Задушевная математика

А в деревянных рядах: редька, редис, махорка…

Дорогой председатель! Что мне купить на следующем базаре? Денег у меня, правда, немного…

3

Дорогой председатель! Говорят, ничто ничему не тождественно, но если тождества нет, и мы его выдумали, то как же тогда классовая борьба и все другое, что делает жизнь индивидуума общественно значимой и полнокровной. И даже немного загадочной?

4

Утенки за утками, как народы идут за вождями.

Хочется мудрости и добродетели, а не одного только всесветского маскарада-парадокса.

Ты, председатель, владеешь своими и даже чужими чувствами, иероглифами на рисовой бумаге пишешь, чтоб ни женщины, ни солдаты не забывали вить веревки, которыми зеленый дракон будет связан.

Я дешевые сигареты курю, но все дни мои, как праздники, и даже, случается, воображаю себя царем. Иногда вижу это во сне. Очень беспокойный сон. Настоящая административная каторга. Начинается так:

Я говорю: «Хочу быть царь»

Она отвечает: «Будь»

Тогда я сам себя спрашиваю: «Ну, хорошо, царь. А зачем царь? Кому царь? Почему царь?»

Я пиво пью, и женщин обманываю, но тебя, председатель, я никогда не смогу обмануть.

Все взаимоустроенно и связано на свете. Одно к другому восходит, и выходит одно их другого, как суставы бамбука. Но знает ли кто путь истинной добродетели?

Дорогой председатель! Твои портреты на улицах и площадях носят с песнями, я сам видел в кино, и страшатся самый маленький твой портрет уронить во прах.

А у нас безумные дети лица сажей один другому мажут

Дорогой председатель!

Я не хочу быть царем. Мне и этого было бы мало. Мне надо быть в то же время еще и отверженным, и нищим и дервишем. Я всеми хочу быть.

Но для этого надо быть, как ты… А это разве возможно?

Дорогой председатель! Есть ли где без шипов роза?

5

Немного о себе.

Я один, 1, один прописью, один.

Сильный дождь немного разогнал забулдыг у палатки, оставшиеся быстро прошли, получив свое пиво, и я остался один…

Дождь кончился. Я шел по улице. Один.

Демонстрация. Флаги, плакаты, выкрики с мест, хрип мегафонов. Я искал кого-то в толпе. Не было никого. Во всей толпе никого. Один.

Напившись крови, комар улетел, и я остался один в темноте комнаты. Громко шли часы, сердце работало трудно, устало.

Вчера она была у меня. Говорила, что одна, плакала, жаловалась, как плохо одной.

– Я одна, – повторяла она, – понимаешь, одна!

Утром я ей сказал:

– Люся, вступи в ДС или куда-нибудь, найдешь себе товарища по партии…

Дорогой председатель!..

6

Вероятно, на самом деле, очень немногие люди терзаются тайнами жизни. Даже обреченные на свой подвиг исследователи вскорости спешат вернуться к чему-нибудь мирному и конкретному вроде антропологии или географии, и удовлетворяются тем, что изучаемые подробности сами собой выдают какие-нибудь обобщающие картинки вроде эволюции или относительности.

Тайны требуют слишком мучительного напряжения разума и всего существа.

В состоянии отвлеченности от мучительных тайн можно даже читать, а когда думаешь обо всем этом, можно только смотреть в окно, или в потолок, или в небо.

Дорогой председатель!

Дорогой председатель! Мы все, в сущности, почти ничего не знаем…

Нас клянут и казнят, осуждают и не понимают, но разве вся жизнь не есть трудовое перевоспитание?

7

Мне иногда кажется, что я весь соткан из китайских фамилий, как циновка из тростника. Китайские фамилии, как клетки, как строительный материал: Фу, Ду, До, У, Ху… Все живое на свете переплетено и перепутано. Где-то тронешь, везде отзовется.

В Китае произошли, оказывается, парламентские выборы, а в наших газетах тишина. В наших газетах только:

«Омскому ипподрому сто лет. Этого праздника любители спорта ждали давно…» (Неужели сто лет ждали?!) «Сто лет назад на средства омских купцов…»

А «в Аргентине объявлено о повышении жалования военнослужащим на двадцать процентов…»

Еще пишут, что, по данным опроса, восемьдесят процентов опрошенных готовы собственными руками привести в исполнение приговор о высшей мере наказания… Скажите, какая кровожадность… Может быть, не тех опрашивали?

Дорогой председатель, я знаю, ты выберешь в парламент достойных, ибо недостойные недостойны, и белоснежным трауром они запятнают яркий шелк революционных знамен.

8

Не боги обжигают горшки.

Боги, которые обжигают горшки, не боги, а бог знает что.

Что есть кто?

Кто есть что?

Измученные логикой и бессмыслицей обжигатели горшков думают, что они…

Дорогой председатель! Ветер с Востока дует на нас, и мы боимся.

Дорогой председатель! Ветер с Востока дует на нас и волнует воду.

