Крылья для полета

Горечь опьянения во рту стихла, и она замерла, боясь спугнуть танцора.

Фархат узнал в заплаканной девушке Джейн – ту самую Джейн, дочь Говардов, ту самую Джейн, которая несколько минут стояла на сцене перед упавшим на колено парнем, ту самую Джейн, к которой от слепой и бессмысленной зависти Фатима прямо сейчас разрывалась в гримерной.

Они продолжали скользить друг по другу взглядом.

– Я думал, это мужской туалет, – наконец объяснился Фархат. – Я забыл, что для всех.

Комната с раковинами и зеркалами являлась общей, а найти кабинки можно было пройдя дальше и завернув за угол, но отчего-то ему не хотелось просто уйти, оставив ее в разбитом состоянии, – ему захотелось поговорить с ней.

– Я думала, вы не знаете нашего языка, – тихо ответила Джейн.

Фархат поднял подбородок.

– Я так плохо выгляжу?

– Нет, – она следила за тем, как он приближается за спиной, – вы смотритесь… как… Майкл Джексон из одного клипа… да.

– Из какого?

– «Remember the Time».

– И что там было?

– Ну… он попал в Древний Египет и увел жену фараона.

На его лице мелькнула улыбка.

– Тогда я согласен побыть… Майклом Джексоном. Судя по обстановке – мы и так в Египте.

Фархат стоял уже совсем близко к ней и вдруг протянул руку, коснувшись волос. От этого жеста ее словно пронзило током, но мягкое тепло тут же разлилось по телу, вынуждая расслабиться. Он гладил ее локоны, едва касаясь подушечками пальцев кожи головы, и наблюдал через зеркало, как глаза Джейн закрываются от удовольствия.

– У тебя такие мягкие волосы… так красиво вьются. Почему ты плачешь?

Она пришла в себя.

– Потому что я устала.

– От чего?

– От всего. От всех. От себя.

– Ты ведь скоро выйдешь замуж. Поздравляю.

Фархат почувствовал, как Джейн напряглась. Глаза ее вновь покраснели.

– Спасибо, – процедила она в ответ.

Он понял, что сможет разговорить ее.

– Мне не стоило тебя поздравлять?

– Лучше бы не надо.

– Почему?

Она промолчала.

– Ты не хочешь свадьбы?

Послышались всхлипывания.

– Прости, – ответила Джейн, пытаясь взять себя в руки, – я выпила, мне дурно.

Снова он прикоснулся к ней – теперь уже к шее, и прилив жара свел живот в приятной судороге.

– Зачем ты это делаешь?..

– Не знаю, – тихо проговорил Фархат, – ты мне нравишься. Ты такая нежная. Мне хочется касаться тебя.

– Как тебя зовут?

– Фархат.

«Фар-хат… Фар-хат», – она постаралась запомнить незнакомое имя, мысленно прокрутив его на языке. Оно отдавало чем-то мягким, обволакивающим – как густая беззвездная летняя ночь или ткань бархата, скользящая по телу.

– Джейн.

– Я знаю твое имя, Джейн.

– Что ты еще обо мне знаешь?

– Что ты не любишь своего жениха.

– Да какое тебе дело, черт подери?!

– Никакого. Это чувствуется. Ты плачешь из-за него. Ты плачешь, потому что не можешь избавиться от вины. Ты плачешь, зная, что к тебе хорошо относятся, но не получается ответить тем же.

Насколько же точно он прочитал ее мысли!.. Или просто озвучил рассуждения о себе самом?

– Ты… – удивленно прошептала Джейн, – откуда ты…

Ее тихий лепет свидетельствовал о том, что Фархат попал в самую цель.

Его руки скользнули ниже, по ткани черного платья, остановившись на талии, осторожно сжав ее. То, с каким желанием карие глаза Фархата рассматривали изгибы тонкого тела, то, как он обнимал ее, вынуждая слегка склониться над раковиной, разгоняло пульс Джейн. Страх, что они в общественном месте, и кто-нибудь может зайти, – даже тот же Эндрю, – отнюдь не парализовал желание, а только усиливал.

Коснувшись ее бедрами, Фархат наклонился и оставил аккуратный поцелуй на открытой коже плеча.

Оба понимали, что случится между ними дальше. Сердце Фархата разрывалось в груди не менее яростно, чем стучало сердце Джейн. Притяжение, которое охватило их при случайной встрече, было уже сложно игнорировать.

