Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма

Предметами быта комната не изобиловала: несколько ветхих одеял, пара глиняных мисок да горшок – наверное, для приготовления пищи. Еще были мечи, такие же длинные, тонкой работы, как и тот, что принадлежал сыну Глашатая.

В углу, куда не доставал свет, кто-то застонал, будто в горячечном бреду.

– Садись, – разрешил Кы Дам.

При неярком освещении старик выглядел еще более хилым, чем тогда на стене.

Я сел и, хоть и не имел такой привычки и столь гибких суставов, скрестил ноги.

Теперь надо ждать. Кы Дам предложит мне говорить, когда сочтет нужным.

Я старался сосредоточиться на старике, не реагируя на устремленные со всех сторон взгляды и на запах множества тесно живущих людей и их экзотической пищи и даже на миазмы чьей-то хвори.

Женщина принесла чай. Уж не знаю, как она его приготовила, – я не заметил в помещении горящего очага. Впрочем, я мигом забыл об этом, до того был изумлен. Она была прекрасна. Невероятно прекрасна – даже среди всей этой грязи, одетая в немыслимое тряпье.

Я поспешил пригубить чашку, чтобы кипяток заставил мысли вернуться к делу.

Мне было нестерпимо жаль ее. Вот кому придется действительно плохо, если южане возьмут город.

По губам Кы Дама скользнула еле уловимая улыбка. На лице пожилой женщины тоже отразилось веселье, и тут я заметил ее сходство с красавицей. Моя первоначальная реакция их вовсе не удивила. Наверное, появление девушки из сумрака было своего рода испытанием для меня.

– Она воистину прекрасна, – едва слышно сказал старик. Затем добавил, громче: – Ты мудр не по летам, Солдат Тьмы.

Что еще за Солдат Тьмы? При каждой новой встрече он называет меня новым именем.

Я чинно склонил голову:

– Благодарю тебя за добрые слова, Глашатай.

Надеялся, что он поймет: мне нипочем не освоить все тонкости этикета нюень бао.

– Я чувствую в тебе великую тревогу, сдерживаемую лишь оковами воли.

Он спокойно прихлебывал чай, однако глаза ясно говорили, что спешка простительна, если я считаю ее необходимой.

– Великое зло крадется в ночи, Глашатай, – заговорил я. – Неведомые чудовища спущены с цепи.

– Я это заподозрил, когда ты любезно позволил подняться на твой участок стены.

– Теперь на свободе новый зверь. Тот, кого я не ожидал увидеть. – Лишь сейчас я сообразил, что мы говорим о разных вещах. – Я не знаю, как совладать с этим зверем.

Я изо всех сил старался правильно выговаривать таглиосские слова. Взгляд Глашатая сделался озадаченным.

– Не понимаю тебя.

Я огляделся. Неужели эти люди всегда так жили? У нас куда просторнее. Конечно, мы в состоянии расчистить себе пространство мечом…

– Ты ведь знаешь о Черном Отряде? Слышал о недавних событиях в его жизни?

И, не дожидаясь ответа, обрисовал наше близкое прошлое. Кы Дам оказался представителем редчайшей породы людей, умеющих внимать каждой унцией своего существа. Когда я закончил, старик сказал:

– Возможно, время сделало вас слабыми тенями, Солдат Тьмы. Вы шли так долго и зашли так далеко, что совершенно сбились со своего Пути. И последователи князя-воина Могабы ничуть не ближе к истинному направлению.

Я никогда не умел как следует скрывать мысли. Кы Дам и его женщина снова заметили мое замешательство.

– Но я не один из вас, знаменосец. Мое знание также блуждает вдали от истины. Быть может, в наши дни вовсе нет настоящей истины, ибо не осталось тех, кому она ведома.

О чем он толкует, черт бы его побрал?

– Дорога твоя, знаменосец, была долгой и завела тебя далеко. И все же ты еще можешь вернуться домой. – Его лицо вмиг помрачнело. – Хоть и не желаешь возвращаться. Где твое знамя, знаменосец?

