Душа дьявола

Часы кажутся минутами, когда едешь по незнакомым местам, а рядом люди, искушенные в тонкостях охоты, о которой ты знаешь лишь понаслышке. Слушал Власов своих новых знакомых и старался как можно лучше запомнить, как вести себя на охоте на изюбров.

Видит, хитровато улыбается Валера, обращаясь к Василию Константиновичу:

– А помните, в прошлом году мы сюда же ездили?

– Не забыл, – отвечает его сосед, явно чего-то смущаясь.

– А может, расскажем Дмитрию Иосифовичу, как все было, дело-то ведь прошлое?

– Рассказывай, только не слишком преувеличивай.

– Ну, ты че, – удивительно идет Валере это самое «ну, ты че», выговариваемое вроде бы одним словом, – как было, так и расскажу.

Он поворачивается к Дмитрию с переднего сиденья и начинает:

– Примерно в это же время год назад ездили мы с Василием Константиновичем на пантовку в Заречное. Две ночи отсидели впустую, а после третьей ночи уже, когда стало светать, отстрелял я кочерика.

Невольно перебивает рассказчика Власов.

– Кочерика? А кто это такой?

Молодой изюбр с небольшими рогами, – отвечает Прокопьев и продолжает: – Так вот, перед тем как поехать на охоту, как-то так получилось, что две ночи мы не спали. В первую ночь в тайге на засидке в сон тянуло спасу нет. Я залез на лабаз, а Василий Константинович остался внизу. Солонец мне и ему виден был отлично. Одно из основных условий на пантовке – это сидеть буквально, не двигаясь и не издавая ни звука: зверь может подойти в любую минуту, но прежде чем выйти к солонцу, сделает несколько кругов, чтобы убедиться, что ничто ему не угрожает. Понимает, что около солонца его подкараулить могут. О сне, сигаретах на лабазе не могли и думать.

Сел поудобнее, но не прислоняюсь ни к чему спиной, чтобы не задремать. Слышу, Василий Константинович устраивается. Сидим – ждем. Потихоньку начало смеркаться. Надо сказать, что ночи в тайге в это время довольно холодные: днем у зимовья сидишь – хоть майку снимай и загорай, а ночью, да еще когда сидишь без движений, так пробирает, что к утру холод до костей достает. Вот почему одеваться нужно по возможности теплее.

Совсем уже сумеречно в тайге стало, тут слышу, внизу вначале тихо, а потом все громче стал посапывать мой напарник – уснул. Взял с лабаза веточку, бросил вниз, стараясь попасть в него. Не помогает. Еще одну бросил. Результат тот же. А тут Василий Константинович уже от посапывания к храпу перешел. Делать нечего, взял я пустую бутылку из-под воды – кстати, воду обязательно с собой нужно брать – решил бросить ее на пригорок с тем расчетом, чтобы она потом скатилась и разбудила спящего. Она скатилась, а толку никакого, знай себе, храпит охотник. Надо спускаться и будить. Слез я потихоньку на землю, думаю, как же проучить лежебоку.

Надо вам сказать, что на этом лабазе я уже не первый раз сижу. Однажды вот так же сидел и слышу, как неподалеку кто-то начал очень громко хозяйничать, что-то ломая и перетаскивая с места на место. Медведь, значит, в гости пожаловал. Его хочу отпугнуть? Включил фонарик, направил луч света в сторону бедокура. Ух, как тут рассердился мишка: стал громко фыркать, с силой, треском перекидывая, вероятно, лесины или пни. Так до утра не ушел. Знал об этой встрече Василий Константинович – рассказал я ему. Вспомнил я про тот случай, когда уже на земле стоял, одна мыслишка появилась. Подошел к спящему, взял от греха его ружье, сам в сторонку, а потом как зареву что было сил: «У-у-у-у-у-у».

