и спрашивает ехидно:

– А правда, что у мужчин после сорока начинаются проблемы с потенцией?

И смотрит мне на пах. Где сплющенный и пиздец как замученный член возмущенно дергается, бьется о железную свою клетку, но внешне этого не видно. Видно только, как я морщусь.

Сучка. Ну она у меня получит.

АНЕЧКА-1

У него были зеленые глаза. Как у мартовского котяры. Блядские зеленые глаза, только за них можно было бы продать душу.

Мне кажется, я втюрилась в него моментально, когда он только вошел в нашу квартиру впервые. Я тащила в свою комнату тарелку со жратвой, переругиваясь с папахеном, который требовал одеться нормально, к нему сейчас зайдет коллега. А мне не похрен, кто там к нему зайдет? Его коллеги пялились на меня, во что бы я ни была одета. Хоть в джинсы, хоть в платье в обтяг, хоть в пижамке рассекала. Их бы и монашеское одеяние на мне не смутило. Старперам все равно, что там на мне, пока мне двадцать лет и у меня упругая жопа, они все равно будут пускать слюни. Но не распускать руки. Потому что если отец узнает, их потом только через полгода найдут. В лесу. По частям.

Вот и про этого я подумала, что очередной мудак с женой и одышкой, стоит ли ради него влезать в джинсы? Но мне было немного любопытно, потому и выбралась и комнаты. А он только посмотрел на меня этими своими глазищами – и я пропала. Это потом я заметила и его пальцы, и его губы, и его задницу, которую так обтягивали обычные костюмные брюки, что у меня во рту сохло, а между ног наоборот.

– Познакомься, Ань, это мой старый друг и коллега, Марк, – сказал папа, и в его голосе было уважение, которого не было, когда он говорил о других своих знакомых. – То есть, дядя Марк. Он тебя еще младенчиком видел.

– С тех пор я немного изменилась, – ляпнула я, глядя на него, как зачарованная. И выгнулась в пояснице, чтобы он оценил и грудь, и бедра, и все остальное, в чем я изменилась.

Но в отличие от остальных, он мазнул по мне равнодушным взглядом, практически не заметив, искривил губы в вежливой улыбке и заметил:

– Очень приятно.

И отвернулся, продолжив разговор с папой.

Они ушли в кабинет, а я осталась как дура с тарелкой с макаронами в руках. У меня как-то сразу пропал аппетит. Мне хотелось не есть. Мне хотелось его!

Он приходил еще несколько раз, так же равнодушно смотрел мимо меня, хотя я ходила в самых откровенных топиках, надеясь поймать его как любого старпера на крючок. Мне с пятнадцати лет на улице мужики от сорока и старше предлагали бешеные бабки даже не за секс, а просто посмотреть или потрогать. Когда мужики смотрели на меня, у них в глазах не оставалось ни проблеска мысли, одно желание: засадить.

Если бы мне нужны были деньги, я бы могла получать среднюю зарплату по городу в день, не напрягаясь. И давно знала, что нет ничего слаще для стариканов, чем малолетка типа меня, которая вертит перед ними жопой.

Только Марк не велся. Вообще! Абсолютно! Меня как будто не было!

В последний раз, когда он к нам заходил, я вертелась на кухне, постоянно попадаясь под руку, вставляла в разговор свое мнение, окончательно выбесив отца, но он даже глазом не повел. Папахен потом отчитал меня как ребенка. Натурально, не за то, что светила жопой, а за то, что влезаю во «взрослые разговоры». А ведь он чуть не убил Ярика, когда застал нас в моей комнате сосущимися на моей кровати. Хорошо, что мы еще не успели зайти дальше, а то не было бы у меня больше мальчика-мажора, который всегда может достать билеты на любые концерты. Он, конечно, все равно обиделся за сломанную руку, но всего через месяц простил. Хотя домой к нам больше не ходит.

А тут даже не почесался, не подумал, что Марк… дядя Марк может посмотреть на меня иначе как на маленькую дочку друга.

Требовались кардинальные меры. Но я не нашла в отцовском телефоне его номер, а в «Фейсбуке» профиль. Пока я думала, как еще к нему подкатить, судьба подарила мне роскошный шанс: папахен завис со своей блядью в офисе, велев мне впустить дядю Марка и напоить чаем. Тут мне и поперло!

Уверена, такого чая у зеленоглазенького уже лет двадцать не было…

Мой брат считает меня шлюхой, мой папахен девственницей, а лучшая подруга такой же наивной идиоткой, как она сама.

Юлька уверена, что главное в жизни – любовь! Не зря же все волшебные сказки вертятся вокруг того, за кого выйдет замуж принцесса и на ком женится Иван-дурак.

Она сама запала на моего братца еще в детстве и с тех пор все вздыхает по нему. Девственность считает главной ценностью, выйти замуж целью жизни. И уверена, что я тоже ищу настоящую любовь, даже оправдывает меня, хвалит, что делаю это активно.

Артем называет мое «активно» блядством. Но он по жизни двинутый, когда мать им беременная ходила, отца несколько раз чуть не убили, и с тех пор братец такой нервный.

Папочка уверен, что я еще берегу себя для того, кого он одобрит.

Он за моей невинностью следил как коршун с тех пор, как я стала ходить к гинекологу. Мы все вместе наблюдаемся в одном медицинском центре, и конечно ему все врачи докладывают о состоянии здоровья мамы, меня и Артема. Только им-то скрывать нечего, никакой интриги, а вот о моей пленочке между ног родитель задумался, когда начал ловить на мне сальные взгляды мужиков.

