Война и мир в отдельно взятой школе

– Звучит угрожающе! «Они уже тут!» Кто «они»? – усмехнулась Леля Абрикосова.

– Сестрички Мамоновы, – объяснил Петя. – Мои двоюродные.

– Красивые? – тут же встрял Толя Абрикосов.

– Очень миленькие, но совсем старенькие, – вмешался Федя Дорохов. – Я их с Петькой видел. Им уже по двадцать два точно. А то и больше. Петька, что случилось?

– Пока не говорят, – сказал Петя, двигаясь к выходу. – Но как-то волнуются.

– Ну, счастливо! – раздраженно бросила Аня ему вслед и, выждав недолго, обратилась к Феде: – Ты-то хоть расскажи, в чем дело?

– Хэ зэ, – махнул рукой Федя. – Какие-то семейные скандалы, откуда мне знать… Ну, где твой тост?

– Итак, мои дорогие, в третий раз, – слегка обиженно сказала Аня. – Друзья! Ребята! Эй! Все сюда! Давайте за нашу школу, за наш класс, за нас! Ура!

Все потянулись чокаться.

– Через два месяца мы снова все встретимся! Ура! До дна!

– Не все, – качнул головой Лубоцкий.

– Это еще что?

– Уезжаю, – объяснил он. – Переезжаю, в смысле. И не я один. Вот Федька тоже. И Лиза. И Безнос. И они тоже, – он показал на Батайцевых.

– Вы что? Так это же… Это же нашего класса больше не будет? – изумилась Леля Абрикосова. – Вы что, совсем уже? Зачем?

– Не зачем, а почему, – сказал Лубоцкий. – Потому что мы все живем в Калачёвском квартале. А Калачёвский квартал сносят. Буквально совсем скоро. Потому что на этом месте будет, – и тут он закашлялся, – будет что-то большое-пребольшое.

– Фигасе, – выдохнула Полина.

– Фигасе, – повторили Леля и ее брат Толя.

Толя добавил:

– А чего сносить? Нормальные дома, я так считаю!

Калачёвский квартал – это были три небольших четырехэтажных дома между Большим, Малым и Средним Трофимовскими переулками. Когда-то, в самом начале прошлого века, эти дома построил фабрикант Калачёв для служащих, которые управляли его московскими фабриками.

– Мы все тоже так считаем, – покивал Лубоцкий. – Но кто-то считает по-другому.

Он пристально посмотрел на Аню.

– А я тут при чем? – Она даже покраснела. – Это сейчас идет по всей Москве. Всем дадут новые прекрасные квартиры.

– За МКАДом? – спросил Толя Абрикосов. – Блин. Совсем краев не видят!

– Почему обязательно за МКАДом? – пожала плечами Аня. – Глупости.

– Нашего класса не будет, – гнул свое Лубоцкий. – Вот всей этой нашей компании. Это только так кажется, типа «все равно будем общаться». Не будем. Я узнавал, в Калачёвском квартале живут, представь себе, тридцать шесть наших ребят, если по всей школе. И пятеро учителей. Выходит, нашей «двенашки» тоже не будет.

– Как это не будет? – не поняла Полина. – Тоже снесут? Ни фига себе!

– Да, ходят такие разговоры, что и школу снесут. Она же совсем рядом. А если и не снесут, то все равно ее не будет – в переносном смысле, – объяснил ей Абрикосов. – Вроде та, да не та. Поняла? Вот как если у тебя нос оторвать, – и он потянулся к ней скрюченными пальцами. – Ты будешь ты? Вроде ты! Но не совсем!

– А-а-а… – протянула она, на всякий случай отшагнув в сторону. – Теперь понятно.

* * *

Тем временем Петя ехал в большой черной машине. Он сидел сзади. Рядом с ним сидела его двоюродная сестра Оля Мамонова. Это была красивая стройная девушка, но с совершенно каменным лицом. Смотрела прямо перед собой и разговаривала, едва шевеля губами.