Словно взрывом подбросило моего товарища, с криком «Медведь!» бросился он через чащу, ломая все и вся на своем пути. Треск такой стоял, что убегавший даже не слышал мой крик: «Да не медведь это, Василий Константинович, а я, остановитесь». Куда там, метров сто бежал, пока не опомнился. Посмеялись мы с ним тогда.

Шуму, понятное дело, наделали много. Решили уйти в зимовье, чтобы хорошенько отоспаться, а на следующую ночь уже бодрствовать. Так что на лабазе, еще раз повторяю, дремать ни-ни…

Вот уже они въезжают в поселок Заречное, поворачивают за магазином налево. Останавливаются у дома, где их поджидает Валентин Иннокентьевич Седых, местный егерь.

Задерживаться у него не стали – выпили только по кружке парного молока и сразу же поехали дальше, к зимовью.

Было оно большое, двадцать квадратных метров. Времени до вечера оставалось немного, мы, наскоро приготовив на костре немудреный ужин и чай, стали переодеваться.

Валерий и Василий Константинович на свои засидки пошли сами, без провожатого – дорога им знакома. Власова к солонцу повел Валентин Иннокентьевич, высокого роста кряжистый сибиряк с дубленой кожей крупных рук и лица – отпечаток долгих лет работы механизатором, а потом егерем. Дмитрий старается как можно лучше запомнить дорогу, чтобы не ударить лицом в грязь и не заблудиться утром на обратном пути, когда будет возвращаться к зимовью.

Подходят к солонцу молча. Егерь показывает на неглубокую темную яму метра полтора на полтора, в которой вместе с грязью замешана соль. Близко к ней не идем. На грязи отчетливо видны следы копыт изюбров. Еще один молчаливый жест егеря, указывающий на них. Дмитрий в ответ: дескать, все понял – звери здесь были. Метрах в пятнадцати от ямы между тремя деревьями помост, взобраться на который можно по поперечно прибитым к стволу жердочкам. Лабаз от земли примерно на высоте трех метров. Валентин Иннокентьевич дружески хлопает меня по плечу, улыбается и показывает на лабаз. Залезай! Егерь, постояв еще с минуту, машет рукой, неторопливой походкой уходит. Теперь Власов один на один со своими мыслями, с тем, что ждет его, а вернее, ждет он.

Пока хорошо видно, рассматривает солонец. А что же будет, когда стемнеет? Ага, вот оно что: за ямой стоят две березы, которые ночью будут светиться белизной стволов, если зверь встанет над солонцом, то обязательно заслонит их. Да, тут все продумано. Прямо перед ним, примерно на уровне груди, натянута бечевка. Это еще зачем? Разгадка приходит сама собой, когда кладу ружье на шнурок: в темноте, поднимаешь приклад к плечу – стволы будут точно направлены в яму. Очень удобно. Ну а теперь ждать и поменьше шевелиться.

Солнышко уже скатывается за вершины деревьев. Вдруг: «Хор, хор, хор», а потом почти сразу же звонкое: «Цвик, цвик». Да ведь это же тяги: Поднимает голову и видит, как над лесом медленно, словно паря, летит вальдшнеп. Вот это да! Не успел он взглядом проводить улетающего лесного кулика, как снова слышит: «Хор, хор» и опять: «Цвик». Еще один. Сидеть стало как-то веселее – знакомые звуки, привычные, радующие сердце охотника. Знаете, сколько в тот вечер над ним пролетело вальдшнепов? Ни за что не отгадаете. Шестнадцать! Никогда ничего подобного до этого ни видеть, ни слышать не приходилось. Правда, сибиряки как-то не признают, не интересуются охотой на тяге: им зверя или, в крайнем случае, глухаря подавай. А жаль: тяга, да еще такая – это же сказка! Что еще интересно. В европейской части вальдшнепы начинают тянуть, когда уже солнце зайдет, а здесь их хорканье можно намного раньше услышать – стрелять удобнее по светлому, и на розыск упавшей дичи времени намного больше есть.

