Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма

Гоблин же с Одноглазым мало того что колдуны, мало того что разболтанны, недисциплинированны и вздорны, так еще и менее прочих склонны признавать его, Могабу, лучшим приобретением Черного Отряда за все прошедшие и на все будущие времена.

А особенно Могаба ненавидит Тенекрута, ведь тот, конечно же, никогда не выйдет на честный поединок, легенды о котором остались бы в веках.

Могаба хочет занять место в Анналах, и не абы какое, а самое главное. И похоже, он это место получит – однако не так, как ему мечтается.

– У тебя есть соображения, как нам с этим справиться? – Могаба не выказывал никаких чувств, хоть и понимал, что выздоровление Тенекрута наверняка изрядно приблизило час нашей гибели.

Я бы предложил помолиться, однако Могаба явно пребывал не в том расположении духа, чтобы посмеяться над шуткой.

– Боюсь, что нет.

– И в книжках твоих не найдется подсказки?

Он имел в виду Анналы. Как же старался Костоправ усадить Могабу за их изучение! Старик мастерски отыскивал в летописи Отряда прецеденты и извлекал из них практическую пользу – в основном потому, что не очень-то доверял своим командно-стратегическим талантам. А вот у Могабы самоуверенности хоть отбавляй, и он под любыми предлогами избегал знакомства с нашей историей. И лишь недавно до меня дошло, что он не умеет ни читать, ни писать. В некоторых странах грамота не считается мужским делом. Наверное, так обстояло дело и у наров в Гиэ-Ксле, несмотря на то что ведение Анналов – священный долг братьев Черного Отряда.

– Есть одна, но не знаю, сгодится ли. Проверенная временем тактика – отвлечь колдуна на второстепенную цель, где он причинит меньше ущерба. Это надо повторять, пока он не выдохнется либо пока не появится шанс подобраться к нему и перерезать глотку. Второе нам не подходит – на этот раз Тенекрут будет осторожнее. Думаю, он даже из лагеря не высунется, если только мы его не выманим.

Могаба кивнул. Услышанное его не удивило.

– Синдав?

Эти двое с самого раннего детства друзья неразлейвода. Синдав теперь у Могабы правая рука, а еще он командует первым таглиосским легионом, лучшим среди таглиосских подразделений. И старейшим. Как только мы прибыли в Таглиос, Могаба по поручению Костоправа взялся натаскивать новобранцев, и этот легион – его детище.

Синдав мог бы сойти за брата Могабы. А иногда он ведет себя как Могабова больная совесть. Пожалуй, Могаба дорожит его добрым мнением, даже не отдавая себе в этом отчета.

– Может, попробуем удрать? – предложил Синдав. – Га-га-га! Шучу.

Могаба шутки не понял. А если и понял, то не нашел в ней ничего смешного.

– Как насчет того, чтобы пострелять из баллист? – спросил я. – Если Тенекрут в пределах досягаемости, случайно можем попасть.

Это мы проделывали в ходе великой битвы, прежде чем оказались в ловушке. И ведь повезло: мы выжили. Правда, это сомнительное везение, поскольку мы теперь сидим по уши в дерьме. Жаль, что не удалось тогда насмерть прихлопнуть Тенекрута.

– Быстрота и маневр, – решил Могаба. – Выстрел – и смена позиции. Под прямой удар не подставляемся, иначе нам долго не продержаться. Будем вести анфиладный обстрел, пока Тенекрут не отвлечется на что-нибудь. В глаза ему смотреть не станем.

Зато Могаба посмотрел в глаза мне. Ему была нужна помощь Гоблина и Одноглазого, однако гордость не позволяла просить. Он, помнится, во всеуслышание заявлял, что волшбы не потерпит, что ей не место в Черном Отряде. Колдовство – дело низменное, бесчестное, это своего рода жульничество. Обычному человеку нечего противопоставить иллюзиям. Всякий раз, когда Могаба встречал наших коротышек, он вываливал им на голову эти упреки. И даже сулил Гоблину с Одноглазым немалые выгоды в случае, если они согласятся покинуть «его» Отряд.

Помощь тебе понадобилась? Ну не забавно ли – какую гибкость приобретает человек, когда в затылок ему дышит верная смерть?

Впрочем, гибкость гибкости рознь. Могаба не просит о колдовской помощи напрямик.

Я не стал тянуть из него жилы. Не имею такой привычки. Да к тому же была надежда, что моя уступчивость обозлит его куда сильнее.