– Не знаю. Оно исчезло в великой битве – там, на равнине. Я решил облачиться в доспехи моего Капитана, надеясь внушить войскам, что он жив, и повести их в атаку, но…

Старик поднял руку:

– Думаю, в эту ночь оно может находиться очень близко.

Терпеть не могу тумана, который так любят напускать старики и ведуны. Уверен, они это делают лишь для того, чтобы почувствовать себя властителями умов. К черту пропавшее знамя, сейчас не до него.

– Вождь наров, – сказал я, – желает стать Капитаном Черного Отряда. Ему не по нраву то, что делаем мы, пришедшие с севера.

Пауза затянулась, но напрасно я ждал ответа. Старик молча смотрел на меня.

– Могаба, – продолжал я, – безупречен как воин, но как командиру ему многого недостает.

Тут Кы Дам доказал, что, ожидая от такого почтенного старца полной непроницаемости и бесконечного терпения, можно и обмануться.

– Знаменосец, ты пришел предупредить, что он намерен обойтись меньшими затратами, предоставив южанам выполнить грязную работу за него?

– Э-э…

– Один из моих внуков подслушал, как Могаба обсуждал планы на эту ночь со своими помощниками – Очибой, Синдавом, Ранджалпиринди и Чал Гханда Гханом.

– Прости, Глашатай, я не…

– То, о чем ты, повинуясь зову чести, пришел сообщить мне, хотя располагаешь пока одними лишь подозрениями, – много хуже, чем тебе представляется. Преодолев решительный протест своих помощников, Могаба позволил южанам, атаковавшим город по насыпям, проникнуть за стену. Таглиосские легионеры отобьют у них охоту продвигаться в любом направлении, кроме вашего – через наш квартал.

– Так ты уже знаешь? Тебе донесли еще до моего прихода? И есть надежный свидетель?

– Тай Дэй.

Названный поднялся. Это был некрасивый, тощий, малорослый юноша, державший на руках младенца.

– Он плохо говорит по-таглиосски, – сказал Кы Дам, – зато хорошо понимает все. Тай Дэй слышал, как созревал план и как возражали те, кто считает замысел бесчестным. Он присутствовал при переговорах Могабы с человеком, представляющим, по всей видимости, интересы Хозяев Теней.

Вот даже как? Значит, у Могабы с Тенекрутом есть молчаливый уговор о ненападении, и он будет действовать, пока не погибну я и мои люди.

– Это подлая измена, Глашатай.

Кы Дам кивнул:

– Больше того, Каменный Солдат. Ранджалпиринди и Гханда Гхан – доверенные лица Прабриндра Дра. От имени князя они заверили Могабу, что, едва осада будет снята, а ваша банда – уничтожена, князь лично провозгласит его Капитаном Черного Отряда. В уплату за это Могаба оставит Путь вашего прежнего Капитана, дабы сделаться главнокомандующим над армиями Таглиоса. Тогда он будет обладать всей полнотой власти, необходимой для прекращения войны с Тенеземьем.

– Мои уши неплохо потрудились, – чуть улыбнулся Тай Дэй.

– Брат Могаба тоже неплохо потрудился – на ниве предательства.

Понятно, почему возражали Очиба с Синдавом. Измена такого масштаба – за пределами всякого понимания.

Могаба и в самом деле изменился в худшую сторону с тех пор, как оставил Гиэ-Ксле.

– Что он имеет против вашего народа? – спросил я.

– Ничего. В политическом смысле мы не можем для него что-то значить. Мы никогда не участвовали в таглиосских взаимоотношениях. С другой стороны, от нюень бао для него никакой пользы. Он готов потратить нас, как найденную на улице монету. Ему будет только на руку, если по пути к вам южане истребят множество людей, не подчиняющихся ему и поглощающих ресурсы города.

– Когда-то я восхищался этим человеком, Глашатай.