– Куда ты меня везешь? – спросил Петя.

– Он умирает, – ответила она. – Катя сейчас с ним. Все совсем плохо.

– Кто умирает? – спросил Петя.

– Кирилл Владимирович.

– Кто-кто? – нарочно переспросил Петя.

– Твой папа.

– Нет у меня никакого папы, – мрачно сказал Петя и стукнул ее кулаком по коленке.

– Нет, есть! – зашипела Оля, больно шлепнув его по руке. – Он тебя признал своим сыном! Дал тебе фамилию и отчество!

– Спасибо большое! – Петя довольно-таки зло осклабился. – Высади меня у метро. Пожалуйста!

– Дурачок. – Оля обняла Петю. – Как говорили в старину, какой-никакой, а все-таки отец. Родная кровь. И потом. Он вдовый и бездетный. У него никого нет. Совсем никого, кроме нас с Катей. Но мы всего лишь племянницы. Он все оставил тебе.

– Что – все? – не понял Петя. – В каком смысле?

– Все в смысле все. От и до. Нет, не все, конечно. Пятьдесят процентов завещал на благотворительность. Совсем чуточку нам с Катей. А остальное, процентов, наверное, сорок восемь, – тебе. Единственному сыну. Постарайся не сойти с ума. Но ты не бойся. Есть попечительский совет, будет следить, чтоб ты все не спустил на чупа-чупсы. И я буду за тобой следить.

Она обняла его еще сильнее, громко чмокнула в щеку и отстранилась.

Машина въехала в ворота особняка. Охранник поздоровался с Олей, черной лопаткой металлоискателя погладил Петю по спине, груди и ногам.

Катя встречала их у дверей.

– Идем, – велела она Пете.

– А это… а это не страшно? – вдруг сморщился он.

– Страшно, – сказала она и взяла его за руку.

Большая комната была оборудована совсем как палата в реанимации. Капельницы, провода, трубочки. Приборы, на которых выскакивали зеленые дрожащие цифры. Мужчины и женщины в белых халатах ходили вокруг кровати. На ней лежал совершенно лысый старик. У него было исхудавшее лицо с пористым круглым носом. «Похож на меня», – подумал Петя.

– Дядя Кира, – громко окликнула Оля. – Петя пришел.

Старик чуть повернул голову, слабо кивнул и прошептал:

– Сынок. Поцелуемся.

Оля толкнула Петю в спину, он нагнулся и притронулся губами к коже, пахнувшей медицинским спиртом. Почувствовал, как сухие горячие губы коснулись его щеки.

– Вон там, – произнес старик и куда-то махнул рукой.

Оля вытащила из сумочки ключ, стала отпирать сейф, который прятался за дверцей книжного шкафа. Достала оттуда тонкий кожаный портфель.

Медсестра вскрикнула. Все обернулись. Она стала разматывать провода из коробочки, прилаживать их к груди старика. Но врач сказал:

– Хватит уже, не надо его больше мучить.

Старик дышал медленно и протяжно, все тише и тише.

– Есть варианты, – вдруг сказала Катя и попыталась забрать портфель у Оли.

– Нет вариантов! – Из угла комнаты вдруг выскочила еще одна дама и помогла Оле удержать портфель. – Нет никаких вариантов, все подписано вчера вечером. Девочки, – очень строго сказала она, – обнимитесь и поцелуйтесь. Немедленно!

Оля и Катя обнялись и поцеловались. Потом обняли и поцеловали Петю. Велели ему сесть на табурет, взять за руку старика и сидеть так, пока его дыхание не стихнет. Кто-то снимал все это на видео.

Затем они с Олей и Катей прошли в комнату на втором этаже. Сестры объяснили, что вступление в права собственности – через полгода. А пока Оля перевела Пете, как она выразилась, «некоторую сумму» на его карточку. На текущие надобности. Пискнула эсэмэска. Перед глазами заплясало семизначное число. «Главное – не сойти с ума», – подумал Петя.