– Каждый из нас должен сделать все, что от него зависит, – сказал я. – Если не справимся, наши разногласия даже дерьма не будут стоить.

Могаба поморщился. Среди множества качеств, необходимых воину-нару, красноречие не значится. На каком бы языке он ни изъяснялся.

Хорошо, что мы говорили на берилльском диалекте. Дискуссия продолжалась долго, Синдав переводил, и таглиосские офицеры уже с сомнением слушали его лишенную эмоций речь. Мы, Черный Отряд, в общении с посторонними всегда держим одну и ту же мину. Это особенно важно в отношениях с нанимателями. Не положено им знать, что у нас на уме. Потому что у этих господ есть дрянной обычай: заранее прикидывать, как бы натянуть нам нос, едва мы спасем их царственные задницы.

Считая братьев, принявших присягу с того дня, как мы прибыли в этот «благословенный» край, а также наров и Старую Команду, нас в Отряде теперь шестьдесят девять. Главная защита Дежагора – десять тысяч плохо обученных таглиосских легионеров, сколько-то бывших тенеземских рабов, примкнувших к нам добровольно, но ни на что серьезное не годных, да горстка джайкури, от которых пользы еще меньше. И с каждым днем это войско заметно убывает в числе. Старые раны и новые хвори косят наши ряды едва ли не успешнее, чем вражеские атаки.

Могаба удостоил меня легким поклоном – это у него выражение признательности. Вслух благодарить не стал.

Синдав с Очибой, сдвинув головы, обсуждали только что полученные донесения.

– Времени на разговоры не осталось, – объявил Синдав. – Противник вот-вот пойдет на штурм.

Сказано это было по-таглиосски. Синдав, в отличие от Могабы, постарался освоить язык как следует. Теперь силится понять культуру и образ мышления нескольких таглиосских племен – на мой взгляд, совершенно чумовых.

– Тогда расходимся по местам, – распорядился Могаба. – Мы же не хотим разочаровать Тенекрута?

Вот он, наш Могаба, во всей красе. Он взволнован до крайности, прямо-таки рвется в бой. Ему не терпится применить новую тактику и посмотреть, насколько уменьшатся наши потери.

Я ушел, не сказав ни слова. И не дождавшись разрешения.

Могаба знает, что я не считаю его Капитаном. Время от времени мы спорим на эту тему. Я не соглашусь признать его верховенство, пока не будет проведено голосование по всей форме. Подозреваю, он к выборам еще не готов, боится, что его популярность недотягивает до Капитанской.

И я выборы торопить не стану. Старая Команда может предпочесть меня, а мне такая работа не в радость. Да и не гожусь я для нее, если быть честным с самим собой. Я, черт подери, даже с Анналами едва справляюсь. Уму непостижимо, как это Костоправ успевал еще и кучей других дел заниматься.

Всю дорогу до моего участка стены я преодолел бегом.

12

Что-то, взявшееся невесть откуда, не видимое более никому, беззвучным смерчем вынырнуло из мглы небытия, настигло меня и поглотило. И никто не видел, как оно вцепилось в мою душу, рвануло и понесло во тьму.

«Боги! – подумал я. – Неужто вернулся, обретя великую мощь, Хозяин Теней? Но зачем ему понадобился я? Ведь моя роль поистине ничтожна…»

13

Меня властно призывали куда-то, и я не мог устоять. Сопротивлялся, но очень скоро понял: на самом деле мне не хочется победить в этой борьбе.

Я был в смятении. Совершенно не понимал, что происходит. Клонило в сон… Может, все это просто мерещится с недосыпу?

Затем голос, казавшийся смутно знакомым, назвал меня по имени:

– Мурген! Мурген, очнись! – (Тут меня бросило в сторону, как от удара, но, если и был удар, я его не ощутил.) – Давай, Мурген! Борись!

Что?

– Очухивается. Очухивается!

Я застонал, что, судя по новой вспышке радости, было немалым успехом.

Я застонал снова. Теперь мне известно, кто я такой. Но где нахожусь? И как тут оказался? И чей это голос?

«Да встаю, – хотел было сказать я. – Встаю, черт бы вас побрал!»

Наверное, снова учения… Я попробовал встать, но мускулы отказались поднимать тело. Совсем одеревенели. Меня подхватили под руки.

– Ставь на ноги, – сказал другой голос. – Пусть пройдется.

– Надо бы найти способ предотвращать такие приступы, – заявил первый.

– С удовольствием выслушаю любые идеи.