– Люди меняются, знаменосец. Этот изменился сильнее многих других. Он артист, но всю его игру портит одна-единственная подлая цель.

– Что ты имеешь в виду, Глашатай?

– Цель эта – возвышение Могабы. И ее достижению посвящены все его поступки. На собственный алтарь Могаба положит лучшего друга, хотя даже боги вряд ли убедят этого друга в том, что такое возможно. Могаба переменился, как меняется самый прекрасный гранат, когда под его кожуру проникла плесень.

Ну вот, опять заговорил стариковскими иносказаниями.

– Знаменосец! Хоть я и осведомлен о черной угрозе моему народу, ты оказал мне большую честь, в ущерб насущным твоим заботам сочтя нас достойными предостережения. Деяние это – знак благородства и дружбы. Мы не забываем о тех, кто протянул нам руку.

– Благодарю тебя. Твой ответ – истинное наслаждение для меня. – И это была святая правда. – Если из-за козней Могабы вы подвергнетесь нападению…

– Эта беда уже у нас на пороге, Каменный Солдат. Южане умирают в нескольких ярдах отсюда. Едва сделалось очевидным наше заточение в Дежагоре, мы изучили каждую пядь земли, на которой, быть может, нам пришлось бы драться. Это не родные наши болота, однако принципы боя везде одинаковы. К этой ночи мы готовились многие недели. Оставалось лишь выяснить, кто станет нашим противником.

– Э-э…

Бывают ситуации, когда я становлюсь туп, как булыжник.

– Пора тебе вернуться к тем, кто нуждается в твоем руководстве. Ступай и будь уверен, что располагаешь дружбой нюень бао.

– Великая честь.

– Либо проклятие, – усмехнулся старик.

– Значит, твои люди будут говорить с моими?

– Может, чуть охотнее, чем раньше. – Он снова улыбнулся; улыбалась и его жена. Вот же старый шут! Это все равно что для другого хохот во все горло. – Тай Дэй! Ступай с этим человеком. Ты можешь говорить, если заговорят с тобой, но – лишь от моего имени. Костяной Воин, это мой внук. Он поймет тебя. Пошли его ко мне, если сочтешь необходимым передать весть. Но не будь легкомыслен.

– Понимаю.

Я хотел было встать – и смутился: ноги не желали разгибаться. Кто-то из детей засмеялся. Я осмелился взглянуть на прекрасную, словно мечта, женщину, и от Кы Дама, конечно же, это не ускользнуло. На ее коленях спал младенец. Еще один, младше первого, дремал под ее левой рукой. Сама она не спала, смотрела. Похоже, была очень утомлена, напугана, сбита с толку – и в то же время исполнена решимости.

Как, впрочем, и все мы.

Когда в темноте снова раздался стон, она поморщилась и взглянула в темный угол, словно разделяла чужую боль.

Пригнувшись, я вышел в проулок. Нюень бао по имени Тай Дэй провел меня к знакомым местам.

26

– Не знаю, – ответил я Гоблину на вопрос о моей новообретенной тени. – Тай Дэй не слишком разговорчив. – Пока что мне не удалось вытянуть из него ни слова. – Похоже, весь его словарь состоит из бессвязного бурчания. В общем, надобности в визите не было. Нюень бао знают о творящемся дерьме куда больше нашего. Старик подтвердил, что во всем виноват Могаба, и пообещал не держать на нас зуб.

Гоблин многозначительно повернул голову и глянул себе за спину.

– Точно, точно, – подтвердил я. – Шнурок развязался на твоем поясе целомудрия. Что случилось в мое отсутствие?

Поблизости не было видно ни Бадьи, ни Вашего Сиятельства.

– Ничего особенного. Тенекрут со своими ребятами только что добрался до холмов.

И тут вдруг кругом стало тихо. Снова над холмами вспыхнуло розовое зарево, высветив в ночи силуэты всадников.