Сразу и меня предупредил, и гинеколога, и кажется собирался объявить на весь город, что если найдет выновного в утрате моей девичьей чести, то лучше тому самому закопаться где-нибудь в лесочке.

Поэтому пока мне не исполнилось восемнадцать, главное условие для моих парней было ни в коем случае не порвать! Ничего туда не совать! Ни руки, ни члены, ничего! Я на всякий случай даже тампонами не пользовалась, хрен потом объяснишь.

Зато когда стукнуло восемнадцать, я сказала отцу, что либо я в его медцентре сама себе врача выберу, либо меня будет наблюдать специалист из университетской клиники. Я взрослый человек, имею право на личные тайны!

Как его корежило! Он три дня маме матом рассказывал, чем я займусь, если меня оставить без надзора. Но согласился в обмен на обещание вести себя благоразумно.

Ну что… Кой-чего из рассказанного маме я потом с удовольствием попробовала. И правда годная вещь, спасибо, папочка!

У меня было не так много парней, как думает брат, но и не так мало, как считает Юлька, я ее берегу и рассказываю не все истории. Я точно знаю, что все они одинаковые. Могу завести одним взглядом, довести двумя движениями и обычно мне в постели скучновато. Все, чем они отличаются между собой – это длительностью. Один подергался и усох, а другой дрочит об тебя часами и считает себя плейбоем.

Со взрослыми мужиками я даже не пробовала спать. Все то же самое плюс брюхо.

Но Марк и его глаза… И его пальцы!

Соблазнить его будет легко. Когда мы останемся наедине, тут даже самый тупой сообразит, что я от него хочу. У меня есть волшебные шортики, перед ними еще никто не устоял.

А вот как потом не напугать всем, что я умею? Он ведь тоже наверняка уверен, что папочкина дочка член в руках не держала!

Секс меня интересовал с детства. С книжек, в которых все было так невинно: «Папа вводит в вагину маме свой пенис». С непонятных шуток в фильмах для детей, над которыми смеются только взрослые. Со слов, значение которых понимаешь не сразу, постепенно. С историй. Анекдотов. Обрывков фраз.

Когда все сложилось в единую картину, я ахнула, я удивилась, я тут же захотела узнать про это еще!

Мы тогда жили в Англии, там детям рассказывают все без утайки и отвечают на вопросы. В младшей школе даже есть уроки, где показывают фильмы, скучные как те самые книжки про папу и маму. Когда я узнала все, что хотела, я начала сама сочинять истории о сексе.

И рассказывать их подружкам. Они нажаловались родителям, но психолог сказал им, что это естественный этап развития. У меня просто слишком буйное воображение. Так я познаю мир. И пока никто не покушается на мою половую неприкосновенность, и я сама не пристаю к другим детям, все в порядке.

Но это в Англии.

Когда мы вернулись, папа отвел меня к российскому психологу, которая заорала, что я испорченная маленькая дрянь и чтобы я даже думать забыла о таких гадостях.

Детский гинеколог велела мне держать руки под одеялом и не позволять заглядывать «туда» никому, кроме мужа после свадьбы.

Она не только каждый раз проверяла мою девственность и докладывала папе, что все на месте, но и делала соскобы во рту и в заднице, чтобы проверить, нет ли там следов спермы. И долго-долго разговаривала с моим папочкой после каждого визита. Уже лет в шестнадцать я поняла, что она хотела попрыгать на его члене, поэтому подлизывалась, несмотря на то, что в соседнем кабинете осматривали мою маму.

Бедняжка не знала, что для банального траха ему мамы и хватает. А отрываться он предпочитает такими способами, о которых детям в секспросвет-видео не расскажешь.

Мы с Артемом как-то нашли его тайную коллекцию хоум-видео с любовницами. Точнее, Артем нашел, поставив на папочким ноут программу-шпион. А я пришла на папочкин голос: «А теперь вылизывай!»

Братца уже тошнило. Мне было интересно. Я бы предпочла посмотреть такие штуки без участия своего отца, но толком не знала, что искать в интернете.

Папочке, кстати, я про эти игры аккуратно намекала. Вроде как знаю, а вроде и не знаю. Он не особо верил, что спалился, но на всякий случай каждый раз шел на попятную в наших спорах, чтобы я не выдала его маме.

Стоит ли говорить, что невинности я лишилась на следующий же день после того, как отвоевала себе право на молчаливого гинеколога?

Я тщательно выбирала счастливчика из тех, кто уже проявил себя в невинных обжиманиях в машине и у меня в комнате. Выбрала самого красивого и с самым большим членом. Думала тогда, что это главное в сексе.

Он офигительно целовался, устроил мне у себя дома самую романтическую ночь. Шампанское, клубника, свечи, кровать, усыпанная розовыми лепестками, шелковое белье, нежная музыка… Я послушно надела кружевное белье, которое он мне купил и терпела всю эту хренотень, когда мне просто хотелось уже надеться на крепкий член не только ртом.

Но мы танцевали, кормили друг друга из рук, долго целовались, и я терпела, терпела, терпела… Наконец он вылизал меня всю, доведя до оргазма, но меня интересовало не это!

Когда он начал снимать с меня все эти кружева, я чуть не завопила: «Да трахни меня уже так!»