– Когда ты танцевал… ты показался мне таким страстным… таким живым… таким особенным. Ты очень красивый.

Она резко развернулась к нему, и губы их заныли от поцелуев – диких, запретных, порочных.

– Ты хочешь этого прямо здесь? – спросил он.

Джейн очнулась и вдруг рассмеялась.

– Боже, нет.

– Нас могут увидеть.

– Поедем ко мне. Там нам никто не помешает.

Дрожащими руками взявшись за сумочку, она остановилась.

– Фархат, если мы выйдем отсюда, нас действительно увидят.

– Дальше по этажу есть пожарная лестница. Ту дверь не закрывают. Мы можем спуститься по ней.

– Отлично. Меня проведет древнеегипетский фараон, который заблудился в современных туалетах клуба.

Фархат улыбнулся.

– Не знаю, зачем было делать общие раковины и коридоры с кабинками. Увидев женщину, я даже испугался, что попал не туда.

– Пожарная, говоришь? А что, если…

Джейн покопалась в сумке и достала зажигалку с пачкой сигарет.

– Что, если я покурю здесь? – она указала на датчик дыма под потолком. – Может, начнется шоу?

Он пожал плечами.

– Ты уверена?

Джейн закурила, налегая на сигарету, но ничего не происходило.

– Может, не достает?

Подняв узковатое платье над коленями, она забралась с ногами на тумбу с раковинами. Вытянувшись во весь рост, зажгла еще несколько сигарет, поднося их выше к потолку.

– Слабовато…

Фархат достал из кармана туники смятую бумажку.

– Попробуй ее зажечь в раковине. Если что, сразу можно будет залить водой.

Джейн, стоя над ним, протянула зажигалку.

Бумага загорелась. Они ехидно рассмеялись, словно шаловливые подростки, которые посадили лягушек в банку и наблюдали за их мучениями. Несколько секунд стояла та же тишина, и вдруг раздался оглушительный вой пожарной сигнализации.

Фархат обнял Джейн за ноги и осторожно спустил на пол. На мгновение она замерла в его руках и ее глаза пылали предвкушением.

– Никогда еще не сбегала с собственной помолвки с мужчиной в костюме фараона…

– Если не хочешь, чтобы нас поймали, нужно поспешить.

И они побежали вниз по пожарной лестнице, несясь к парковке. Никого не встретив по пути, прыгнули в машину Джейн. Возбуждение кипело в их телах, но им приходилось сдерживать огонь, чтобы позволить ему разгореться чуть позже.

Паника охватила гостей «Исиды». Эндрю, Патриция и Гарольд не могли найти среди толпы Джейн, а Фатима вновь потеряла Фархата. Спустившись к машинам, Говарды заметили, что дочь уехала. Эндрю, прождавший ее почти полчаса, с досадой кивнул подтвержденной мысли – Джейн не стало дурно. Джейн просто захотела сбежать.

Правда, он даже не догадывался, что невеста исчезла не одна.

Светлая ткань прозрачной занавески бесшумно колыхалась от легкого ночного ветра в полумраке комнаты Джейн. Огни улиц оставляли тонкие дорожки света на полу и на стенах. Джейн сделала несколько шагов назад, ощущая, как Фархат движется следом за ней. Он неспешно снял тунику – под ней оказался все тот же переливающийся янтарными, сапфировыми, изумрудными оттенками танцевальный костюм. Ткань мерцала в призрачном свете спальни. Джейн с нежностью провела руками по плечам Фархата, и жилет упал под ноги. Она ощущала его взгляд на себе даже сквозь темноту, и руки охватывала дрожь предвкушения.

Фархат почувствовал, как помолвочное кольцо на миг зацепилось о нити его украшений – а он успел рассмотреть в клубе, что кроме подарка жениха на руках Джейн ничего не было. Тут же захотелось сорвать кусочек чужого золота с ее пальца, оставив совершенно чистой перед собой. По тому, как губы Джейн смело доставляли ему удовольствие где-то внизу, Фархат понял, что она весьма опытна. От ее ласк веяло необъяснимой свободой, и, почувствовав себя непривычно счастливым, он не удержался и вновь сжал ее волосы.

Тихий звук расстегивающейся молнии – ее тело освободилось от тесноты вечернего платья. Их лица вновь находились на одном уровне. Против света он не мог разглядеть ее черты, но она видела его глаза – темные и по-восточному грустные. Блестящие от свечения окна золотистые тени, острые, как иглы, стрелки – то, что свело Джейн с ума еще в «Исиде». Их пальцы сплелись, и Фархат вновь дотронулся до злосчастного кольца. Не думая, он дернул за него, и откуда-то из темноты раздался быстрый глухой стук металла о пол. От этого неожиданного жеста, не поддающегося объяснению, Джейн окончательно потеряла контроль, и следующий шаг Фархата уронил ее прямиком на постель.