– Похоже на доспехи Вдоводела и Жизнедава, что Госпожа смастерила себе и Костоправу, – заметил Гоблин. – Э, да что это с нашим Мургеном? Будто призрак его за задницу тяпнул.

– Может, так и было… Да, они выглядят в точности, как ты сказал. Только я, если помнишь, снял доспех Вдоводела с Костоправа, когда его прошило стрелой. И надел, чтобы изображать Старика. Но ничего не вышло – припозднился я с этим.

– Ну и?..

– Ну и на прошлой неделе кто-то украл этот доспех. Прямо из моей конуры, пока я спал. Я-то думал, что спрятал хорошо, никому не найти… Однако кто-то вошел, переступил через меня, выкопал доспех из кучи барахла и унес, а я ни сном ни духом. И все остальные тоже. – Это и впрямь было страшно.

– Вот почему ты задавал странные вопросы в тот день. – Гоблин, когда расстроится, пищит, точно мышь под сапогом.

– Угу.

– Почему же ничего не сказал?

– Потому что вор, кто бы он ни был, пользовался магией, чтобы не быть замеченным. Я думал, это ты или Одноглазый, и решил выяснить, который из двух. И взять за жабры, когда он поверит, что кража сошла ему с рук.

По лестнице, отдуваясь, поднимался Одноглазый. А что, неплохо для двухсотлетнего старика.

– Что тут у вас? Почему рожи кислые?

Гоблин объяснил почему. Черный ведьмачишко задумчиво хмыкнул:

– Надо было нам сказать, Мурген. Мы бы поискали по горячему следу.

Какой там след… Я нашел лишь белое перышко да крапинку на полу, смахивающую на птичий помет.

– Теперь уже не важно. Я знаю, где доспех. Вон там. – Я указал в сторону холмов, над которыми, вроде преждевременного рассвета, полыхало розовое зарево. – Чем вы занимались?

– Прикончили чертову уйму южан, вот чем мы занимались. Могаба, должно быть, входные билеты там продает. Лезут, что твои вши. В общем, отступили они, когда везение наше было уже на исходе. Нюень бао отменную вошебойку там устроили. – Колдун выпучил единственный глаз на Тай Дэя. – Похоже, они решили завернуть тенеземцев Могабе в тыл. Пусть этот гад подавится собственным замыслом. Что это там за чертовщина?

Под чертовщиной подразумевался разлив розового света по холмам.

– Сейчас сгоняем разберемся, – съехидничал Гоблин.

На фоне багряного неба возник сгусток тьмы. Фигуры людей окунулись в него – и вспыхнули, словно яркие, но недолговечные звезды. Почти в тот же миг земля содрогнулась, основательно встряхнув город. Меня сшибло с ног.

– Да, пожалуй, ты прав, недомерок, – проговорил Одноглазый. – В игру вступил кто-то новый, нам незнакомый.

Две-три вороны неподалеку от нас понеслись во мрак, судорожно хлопая крыльями и истерически каркая.

– Сюрпризы, сюрпризы, – проворчал я. – Что там за грохот и вспышки на холмах? Как это понимать? Давайте-ка, ребята, выкладывайте. Говорите, кто пожаловал. Остальное даже такой пень, как я, сможет домыслить сам. Так кто же?

– Мы этим займемся, – посулил Одноглазый. – Может, сейчас и начнем, если ты отвалишь куда-нибудь и дашь спокойно работать. Пошли, недомерок.

Одноглазый со своим жаболиким дружком взялись за дело, а я уделил внимание суматохе, все еще царившей в Дежагоре.

К тому времени, наверное, тысячи тенеземцев успели перебраться через стену. По всему городу полыхали пожары. Я спросил Тай Дэя:

– Твоему народу пожары не повредят?

В ответ внук Кы Дама лишь пожал плечами.

Да, этого парня не назовешь болтуном.

