В стране стоячего солнца

Александр Беляков

В стране стоячего солнца. Стихотворения 2019—2023 годов

Новая поэзия

Александр Беляков

В СТРАНЕ СТОЯЧЕГО СОЛНЦА

Стихотворения 2019—2023 годов

Новое литературное обозрение

Москва

2024

УДК 821.161.1.09

ББК 83.3(2Рос=Рус)6

Б44

Предисловие Д. Давыдова

Александр Беляков

В стране стоячего солнца: стихотворения 2019—2023 годов / Александр Беляков. – М.: Новое литературное обозрение, 2024. – (Серия «Новая поэзия»).

Новую книгу Александра Белякова составили стихотворения, написанные с 2019‐го по 2023 год. В них особенно заметны «иероглифическая», предельно строгая компактная форма и стоицизм автора, отзывающегося на сегодняшние катастрофические события. Бесприютные осколки слов, макабрические образы, обманчиво веселое стрекотанье ритмов, каламбурная рифмовка – таков моментальный снимок трагического опыта, сделанный точнейшими поэтическими средствами. Александр Беляков родился в 1962 году в Ярославле. Окончил математический факультет Ярославского госуниверситета (1984). Был программистом, журналистом, сотрудником издательства, книготорговцем, бухгалтером, редактором на радио и телевидении, чиновником, PR-менеджером, копирайтером. Печатается с 1988 года. Автор 10 книг стихов и книги малой прозы «Возвышение вещей» (2018), многочисленных публикаций в литературных журналах и поэтических антологиях. Стипендиат Фонда памяти Иосифа Бродского (2012).

На обложке: © Picture by Sergey Sidorov on iStock

ISBN 978-5-4448-2397-2

© А. Беляков, 2024

© Д. Давыдов, предисловие, 2024

© Е. Белякова, фото, 2024

© И. Дик, дизайн обложки, 2024

© ООО «Новое литературное обозрение», 2024

Сразу наповал

Стихи Александра Белякова обманчивы (подразумевается: неодноуровневы). Их просодическая привычность (общее ощущение которой не отменяется и выходами поэта за пределы силлабо-тоники), их лаконизм могут включить механизмы чтения «просто лирики», некоего стертого текстуального явления, заранее подразумевающего определенный (небогатый) набор реакций. Такого рода категориальные обманки, притом не увязанные с теоретическим аппаратом концептуалистской и постконцептуалистской рефлексии, являются верным признаком виртуозной авторской работы, которая встречается совсем не часто (вспоминаются, к примеру, Виталий Пуханов и Алексей Александров, совершенно иначе, впрочем, взламывающие автоматизм лирической инерции).

Возможно, именно оттого в отзывах на стихи Белякова порой чувствуется некоторая растерянность. Так, Владимир Губайловский отмечает: «В стихах нет ни недоговоренности и открытости, ни даже малой возможности сокращения и сжатия текста. А это значит, что нет свободных связей, которые могут быть открыты вовне. Каждое стихотворение в книге – одиноко. Стихи почти не связаны друг с другом. Они не поддерживают друг друга. Это книга одиноких сущностей»1; или же Валерий Шубинский, сравнивая стихи Белякова с ранним творчеством Михаила Айзенберга, тут же оговаривается: «Главная цель Айзенберга – сказать хоть что-то, когда речь невозможна… Белякову как будто ничего не мешает говорить – он сам этого не желает, точнее, хочет не сказать, от полуправды слов уходит в засловье, а там ищет не формул, а сбоя, „небольшой погрешности“ в обэриутском смысле, позволяющей не удержаться на плаву, а по-настоящему почувствовать себя утопающим»2.

Между тем сквозь эту растерянность проступают принципиальные, на мой взгляд, свойства поэтики Белякова, его способа обращения с языком, текстом, взаимодействия субъекта в этих текстах с окружающим миром. Процитирую еще один отзыв на его стихи, принадлежащий тому же Айзенбергу: «…эксперимент проводится в атмосфере, к дыханию как будто и непригодной. Вещи Белякова – кристаллические конструкты такого невозможного дыхания: как бы спекшиеся словесные образчики, привезенные с Луны или Марса… Никакой зыбкости, даже самые мягкие ткани стиха готовы к твердой обработке. Ужас обыденности, захваченный не описанием, а измененным языком»3. Айзенберг говорит о стихах Белякова как об артефактах, оставшихся после столкновения речи с неким нечеловеческим началом. Это начало явственно неопределимо, оно ощущается как композитное соединение разноприродных сущностей, которые, однако, по определению вне-(до-)словесны.