Страсть, яркая, неистовая, но безмолвная и тайная, словно цветок в ночных джунглях, распустилась, касаясь нежными лепестками их обнаженных тел. Каждый изгиб, каждая частичка тела Джейн говорили Фархату «да», когда его руки, губы, возбужденная плоть проходились по ним. Поцелуи отдавали вкусом медовых орехов, а объятия окутывали стойким запахом арабских масел. От самого клуба они не произнесли друг другу ни слова – для них не осталось места. Не требовалось ничего говорить и теперь, когда с каждым движением в темноте их тела соединялись все отчаяннее, сливались все глубже, даря Джейн распирающее ощущение наполненности. Она чувствовала себя раздетой по самую душу – настолько резко и безоговорочно Фархат проникал в ее тело, в ее мысли, в ее сердце, не оставляя места ничему другому. Низ живота изнывал от пульсации. Нехарактерные для мужчин негромкие стоны ласкали уши. Фархат почувствовал, что полное удовлетворение, незнакомое ему до ночи с Джейн, словно стена падающей с обрыва воды, накрывает его с головой.

Еще не осознавая, что он подошел к концу, Джейн ощутила на бедрах влажные поцелуи и горячие касания языка. Ее тело окончательно погрузилось в невесомость.

Лопасти вентилятора кружились под потолком с едва слышным шумом. Жар тел, насытившихся друг другом, постепенно стихал, и намокшая простынь остывала, отдавая приятной прохладой в спину. Пальцы любовников жадно сплетались, точно не желали расставаться.

– Что ты сделал со мной? – зашептала Джейн, все еще тяжело дыша. – Я влюблена. Я люблю тебя.

Ладонь Фархата погладила ее подбородок, проводя большим пальцем по губам.

– Я тоже, – тихо ответил он.

Она щелкнула прикроватную лампу, и мягкое желтоватое свечение вторглось в интимность сумрачной ночи. Колени Джейн судорожно вздрагивали на постели. Фархат, заметив это, залился незримой краской.

– Почему ты дрожишь? Тебе было больно?

Джейн засмеялась.

– Нет, нет… Наоборот. Ты сделал мне настолько хорошо, что я никак не могу прийти в себя. Так еще никогда не было… ни с кем, Фархат… кроме тебя.

Она перешла на нежный шепот, обвивая его тело. Влажная кожа теперь неравномерно сияла – как Джейн и подумала в клубе, на него действительно был нанесен золотистый шиммер.

– Ты попросишь меня уйти утром?

Джейн замерла.

– Не говори об этом сейчас.

– Я просто хочу знать, что будет дальше.

– Я сама не знаю. Я не желаю думать об этом, Фархат. Я лишь хочу провести остаток ночи рядом с тобой.

– А я намерен остаться не только на одну ночь, Джейн.

«Он упрямый, – с волнением подумала она, глядя в глаза любовника, – на него так странно действует оргазм, или это характер?»

Еще ни один мужчина после случайного секса не расспрашивал ее об отношениях. Потому что спонтанная вспышка, вызванная одиночеством, болью, алкоголем – чем угодно, но только не искренним чувством, – не могла привести ни к каким отношениям. Эти люди уходили, не оставляя о себе ни следа в памяти. Но то, что произошло между Джейн и Фархатом, выглядело совсем иначе.

«Это была настоящая страсть, – продолжала размышлять Джейн, чувствуя, как губы Фархата посасывают ее грудь, а пальцы сжимают, доставляя приятную боль, – та самая страсть, о которой я затосковала, глядя на его танец. Так скоро сбывшаяся мечта… Теперь, зная, что могу потерять голову только от одного его взгляда, я не смогу жить как прежде. Я люблю. Я не хочу, чтобы он ушел…»