27

Ночь кончилась до срока. Всюду полыхали пожары. Горел лагерь, обстрелянный баллистами Могабы. Горел город, зажженный солдатами Хозяина Теней. А над холмами полыхал целый океан огня, вздымаясь извержениями вулканов – или же выбросами магической силы, равных коим мы не видывали с тех пор, как Отряд ввязался в войну с темными властителями империи Госпожи. Словом, для полуночного часа света было многовато.

– Скоро ли рассвет?

– Не скоро, – проворчал Бадья. – Даже совсем не скоро. Ты вправду думаешь, что в такую ночь найдутся желающие следить за временем?

Давным-давно, несколько веков назад, то есть еще утром, Одноглазый, или Гоблин, или еще кто-то заметил, что рассвет – слишком далекая цель, недостижимая для нас. Вот как низко пал уровень общего оптимизма.

Прибыли гонцы. Хороших новостей не принес ни один. В город проникли несметные полчища южан с приказом добраться до нас, уничтожить и двигаться в стороны, вдоль стены и по самой стене, пока не вернутся туда, откуда начали. Однако нюень бао им в этом не помощники, а мои ребята – не беззубые младенцы. Так что чужаки просто шатаются по городу, вредят где могут и ждут, когда их кто-нибудь прикончит.

Зато в истреблении джайкури, укрывшихся в домах в надежде остаться незамеченными (несмотря на весь опыт общения с Хозяевами Теней), южане добились кое-какого успеха. Впрочем, не стоит винить джайкури за то, что не вышли помочь нам. Умирать никому не охота. А Могабе не стоит удивляться, если кое-кто из негодяев, пропущенных им в город, повернет против него.

Мы удерживали позиции. Иллюзорные двойники доводили до отчаяния врагов – те никак не могли понять, кого следует опасаться. Однако главная причина нашей стойкости – отсутствие выбора. Бежать-то некуда.

Тенекрут никак не помогал своим. Он все еще болтался среди холмов, вознамерившись лично раскрыть тайну. Ясное дело, необходимость выбирать из двух целей не могла его не расстраивать.

На фоне розовых сполохов появился отряд всадников, возвращавшихся с холмов. Хозяина Теней среди них видно не было.

– Гоблин! Одноглазый! Куда вы подевались?! Что с Тенекрутом?

Гоблин появился почти сразу, от него за версту разило самодельным пивом. Значит, они с Одноглазым припрятали где-то неподалеку несколько галлонов. Мои надежды колдун моментально свел на нет:

– Жив он, Мурген, жив. Разве что в башке у него кавардак. – И захихикал, мерзавец.

– Вот же гадство, – пробормотал я.

Если и Одноглазый успел надраться, то остаток ночи может пройти весьма интересно. Эти двое вполне способны забыть про все на свете и возобновить вражду, тянущуюся уже сотню лет. Когда они в последний раз напились и затеяли свару, в Таглиосе целый квартал превратился в руины.

Внук Глашатая все это время держался в тени, наблюдал. Словно одна из этих треклятых ворон. Каковых, кстати, вокруг заметно прибавилось.

С улицы к нам поднимался старикашка Хрипатый. Он сипел, кашлял и отхаркивался кровью и присаживался отдохнуть. Родом он из тех же земель, что и Одноглазый, а больше у них ничего общего, разве что любовь к пиву. Хрипатый, похоже, тоже пару раз навестил бочку.

Пока я оглядывал город, старик добрался-таки до верха, чтобы уяснить, насколько плохи наши дела. На нас пока что не слишком нажимали.

Хрипатый всхрипнул, откашлялся и сплюнул.

У подножия холмов вспыхнула еще порция розовых огней, обрисовав два громадных силуэта. Несомненно, то были Вдоводел и Жизнедав, ужасные альтер эго Госпожи и Костоправа, созданные специально для того, чтобы вызывать у тенеземцев медвежью болезнь.

– Не может быть, – сказал я нашим ручным колдунам.

