Объединение наций в разделенном мире. Трудный путь к консенсусу

Ким Дэ Чжун завоевал восхищение мировой общественности своей борьбой за свободу и демократию. А ведь когда-то он сидел в тюрьме, подвергался пыткам, был приговорен южнокорейским военным режимом к смертной казни, но его освободили благодаря международному вмешательству. Став в 1997 году президентом страны, он в 2000-м году был награжден Нобелевской премией мира за свою «политику солнечного тепла» в отношении Северной Кореи.

Впервые в истории Кореи консервативная политическая атмосфера сменилась более либеральной. Это не очень совпадало с моими ценностями как консервативного дипломата и государственного служащего. Несмотря на высокий ранг, в том году я получил относительно скромное назначение – послом Кореи в Австрии и Словении. Я же являлся постоянным представителем Кореи в международных организациях в Вене, где развивал свою дипломатическую карьеру на интернациональной арене. Я предоставил верительные грамоты действующему тогда Генеральному Секретарю ООН Кофи Аннану через его представителя в офисе ООН в Вене. Спустя несколько месяцев после моего прибытия в Вену мое портфолио еще расширилось: государства-члены ООН избрали меня главой находившейся в Вене Подготовительной комиссии Организации договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ОДВЗЯИ). Я был очень увлечен новой работой, но прослужил послом Кореи лишь двенадцать месяцев.

В январе 2000 года президент Ким Дэ Чжун вызвал меня обратно в Сеул и назначил заместителем министра иностранных дел – вторым по должности во всем Министерстве иностранных дел Кореи. Я часто участвовал в кабинетных совещаниях и заменял министра, когда тот находился в отъезде. Однако удача не всегда улыбалась мне. Говорят, боги иногда завидуют тем, кто взлетел слишком высоко. Я оказался замешан в дипломатическом скандале, который повлек за собой двусторонний кризис между администрациями недавно избранного президента США Джорджа Г. У. Буша, известного как Джордж Буш-старший, и Ким Дэ Чжуна.

Когда-то, в 1972 году, Корея поддержала Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО). Этот договор провозгласили залогом мира во всем мире, и Корея поддержала его. К несчастью, мы не знали, что президент Буш боролся за его отмену. 27 февраля 2001 года в Сеуле президент Ким и президент России Владимир Путин подписали совместное заявление, подтверждающее важность договора по ПРО. Мы не были в курсе попыток администрации Буша отменить договор, а вот Москва наверняка о них знала. Несколько газет опубликовали коммюнике, где говорилось, что Корея, давний союзник США, начинает склоняться на сторону России. (2) Это была ужасная ошибка. Мы никогда не стали бы критиковать США на весь мир. Вашингтон был нашим важнейшим партнером, и униженный президент Ким поспешил принести публичные извинения.

Но ситуация продолжала осложняться.

Президенту Киму предстоял визит в Вашингтон, где он должен был встретиться с недавно вступившим на пост президентом Бушем в первый раз. Белый дом настоятельно рекомендовал президенту Киму отложить поездку минимум на полгода, чтобы президент Буш сформулировал свою позицию по важнейшим международным вопросам. Но президент Ким, нобелевский лауреат, торопился осведомить, и даже наставить нового президента США, прежде чем тот изменит свое мнение по вопросу Северной Кореи. Президент Буш неохотно принял президента Кима в начале марта – тот был вторым его гостем после избрания на пост.

На совместной пресс-конференции президент Буш сказал репортерам, что хорошо поговорил с «этим человеком» – крайне фамильярное обращение к нобелевскому лауреату и президенту страны. Корейцы пришли в ярость из-за такого пренебрежительного высказывания, и президент Ким, я уверен, был очень обижен. Посол США в Корее, Томас Хаббард, объяснял, что «этот человек» – обычная английская формулировка, которая используется по отношению к друзьям. Но хотя президент Буш славился своей «простотой», корейская общественность негодовала.