По Айзенбергу, «…поэтическое сознание должно осуществлять себя одновременно и в языке, и в каких-то доязыковых актах, доречевых состояниях. Стихи становятся реальностью только в превосходной степени: только превосходя наличные языковые возможности. Они и употребительны лишь в том смысле, что создаются на потребу определенному моменту речевого становления. Это движение к языку в обход языка существующего. Иначе говоря, поэтическое произведение пишется одновременно на двух языках, и его второй – основной – язык особо замечателен тем, что пока не существует»4. Поэтология Айзенберга противостоит и передаче полномочий от стихотворца самому языку, которую постулирует Бродский, и авангардистскому взлому языка. Но как с этим на самом деле соотносится практика Александра Белякова?

Взаимоотношения субъекта в этих стихах со словесной стихией разнообразны и драматичны: «когда январь приходит как хозяин / комиссовать служилый лексикон / бредут слова бездомные с окраин / снегам вдогон // пустых затей оборванные нити / юродства позолоченный запас / мы нужные твердят / вы нас примите / нельзя без нас // стекаются как запасная память / смыкаются как преломлённый свет / из них попутной песни не составить / дай бог куплет». Слова не столько проступают из дословесного (как это предполагается у Айзенберга), сколько собираются отовсюду, в буквальном смысле сползаются их всех уголков («бредут слова бездомные с окраин»), со всех семантических полей; они агентны, но это агентность маргиналов, бродяг, бездомных, попрошаек.

(Трудно удержаться, чтобы не сопоставить это с авторским сообщением Белякова о методе собственного письма: «Какие-то фразы, созвучия, строки – чаще поодиночке, реже попарно – возникают в голове ежедневно и не по одному разу. Я бы сказал, с физиологической регулярностью… Такие обрывки сообщений себе самому, сигналы внутреннего человека. Все эти непроизвольные мозговые отправления исправно заносятся в блокнот… Спустя дни критически пересматриваю скопившийся ментальный мусор, ищу в нём если не жемчужные, то просто зёрна… Собранные вместе, бок о бок, на одной или нескольких страницах, эти осколки, зёрна, зародыши создают энергетическое поле, в котором и возникает стихотворение… осколки нередко начинают притягиваться. Некоторые строки ждут своих партнёров не по одному месяцу, а некоторые – по году и больше. Иногда они находят друг друга в тетрадях разных времён. Меня такие встречи очень трогают»5.)

Словам, которые явились таким образом, в полной мере доверять нельзя: «отойдёшь ко сну / а во сне сова / говорящую мышку ест / поскребёшь белизну / а под ней слова / несмываемый палимпсест // научи меня голован-сарай / этой грамотой или той / из окраин дня выкраивать рай / чтоб сидел на мне как влитой». Сова пожирает говорящую, то есть доверившуюся языку мышку; будь это сова Минервы или же просто хищник, функция беспощадного случая, в любом случае тем самым она утверждает неизбывный принцип «Молчи, скрывайся и таи», осуществить который на практике непросто: даже за кажущемся нулем информации, «белизной», скрываются словесные залежи, причем переработанные культурой, складывающиеся в «палимпсест». «Голован-сарай», изначально рожденный каламбурной стихией, предстает носителем «как бы» бесполезного опыта (и «сарай» здесь, конечно, стоит понимать не в высоком древнем значении, а в современном сниженном, как некий аналог того мозга-чердака, куда, по выражению Шерлока Холмса, дурак «тащит нужное и ненужное»). Этот «опыт дурака», наполненный всяким семиотическим барахлом, способен научить, однако, выискивать нечто подлинное, истинное («рай»), соответствующее самоощущению субъекта («чтоб сидел на мне как влитой») на «окраинах», в маргинальных зонах реальности (и не важно, с помощью какой именно «грамоты», то есть дискурсивной практики). Перед нами манифест недоверия к словам и доверия к необязательному, «окраинному» опыту.