Явно вечереет. Сидит тихо-тихо. Что-то зашуршало. Затаив дыхание, поднимает ружье. Шорох ближе и… прямо на него катит еще не полностью вылинявший зайчишка-беляк. Допрыгал до солонца и сел рядом с ямой. Приподнялся на задних лапах, поводил головой туда-сюда, чутко ловя звуки длинными ушами, очень долго и внимательно смотрит в сторону Власова, но, так ничего не заметив, не услышав, спрыгнул в яму. Быстренько что-то похватал на дне и выпрыгнул, а потом неторопливо поскакал в чащу. Что ж, неплохо, если даже заяц его не услышал. Удивительное это зрелище наблюдать дикое животное в естественных для него условиях, когда никто и ничто его не пугает.

Расскажу вам, кратко о том, что такое пантовка. Многим, конечно, известно лекарство пантокрин, придающее бодрость и восстанавливающее силы. Сейчас у нас созданы целые предприятия, основная задача которых заготавливать панты. На предприятиях панты берут у полуодомашненных маралов. А ведь совсем недавно молодые, еще не окостеневшие рога оленей – панты медицинской промышленности поставляли охотники-промысловики. Они убеждали, что стоят эти панты, как трудно подкарауливать зверя на солонце. Тут тебе терпение, бессонные ночи, дальняя дорога, и комары. Конечно, на лабазе они не так агрессивны, как внизу, но покоя охотнику все равно не дают ни минуты.

…Ночь, хотя и не длинная в это время года, тянется долгонько. Ранним утром его не навестил никто. Солнышко поднялось над деревьями – пора уходить. Спускается на землю и идет к зимовью. Вышел точно, не заблудился. Примерно через полчаса подошли и его знакомые. Результат тот же, что и у Власова – звери не пришли полакомиться солью.

Завтракают и ложатся в зимовье в спальниках на полати. Эх, до чего же хорошо спится на природе в тайге да еще после бессонной ночи! Лучше, пожалуй, нигде так не спится, как в лесу.

Вторая ночь. Дмитрий берет с собой на лабаз спальник, так как прошлый раз довольно сильно замерзли ноги. Идет сегодня один, выходит к солонцу точно. По пути встречает двух бурундуков, удивительно симпатичные мордашки, которых с любопытством посматривают на него из-за стволов деревьев.

Эта, вторая, ночь прошла без результата – даже заяц в гости не пожаловал. С вечера вальдшнепы тянули, однако не так активно, как накануне, – насчитал всего восемь штук. По понятиям охотников и это, конечно, много, но, помня тягу вчерашнюю, приходит к выводу, что, возможно, завтра погода изменится в худшую сторону.

Вальдшнепы «не подвели»: днем вдруг сильно похолодало, а потом порывами пошел дождь. Отдаленные сопки, покрытые ершистой тайгой, словно надвинули на себя серебристые папахи – покрылись туманной дымкой. К обеду волны дождливых туч стали набегать реже, а к вечеру небо вообще очистилось от облаков.

Несмотря на терпеливое ожидание в течение еще двух ночей, изюбры так и не пришли к солонцам. Правда, к Валериному лабазу приходила косуля, но это не та добыча, которую они подкарауливали. А к Власову вечером перед последней ночью прибегали еще два зайчишки. Причем один из них минут пять сидел прямо под лабазом, усиленно наводя туалет, смешно перебирая при этом передними лапками за ушами.

В последнюю ночь Власов ушел с лабаза раньше, так как нужно было хорошо выспаться – в этот день его ждала долгая дорога. Знаете, днем тайга казалась веселой и какой-то жизнерадостной, а ночью…

Шел, держа ружье под мышкой, то и дело, сдвигая вперед-назад предохранитель, издававший при этом сухие металлические щелчки, звонко раздававшиеся в тишине безмолвной тайги. Конечно, никто его не подкарауливал. До зимовья дошел в абсолютной тишине. Темной ночью без привычки тайга, когда ты с ней один на один, вызывает очень сильное и тяжелое чувство.