Время летело незаметно. Молчание стали нарушать разговоры – сначала тихие признания, бесконечно повторяемые, словно молитвы, а после беседы друг о друге. На бешеной скорости их жизни столкнулись, и в считанные часы навсегда переплелись. Фархат рассказывал о себе – о родине, о побеге, о работе, о танцах. Джейн слушала его, понимая, насколько простой казалась ее судьба по сравнению с метаниями чужестранца. Они сидели на полу балкона; Джейн заботливыми движениями протирала лицо Фархата, снимая плотный сценический макияж. Он сам попросил об этом, и осторожные прикосновения к лицу ватного диска, пахнущего вкусной косметической пенкой, слабые руки Джейн, смущенно дрожащие ресницы – все это казалось намного более интимным, нежели то, что случилось в комнате, на простынях, до сих пор влажных от страсти. Он жадно ловил каждое ее движение, от которых тело покрывалось мурашками, а живот падал куда-то вниз. Фархат влюбился в Джейн – возможно, еще тогда, когда увидел ее на сцене «Исиды». Когда он столкнулся с ней позже, ему пришла в голову мысль просто заняться сексом с красивой девушкой, которая плакала от отчаяния, прячась в туалете. От таких совсем не сложно было добиться пустой физической близости. Невыносимая потребность хоть в ком-нибудь живом рядом вынуждала их стоять со спущенными колготками над унитазом общественной кабинки, опираясь руками о бачок, пока сзади их грубо трахал не менее пьяный парень. Он знал о таких девушках не понаслышке – он уходил с ними в ночь, убегая от Фатимы, во многом потому, что сам был похож на них – заблудившийся в лабиринтах собственной судьбы.

Но несколько мгновений изменили все.

Глядя на Джейн через отражение зеркала, рассматривая ее лицо, Фархат понял: она – то, что он искал на Западе. Она – свобода, она – вожделение, она – тот самый райский сад в пустыне, к которому сквозь пески и бури идет сказочный путник.

И это секундное осознание вынудило его пасть на колени перед ней, как он преклонялся на сцене перед змеей и бедуином.

8.

– Фархат, о чем была та песня, которую пел мужчина с тюрбаном в твоем номере?

Джейн бережно протирала его закрытые веки, избавляя от густого слоя черной туши.

– О бродяге, который обошел много стран. Герой просил его передать привет своей любимой, с которой их разлучило расстояние. Он надеялся, что однажды она обязательно повстречается бродяге.

– Но ты не был похож на кочевника.

– Правильно. Я просил его найти мою любимую, и мы с ней встретились в конце.

– Любимую… – повторила Джейн. – У тебя была когда-нибудь любимая?

– Теперь это ты.

Ее рука замерла, прижавшись к его виску. Фархат не хотел ничего упоминать о Фатиме – просто потому, что в тот миг, когда он заговорил с Джейн, бывшая подруга перестала для него существовать. Она умирала в его сердце слишком долго, мучительно, но теперь разом скончалась, погрузившись во мрак забвения. Конечно, физически Фатима повсюду оставалась рядом с ним – дома, на работе – и Джейн без труда могла бы узнать о ней, но Фархат, вновь уповая на небо, решил разобраться с этим позже. Ему казалось подлым откровенно обманывать Джейн, но и рассказывать о Фатиме тоже виделось лишним. Да, теперь у него были две женщины, – но и Джейн встречалась с двумя мужчинами, за одного из которых она собралась выходить замуж.

– Я как тот бродяга, Джейн, – продолжил Фархат. – Я странник, который путешествует по миру, но никак не может осесть на одном месте. Я даже не знаю, где и как мне суждено провести свою жизнь. Эта песня словно написана для меня.

– Бродяга… Как удивительно, что ты оказался именно здесь.

В ванной Фархат смыл с лица остатки грима. Джейн заметила, что волосы, собранные в конский хвост, их длина, украшения – все осталось нетронутым, только немного распушилось.

– Твоя прическа такая роскошная… Я понимаю, что это накладные волосы, но где заканчиваются настоящие?

– Мои волосы едва достают плеч.

– Мне очень нравится, когда мужчины отращивают волосы. Для меня это привлекательно.

– Но у твоего жениха короткая шевелюра.

Джейн прищурилась и метнула колкий взгляд.

– Почему ты пытаешься заговорить о нем?

– Потому что как только взойдет солнце, ты прогонишь меня и уйдешь к нему. Будто между нами ничего не произошло. Будто для тебя это ничего не значит.

– Неправда, Фархат. Ты… ты теперь навсегда внутри меня. Я не знаю, что со мной произошло. Мне хочется расплакаться и только говорить, как я люблю тебя.

– Это значит, что наша встреча была предначертана.

– Кем?

– Небом. Аллахом. Если мы встретились, целовали друг друга, значит, нам суждено было броситься в эти объятия.