Тернистый путь и неожиданное будущее

Вполне предсказуемо, что и меня, и министра иностранных дел Ли Чонбина президент Ким уволил сразу по возвращении. Видимо, он заранее решил избавиться от двух главных официальных лиц корейского МИД. Мне не предложили никакого дипломатического поста, и впервые в жизни я оказался без работы. Я был к такому совершенно не подготовлен. Никогда не представлял себе ни финансовых трудностей, ни унизительности положения безработного в возрасте пятидесяти шести лет. Друзья приглашали меня на обеды и ужины, чтобы утешить, и, признаюсь, временами я пытался лечить горечь и злость алкоголем. К счастью, это продолжалось недолго. Тогда я еще не знал, что увольнение позволит мне занять самую ответственную должность в жизни на тот момент.

Министра иностранных дел Кореи Хана Сынсу выдвинули от Азиатской группы ООН кандидатом на пост Председателя пятьдесят шестой Генеральной Ассамблеи ООН, и в середине 2001 года он пригласил меня возглавить его штаб. Я был очень удивлен и испытал огромное облегчение. Всего четыре месяца назад меня уволили из Министерства иностранных дел, а теперь я получил такое заманчивое предложение! Мы с Сунтхэк упаковали свои вещи и в июне переехали обратно на Манхэттен. Моя жена наслаждалась Нью-Йорком, я же испытывал прилив энергии и оптимизма. Вскоре мы устроились в апартаментах на шестнадцатом этаже недавно построенной Дональдом Трампом жилой башни через дорогу от здания ООН.

Как главный помощник Председателя Генеральной Ассамблеи Хана я составлял официальный календарь, приглашал послов на короткие совещания и занимался тому подобными делами. Я изо всех сил старался заручиться поддержкой для более чем 512 резолюций, которые Генеральная Ассамблея должна была рассматривать в ходе своей пятьдесят шестой сессии. Я работал с раннего утра до позднего вечера, а по дороге домой успевал заехать еще на один-два дипломатических приема. Они выглядели как вечеринки с коктейлями, но на самом деле являлись серьезной работой. Там можно было за какой-то час переговорить с дипломатами из десятка стран и с каждым обсудить отдельную тему.

Домой я возвращался с головокружением и карманами, полными визитных карточек. Эти встречи я использовал для того, чтобы побеседовать с послами из всех уголков мира, и за три месяца до того, как я был официально утвержден на свою должность в Генеральной Ассамблее, я успел познакомиться с большинством постоянных представителей. Тогда я этого не знал, но впоследствии на посту генерального секретаря этот опыт очень мне пригодился. Около сотни президентов, премьер-министров и несколько монархов участвовали в ежегодных дебатах Генеральной Ассамблеи, проходивших в сентябре, и я присутствовал на большинстве совещаний президента Хана.

Я всегда испытывал глубочайшую признательность ООН и уважение к ней за спасение моей семьи и множества других людей от войны и голода. Три столпа ООН: права человека, безопасность и развитие – являлись также целями Кореи. Я ценил ООН как глобальную переговорную площадку, где у всех народов, включая крошечные острова и самые неразвитые страны, есть независимый голос, признаваемый наравне с голосами наиболее влиятельных государств. Да, Совет Безопасности принимает свои резолюции силой международного права, но консенсус на Генеральной Ассамблее имеет моральный вес больший, чем у какой-либо другой организации. Я был признателен за возможность послужить ей.

Вскоре после возвращения в Сеул в 2003 году вновь избранный президент Но Му Хён назначил меня своим советником по международной политике. Я получил письмо о назначении в день его инаугурации. Мы с ним никогда не встречались, и я был слегка удивлен тем, что меня, консерватора, назначает на такую высокую должность либеральный президент. Первая встреча с президентом Но состоялась во время рабочего обеда в Синем доме после его инаугурации. Стол был накрыт на четверых, и там присутствовали также вновь назначенный глава администрации и советник по национальной безопасности. Мы обсудили приоритетные направления в иностранных делах, включая Северную Корею, ООН и, безусловно, отношения с США, Китаем и Японией. Хоть я и чувствовал себя вполне уверенно и свободно, меня удивляло, что я приглашен на совещание в таком узком кругу, особенно с учетом либеральных взглядов нового президента.

– Благодарю за доверие, – сказал я президенту Но.