Возможно, многое из того, что он испытал и чувствовал в тайге, покажется многим охотникам наивным, они улыбнутся его рассказам, но как было.

Охота тогда не удалась – вернулись они без добычи, но, честно говоря, его это в какой-то мере даже радовало – пусть себе живут и здравствуют гордые красавцы таежной глухомани – изюбры.

ГЛАВА V

В молодости мать Дмитрия Власова – Лену нельзя назвать красавицей, но в ее наружности что-то обольстительное. Роскошные золотистые волосы взбиты в высокую прическу над гордо посаженой головой; а темные с поволокой глаза то потухали в истоме, то искрились дерзким огнем.

У нее та теплая, мягкая внешность, какая иногда бывает у женщин, разбуженных из глубокого сна. Как ласковая кошка, которую хочется взять на руки.

Влюбилась, в бандита, когда ей исполнилось двадцать лет.

Лена стала уговаривать возлюбленного Федора забросить свои преступные дела.

Разговор состоялся в его квартире.

– Федор мне страшно. Я боюсь, что тебя потеряю…

– Не бойся, глупая! Нас теперь ничто не разлучит.

– Я не о том. – Озабоченное выражение вновь возникло на ее лице. – Как ты не понимаешь! Я о полиции… Они ведь не остановятся, пока не схватят тебя!

Он рассмеялся.

– Им меня никогда не поймать! Пусть стараются! Им не слепить против меня никакого дела! У меня все по закону!

Она отодвинулась. Потом спросила тихо:

– Это правда, что о тебе рассказывают?

Федор пожал плечами:

– Ты же знаешь людей! Все любят поговорить, обожают слушать собственный голос!

– Но это же не пустые разговоры, верно? Правда! Ты ведь действительно заправляешь незаконным промыслом, разве не так?

– Ну, что с того? Кто-то ведь должен им заправлять.

Она взяла его за руку, посмотрела в глаза:

– Тебе придется с этим покончить.

– Так. Интересно! – Он от души рассмеялся. – Что-то слишком многие в последнее время приходят ко мне с этой идеей.

– Я хочу, чтобы ты понял, Федор! Если ты не выйдешь из игры, это кончится только тюрьмой! Или тебя застрелят!

– Не думаю, милая. Полиция не в состоянии пришить мне абсолютно ничего противозаконного. К тому же, большинство из них даже не осмелится начать против меня дело, прекрасно понимая, что у них нет на меня улик.

– Может, пришьют со временем. – В ее взгляде появилось знакомое упрямое выражение.

– Да брось ты! Меня это совершенно не трогает. Я не желаю, чтобы ты волновалась по таким пустякам!

– Но просто не могу вынести мысли, что с тобой что-нибудь случится! Будет ужасно, если тебя посадят!

– Да хоть и посадят! Через день опять буду на свободе!

– А потом? Еще через день? – В глазах у нее уже стояли слезы. – Как ты не понимаешь, Федор? Мы же не сможем пожениться, если не будем уверены, что всегда будем вместе, если не буду уверена в твоей полной безопасности! У нас никогда не будет счастья!

Слушал ее с возрастающим удивлением. Пожениться? С чего бы это? Но чем больше на нее смотрел, тем больше ему нравилась такая перспектива. Просто здорово – возвращаться домой, где тебя ждёт Лена!

– Почему не будет? Какое отношение эти дела имеют к нашим планам на будущее? Я неплохо зарабатываю. Вот если бы не зарабатывал, тогда, конечно, пожениться мы бы не смогли! А так – просто глупо…

Она покачала головой:

– Нет, вовсе не глупо! Ты вбил себе в голову, что деньги могут решить все проблемы. Ничего подобного! Уважение людей, не купишь ни за какие деньги! Тут дело в личности, а не в деньгах!