– Но тогда получается, моя свадьба тоже предначертана заранее?

– Джейн, события, которые являются нашей судьбой, мы не сможем избежать, как бы ни старались. Если все же удастся, Аллах вернет нас на правильную дорогу. Никто не обманет собственную судьбу.

Джейн непонимающе помотала головой.

– Если Аллах не вписал свадьбу с этим человеком в книгу твоей судьбы, она не случится, – закончил Фархат.

В синеватом предрассветном небе появлялись первые лучи восхода. Даже без макияжа лицо Фархата выглядело очень ярким. Темные брови, длинные черные ресницы, смуглая кожа и острые скулы – красота эта казалась совсем не мужской. Джейн старалась избегать пристального взгляда его карих глаз, понимая – чем дольше она смотрит на него, чем ближе находится к нему, тем сложнее будет отпустить. Тем невозможнее будет вернуться к Эндрю.

Она растерла руки, словно ощущала боль, и резко вспомнила о брошенном на пол кольце.

– Я вызову тебе такси, Фархат.

– Джейн.

– Нет.

– Джейн… – умоляюще повторил он.

Джейн выглядела очень нервной, пока ходила туда-сюда, поднимала вещи с пола и бросала их обратно. Она заправляла падающие непослушные волосы за уши и потирала виски, оглядываясь вокруг себя.

– Что ты ищешь?

– Кольцо.

Фархат раздраженно вздохнул.

– Я не могу так поступить с Эндрю. Это нехорошо. Неправильно, – словно сама перед собой оправдывалась Джейн. – Я не хочу быть настолько жестокой к нему. Эндрю не заслужил такого предательства.

– Ты уже предала его.

– Замолчи. Собирайся. Я сейчас позвоню в такси.

– Ладно, – холодно ответил Фархат, – как тебе угодно.

Демонстративным жестом он схватил одежду с пола и отряхнул ее. Джейн присела на кровать и уронила голову на колени.

– Если ты хочешь… – скомкано заговорила она, – я дам тебе одежду.

– Зачем?

– Сейчас твой наряд может вызвать плохую реакцию. Здесь есть мужские рубашки. Наверное, можно найти и штаны.

Он вздернул голову. Тяжелая прическа начинала стягивать кожу.

– Хочешь одеть меня в костюмчик своего жениха? Откажусь.

Джейн промолчала и легла на другую сторону кровати, отвернувшись от него.

Вызванное такси приехало довольно скоро. Фархат пытался запомнить адрес Джейн – он собирался однажды вернуться и переубедить ее. Она даже не стала его провожать, не спросила адреса – просто вложила в руку деньги и объяснила, куда спуститься. Сидя в машине, Фархат поглаживал купюру, и в голове впервые промелькнуло осознание – Джейн богата. Ее высокое положение было очевидным, но захлестнувшие ночные чувства вытеснили мысль о нем. Она дала ему деньги с небрежным безразличием – те доллары, ради которых ему бы пришлось работать целую неделю. Они словно отрезвили его, вернули к обычной жизни, в которой он никак не мог получить гражданство и едва сводил концы с концами.

Обида на слепое упрямство Джейн, несправедливость жизни – эти волнения неожиданно стихли и уступили место другому чувству. Он, нищий эмигрант из страны третьего мира; он, танцор в клубе, вынужденный развлекать не только женщин, но и мужчин; он, не знающий, будет ли завтра на столе еда – сегодняшней ночью именно он переспал с одной из самых богатых девушек Хармленда. С дочкой жадного толстосума Говарда, считавшего, что работникам его элитного клуба в принципе можно обходиться без обедов. Душа Фархата устремилась ввысь от небывалого подъема, и по груди разбежались приятные мурашки – если он смог оказаться в постели с Джейн, значит, сумеет добиться и всего остального. Он получит не только ее тело – он получит ее любовь, ее образ жизни, ее состояние…

И чувство собственной значимости, которым одарила ночь любви с Джейн, окончательно вскружило ему голову.

Лучи проснувшегося солнца скользили по стене, и свежий ночной воздух прогоняло утреннее тепло. Тень кудрявой головы мелькнула на дверцах, и что-то мимолетно блеснуло в самом низу. Джейн опустилась на корточки и из небольшой щели между шкафом и ковром вытащила искомое кольцо. Она прижала его к губам, как целуют в минуты отчаяния распятие, неистово желая поверить в Бога, чтобы заручиться благословением. Ей очень хотелось полюбить Эндрю хотя бы в половину той силы, с которой она бросилась в объятия египетского танцора буквально через час после помолвки.