– Мы раньше встречались? – спросил он.

– Нет, – ответил я, изумленный так запросто заданным вопросом из уст президента.

– Многие советовали мне назначить вас министром иностранных дел, – продолжал он вполголоса. – У меня уже есть кое-кто на примете. Так что трудитесь как следует. А там посмотрим. Кто знает?

Я был настолько потрясен и обрадован таким неформальным обращением, что немедленно позвонил жене.

В марте 2003 года, спустя всего месяц после вступления президента Но в должность, Moody’s проинформировало корейское правительство, что собирается понизить национальный кредитный рейтинг Кореи на два пункта. Ким Чжин Пё, вице-премьер и министр финансов и экономики, не сумел убедить агентство избавить Корею от этого удара. Снова мне предстояло применить свои дипломатические навыки и уговорить не только Moody’s, но также Standart & Poor’s и Fitch не понижать кредитный рейтинг моей страны. Я возглавил корейскую делегацию – в составе генерал-лейтенанта Чха Янг Ху, заместителя министра обороны по вопросам политики, генерального директора министерства финансов и экономики Кван Тхэ Син и Чхве Чон Хо, руководителя международной службы в министерстве финансов и экономики – на встрече с представителями Moody’s в Нью-Йорке. Как группа мы были весьма эффективны: Кван позднее координировал политику правительства в кабинете премьер-министра, а Чхве стал председателем Финансовой Комиссии.

Я объяснил, что понижение кредитного рейтинга Кореи на том основании, что экономика страны находится в тяжелом положении, лишь навредит ее восстановлению. Более того, понижение повлияет на внешние кредиты Кореи и национальную безопасность. Это, в свою очередь, может подорвать стратегический американо-корейский альянс. Наша делегация встретилась также с представителями Standart & Poor’s и даже полетела в Гонконг на переговоры с Finch. Мы встретились с генеральными директорами Lehman Brothers и Goldman Sachs. Пока мы находились в Гонконге, Moody’s проинформировало нас, что не станет понижать кредитный рейтинг Кореи. Мы всей делегацией подскочили и стали обниматься; я испытал огромное облегчение. Меня переполняла гордость от того, что корейская государственность опять была спасена.

Хотя я не являлся ближайшим помощником президента Но, я старался как можно чаще видеться с ним лично. Я делал короткие доклады по важным вопросам, обычно тет-а-тет. Мы обсуждали дипломатические проблемы, в особенности отношения между Кореей и США. После месяца пребывания в должности президент попросил меня быть его «частным наставником», и я приложил все усилия, чтобы как можно лучше «просветить» его насчет отношений Кореи с США, Китаем, Японией и Россией, детально обрисовав их историю и перспективы. Больше всего он интересовался возможностью вхождения Кореи в круг мощных держав, окружающих полуостров. Неоднократно на ответственных совещаниях с участием министров президент называл меня «ходячим словарем», «гением» и «тузом в рукаве», давая понять, что я занимаю привилегированную позицию. Я немного тревожился, что такое доверие может раздражать других официальных лиц, но в действительности его замечания укрепили мой статус и сделали меня одним из главных советников в Синем доме.

Мои дипломатические усилия произвели впечатление на президента Но, поскольку 17 января 2004 года он назначил меня министром иностранных дел в знак признания моей тридцатичетырехлетней службы Корее. Это была невероятная честь, и, мне кажется, он вспомнил, как три года назад посещал ООН, и там все меня узнавали благодаря работе в Генеральной Ассамблее.

Трагедия в Ираке

Я всего пять месяцев работал министром иностранных дел, когда в международной политике разразился кризис. Ким Сун Ир, христианский миссионер, поехал в Ирак в начале 2003 года работать переводчиком с корейского на арабский в Gana General Trading, одной из многих корейских компаний, занимавшихся поставками для американских военных. Исламские боевики узнали о его миссионерской деятельности. Для ислама это величайших грех. Попытки Ким Сун Ира обращать иракцев в христианство были огромной ошибкой. Думаю, его вообще не стоило отправлять за границу. 30 мая 2004 года Ким был похищен исламскими боевиками, которые грозили обезглавить его, если Сеул не выведет 660 корейских военных с территории страны и не отменит своего обещания отправить туда еще три тысячи солдат. Хотя работодатели Кима знали о похищении, компания выжидала несколько недель, прежде чем проинформировать нашу небольшую консульскую службу в Багдаде. Мы узнали о похищении мистера Кима только в конце июня. 21 июня «Аль-Джазира» транслировала видеозапись, где Ким с завязанными глазами умолял сохранить ему жизнь. Исламисты часто использовали этот арабоязычный кабельный канал, и позднее я узнал, что они транслировали по нему множество чудовищных видеороликов.