Это – возможная точка расхождения с упомянутой уже магистральной для русскоязычной поэзии линией языковой критики, концептуалистской. Для Белякова мир не сводится к дискурсивным стратегиям: недоверие к речи не означает для него отказа ни от нее, ни от сопутствующих явлений, таких как субъектность говорения или семантичность.

Соединение «осколков» не порождает у Белякова поэтической алеаторики, разноприродные «бродячие» элементы складываются воедино с изящной естественностью. Мимикрия под «просто лирику», о которой говорилось выше, усиливается компактностью, лаконизмом практически всех текстов Белякова. Компактность эта не минималистична, здесь нет разреженности, все «будто бы случайные» элементы подогнаны очень плотно и каждый текст достигает максимальной концентрации (у Белякова на этот случай есть и автометаописание: «чем выше горы шелухи / тем ближе и родней / однозарядные стихи / второразрядных дней // они хронический приказ / карающий кимвал / не истязают всякий раз / а сразу наповал»).

«Идеальным» беляковским текстом является восьмистишие, которое, как мне неоднократно приходилось писать, в новой и новейшей лирике становится практически твердой формой, редуцированным вариантом сонета (в котором одно четверостишие – тезис, второе – антитезис, тогда как синтез не выделен в финальные терцеты, а образуется соотнесением двух строф, смыслопорождающим напряжением, которое возникает между ними): «на сумрачной поляночке / как человек-койот / полярник в биполярочке / то лает то поёт // скрипит пенёк терпения / под натиском зимы / и лай честнее пения / и свет темнее тьмы». Но, конечно, «идеальный» в данном случае означает модельный: и меньшие по объему тексты («россию захватили марсиане / на марсе появились россияне / рассвет багрянцем осиян / туземец просыпается как демон / он сам не понимает где он / и всюду видит марсиан»; нет ли тут, кстати, оммажа, к тому же структурно подобного, Григорию Дашевскому с его знаменитым стихотворением «Марсиане в застенках Генштаба…»?), и бóльшие подчиняются общим принципам.

Сам Беляков говорит о своих текстах как о «иероглифах» («Мои стихотворения почти всегда кончаются быстро. Я представляю каждое из них как иероглиф. А иероглиф экономен. Не умею писать длинное»6). Не думаю, что здесь имеет смысл говорить об «иероглифах» в понимании Леонида Липавского и Якова Дркускина; скорее, здесь иероглиф должен пониматься более традиционным способом, как компактный и одновременно композитный знак, в котором ощутима иконическая природа. Важно и то, что иероглиф может быть расшифрован, прослежен до своего иконического генезиса. Стихотворение-иероглиф не обязано быть распространенной метафорой или метаболой (и здесь – расхождение Беляков с еще одной важнейшей линией новейшей поэзии), но это и не обязательно зашифрованное, энигматическое высказывание, притворяющееся герметичным, подобно текстам Михаила Ерёмина, с которыми стихи Белякова иногда возникает соблазн сравнить (чтобы немедленно, впрочем, различить). В стихах-«иероглифах» Белякова важна объединяющая фигура затекстового «я», которое подвергает сомнению свой материал, однако не отбрасывает его, а позволяет стать частью построенной вне всяких правил, но в конечном счете устойчивой конструкции.

В свою очередь, это «я» подвергает сомнению и самое себя. Такого рода самоанализ-самоумаление становится особенно заметным в самых новых стихотворениях Белякова, в которых отзывается сегодняшний катастрофический опыт: «всё что говорится / ни к чёрту не годится / всё о чём молчится / за каждым волочится / измятой и нервной / жестянкой консервной / в звуках этой жести / истинные вести». Отчасти утопическое доверие к фрагментам и осколкам оборачивается своей трагической стороной, предстает в макабрических образах (может быть, перекликающихся даже с блокадными стихами Геннадия Гора»): «что за обрубки тут / мимо тебя плывут? // это не труп врага – / порознь рука нога / тулово голова / адские острова // ровно в такой же ряд / всякий напев разъят / словно глухой дебил / музыку победил».