– Именно поэтому перед тобой все ползают! Они боятся тебя! Твое имя стало синонимом террора, убийства и воровства! Они бояться твоей славы, твоих делишек, о которых рассказывают друг другу шепотом. Что бы ты теперь ни делал, ничего твоей репутации уже не изменит. Люди все равно будут верить тому, что узнали о тебе раньше. Они теперь сделают все, чтобы остановить тебя. Сегодня нельзя рваться вперед со шпагой, пистолетом, всех расталкивая, распихивая. Никто теперь не может безнаказанно брать все, что ему нравиться, плевать при этом на остальных. Мы живем среди людей, в человеческом обществе. Никто не может оставаться в обществе чужаком, просто затираться в свою берлогу, игнорировать все вокруг.

– А я вовсе не стыжусь того, чем занимаюсь! – Уже начал потихоньку злиться. – У меня в жизни предостаточно возможности узнать, что такое грязная работа, что значит быть все время на побегушках, влачить полуголодное существование. Больше не желаю! Тебе нечего стыдиться меня! Проделал колоссальную работу, чтобы создать эту корпорацию. Я не намерен выбросить свои труды коту под хвост. Всякие обормоты вопят, что нарушаю какую-то там общественную мораль!

– Ты не понял, что я хотела тебе внушить… – Она сидела теперь очень прямо, вся напряженная. Губы так плотно сжались, что превратились в тонкую линию, глаза потемнели. – Так я и думала! Видимо, зря затеяла этот разговор. Ты все равно не поймешь! Потому что не хочешь понять…

– Так-таки и ничего? – переспросил ядовито. – А если бы последовал твоему совету, что бы с того имел?

Она резко выпрямилась. В глазах блеснул огонь, плечи распрямились.

– А ты не знаешь? Хорошо, скажу, что бы ты с этого имел? Для тебя – это шанс стать человеком. Шанс вернуться в нормальное человеческое общество, жить вместе с людьми. Не чувствовать себя в нем чужаком! Шанс высоко держать голову, ощущать себя частью человечества, а не сражаться против него! Выйти, наконец, из джунглей, перестать рычать, кусаться, покончить с ненавистью в твоей душе! Любить, быть любимым, шанс давать, получать взамен! Возможность жить без страха, спать спокойно, забыть обо всех этих гнусных делах, интригах, которыми ты полон сегодня. Навсегда забыть об одиночестве, стать полноценным человеком, иметь семью, детей!..

Не поднимая глаз от ковра, Федор тихо, но твердо сказал…

– По мне так лучше. Уж в этих-то делах я как дома. Тут знаю все и вся!

Она не ответила. Но плакать перестала, вытерла слезы, сделала шаг к нему. Рот ее по-прежнему твердо сжат. Молча повернулась и пошла к двери. У порога обернулась, прочувствованно сказала:

– Федор, хочу дать тебе совет. Прости меня. Тебе пора завязать. Воспользуйся возможностью, пока все спокойно. Ты же хороший мальчик. Умненький! Мало кто из вас имеет возможность выйти из дела, когда сам захочет. Наоборот, у вас обычно из дела выходят не сами… А с чужой помощью… Еще молодыми… С пулей в башке… Чем дальше ты в деле, тем труднее. Это почти всегда кончается пулей в голову! Пожалуйста, очень тебя прошу, подумай! И завязывай. Чем скорее, тем лучше. Пока до пули дело не дошло… У нас будет ребенок.

Федор стоял спиной к выходу, слышал только ее шаги, а потом щелчок замка. Тяжело опустился на диван. В комнате все еще стоял запах ее духов. Закрыл глаза, и сразу перед его мысленным взором возникла Лена!

Жених, еще до рождения сына погиб от пули другой группировки.