Народ Кореи был потрясен таким варварским деянием. Видео – его почти невозможно было смотреть, – вызвало общее негодование. Репортеры с десятка новостных каналов окружили дом родителей Кима, которые плакали и показывали фотографию сына с церемонии вручения диплома. Я немедленно отправил в Ирак нашего полномочного представителя, Чхэнг Джэ Рёна, бывшего заместителя министра иностранных дел, но было уже поздно. На следующий день боевики переодели Кима в оранжевый комбинезон как у заключенных в Гуантанамо и обезглавили его перед камерой. Посол Чхэнг еще находился в воздухе, когда это произошло.

Представители США пытались вмешаться, но у них не было контактов, чтобы выйти на связь с группировкой боевиков. Американский военный патруль обнаружил обезглавленное тело Кима в мешке на дороге между Фаллуджей и Багдадом. Госдепартамент немедленно уведомил нас об этом, и домик скромного переводчика осадили скорбящие и репортеры. Но кошмар еще не кончился. «Аль-Джазира» вскоре сообщила, что получила видео с казнью Кима, но обещает не показывать финальные моменты. В действительности Корея планировала через несколько месяцев отправить военное подразделение на север Ирака, и убийством Кима нам давали понять, что лучше этого не делать. Тем не менее большинство общественности поддержало наше присутствие, пусть и немногочисленное, в Ираке, считая, что его надо, наоборот, расширить. Ситуация была непростой, спорной, но президент Но уже обещал отправить войска.

Критика правительства нарастала от часа к часу, особенно в иностранных СМИ, и я решил, что должен уйти со своего поста, чтобы умерить гнев общественности. В воскресенье утром я связался с администрацией президента и попросил о коротком совещании. Синий дом на удивление быстро согласовал встречу. В то утро я просил президента Но об отставке, надеясь, что так правительство избежит яростной критики. Я сказал, что не хочу, чтобы эта ситуация бросила тень на его правление.

Однако президент ответил, что не считает гибель Кима моей ошибкой. Он признал, что многие приближенные советовали ему уволить меня или, по крайней мере, назначить на другой пост. «А если бы вы были министром иностранных дел, – отвечал им президент, – что бы вы сделали, чтобы спасти Кима?» Я никогда не принадлежал к ближайшему окружению президента, состоявшему в основном из либералов и экспертов в политике лет на двадцать младше меня. Однако тогда президент в который раз положился на мой опыт и суждения, и я уверился в его поддержке.

Глава 3

Избрание генеральным секретарем

Восхождение к должности

Четыре ступеньки на подиум Генеральной Ассамблеи вскоре стали мне привычны и знакомы, но 14 декабря 2006 года, когда я принес присягу как восьмой генеральный секретарь ООН, они показались мне необычно крутыми. Дыхание сбивалось, но руки не дрожали. Я произнес клятву, положив руку на Устав ООН, – первый из генеральных секретарей, кто сделал это. Вслед за семью предшественниками я поклялся служить ООН с лояльностью, верностью и добросовестностью.

Я всем сердцем верю в положения Устава ООН и прочел его столько раз за свою дипломатическую карьеру, что помню почти наизусть. Я обещал самому себе «восстановить веру в фундаментальные права человека, в достоинство и ценность каждой личности, в равные права мужчин и женщин и всех наций, больших и малых». (1) Стоя перед сверкающей золотой стеной с эмблемой ООН, я поклялся государствам-членам, что направлю все усилия на совершенствование мира, в котором мы живем, и организации, которую теперь возглавляю.