– Но это ж ты у нас лекарь…

– Да не хворь это, Гоблин, а колдовство. Ты сам колдун, вот и выясняй.

– Нет, командир, это не колдовство.

– Тогда что же за чертовщина?

– А если даже и колдовство, то я ни о чем подобном даже не слыхивал.

Меня поставили на ноги. Колени подогнулись, однако ребята не дали мне упасть.

Приоткрыв один глаз, я увидел Гоблина и нашего Старика. Но Старик же мертв… Я шевельнул для пробы языком:

– Похоже, я очнулся.

На этот раз слова выговорились, хоть и с трудом, но разборчиво.

– Очнулся, – подтвердил Гоблин.

– Помоги ему идти.

– Да не пьяный он, Костоправ! Он здесь, в полном сознании. Справится и сам, никуда не денется. Ведь так, Мурген?

– Да. Я здесь. Я никуда не денусь, пока бодрствую.

Хотя где это «здесь»? Я огляделся. А-а… Снова здесь…

– Что стряслось? – спросил Старик.

– Меня снова утащило в прошлое.

– Дежагор?

– Ну да, как всегда. На этот раз – в тот день, когда ты вернулся. И когда я встретил Сари.

Костоправ только крякнул.

– С каждым разом боль все слабее. Сегодня вообще прошло легче легкого. Но и, кроме боли, все плохое сходит на нет. Я не увидел и половины тех ужасов, что там есть…

– Это же хорошо. Может быть, если полностью избавишься от боли и страха, прекратятся и приступы…

– Да не сошел я с ума, Костоправ! Не сам же все это проделываю с собой.

– А возвращаться ему с каждым разом все труднее, – заметил Гоблин. – Сегодня уже не выкарабкался бы без нашей помощи.

Пришла моя очередь крякнуть. Что же получается? Может выйти так, что меня снова и снова будет забрасывать в надир моей жизни?

Впрочем, Гоблин не догадывался о самом худшем. Я еще не вернулся. Меня вытащили из бездны прошлого, но я еще не здесь, не с ними. Все происходящее сейчас – тоже мое прошлое, только в этот раз я понимаю, где нахожусь. И знаю, какие напасти готовит мне будущее.

– На что это было похоже?

Гоблин, как обычно, вглядывался в мое лицо. Будто какой-нибудь нервный тик мог послужить подсказкой, необходимой для моего спасения. Костоправ прислонился к стене – он часто так делает. Старик был вполне удовлетворен тем, что я заговорил.

– То же, что и всегда. Только не так болезненно. Хотя на этот раз поначалу я был не совсем я. Вот в чем разница. Я был просто точкой наблюдения… ну, или голосом бестелесного проводника, рассказывающим безликому путнику, что тот видит вокруг.

– Путник тоже бестелесный? – спросил Костоправ.

Эта разница его заинтересовала.

– Нет, там определенно кто-то был. Человек как человек, только без лица.

Гоблин с Костоправом встревоженно переглянулись. Масла и Крутого в этот раз с нами не было.

– Какого пола? – спросил Костоправ.

– Не разобрал. Хотя это был не Безликий. Вряд ли кто-то из нашего прошлого. Должно быть, он просто возник у меня в сознании. Наверное, мне пришлось разделиться на части, чтобы легче переносить такие жуткие приступы боли…

Гоблин недоверчиво покачал головой:

– Это не ты, Мурген. Все это проделывает кто-то – или что-то – помимо тебя. Надо бы узнать, кто он. А еще выяснить, что ему нужно и почему он выбрал тебя. Ты не уловил какие-нибудь намеки? Как все происходило? Попробуй вспомнить. Мельчайшая деталь может послужить зацепкой.

– Когда это началось, я был полностью разъят. А после снова стал Мургеном, который все переживал заново, пытался занести в Анналы происходящее и ничего не знал о будущем. Помнишь, как ты сам мальчишкой ходил купаться? И кто-нибудь подкрадывался сзади, чтобы тебя макнуть? Выпрыгивал из воды повыше, ладонью упирался в твою макушку, а после всем весом топил? А ты, если глубоко, вместо того чтобы двигаться прямо вниз, изворачивался и как бы ложился на живот? Так же точно и здесь. Только на живот-то я переворачиваюсь, а выплыть наверх не могу. Я забываю, что проделывал это уже многократно и всегда получалось одинаково. Может, вспомни я хоть раз будущее, попытался бы изменить ход вещей или, по крайней мере, сделать запасные копии с моих книг, чтобы они не…

– Что? – Костоправ навострил уши. Стоит помянуть Анналы, и все его внимание в полном твоем распоряжении. – О чем это ты?