* * *

С дороги он позвонил маме.

– Ты еще у Анечки? – спросила она.

– Нет, – сказал Петя. – Мам! Тут такое дело. Я был у отца.

– Зачем?! – возмутилась она. Она ненавидела Кирилла Владимировича, считала, что он жизнь ей изломал, и это в каком-то смысле было правдой. Он ей не помогал с ребенком. После рождения Пети они почти не виделись. Последние двенадцать лет вообще ни разу.

– Он умер только что, – объяснил Петя. – И оставил мне наследство.

– Если ты возьмешь хоть копейку, – закричала она, – я тебя прокляну!!!

Петя замолчал. Она молчала тоже. Но потом спросила:

– А сколько он тебе оставил?

– Всё, – сказал Петя.

– Не хочешь разговаривать с матерью?! Что ты всёкаешь? Что ты хамишь?

– Мама, не кричи. «Всё» в смысле всё. Всё свое имущество. Ну, то есть половину на благотворительность, а половину мне. Смешно, правда?

– Ты сейчас домой? – спросила она.

Петя подумал и сказал:

– Я сначала зайду к Аньке. Я там рюкзак забыл.

* * *

Когда он вошел в комнату, там происходил какой-то громкий, напряженный разговор.

Все вдруг замолчали и посмотрели на него.

– Ну и чего? – спросил Федя Дорохов.

– Ничего, – на всякий случай сказал Петя. – А вы тут чего?

– Да так, – отозвалась Аня, с трудом сдерживая злобу и желание выгнать всех ребят к черту. – Решаем разные вопросы… Вот скажи мне, Петечка… Do you think children are responsible for the deeds of their fathers? Or not?[6]

– I think no[7], – честно ответил он.

– Спасибо, Петя. Ты умный. Ты хороший. А вы, – она повернулась к остальным, – тоже мне! Нашли главную виноватую!

Глава 2

Kuraga

Игорь Малышев[8]

В России ничего не делается быстро. Когда герои нашей истории вернулись с летних каникул, вопрос со сносом Калачёвки все еще не был решен. То ли не хватало какого-то высокого согласования, то ли важные бумаги заблудились в бюрократических лабиринтах, но дело застопорилось.

Все заинтересованные лица напряженно ждали исхода.

В 10-м «Б», как и во многих современных классах, был свой внутренний чатик в WordApp. Там можно было обменяться новостями, выяснить что-то, спросить, как решать задачу в домашнем задании. Пустая болтовня не приветствовалась, спамеры безжалостно банились на неделю и даже больше в случае рецидива.

На последнем уроке, когда химичка по прозвищу Глюкоза, дама за сорок, весьма жесткая и, вопреки кличке, совсем не «сладкая», муштровала класс, смартфоны почти всех ребят вздрогнули, принимая сообщение. Федькин айфон, не переведенный в беззвучный режим, громко тенькнул.

– Дорохов, к доске, – моментально отреагировала Глюкоза.

– Да ё-моё, – тихо выругался Федор. – Что ж так не везет-то…

До конца урока оставалось целых десять минут, и шансы схватить пару были самые очевидные.

Глюкоза вцепилась в жертву, а десятиклассники тем временем успели глянуть на экраны смартфонов.

Писал Андрей Лубоцкий: «Дядя Федор, Лиза, Безнос, Батайцевы, Шерга, останьтесь после урока. Есть серьезное дело».

– Лубок, ты охренел? Ты чего пишешь посреди урока? – наехал на Андрея Федька, когда за Глюкозой закрылась дверь. – Я еле-еле на трояк вытянул.

– Извини-извини, – примирительно поднял руки Андрей. – Но дело срочное, я боялся, что вы разбежитесь. Петька! Безносов! Стой, не уходи. Поговорить надо. Вечно я забываю про твою «нокию».

По техническим причинам Петя был единственным, кто не состоял в чате.

Класс опустел, остались только перечисленные в сообщении и почему-то Вася Селезнев.