Я имел возможность лично убедиться в высоком уровне профессионализма, преданности своему делу и компетентности, который существует в рамках всей системы ООН. Зная это, я с нетерпением буду ожидать начала совместной работы с умелыми и мужественными мужчинами и женщинами, которые ежедневно служат ООН, нередко в сложных, а иногда и опасных условиях.

Я окинул взглядом огромный зал, представляя себе вес тех вопросов, которые выносятся здесь на резолюцию, пересмотр, принятие решения и восстановление справедливости. Я клялся вдохновлять персонал ООН и ставить перед ним амбициозные задачи, поддерживать высшие этические стандарты и укреплять три столпа организации: безопасность, развитие и права человека. Я сказал, что государства-члены могут рассчитывать на то, что моя администрация вдохнет в организацию новую жизнь, новую энергию и новые идеалы. Я хотел восстановить доверие к ООН. Я попросил о терпении и поддержке:

«Мы не можем изменить все сразу. Но мы можем добиться прогресса в некоторых областях и тем самым проложить путь развитию во многих других областях. Для этого потребуется вести интенсивный и непрерывный диалог. Для этого нам нужно работать сообща, обеспечивая транспарентность и проявляя гибкость и добросовестность. Для этого нам также потребуется начать действовать в духе открытости. Сегодня я обращаюсь как к своим коллегам, так и государствам-членам с просьбой сотрудничать со мной на основе такого подхода. Вы имеете право ожидать от меня того же».

Кофи Аннан, предыдущий генеральный секретарь, на почетном месте возвышался у меня за спиной. Он восстановил оперативность и действенность работы ООН, и люди испытывали к нему искреннее уважение и признательность. Обаятельный и мягкий, он получил Нобелевскую премию мира, разработал «Цели развития тысячелетия» и противостоял США, пытаясь предотвратить вторжение в Ирак в 2003 году, а затем критикуя его. Такая работа требует поддержки государств-членов, а не только дипломатии и воли, поэтому никто не может справиться с ней идеально. При Кофи Аннане ООН приняла в отношении Ирака спорную программу «Нефть в обмен на продовольствие», а его усилиям по реформированию кодекса прав человека противодействовали деспотические режимы, получившие места в организации. Тем не менее я восхищался его преданностью ООН и ее идеалам. Обращаясь непосредственно к нему, я сказал:

«Вы руководили работой нашей организации в очень сложное время и решительно ввели ее в двадцать первое столетие. Благодаря вам ООН приобрела большую значимость в жизни людей». (2)

Моя речь продолжалась всего лишь двадцать минут – намного меньше, чем потребовалось нам с женой, чтобы покинуть зал Генеральной Ассамблеи. Вдоль прохода стояли послы, желавшие пожать мне руку, поздравить и заверить в своей поддержке. Повсюду теснились фотографы, мелькали вспышки камер.

Мы прошли путь от глухого Чхунджу до Генеральной Ассамблеи ООН. Нам это удалось.

Новые возможности

Мой путь к посту генерального секретаря ООН начался в январе 2004 года, когда президент Но Му Хён назначил меня министром иностранных дел. Сеул решал, стоит ли претендовать на пост генерального секретаря или лучше попытаться получить непостоянное представительство в Совете Безопасности ООН. В конце концов правительство решило, что стоит выдвинуть кандидатуру южнокорейца как преемника Кофи Аннана после 31 января 2006 года. И я не был главным кандидатом.

В начале 2006 после долгих и жарких дебатов с участием высокопоставленных корейских послов и советников правительство решило не претендовать на непостоянное представительство в Совете Безопасности несмотря на значительную поддержку со стороны государств-членов. Мы считали, что у нас еще будет шанс занять место в СБ, а вот другая возможность южнокорейцу стать генеральным секретарем ООН представится вряд ли. Обычно нельзя претендовать одновременно на место в СБ и на пост Генерального Секретаря. Эта должность, как и другие, предоставляется по неофициальному принципу региональной ротации, и практически все были согласны, что сейчас «очередь Азии».