Сообразил ли он, что я вспоминаю будущее? Ведь в настоящий момент мои тома Анналов еще целы.

Волна страха и боли захлестнула меня с головой. За страхом и болью последовало отчаяние – несмотря на все погружения в прошлое и визиты в настоящее, мне не предотвратить того, что произойдет. Никакой силы воли не хватит, чтобы отвернуть в сторону реку, несущую нас в бездны ужаса.

На несколько секунд я утратил дар речи – столь многое хотел сказать. Затем, хоть и не впрямую, сумел облечь мысли в слова:

– Ты хочешь поговорить о роще Предначертания?

Я хорошо помнил тот вечер. Достаточно часто здесь проезжал, успел изучить дорогу. Ландшафт, правда, каждый раз слегка менялся, но далее время вновь оборачивалось все той же неумолимой рекой…

– Роща? – удивленно переспросил Костоправ.

– Тебе нужно, чтобы я повел Отряд к роще Предначертания, верно? Близится Фестиваль Огней, что бы это ни значило. Ты считаешь, что на нем может появиться Нарайян Сингх. Самое время изловить его – или кого-нибудь из тех, кто знает, где Нарайян прячет твоего ребенка. На худой конец, у нас будет шанс перебить многих из них, причинить этой секте больше вреда, чем она причинила миру.

В своем намерении извести обманников Костоправ был тверд. Даже тверже, чем Госпожа, а ведь из них двоих сильнее была оскорблена она. Когда-то, давным-давно, он счел своим священным долгом замкнуть кольцо истории Отряда. Он решил стать тем Капитаном, который приведет Отряд назад, в Хатовар. Эту мечту он лелеет до сих пор, однако воцарившийся кошмар наяву отодвинул ее на второй план. Кошмар берет свое, и, пока плетется эта паутина ужаса, боли, жестокости и мести, Хатовар остается лишь предлогом, но не целью.

Костоправ неуверенно разглядывал меня.

– Откуда ты знаешь про рощу Предначертания?

– Я вернулся назад, уже зная.

Что было сущей правдой, вот только «назад» мы могли понимать по-разному.

– Так ты поведешь туда наших?

– Не могу не повести.

Теперь и Гоблин недоуменно воззрился на меня.

Я сделаю то, о чем просит Костоправ. Я знаю, как все произойдет, однако не могу объяснить этого товарищам. В моей голове два разума. Один рождает вот эти мысли, другой же тем часом набивает тросы и рифит паруса.

– Сейчас я в порядке, – сказал я. – По-моему, есть способ уберечься от этих приступов. По крайней мере, не так глубоко уходить в прошлое. Только объяснить я его не могу.

Невелико удовольствие – раз за разом спотыкаться о кромку времени и проваливаться в мрачные, до жути реальные сны про оборону Дежагора. Пусть даже превращаясь в точку наблюдения, почти нечувствительную к ужасу, почти равнодушную к творящимся повсюду чудовищным злодеяниям.

Костоправ о чем-то заговорил, но я перебил:

– Через десять минут приду в штаб на собрание.

Я ничего не могу рассказать прямо, но, быть может, удастся хоть что-то объяснить намеками.

А впрочем, я же знаю: ничего не изменится. Самое ужасное ждет нас впереди, и я бессилен отвести беду.

Однако в роще я сделаю все от меня зависящее. А вдруг на этот раз выйдет иначе? Если бы только вспомнить будущее получше да сделать верные ходы…

Ты! Кто бы ты ни был! Ты вновь и вновь увлекаешь меня к истокам боли. Зачем тебе это нужно? Что тебе вообще нужно? Кто ты есть и что ты есть?

Молчишь? Да, ты всегда молчишь…

14

Ох и зубаст же проклятый ветер! Кутаясь в одеяла, мы стучали зубами и мечтали поскорее убраться из этих жутких дебрей. Не понимали, что мы тут делаем, дрожа, точно беззащитные цуцики. Была б наша воля, мы бы сюда и вовсе не сунулись.

И все-таки нечто неуловимое, какая-то увертливая эмоция в глубине моего существа твердила, что задача у нас крайне важная и оплошать мы не имеем права. Мне даже не представить, как много от этого зависит.