Одноглазый уже вернулся. Одной рукой помогая устоять Хрипатому, которого, похоже, скрючил приступ астмы одновременно с разыгравшейся чахоткой, в другой он держал нечто вроде жерди, завернутой в тряпки.

– Это не могут быть Костоправ с Госпожой, – заявил я. – Они оба погибли у меня на глазах.

Горстка всадников приближалась к городу. И среди них сгусток тьмы, то есть не кто иной, как Тенекрут. Он был очень сильно занят – отбивался от розовых светляков, что роились вокруг.

Южане, сообразив, что хозяин возвращается в дурном расположении духа, возобновили атаку.

– Не знаю, не знаю, – протянул Гоблин, судя по голосу, совершенно протрезвевший от страха. – Того, который в доспехе Жизнедава, я вообще не ощущаю. Хотя мощь у него потрясающая.

– Госпожа лишилась сил, – напомнил я.

– А другой воспринимается совсем как Костоправ.

Не может быть…

– Могаба… – наконец выдавил Хрипатый.

Несколько братьев брезгливо сплюнули при упоминании этого имени. У всех, похоже, сложилось одинаково нелестное мнение о нашем бесстрашном предводителе.

К отряду Тенекрута протянулась извилистая розовая нить. Колдуну удалось ее отбить, однако половину его отряда будто корова языком слизнула. Во все стороны разлетелись ошметки тел.

– Вашу мамашу!.. – вырвалось у кого-то.

И эта краткая реплика с исключительной точностью описывала общее настроение.

– Могаба… – пролаял Хрипатый, – желает знать… не можем ли мы… прислать пару сотен бойцов… для отражения… проникшего в город противника?

– Эта сволочь нас за дураков держит?! – рявкнул Ваше Сиятельство.

– Или не знает эта жена верблюда, что мы теперь против нее? – осведомился Гоблин.

– А с чего бы ему думать, что мы его подозреваем? Он же такого высокого мнения о своих мозгах.

– По-моему, смешно, – сказал Бадья. – Хотел нас обжулить – и собственной задницей в пращу зарядился. А теперь не сможет освободиться, пока мы эту пращу не раскрутим.

– Гоблин, что затевает Одноглазый? – спросил я.

Одноглазый и Лофтус возились с баллистой. Под ногами у них валялись тряпки, а на ложе покоилось грозного вида черное копье.

– Не знаю.

Я оглянулся на ближайшие ворота. Оттуда нас могли видеть дозорные нары. Если отвечу, что мы слишком ослабли и помочь не в состоянии, Могаба уличит меня во лжи.

– Кто-нибудь возьмется меня убедить, что нам необходимо выручить Могабу? – спросил я.

Чтобы удержать наш участок, у меня, помимо Старой Команды, имелось шестьсот таглиосских легионеров, остатки войска Госпожи. Да еще неизвестное, по причине постоянной текучки, количество освобожденных рабов, бывших военнопленных и наиболее амбициозных джайкури.

Все отвечали отрицательно. Помогать Могабе не желал никто. Приблизившись к баллистам, я спросил:

– А как насчет того, чтобы сделать это ради спасения собственной шкуры? Если Могабу растопчут, мы останемся одни против всей армии тенеземцев. – Я оглянулся на ворота. – К тому же вон те ребята видят все, чем мы тут занимаемся.

Гоблин проследил за моим взглядом и потряс головой, выгоняя хмель:

– Надо обдумать.

Я уже стоял возле Одноглазого:

– Что это тут у тебя?

– Да так, пустячок. – Одноглазый с гордостью указал на копье. – Смастерил на досуге.

– Жутко выглядит.

Приятно уже то, что он сделал нечто полезное, не дожидаясь особых распоряжений.

Где-то раздобыв жердь черного дерева, Одноглазый провозился с ней много часов. Древко было испещрено непостижимыми миниатюрными сценками и буквами неизвестного мне языка. Наконечник был так же черен, как и древко, – на вороненой стали колдун искусно вытравил серебряные руны. Древко было даже тонировано, но совсем слабо, приглядываться надо, чтобы заметить.