К 2005 году двое или трое бывших министров иностранных дел и влиятельный издатель рассматривались Синим домом как кандидаты на пост главы ООН. Хон Сок Хён, издатель влиятельной газеты «Чунъанъ ильбо», считался фаворитом администрации, и его отправили послом в США, чтобы будущий кандидат получил дипломатический опыт до начала кампании. Когда политик из ближайшего окружения президента пришел ко мне и предложил назначить Хона послом Кореи в Вашингтоне, я был удивлен, но все же рекомендовал его президенту Но. Этот влиятельный политик, на тот момент член кабинета министров, позднее настоял на том, чтобы Хона выдвинули в качестве следующего кандидата на пост генерального секретаря ООН. Я воспротивился этому, возразив, что это будет несправедливо и неуважительно по отношению к правительству США. На нашей очередной встрече с президентом Но тот ни словом не упомянул о Хоне как о кандидате на должность в ООН.

К сожалению, посол Хон оказался замешан в коррупционном скандале и был вынужден уйти с должности посла. В следующие несколько месяцев по личным или политическим причинам отпали и другие корейские кандидаты, так что никого не осталось. Это напомнило мне конфуцианскую поговорку «Большая гора, на которую никто не взбирается». Вскоре Хона вызвали обратно в Корею для расследования, а меня президент Но пригласил на совещание за завтраком, тет-а-тет. Он предложил мне стать послом в Вашингтоне и рассмотреть возможность выдвижения моей кандидатуры на пост генерального секретаря.

Это было для меня полной неожиданностью, и я не сразу сообразил, что отвечать. Я предупредил, что у корейского кандидата мало шансов стать генеральным секретарем, потому что Корея находится в военном альянсе с США, что может спровоцировать вето со стороны России или Китая. Я постарался вернуть разговор к обсуждению должности посла, сообщив президенту, что, безусловно, приму назначение в Вашингтон. Я также уведомил его, что Корее придется подумать об изменении своей обычной практики отправлять высокопоставленных бывших министров и политических лидеров в Вашингтон, потому что американское правительство лучше взаимодействует с послами в ранге помощника госсекретаря или заместителя госсекретаря, но не выше. Некоторые наши бывшие премьер-министры или министры иностранных дел сердились на то, что роль их оказывалась сильно ограниченной. Президент Но сразу меня понял и попросил остаться министром иностранных дел. О выдвижении моей кандидатуры на пост Генерального Секретаря мы решили побеседовать позже.

Но мысль об этом не шла у меня из головы. Генеральный секретарь ООН – это голос мира и гуманизма. Генеральный секретарь должен быть безупречен во всех профессиональных и личных делах, соблюдать и внушать другим высшие принципы безопасности, прав человека и развития. Как главный в мире дипломат он (а когда-нибудь она) должен поддерживать политический нейтралитет в решении международных споров, ведущих к конфликтам. У этой должности нет детального описания, и в то же время она подразумевает всеобъемлющую ответственность. Кроме того, генеральный секретарь должен обладать административными навыками управления организацией со штаб-квартирами на всех континентах, шестью официальными языками и как минимум дюжиной миротворческих операций, проводимых одновременно.

Я был осторожен, даже пессимистичен, в своих прогнозах относительно шансов корейского кандидата на пост генерального секретаря, но Сеул продолжал строить планы, и я решил взвесить, действительно ли готов стать кандидатом. Я чувствовал больше опаску, нежели уверенность, но знал, что сумею служить мостом между народами, потому что многому научился в Корее, которая при мне развилась из страны, разрушенной войной, в индустриальную державу, причем в рекордные сроки. Стоит ли попытаться? Что я смогу дать этой должности, ООН и всему миру?

Президент Но произнес свою первую речь перед Генеральной Ассамблеей 14 сентября 2005 года по случаю шестнадцатой годовщины ООН. (3) Но считал этот визит своей официальной обязанностью, я же мечтал скорей войти в здание ООН и увидеть знакомые лица. Как оказалось, тот день стал для меня судьбоносным. Мой президент наблюдал, как множество иностранных министров, послов и даже персонал организации тепло приветствовали меня. Никто, кажется, не узнавал президента Но, пока я его не представил. Он часто оказывался в одиночестве, и это было очень неловко.