Невидимые во тьме, деревья потрескивали и поскрипывали. Под стоны и плач ветра очень легко дать волю воображению, и тогда начнут мерещиться многие тысячи замученных насмерть в этом лесу. Это их стоны и плач, это их мольбы о милосердии, не находящие отклика даже теперь. Того и гляди мертвые восстанут перед тобой, требуя отмщения живым…

Я, хоть и старался держаться героем, не мог унять дрожи. Укутался поплотнее в одеяло, но и это не помогло.

– Эй, неженка! – насмешливо окликнул меня Одноглазый, словно самому ему, мелкому пакостнику, легче легкого было держать себя в руках. – Если Гоблин не прекратит шарахаться по округе, я спущу со старого пердуна штаны и посажу его тухлой задницей на глыбу льда! Гвоздями прибью, чтобы не слез!

– Вот это называется «творческий подход».

– Не умничай, Щенок. А не то…

Остаток фразы был унесен сильным порывом ветра, и я так и не узнал, чем меня хотел напугать Одноглазый.

Дрожали мы все не только от холода, хотя никто не признался бы в этом. Мы очутились в жутком месте, и нас страшила наша задача, да вдобавок по вине громадной тучи мы лишились даже той жалкой помощи, что оказывали нам звезды.

Ночь выдалась чертовски темная. А душилы, похоже, сдружились с теми, кто правит Тенями. Принесла такой слушок сорока на хвосте. Вернее, не сорока, а большая черная птица.

– Мы слишком задержались в городе, – посетовал я.

Одноглазый промолчал. За него ответил Тай Дэй. Парень лишь буркнул, но для него это была целая тирада.

Ветер донес до моих ушей хруст потревоженного осторожной поступью хвороста.

– Гоблин, черт тебя дери! – рявкнул Одноглазый. – Кончай топать! Хочешь, чтобы весь мир узнал, что мы здесь?

А ведь Гоблина даже за пять шагов мы бы не услышали, хоть он пляши. Нет у Одноглазого никакого уважения к законам природы и к логике простых смертных.

Передо мной возник Гоблин, опустился на корточки. Его желтые зубки выстукивали дробь.

– Все готово, – шепнул он. – Дело за тобой.

– Тогда лучше бы начать, – буркнул я в ответ, поднимаясь на ноги. – Пока я не сломался под тяжестью здравого смысла.

Колени скрипнули. Мускулы не желали растягиваться. Я выругался. Похоже, слишком стар я для таких приключений, хотя среди наших в свои тридцать четыре остаюсь юнцом.

– Подъем, – сказал я достаточно громко, чтобы услышали все.

Знаками в темноте не объяснишься.

Мы находились с подветренной стороны, да и Гоблин постарался, так что о шуме можно было не тревожиться.

Наши растворились во мгле – столь тихо, что даже почудилось, будто я остался совсем один, если не считать ординарца. Мы с ним тоже двинулись вперед. Тай Дэй прикрывал мне спину. Темнота ему вовсе не мешала. Кошачьи глаза у парня.

Меня обуревала уйма самых разноречивых чувств. Я впервые командовал в рейде и сомневался, достаточно ли очухался от дежагорских впечатлений, чтобы справиться. Я по-прежнему шарахался от теней и, сам не понимая почему, был маниакально подозрителен ко всем, кто не числился в Отряде. Однако Костоправ настоял, и вот я здесь, в темном недобром лесу, с сосульками на заднице, руковожу первой самостоятельной операцией Отряда после нескольких лет бездействия. Хотя, если учесть, что каждого из нас сопровождает ординарец-телохранитель, мы не так уж и самостоятельны.

Заставляя себя продвигаться вперед, я одолел неуверенность. Черт возьми, теперь слишком поздно отступать.

Покончив с тревогами на свой собственный счет, я обратился к заботам об Отряде: как мы будем выглядеть по завершении дела? Если провалим его, списать это на ненадежность и неумелость таглиосцев, на их внутренний раздор, то есть на обычные палки в наших колесах, не получится.

Я добрался до гребня невысокого холма. Руки заледенели, однако тело под одеждой обливалось потом. Впереди замаячил свет – это обманники, чтоб им пусто было, блаженствуют у костра. Остановившись, я напряг слух, однако ничего не услышал.

Откуда Старик вызнал, что главари обманников именно в этом году соберутся здесь на свой Фестиваль? Его способность добывать сведения порой пугает. Может, Госпожа постаралась? А может, он и сам обладает кое-какими магическими способностями, предпочитая об этом помалкивать?

– Ну, сейчас посмотрим, сохранился ли у Гоблина этот талант, – сказал я.

Тай Дэй не ответил даже своим обычным бурканьем. Но молчание было достаточно красноречивым.