Возлюбленный сулил златые горы, а вместо них выросли горы детских пеленок. Родила сына в двадцать один год.

* * *

Дмитрий родился без отца. Усыновлен инженером Иосифом Власов в возрасте трех лет.

Появился на свет в жуткую, невероятно сильную грозу – грохотал гром, полыхали молнии.

Мальчик рос, подвижным, любознательным. Любил выступать перед одноклассниками, – читал стихи, участвовал в школьной самодеятельности. Учителя хвалили Дмитрия, а мать не могла на него нарадоваться.

Часто говорила сыну:

– Разве человек, который роет колодец, должен стремиться не к воде, а только к тому, чтобы выпачкаться землёй? Порядочные люди, прежде всего, должны заботиться о своём потомстве. Жизнь есть труд для будущего поколения.

Иосиф Власов – отчим Дмитрия работал на заводе. Всегда чувствовал себя неловко в разговорах с начальником цеха. Эта неловкость иногда приглушалась, стушевывалась, когда приходил к начальнику с каким-нибудь важным предложением. Неловкость не исчезала совсем, а иной раз целиком заполняла Иосифа.

Уже не молодой инженер Иосиф Власов неожиданно для себя влюбился в Лену. Прямо-таки с юношеской пылкостью увлёкся молодой женщиной. Ни разу ещё не испытывал он ничего подобного, со своей бывшей женой. Никогда не был так околдован.

Правда, старше Лены, но теперь уж ничего не поделаешь, за всем сразу не угонишься. К тому же, как гласит поговорка, «старый муж думает о жене, а молодой – о женщинах». Красивый мужчина только и думает, как бы себя показать. До жены ему и дела нет. Хорошо еще, если она красавица. А то он скоро бегать от неё начнёт. Он уверен, что ему ничего не стоит покорить сердце любой женщины. Если же некрасивому мужчине достается красивая жена, то он понимает, что это для него бесценное сокровище, настоящие алмазные копи. Старается больше любить жену, заботиться о ней.

Иногда Лене казалось, что спать со старшим мужчиной неприятно. Но женщина в самом соку не может долго успокаивать себя такими страхами; ведь даже эта любовь оставалась у неё неразделённой.

Считала его не слишком старым. В самом деле, Власов не так стар и способен удовлетворить молодую темпераментную женщину.

В её глазах лучилось изумление. Перед ней открылось мужское сердце. Такого ещё не случалось при её положении. Умом прикидывала: другого подобного случая она вряд ли дождётся. Её хотелось, чтобы у неё, как у всех баб мужским духом веяло в квартире.

Так долго жила без любви, так долго ждала этой минуты – не удивительно, что теперь сама не отдавала себе отчета, почему поступает так, а не иначе.

Я хочу быть просто женщиной. Встречать своего мужа. Варить ему обед. Ходить на родительские собрания в школу. Хочу простой нормальной жизни обыкновенной русской женщины.

Настал день свадьбы Лены и Иосифа Власова.

Под вечер, зимой день короткий, в ресторан стали подходить приглашенные. Разрумянившиеся с мороза гости, по-праздничному разнаряженные? Со счастливыми, сияющими лицами парни и девушки радовались случаю себя показать, на других посмотреть в нерабочей обстановке, в праздничных костюмах.

Расставленные в сторонке, вдоль окон, столы были уже накрыты. Поданы холодные закуски, в больших вазах – салаты из свежей зелени.

Но вот громко хлопнула дверь, от порога кто-то крикнул:

– Приехали!

Все поняли, что на директорской машине к ресторану подкатили жених с невестой. С нетерпением ждавшая этого известия старшая сестра жениха Анна накинула на расставленные дедом Яковом руки, расшитое на концах красными петухами полотенце. Дед Яков тоже с нетерпением ждал этого момента. Анна положила на полотенце большой румяный каравай хлеба, а на него поставила расписную деревянную солонку и сказала тихонько:

– Пошли, Яков, встречать желанных.