Эта безысходность содержит в себе, впрочем, возможность потенциальной пересборки мира, в котором бесприютные осколки слов и внесловесных аффектов могут оказаться пригодным строительным материалом.

Данила Давыдов

I

«снег ложится на небо…»

снег ложится на небоа небо на снегбудто сушат бельё тамтучный ангел не может закончить разбегни паденьемни взлётомот себя самого он бежит наутёкв атмосферном бедламеи босые следы убывающих ногзаметает крыламиянварь 2020

«если деланием никак…»

если деланием никакговорением удержичереду небесных собаквожделенные падежиизбавительныйдарительныйгадательныйпленительныйотворительныйнепреложныйянварь 2020

«из комнаты в комнату катится ком…»

из комнаты в комнату катится комфамильный клубок темнотыдавай остановим его языкоми с предками будем на «ты»пусть ель родовая усохнув тайкомпрощальные пустит цветыкак будто явился подземный парткомна проводы тщетной мечтыянварь 2020

«на углу победы и свободы…»

на углу победы и свободыв немудрёном русском сериалемы вошли в одни и те же водымы тонулиа они стоялина углу реальности и бредав омуте ночного кислородаза плечами корчилась победавпереди мерещилась свободаянварь 2020

«о чём сустав суставу…»

о чём сустав суставускрипит не по уставу?о том что наши сказкипочти не знают смазкичто стала жизнь негибкойсо скрипом как со скрипкойи музыка такаязвучит не умолкаяянварь 2020

«мимо громких слов и шумных дел…»

мимо громких слов и шумных делтихий алкоголик пролетелчреслами виляя меж горнилтишину на землю обронилгде упало чудо тишиныболи малострахи не страшныот воспоминаний только сластьбудто жизнь фатально завраласьянварь 2020

«с воли стучат…»

с воли стучата у нас тишинаоко дверное в коростеближняя даль глубины лишенакто эти плоские гости?время местами менять именатесный простор ополчается нагордость сокрытую в горстиянварь 2020

«аномалия и норма…»

аномалия и нормадочери войныдруг у друга просят кормавечно голодныдве сестры не имут срамакто им логопед?повторяют мама-мамабудто мамы нетфевраль 2020

«времена наносят на лицо…»

времена наносят на лицоистинного бога письмецос матрицей морщин заподлицокак дорожки на винилеполучатель зеркало берётжизнь читает задом наперёдслышит звукда смысл не разберётбудто смыслы отменилифевраль 2020

«мир разобрали и собрали…»

мир разобрали и собралимы снова лишние деталив устройстве пройденном насквозьнам примененья не нашлосьи нет надежды как когда-тона переделку агрегатаон не насмешка и не местьа просто фатум как он естьимеющий глаза и ушивзирает на судьбу снаружифевраль 2020

«из фракций неба и земли…»

из фракций неба и землиреальности и снамы перспективу испекликоторая яснаона единственная вестьтерзающая наси чтоб её глазами естьне требуется глазфевраль 2020

«пока я пел и старел…»

пока я пел и старелмой город и мир усыхалидержавной шагреневой кожейтеперь здесь настолько тесночто я предпочёл бы чужбинуничто нигде никогдак счастью в пространстве речиесть куда разбежатьсяпрежде чем разобьёшь себе лобо собственное отражениефевраль 2020

«в силу возраста и режима…»

в силу возраста и режиманаше время нерастяжимокамень часа в один бултыхутопает без понятыхпрозябает собрат тверёзыйтам где длительность стала грёзойя вином усыплю винуи на сутки час растянумарт 2020

«куда всё делось?..»