Вожаков душил должно было собраться три-четыре десятка. Мы непрестанно охотились за ними с тех пор, как Нарайян похитил дитя Костоправа и Госпожи. Тогда-то Старик и выбросил из Отрядного словаря слово «пощада». Тем самым он уравнял нашу философию с философией обманников, о чем эти сомлевшие у костра парни, конечно же, никогда не задумывались.

Гоблин своих умений не растерял – все часовые уснули мертвым сном. Однако, как всегда, составленный загодя план не совпал с действительностью.

Я полз футах в пятидесяти от костра, и тут рядом из большого уродливого шалаша выбрался на цыпочках, как будто его выслеживали все дьяволы ада, человек, сгибающийся под тяжестью изрядной величины узла. Узел дергался и хныкал.

Я сразу же смекнул, что это за субчик.

– Нарайян Сингх! Стоять!

Верно, Мурген! Пусть у мерзавца ноги с перепугу отнимутся.

Остальные тоже признали его. Поднялся многоголосый рев. Просто не верилось в такое везение, хоть меня и предупредили, что в роще Предначертания может оказаться самая лакомая добыча. Нарайян Сингх – обманник номер один, злодей, за которым Госпожа с Капитаном охотились долгие годы, дюйм за дюймом сужая кольцо.

А в этом узле наверняка их дочь.

Я заорал, отдавая приказы. Однако люди, вместо того чтобы повиноваться, принялись действовать кто во что горазд – в основном погнались за Сингхом. Воцарившийся шум разбудил остальных обманников. Самые проворные бросились бежать.

К счастью, кое-кто из наших не потерял голову.

– Ну, теперь-то согрелся? – спросил Гоблин.

Я перевел дух, краем глаза заметив, как Тай Дэй вонзил тонкий клинок в глаз ничего не соображавшего спросонья душилы. Мой телохранитель глоток не режет – не любит грязи.

Все было кончено.

– Много мы уложили? Многим ли удалось уйти?

Я взглянул туда, куда убежал Сингх. Тишина в той стороне не сулила ничего радостного. Изловив его, ребята непременно грянули бы «Ура!».

Вот проклятье! Рано я, выходит, торжествовал. Если бы удалось приволочь его в Таглиос… Если бы желание да было конем…

– Нескольких возьмите живьем, пусть нам сказочек на сон грядущий порасскажут. Одноглазый! Как этому черту удалось понять, что мы рядом?

Карлик пожал плечами:

– Откуда мне знать? Может, богиня ихняя его за гузно ущипнула…

– Да нет, похоже, Кина тут ни при чем.

Но я вовсе не был в этом уверен.

Тай Дэй подал мне знак.

– Верно. Я и сам об этом подумал.

Взгляд Одноглазого сделался озадаченным.

– Вы о чем? – проворчал Гоблин.

Как всегда, наши ведуны на высоте!

– Ребята, вы хоть елду свою без карты местности отыщете? Шалаш, старички! Шалаш! Не много ли веток для одного злобного коротышки с ребятенком по колено ростом? Не великоват ли шалашик – даже для живого святого и дочери богини?

Одноглазый гаденько ухмыльнулся:

– Никто больше оттуда не выходил, так? Так. Что, поджигать?

Прежде чем я успел ответить, Гоблин заверещал. Я обернулся. Бесформенный сгусток тьмы, видимый только в отсветах костра, вырвался из шалаша – и я здорово приложился о землю, сбитый с ног Тай Дэем. Надо мной полыхнуло, молнии вокруг с сухим треском впились в землю. Со всех сторон летели стремительные огненные шары.

Затем убийственная тьма испещрилась, как будто ее проела моль, и распалась на клочки.

Вот, значит, что заставляло нас дрожать в засаде… Однако этот раунд мы выиграли.

Я сел и показал пальцем:

– Давайте поглядим на нашу добычу. Думаю, это будет интересно.

Ребята мигом развалили шалаш. И конечно же, увидели в свете костра полдюжины старичков – сморщенных, малорослых и коричневых, точно каштаны.

– Тенеплеты. В компании с душилами. И правда любопытно.

Старикашки залепетали, выражая полную готовность сдаться.

С тенеплетами мы встречались и раньше. Личным героизмом эта порода не отличается.

– Тенеземцы – славные ребята, после того как услышишь от них «Сдаюсь», – с ухмылкой сказал один из наших, по имени Хлуп. – Наверное, все они обучены самым ходовым таглиосским словечкам.