Дед с белым полотенцем, с караваем и солонкой на вытянутых руках торжественно повернулся к двери, сделал три шага. Только остановился, дверь открылась, вошли под руку Иосиф с Леной.

Иосиф Власов – в черном костюме и белоснежной сорочке с ярким галстуком. Лена – в белом длинном платье с фатой на голове. Церемонно подошли к деду Якову и Анне, поклонились. Иосифу с Леной, по ритуалу, поднесли по фужеру шампанского. Яков переложил каравай с солонкой на левую руку, правую высвободил из-под полотенца, взял рюмку. Только нацелился выпить, кто-то из толпы крикнул:

– Соринка! В рюмке соринка. Пусть подадут другую. Никакой соринки в рюмке не было, а так полагалось кричать. Рюмку с водкой полагалось менять – все для того, чтобы жених с невестой поцеловались.

– Мир и согласие вам, дети!

Иосиф и Леночка выпрямились, одарили деда благодарными поцелуями. Старик сиял.

– Прошу к столу! – торжественно провозгласил распорядитель свадьбы Костя Колосов.

Пока не сели за стол, гости чувствовали себя довольно стеснительно, но усевшись, как-то сразу потеряли всю неловкость.

Началось шумное, веселое рассаживание по местам. Жених с невестой – за большим столом в центре. Рядом с Леной – дед Яков, с Иосифом – его старшая сестра Анна. С другой стороны, рядом с Яковом, уселись председатель завкома Верпов и Костя Колосов. Костя Колосов, как тамада, за стол не сел, а остался стоять за плечами новобрачных.

– Дорогие друзья! – перекрывая шум застолья, начал Верпов, поднявшись с места с бокалом в руке. – Мы живем в изумительное время больших и малых перемен. Десять лет назад наш уважаемый Иосиф Петрович, у которого мы нынче в гостях, был пахарем, а теперь – первоклассный мастер на заводе, начальник смены. Хозяйка этого богатого застолья, наша милая Леночка, всего два года назад появилась на заводе, и уже квалифицированная работница…

– Десять лет назад на месте нашего завода картошка росла! – выкрикнул кто-то с дальнего конца стола.

– Именно так, – подтвердил Верпов, – а теперь в нашем цехе каждый день выплавляется около тысячу тонн высокосортного алюминия! Но мы собрались сейчас не на производственное совещание. – Все засмеялись, весело зашумели. Перекрывая другие голоса, Верпов закончил: – Поднимаю бокал за здоровье и счастье новобрачных, за великую страну, которая вырастила и воспитала их! Хочу сказать тост:

«Мы собрались в кругу большом и тесном,Великий праздник нынче у двоих!Невеста, словно роз букет прелестнаИ очень обаятельный жених!Теперь жизнь ваша началась сначала,Отчалила семейная ладья,Пусть проплывет в пути она немало,А в ней – благополучная семья!И пусть союз преград в пути не знает,Сердца навечно бьются в унисон,И боги ваш союз оберегают,Чтоб прочным был и нерушимым он!

Налили кто фужеры, кто рюмки, – выпили за молодых.

Говорили тосты начальник цеха, друзья, подруги молодоженов – много хороших слов, веселых шуток и добрых пожеланий. Застолье поддерживало тосты дружными аплодисментами, восторженными выкриками. Трудный удел выпал невесте. Со всех сторон неслись возгласы – требования «Горько!». Леночке то и дело приходилось подниматься – стыд-то какой! – у всех на виду, под смех, выкрики, целовать Иосифа! Кто знает, сколько бы еще времени продолжалось это тяжкое испытание, если бы не заиграл оркестр. «Спасибо вам!» – мысленно поблагодарила музыкантов Лена.

Музыканты всю молодежь подняли из-за стола на танцы. А пожилые женщины, не обращая внимания на музыку, затянули протяжную свадебную песню.