– Василий, дружище, ты чего домой не идешь? – спросил Андрей.

Селезнев неловко оглянулся на Шергину и чуть покраснел.

– Да вот тоже решил послушать. Интересно.

– Ну, сиди, если хочешь.

Лубоцкий оглядел собрание:

– Как там у Гоголя было? «Я пригласил вас для того, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие». Хотя это уже никакое не известие. Короче, отец тут на днях все как следует разузнал. За Калачёвку берутся всерьез. В течение месяца, максимум двух, окончательно решится, будут ее сносить или нет. Правда, Аня?

Между Лубоцким и Шергиной никогда не было особо теплых чувств, скорее ровные, подчеркнуто нейтральные. Андрею не очень нравилось, что Аня по делу и без дела использует свой английский (пусть и вправду безукоризненный), а девушка не без оснований полагала, что Лубоцкий считает себя самым умным. И плюс к тому Аня как ни убеждала себя, так и не смогла полностью преодолеть ощущение, что она здесь самая старшая. Опять же, «Шерга»… В пятнадцатилетнем возрасте клички воспринимаются как само собой разумеющееся, а в семнадцать смириться с ними уже сложнее. Детским садом отдает.

Впрочем, Аня была неплохой актрисой (уже три года играла в любительском молодежном театре), и скрывать от посторонних свои переживания для нее труда не составляло.

– Дюш, Дюша, – подал голос Вася, – мы ж уже все обсудили. Это не ее вина. Она тут вообще не при делах. Ты хотя бы представляешь, насколько серьезные дядьки будут решения принимать?

– Представляю, – заверил его Андрей. – Только у Ани папа тоже, знаешь, не просто так погулять вышел. От его позиции многое зависит, не?

Одноклассники внимательно смотрели на Шергину. Даже Федька оставил GTA и вынырнул из смартфона.

– В общем, так. Ни я, ни моя семья не хотим переезжать куда-нибудь в Бутово или Балашиху. Кого-нибудь тут манит Бутово?

– На фиг, на фиг, – заметил Федька, снова ныряя в экран.

– Я тоже не хочу никуда переезжать, – подал голос Петя, – только, по-моему, Василий прав. От Ани тут вообще ничего не зависит.

– Она дочь своего отца, пусть повлияет! Мне все равно каким образом. Я хочу остаться в своей квартире и своей школе. Меня тут все устраивает.

Сестры Батайцевы поднялись со стульев.

– Ань, правда, поговори с отцом, – заговорили наперебой. – Мы тоже не хотим ни в Бутово, ни в Саларьево! Москва большая! Пусть найдет другое место для своего комплекса!

Лиза Дейнен стояла рядом с Лубоцким, всплескивала руками и увещевала Аню и остальных глубоким красивым голосом:

– Аня, девочки, парни! Нельзя это так оставлять! Андрюша прав, надо что-то делать!

Аня вскочила и закричала, перекрикивая общий гомон:

– Да поймите же вы! Отец меня даже не послушает! Это для него дело всей жизни. Он знаете с какими людьми завязался, чтобы этот комплекс пробить? Выше только звезды. Даже и говорить с ним на эту тему не стану!

– Станешь! – наперебой выкрикивали одноклассники. – Станешь! Иначе не подходи к нам!

Аня чувствовала, как лицо ее идет пятнами. Встал Вася, взял ее за плечо и потащил к выходу.

– Алё! Кончай базар! – проорал он, внезапно растеряв всю интеллигентность, отступая и прикрывая собой подругу. – Вы чё упертые-то такие? Сказали вам, без вас дело решать будут. Как ее батя отрежет, так и станете носить.

– Вот пусть Шерга и поговорит с ним! Тридцать пять человек, блин, пострадают! Не считая учителей!.. А если и школу снесут, то гораздо больше!

– Всё! Закрыли вопрос!

Вася хлопнул дверью.

– As it turned out, Vasya, you could be a harsh person[9], – нервно посмеиваясь, сказала Аня, шагая по опустевшему коридору школы.