9

Возле площади имени великого пролетарского поэта, в переулке, пивная палатка. Напротив – гора кирпичей. И на этих кирпичах пьют пиво. Праздник жизни. Пьют из банок, бутылок, молочных пакетов. Появляется капитан. Капитан-исправник? Приходит и гонит всех, чтоб не пили пиво на казенном кирпиче, который есть государственная собственность и все такое прочее…

Капитан гонит нас и мы уходим, чтобы снова собраться у кирпича, когда капитан уйдет.

Но вот звучит команда: «Огонь по штабам!»

Мы хватаемся за кирпич, мы разбираем кирпичную гору, мы… Нет…

Мы не трогаем казенного кирпича, мы расходимся, каждый сам по себе, потому что не звучит команда: «Огонь по штабам!»

Дорогой председатель, почему никто не командует: «Огонь по штабам!»? Разве булыжник больше не орудие пролетариата?

10

Письмо издалека

Природа берет свое, как берут города. Или, лучше сказать, как смелость берет города.

Город взят, и мир становится иссиня красным, доходит до белого каления, и все становится отечески-эфиопским.

Дети – самураи и камикадзе. Вишневый цвет на сливе и на березе.

Ум в конце концов заходит за разум. И это все имеет свой вполне отчетливый и личный смысл. Если одно заходит за другое, как солнце за желтую степь – это благо, ибо, по крайней мере, в начале, не требует личного участия…

Мир народам. Война крестьянам! Наши – отмстят!

Наши это все равно кто…

Природа, взяв свое…

Деньги, полученные от продажи украденных в общежитии женских сапог, переведены в детский фонд.

Дорогой председатель! Дети вырастут, выучатся и напишут тебе сами.

11

Дорогой председатель!

Нелегко мне быть пророком в своем отечестве…

12

Дорогой председатель!

Пишет Кирилл Иванов из Вологды.

Как мне быть?

13

Отдыхающие идут с пляжей, неся с собой пестрые флаги полотенец и

и одеял. И купальники на женщинах, как флаги. И сами женщины тоже по-своему флаги…

Вечером возвращаются рыбаки, они несут длинные удочки и маленьких пойманных рыб.

Дорогой председатель, я в первый раз на курорте, мне так удивительно, мне даже странным кажется, что можно все время отдыхать и ничего не делать. Над нами белыми шапки стоят горы, серебряными листьями дрожат и звенят высокие тополя.

14

Видели вы птицу с квадратными плечами и детским лицом? Это страшная птица. Она одна такая…

Так я отвечал на экзамене, и никто ничего не понял. Это обидно, потому что я очень усердно готовился. Правда, сдать экзамен у нас еще не значит получить должность, и должность можно получить, не сдавая никакого экзамена.

Я – это мое тело, чувствующее, мыслящее? Или я – это просто я?

Но если так, то почему, бросившись в воду, я плаваю так жадно и радостно? Ведь это тело мое плещется, поворачиваясь в воде всеми своими сторонами света…

А если я – это не мое тело, то, может быть, я – это мои раны?

Или, может быть, я – это просто я…

Я, чудище мыслящее…

Дорогой председатель, женщины у нас в стране крупные, как газеты больших иероглифов. Так мне не удалось пока встретить ни одну, вокруг талии которой, я мог бы завязать пионерский галстук.

15

Дорогой председатель!

Говорят, и для нас ничто уже не секрет, и мы все знаем…

Неизвестно только, все ли действительно нам известно, или что-то еще продолжает содержаться в секрете.

Неужели и вся наша жизнь – губка греческая?

Губка греческая – буржуазная либерализация.

Губка греческая состоит из нулей. Не слишком ли много нулей?

Не слишком ли много пустот?

Может быть, все это одна только сплошная, пересеченная и перепутанная пустота?

Губка греческая – смена сезонов.

Зима, весна, лето…

Губка греческая – лето красное…

16

Бей своих, чужие да убоятся!

Демократия торжествует почем зря.

Из газет: читатели спрашивают, писатели отвечают.

Оказывается (из газет), что резиновая дубинка – это вовсе не дубинка, а палка резиновая (РП), и стоит она не сто рублей, а 2 рубля 33 копейки, и применяется для защиты советского государства.

Демократия по-гречески – народовластие.

Но это, может быть, только по-гречески?

Дорогой председатель, как мне написать демократию по-китайски?

17

И то – правда, и другое. И столько правды, что поневоле приходится верить!

«Ин витро веритас»

Иные думают, что Китай – это там, где все желтые и узкоглазые.

Все время приходится разъяснять недоразумение, разоблачать выдумки недоучившихся студентов и средних школьников.

Коммунально-шанхайский и отдаленно-сельский Китай бьется в нас с частотой пульса.

18

Я люблю читать про лис. Потому и служу сторожем-стрелком-охранником на заводе. Где б еще я смог читать про лис при исполнении служебных обязанностей?

И ко мне однажды пришла лиса. Зимней ночью она пришла в мою караульную будку. Маленькая, бледная, ей было холодно и страшно. Она и плакала, и смеялась. Ее пугал грохот работающего на заводе крана.