куда всё делось?о дона аннафантом соблазна!и мне б хотелосьписать туманнода мне всё ясномарт 2020

«парад превращается в пар…»

парад превращается в пари в облаке ратного параповадка танцующих парразмеренна и сухопарамы пели и пили одноно в сумерки отчей сансарынам оптом войти не даноа только разбившись на парымарт 2020

«свист утратил полезные свойства…»

свист утратил полезные свойствау пространства – запал на нулене довольно ли нам недовольства?не пора ли предаться хвале?будет счастье у нас густобрововоли с палецпокоя с кулакно юроду должно быть херовои шуту без печали никакмарт 2020

«слово „жалость“…»

слово «жалость»словно сжалосьна пластинке прижилосьто ли «жало»то ли «жлость»время песню отлежалоне хотелось да пришлосьмарт 2020

«певцы иного эона…»

певцы иного эонасворачивают знаменав стране стоячего солнцанигде ничего не вьётсябезветрие тихой спевкисобой пеленает древкитак лес повреждён и редоктерпенье растит без ветокмарт 2020

«давай сегодня вместе…»

давай сегодня вместепойдём гулять на местепока не всё путёмв осаде и арестеотраду обретёмсмириться нелегко намс естественным закономно выгляни на светв пейзаже заоконномстаффаж сошёл на нетпредставим в идеалечто так и мы пропалииз памяти и глазв трёхкомнатном пеналехранимся про запасмарт 2020

«под окном моим…»

под окном моиммир стоит как мимпросит недвижимсоблюдать режимс ним в одном строюу окна стоюна верхах своихзамер и затихтянем поутрудетскую игрукто из нас вперёднынче отомрёт?апрель 2020

«в час безучастный…»

в час безучастныйпо воле безволиякаждой лексеме мерещится схолиятень маргинальная редких красотновые смыслы соседке несётапрель 2020

«на синей лавочке приветствуют рассвет…»

на синей лавочке приветствуют рассветто вася то отец то бабушка то дедна синей лавочке у моего окнаприходят помолчать один или однана синей лавочке любуются веснойочами на восток ко мне спинойна синей лавочке я вижу их одинкак будто третий глаз открылся в карантинкак будто кто из них подумал обо мнена синей лавочке с живыми наравнеапрель 2020

«как тысячетонная тщета…»

как тысячетонная тщетатень твоя упала со щитасклеив полноту и нищетуровный свет растёкся по щитуа на нём зигзаги ещё тежизнь твоя застыла на щитес юных лет ты помышлял о томгде разжиться призрачным щитоми сегодня крепче всех защитмузыка впечатанная в щитапрель 2020

«ещё выходим мы…»

ещё выходим мыпо хитрому паролюиз цифровой тюрьмына буквенную волюещё не дорослапотеха до пределаи цифре нет числаи буква поределамай 2020

«свет безвидный…»

свет безвидныйбледный звуксонная сонатавремя выпало из рукподнимать не надоочи ясные смежиждёт тебя снаружибог подёнщины и лжидухоты и стужииюнь 2020

«багатель оглохшего пианиста…»

багатель оглохшего пианисталегче шёпотатоньше свиставездесущего в наши дникак ложится звукнечасто и чисто!он устали ты отдохнииюнь 2020

«построение на старение…»

построение на старениеравнение на ранениеформа зимняя легче летнейрассчитайсь на первый-последний!первых нети каждый – геройвышел из строя?встань в стройиюнь 2020

«мойры вышли на клирос…»

мойры вышли на клироси вот те на —там где дверь приоткрыласьрастёт стенана созвучьях мерцает инейили это дары эриний?июнь 2020

«слово на вес соло…»

слово на вес солоскрытое здесь где-тодаже когда голоплотью одетовот оно петь селона высоте светасвист победил делосмысл осенил летоиюнь 2020

«плыли дни без концов и начал…»

плыли дни без концов и начална домашнем болоте

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Губайловский В. Траектория падения стиха. [Рец. на] Александр Беляков. Книга стихотворений. М.: ОГИ, 2001 // Дружба народов. 2001. № 11 (https://magazines.gorky.media/druzhba/2001/11/tri-knigi-stihov.html).

2

Шубинский В. Засловье // OpenSpace.ru. 2011. 6 июня (https://os.colta.ru/literature/events/details/22913/?attempt=1/).

3

Айзенберг М. Сквозь стену // http://newkamera.de/aisenberg/aisenberg_o_10.html.

4

Айзенберг М. Оправданное присутствие: Сборник статей. М.: Baltrus; Новое издательство, 2005. С. 16.

5

Как мы пишем: Опрос // Воздух. 2020. № 40. С. 370–371.

6

Как мы пишем: Опрос // Воздух. 2020. № 40. С. 371.