– I got that from my father, – успокаиваясь, сообщил парень. – He defended a lot of thugs in the 90s! Some really spirit-lifting words are just popping out from his lips every now and then, haha![10]

Василий сделал паузу.

– Why didn’t you talk to your father?

– I talked to him! He told me not to ask him such questions any more[11].

* * *

Обстановка в классе меж тем медленно, но верно накалялась. Через три дня после той стычки Лубоцкий подошел к парте Ани. За спиной его тенью маячила Лиза Дейнен.

– Ты говорила с отцом? – без предисловий спросил Андрей.

– Нет. И не собираюсь, – ответила Анна, чувствуя, как начинают дрожать пальцы и сохнет горло. – Да поймите вы, в конце концов, я не виновата в этой ситуации и никак, вообще никак не могу на нее повлиять…

– В таком случае мы тоже не видим смысла с тобой разговаривать, – спокойно объявил Андрей и добавил, как припечатал: – Бойкот!

Отвернулся и пошел вдоль рядов парт.

Дейнен вдруг начала размеренно хлопать в ладоши, глядя в упор на Аню. Некоторое время Лиза молчала, а потом, следуя за ритмом, принялась бесстрастно выговаривать, словно хлестать мокрой тряпкой:

– Бойкот! Бойкот! Бойкот!

Следом за ней поднялся весь класс и тоже принялся повторять:

– Бойкот! Бойкот! Бойкот!

Эхо от хлопков звенело под потолком, больно отдаваясь в ушах.

Вася, сидевший теперь за одной партой с Аней, с размаху ударил ладонью по столу.

– А ну, завалили пищевод!

Хор рассыпался и смолк.

Три дня после этого Ане никто не сказал ни слова. За исключением Васи, конечно. Он не отходил от нее ни на шаг и сам перестал разговаривать с одноклассниками.

– Вася, ты зря отношения с классом рвешь. Ты тут ни при чем, – пробовала убедить его Аня. – Я бы знаешь как хотела все восстановить, но…

– Я так решил.

А потом в общем чате в WordApp появилось новое лицо – Kuraga.

Kuraga. 09.09_18:21. Ну что, пупсы, как будем на Шергу воздействовать? Сами видите, бойкот ее не парит. А часики тикают. Осталось меньше месяца.

Лубоцкий. 09.09_18:25. Ты кто вообще?

Kuraga. 09.09_18:25. Какая разница? Важно, что я в этой ситуации тоже лицо заинтересованное.

Лубоцкий. 09.09_18:26. Как ты сюда попала? Или попал?

Kuraga. 09.09_18:26. Тоже мне, бином Ньютона. Это не проблема, если руки откуда надо растут.

Дейнен. 09.09_18:27. Ничего, что Шергина нас тоже тут читает?

Kuraga. 09.09_18:28. А пофиг. Пусть наслаждается. Так есть идеи?

Kuraga. 10.09_15:41. Нет идей? Может, у кого-то есть знакомые хакеры, пусть на школьном портале или на сайте школы крупными буквами напишут «Шергина – …». Я заплачу́. Жду предложений на [e-mail].

Kuraga. 10.09_23:08. Шерга, если ты ничего не предпримешь, беги из города! Я тебе устрою сладкую жизнь.

На следующий день в 10-м «Б» все разговоры были только о таинственной «кураге». На переменах одноклассники сбивались в группы и, то и дело посматривая в сторону Шергиной и Селезнева, вели обсуждение.

– Откуда это существо вообще вылезло? – спросил Петя. – Я посмотрел, кто его пригласил в чат, там нечитаемый набор букв.

– Похоже, хакнули наш чатик, – согласился Лубоцкий.

– Мне что-то не по себе от этого фрукта, – признался Петя.

– Да, чел отмороженный, походу, – мимоходом согласился Дорохов, терзая мобильник, в котором был открыт PUBG.