Я не хотел, чтоб она уходила, мне было с ней хорошо, я только боялся, что она украдет мой револьвер-наган, и меня посадят в тюрьму за утрату оружия.

Утром она ушла. Я ждал, что она снова придет, но больше она не пришла, потому, наверно, что на нашем посту завели собаку.

Я хотел убить пса, но не мог решиться. Чем пес виноват? Для лисы естественно бояться собак…

Дорогой председатель! Может быть, и ты Лис, и отец лис. И отдашь мне одну из своих дочерей…

19

Дорогой председатель!

Разбирают Великую Стену!

Разбирают по кирпичам на постройку сараев, заборов и дымоходов.

Так разобрали после войны древний кремль у нас в Коломне.

Так разобрали уже много стен.

Дорогой председатель…

20

Коллективное письмо

Могут подумать, что мы язычники.

Мы не язычники, нет. Язычество – это, когда бог другого бога спрашивает: «Ну, что? Как дела?»

Мы – иероглифы.

Иероглифы – вода и плоть того, что есть, и того, чего нет, того и другого. Иероглифы – перенос огня.

Иероглифы одиноки.

Мы одинокие иероглифы в стане или в стае китайнописи.

Есть иероглифы воды и есть иероглифы жажды.

Мы – иероглифы жажды.

Дорогой председатель! Будет ли нам вода?

21

Дорогой председатель, неужели это правда, что ты уже умер, и я никогда тебя не увижу…

Стихи на полях:

Весело у нас с вами.

Легкое у нас бремя…

Время собирать камни.

И не собирать время.

СЛАВЯНСКАЯ ТРАПЕЗА

Глава 1

ПИСЬМА НЕ О ЛЮБВИ. КНИГА О ВКУСНОЙ И ЗДОРОВОЙ ПИЩЕ

О любви уже столько книг написано, и песен спето, и снято художественных

кинолент. Все знают, все слушают, смотрят, читают.

Но уж так мы устроены, что не только любим, но и дышим, и пьём, и едим,

и только, может быть, благодаря этому любим. И даже если мы пьём, и едим, и дышим лишь затем, чтобы любить, всё равно ведь: едим, пьём, дышим.

Говорили когда-то: любовь и голод чем-то там правят.

Не подумать ли хотя бы немного не о любви, но о голоде? То есть не о голоде, конечно, страшен голод, а о соответствующем грехе: о пище, даже о чревоугодии.

Уже давно известно, что тускловата изображенная добродетель, а порок, напротив, красочен и живописен.

Тем более, что и всё у нас выходит как-то с грехом пополам.

Грех, грех, никто не без греха…

Плохо это?

А когда как. Всяко бывает. Когда блудницу судили, и Спаситель сказал « Кто без греха, первый брость камень», счастье, что кроме Него ни одного безгрешного близко не оказалось: убили бы бабу!

2

Грех, грех…

Всё в кашу смешано, и выходит наша каша такова, что, похоже, не вычерпать той каши даже самодельной ложкой Ивана Денисовича…

Велик ли грех чревоугодия?

Велик.

Не случайно столько наших забот и бед о хлебе насущном.

Цены растут, и столько уже денег надо, чтоб один только день прожить…

Что-то мы будем есть?

Или ничего не будем?

Или нас будут есть?

Жизнь, говорят, прожить, не поле перейти. Так что даже трудно представить, сколько требуется нам поглотить и переварить, проходя это самое поле.

3

Выйди, солнышко, сквозь негустые облака, освети наши бедные нивы!

Всякий народ имеет и любит свою национальную кухню.

Англичанину скучно без пудинга, грузину без шашлыка, французу без лягушечьих лап, корейцу без собаки…

А ещё где-то едят змей и ящериц, гнёзда ласточкины и плавники акульи.

Нет предела совершенству и воображению.

Но у всех и свои табу: иудеи и магометане свинины не едят, монголы рыб, индусы-вегетарианцы…

А мы?

А мы всё едим. Совершенно всё, что попало: и шашлык, и свинину, и плов.

И даже то, что другие народы отвергают: общепитовские щи и колбасу за два двадцать.

Правда, не едим ни акул, ни змей, ни лягушек.

Хотя и лягушки, и змеи у нас в изобилии водятся.

Иных нам и на груди случается пригревать.

Змея, пригретая на груди, прирученная, улыбнулась и пошевелила ушами.

– Уползём, – шептала она, – уползём в дальние или в южные страны… Зима настаёт… Уползём, уползём, уползём…

Возможно ли после этого употребить змею в пищу?

Нет, уж лучше паштет из ежа! Хотя и ёж животное символическое, холодное

и голодное, и совершенство формы не спасает его от внутренних противоречий.

Беспечные! Мы иногда даже почти не замечаем, что, кого, как мы едим. И

напрасно. Это немаловажно. Я однажды задумался и попробовал всё запоминать и записывать:

18-е, вторник. Завтрак. Чай с колбасой. (Непосредственно: колбасу уронил нечаянно в чай.)

Потом два раза в течение дня: овсянка и сыр «Минский».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.