– Что ж, неплохо.

– Неплохо?! О невежда! Смотри! – Он указал нам с Лофтусом на равнину.

Отряд Тенекрута, сократившийся до полного ничтожества, сопровождаемый роем розовых искр и насмешливым вороньим граем, был уже недалеко от стен.

– А тут мой Тенекрутобой тебя, гада, поджидает! – захихикал Одноглазый. Он издал пронзительный вой – здорово, видать, нагрузился пивом – и проорал: – Ничему бы он не смог помешать в томный полуденный час! Но вроде сейчас не полдень… Стреляй же, Лофтус! Копье не задержится в воздухе даже на пять секунд! Не успеет негодяй увидеть приближение беды и развеять чары, препятствующие отклонению копья от цели! Глядите, как засуетился этот кусок дерьма! Лофтус, дружище, готовься вырезать на древке зарубку в память о великой победе!

Как и всякий, обладающий хоть каплей здравого смысла, Лофтус не обращал на Одноглазого внимания. Он артистически управлялся со своей машиной.

– Большинство заклинаний, – трещал Одноглазый, – создано специально для пробития его индивидуальной защиты. Расчет строится на том, что у него нет времени для активного противодействия. Я сосредоточен на поражении конкретной точки на теле пассивно ведущего себя…

Я велел ему заткнуться:

– Гоблин! От этого может быть хоть малейшая польза? Наш Одноглазый уж точно не из тяжеловесов.

– Вообще-то, может. Тактическая. Если недомерок и вправду работал так усердно, как расписывает. Скажем, Одноглазый на порядок слабее Тенекрута. Но это лишь означает, что на ту же задачу ему потребуется вдесятеро больше времени.

– На порядок?

Вот, значит, в чем проблема Одноглазого.

– Пожалуй, даже на два.

С этими словами Гоблин удалился. Да и недосуг мне было вытягивать из него объяснения.

Наконец Лофтуса устроило наведение на цель, расстояние до нее и все прочее.

– Пора, – сказал он.

28

– Бей! – скомандовал я.

Раздался характерный звук выстрела баллисты. Всю стену объяла тишина. Черное копье понеслось сквозь ночь; вслед ей поплыла в воздухе случайная искра. Одноглазый говорил про пять секунд полета. На самом деле вышло даже меньше четырех, однако эти секунды растянулись на целую вечность.

Хозяина Теней достаточно хорошо освещало зарево пожаров, но вскоре он должен был скрыться за одной из башен, предназначенных для флангового обстрела. Его взор был устремлен назад, к холмам. Дивные всадники уже спустились на равнину, словно бросая вызов всем, кто осмелится его принять.

Тут-то я и ахнул!

Вдоводел держал в руке копье! Знамени не разглядеть, но копье – то самое, что служило ему древком с того дня, когда Черный Отряд покинул Хатовар.

Я перевел взгляд на Тенекрута – как раз в тот момент, когда изделие Одноглазого достигло цели.

Позже Гоблин говорил, что Тенекрут почувствовал угрозу, когда снаряд достиг высшей точки траектории. И что бы после этого ни предпринял колдун, он не ошибся. Или же ему здорово подфартило. А может, некая высшая сила решила, что ночь его смерти еще не настала.

Копье отклонилось на жалкие дюймы – и вместо Тенекрута поразило его коня. Вошло в плечо и пробило животное насквозь, словно оно было не плотнее воздуха. Рана тотчас покраснела и заискрилась. Красное пятно ширилось. Конь сбросил всадника, и Тенекрут, взревев в гневе, рухнул наземь. Он так и лежал бесформенной, судорожно дергающейся грудой, и Одноглазый уже уговаривал Лофтуса накрыть его залпом обычных кольев. Но затем Тенекрут бочком, по-крабьи, отполз в сторону, подальше от тяжелых копыт бьющегося в агонии жеребца.