– Нормально, – сказал Лубоцкий. – Так с Шергой и надо. Словами и мягкостью тут ничего не добьешься.

– Резковато, конечно, но мне нравится, – согласилась Дейнен.

– Аня все-таки наша подруга, – не сдавался Безносов. – Нельзя отдавать ее вот так на съедение.

– Никто ее на съедение не отдает. А насчет подруги… Была бы подругой, поговорила бы с отцом.

– Я считаю, «курагу» надо забанить, – сказал Петя с необычной для себя твердостью.

– Не лезь, Безнос. – Федор закончил миссию и спрятал телефон. – Каждый должен нести ответственность за свои дела. И за бездействие тоже. Вот так. Тем более что добавилась «курага» один раз, добавится и во второй. Если это и вправду хакер, ничего мы тут не сделаем.

– Был бы это хакер, не просил бы сайт школы подломить.

– А как же он с WordApp справился?

– WordApp, насколько я знаю, слабо защищен от взлома.

– Короче, вопросов больше, чем ответов. Ладно, понаблюдаем, как дело дальше пойдет.

* * *

Бабье лето накрыло столицу. Солнце лило с небес волны почти июльского жара. Асфальт прогревался и исходил сухой духотой. Липы за окнами школы шелестели пыльной листвой. Воробьи и голуби смотрели скучно, летали лениво и тоже казались присыпанными пылью.

Окна класса были плотно закрыты. На задней стене тихо шуршали кондиционеры. Урок английского в самом разгаре. После невразумительных «выступлений» Лели Абрикосовой и Полины с историями о летних каникулах «англичанка» Мясникова по прозвищу Масонка с восторгом выслушала рассказ Ани Шергиной.

– …Beautiful country, beautiful people, beautiful music. That’s how I would like to finish my report about Austria[12].

– Спасибо, Анна, – учительница сияла. – Это лучший ответ, который мы услышали сегодня. Конечно же, пять.

Шергина вернулась на место, стала прятать тетрадь в рюкзак, письменных работ сегодня не предвиделось, и вдруг завопила, будто рука ее попала в капкан.

Все, забыв про бойкот, вскочили с мест, кинулись к ней. Она, не прекращая вопить, вытряхнула из рюкзака на пол его содержимое. С грохотом посыпались учебники, тетради, ручки, линейка, айпод, губная помада, тушь, упаковка влажных салфеток, ключи и… дохлая крыса с голым противным хвостом.

– Мамочки! – закричала Леля, которой тушка грызуна упала прямо на кроссовки.

Класс наполнился движением и шумом. Загрохотали стулья, задвигались парты. Все ринулись смотреть на причину переполоха.

Масонка с трудом восстановила дисциплину. Послала Колю Дончакова за уборщицей, та явилась, убрала труп.

Аня сидела за партой, скривившись, смотрела на руку, которой недавно трогала грызуна. По всему было видно, что она до сих пор чувствует его в своей ладони.

– Анечка, ты как, в порядке? Сходи вымой руки, умойся холодной водой, попробуй прийти в себя, – мягко посоветовала Масонка, которая, к слову, не входила в число тех, кого должна была коснуться проблема Калачёвки.

– Чья работа, дебилы? – заорал Вася, не смущаясь присутствием учительницы, когда Шергина вышла из класса. – Кто? Это «курага» ваша, да? Кто это, колитесь! Вычислю – под шконарь загоню!

– Вася! Вася! – попыталась утихомирить его Масонка, опешившая от лексики и эмоциональности интеллигентного юноши.

– Лубоцкий, ты? Конец тебе, падла! – не унимался Селезнев.

– Вася, я тут вообще ни при чем, клянусь! – побледнев, твердо ответил тот.

После уроков во дворе школы под липами состоялось собрание класса. Присутствовали все, кроме Шергиной и Селезнева. После английского прошло еще три урока, народ немного успокоился и пытался рассуждать трезво. Федя оперся спиной о мощный ствол, закурил.

– Меня угости, – попросила Соня Батайцева.