От мерзости собственного поступка кожа Джейн покрылась невидимой грязью. Изменить человеку, глаза которого блестят страданием безответной любви, мужчине, которому уже отдано согласие, – чудовищно и безнравственно, и лицо Джейн болезненно запылало от тревоги и стыда.

«Я поеду к Эндрю. Я буду хорошей и верной женой для него, – поглаживая кольцо на пальце, она клялась сама себе. – Я сохраню в тайне пережитое с Фархатом, но постараюсь забыть его. Я искуплю свое предательство».

Приняв долгий душ и переодевшись в рубашку с джинсами, Джейн причесала растрепанные волосы и поехала прочь из своей квартиры. Люрексовая лента пояса египетского костюма, случайно забытая Фархатом, осталась лежать незамеченной под кроватью.

Прямо у порога худые руки Джейн обвили шею Эндрю. Словно провинившийся котенок, она повисла на нем, и все упреки, что застряли за ночь в груди Беллера, остались невысказанными. Судя по опухшим и потемневшим глазам, Эндрю не спал ни минуты.

– Извини, – вдруг негромко произнесла Джейн, покрепче сжимая объятия.

– За что?

– Просто.

– Джейн, что случилось?

– Все нормально. Я уехала, потому что мне захотелось побыть одной. Я выпила больше, чем планировала, и меня затошнило.

– Ты села за руль нетрезвой?

– Эндрю…

– Это опасно. Могло произойти что угодно.

– Но все ведь в порядке.

От мысли, что Фархат видел ее состояние, но никак не предупредил и спокойно сел вместе с ней, возникло неприятное чувство пустоты и досады.

– И ты оставила меня без машины. Мы ведь приехали в клуб на твоей.

Джейн заикающимся голосом вновь начала просить прощения. Конечно, убегая, она вообще не думала об Эндрю – и то, что приехали они вместе, совершенно вылетело из головы.

– Я добрался на такси. Там началась суматоха – сработала пожарная сигнализация. Но это уже не важно. Просто не поступай так вновь, ладно? Мы волновались, но решили не искать тебя до утра.

– Я больше не буду обижать тебя, Эндрю, – щеки Джейн продолжали нездорово гореть, – дай мне шанс, верь мне – я буду заботиться о тебе так же нежно, как ты печешься о моей глупой голове. Я перестану совершать необдуманные поступки, я стану для тебя хорошей женой. Обещаю.

Клятвы, данные под натиском мучающей совести, способны растрогать кого угодно. По непонятной для Эндрю причине слова Джейн звучали совсем иначе, нежели обычно. Они словно настораживали, но в то же время умоляли верить еще сильнее. Разве может лгать тот, кто буквально силой отрывает от груди обещания любить тебя, заботиться и не предавать? Эндрю знал, как тяжело давались Джейн подобные вещи, отчего даже не предполагал, что однажды она произнесет их вслух. Не сказала бы Джейн того, чего не чувствует на самом деле. Значит, что-то незримое изменилось в ней, что-то пробудилось в ее сердце, что-то перестало быть прежним. Эндрю и не догадывался, что за поспешными признаниями стоит вовсе не долгожданная привязанность – за ними скрываются страх и раскаяние.

Джейн так сильно сожалела об измене, что каждый последующий день наполнился тревогой. Переживание, что тайна ее спонтанной страсти может быть раскрыта Эндрю, заставляло вести себя покладисто и осмотрительно. Джейн терзал даже не тот факт, что она занялась сексом с едва знакомым мужчиной, напрочь забыв о женихе, – ее сводила с ума вспыхнувшая к нему влюбленность.

Для Эндрю же наступили времена счастья. Джейн перестала спорить, убегать, даже ее холодность и равнодушие значительно смягчились. Они вместе завтракали на балконе, пока не разъезжались по делам, вместе выходили в свет вечером, либо же вместе плевали на всех и оставались в квартире. Вместе они проводили и каждую ночь, когда сумерки пробирались в спальню, сохраняя от предметов едва уловимые очертания. Нежные ласки и неторопливая близость – Эндрю и не предполагал, насколько Джейн может быть чувственной с ним. Словно ангел услышал тайные молитвы и решил одарить благословением. Чем слаще становилась жизнь, чем больше корицы ощущалось в кофе, тем шире хотелось распахнуть глаза, чтобы запечатлеть эти моменты, не пропуская ни единого мгновения.