Федя взглянул на нее удивленно:

– Ты куришь?

– Летом стала баловаться.

– Вы что, с дуба рухнули? – повернулся к ним Лубоцкий. – Сейчас директор или завуч запалят, родителям настучат. А они вам.

– Мои знают, – равнодушно сказал Федя.

– А мои догадываются, – пожала плечами Соня.

Петя вышел в центр сборища, потер лоб, собираясь с мыслями. Снял очки, подышал на них:

– Ребята, что происходит? Кто это сделал?

– Точно не я… Я не в курсе… Не знаю… – раздались голоса.

– Но я, честно говоря, не вижу в этом большой проблемы, – сказала малышка Лиза. – Ну крыса, ну дохлая.

– Послушай, Лиза, нельзя же так, – укоризненно посмотрел на нее Петя. – Мы же были классом. Единым целым. Всегда все вместе. Один за всех, и все за одного. Откуда этот кошмар вдруг взялся? «Курага», крыса… Зоопарк.

Никто ему не ответил. Петя прошелся взглядом по лицам. Родные, знакомые с начальной школы, а то и с детсада, сейчас они вдруг изменились. В них поселилась настороженность, недоверие друг к другу.

– Это мог быть только кто-то из нас, – вздохнув, произнес он. – Крысу подсунули во время урока или на перемене, что более вероятно. Не думаю, что это можно было провернуть, пока Аня шла в школу.

– Логично, – согласился Лубоцкий.

– Стопудово, – выдыхая дым вверх, кивнул Федька.

– Кто-нибудь заметил что-то подозрительное? Может, кто-то брал рюкзак Шергиной? Или хотя бы расстегивал? Видели?

Одноклассники помолчали, прокручивая в голове события дня.

– Нет… Не было ничего особенного… Никто вроде не цапал…

Петька водрузил на нос очки, которые все это время вертел в руках.

– Только ведь это все равно кто-то из нас. Понимаете? Ну ладно. Не хотите признаваться, не надо. Но давайте договоримся, что на этом всё, хватит. Больше никаких гадостей. Согласны? Я спрошу каждого, чтобы все было по-честному. Андрей Лубоцкий, с тебя начнем. Неважно, ты это сделал или нет, просто поклянись, что не причинишь вреда и не обидишь Аню Шергину. Клянешься?

– Клянусь. Но право сохранять бойкот я оставляю за собой.

– Как хочешь. Теперь ты, Лиза.

– Клянусь. Но от бойкота не отказываюсь, – подняла руку Дейнен.

…Класс разошелся по домам. Под липами остались Петя, Федька и Соня.

– Безносик, ну чего ты так расстраиваешься? – спросила девушка, становясь поближе к Дорохову. – Три к носу, все пройдет. Поговорка есть такая, знаешь?

– Гадко все это, Соня, гадко. Федь, дай закурить.

– И ты, Брут? – снова удивился Дорохов.

Петя с каким-то отчаянным видом сделал подряд три глубокие затяжки. Покраснел, потом побледнел и разразился жутким, выворачивающим наизнанку кашлем. Федька и Соня согнулись пополам от смеха.

– Тоже гадость… – проскрипел Петя, держась за горло и отплевываясь. – Ох-х-х… Ладно. Я домой. Пока.

Пошатываясь, он двинулся к выходу с территории школы. Дорохов подался за ним, но Соня придержала его за рукав:

– Дойдет.

– Дойдешь, Петь? – крикнул ему вслед Федя.

Безносов, не оборачиваясь, покачал в воздухе рукой с поднятым вверх большим пальцем.

Вечером у всех одноклассников звякнул мобильник.

Kuraga. 13.09_18:41. Что, пупсы, понравилось шоу двух крыс? То ли еще будет! Готовьтесь все, и Шерга особенно.

На следующий день перед первым уроком, едва войдя в класс, Безносов демонстративно подошел к парте, за которой сидели Шергина и Селезнев. Протянул руку Василию, повернулся к девушке.