Война и мир в отдельно взятой школе

Война и мир в отдельно взятой школе: роман-буриме

Предисловие Павла Басинского

В оформлении переплета использована картина Екатерины Самсоненковой

«Редакция Елены Шубиной» благодарит Российскую государственную детскую библиотеку за содействие в реализации проекта

© Ассоциация «Растим читателя», текст

© Скорондаева А.А., Хрусталева А.Н., предисловие

© Басинский П.В., предисловие

© Самсоненкова Е.М., иллюстрация © ООО «Издательство АСТ»

Игра и классики

Идея восхитительная. 24 автора, среди которых есть настоящие акулы пера – Денис Драгунский, Сергей Лукьяненко, Дмитрий Быков; есть недавно вспыхнувшие на литературном небосклоне звезды вроде Григория Служителя и Игоря Малышева; здесь есть опытные писатели и организаторы литературного процесса вроде Владимира Березина и есть писатели еще не слишком известные. Все они собрались вместе, чтобы написать коллективный подростковый роман.

Вообще-то это называется БУРИМЕ.

Буриме – это литературная игра в сочинении стихов, чаще шуточных, на заданные рифмы, иногда и на заданную тему. К буриме относят также «игру в чепуху»: записывают несколько строк или даже строф и передают листок партнеру для продолжения, оставив видимыми только последние из них. Можно также начать рисунок какого-либо существа, например, с головы, подвернув листок бумаги так, чтобы партнер видел только шею и дорисовал туловище, и так далее.

Появилась эта игра в XVII веке. Ее изобретатель – малоизвестный французский поэт Дюло. Но особое распространение приобрела в XIX–XX веках – сначала только в салонах, а затем и в самых широких кругах публики.

Умением писать буриме в России славились дядя А.С. Пушкина В.Л. Пушкин, Д.Д. Минаев, А.А. Голенищев-Кутузов.

Но буриме в прозе, да еще и в виде цельного романа, – это, конечно, особый и непростой жанр.

Что удивительно: авторам, обладающим своими неповторимыми стилями письма, в общем удалось сохранить некую стилистическое единство романа. Тут требовалось большое смирение и понимание коллективной задачи.

Пересказать роман невозможно, там слишком много происходит разных событий. Но если коротко: ученики одной школы пытаются спасти ее здание, которое готовится под снос (как и весь район), чтобы на этом месте отец одной из учениц построил что-то вроде огромного торгово-развлекательного центра. Таким образом, детей не просто переместят в другие школы, но и расселят по разным районам. И они начинают бунтовать.

Но это только присказка. В романе есть все: и тема социального протеста подростков, и мистика, и клады, и колодцы со святой водой, и языческие капища, и… бог знает чего там только нет.

А еще там много литературных аллюзий: от «Тимура и его команды» до русской классики, средневековья и античности. Так что чтение романа будет еще и познавательным.

А еще роман закольцован, и смысл его вы поймете, только прочитав эпилог, изобретательно написанный Дмитрием Быковым, который по совместительству является еще и учителем литературы в средней школе.

Словом, поздравляю! Я читал это с улыбкой, но вполне возможно, что подростки прочтут это иначе, вполне всерьез.

Павел Басинский

Теория большого фокуса

Однажды летом 2018 года, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Пушкинской площади появились две гражданки… Думается, историю возникновения романа-буриме «Война и мир в отдельно взятой школе» стоит начать именно так. Почему? Во-первых, в ней множество по-булгаковски фантастических (при этом абсолютно реальных) поворотов, мистических совпадений, невероятных случайностей и чудесных стечений обстоятельств. Во-вторых, тень самого Михаила Афанасьевича, а также целого сонма других литературных знаменитостей не раз промелькнет на страницах романа. В-третьих, это большое приключение действительно началось в солнечном июле аккурат у подножия памятника Александру Сергеевичу.

Разговор двух гражданок, как водится, несся бурным полноводным потоком, перепрыгивая с пятого на десятое, и в какой-то момент добрался до любимой «книжной заводи». Речь зашла о литературных экспериментах, и как-то сами собой вспомнились «Большие пожары» – коллективный роман, придуманный Михаилом Кольцовым для журнала «Огонек» на излете 1920-х годов. Изобретательный главред предложил тогда самым ярким звездам молодой советской литературы – Александру Грину, Леониду Леонову, Исааку Бабелю, Борису Лавренёву, Алексею Толстому, Михаилу Зощенко, Вениамину Каверину и другим – написать приключенческий роман. Каждому автору было отпущено по главе, в которой он должен был подхватить сюжетную линию предшественников и завязать ее потуже да позанимательней. «Пожары» были написаны быстро, буквально за год, но по разным причинам почти 80 лет пролежали на полке и вышли отдельным изданием лишь в 2009-м.

«А что, если нам повторить этот фокус? – хором воскликнули гражданки. – Собрать команду писателей – взрослых и детских, известных и покамест не очень. И создать современную, захватывающую, авантюрную историю для подростков. Одну на всех. И чтобы там были и приключения, и любовь, и чудеса, и дружба с предательством». Не сговариваясь, гражданки дружно посмотрели вверх – прямо в бронзовое лицо классика. И, честное слово, он им едва заметно подмигнул…

Сегодня мы понимаем, что со стороны наш проект поначалу казался утопическим. По сути, он и был таковым. И все получилось только потому, что мы просто не знали, что беремся за невыполнимое. Как усадить в одну лодку и убедить плыть в одном направлении 24 писателя? У каждого свои убеждения, эстетические принципы, свой жизненный опыт и взгляды на мир. Свое творческое самолюбие, наконец! Писательское дело (если, конечно, вынести за скобки братьев Гримм, Стругацких или Вайнеров) – это путь одинокого воина, идущего лишь одному ему ведомым путем и играющего исключительно по собственным правилам. На это мы и сделали ставку, пообещав каждому «игроку», что не будем ни во что вмешиваться. В своей главе каждый – и капитан, и штурман, и лоцман. Может казнить и миловать, если будет на то его авторская воля.

Разные голоса в итоге слились в общий хор, однако не потерялись в нем, а придали мелодии неповторимое звучание. Конечно же, стоит иметь в виду, что перед нами литературный эксперимент, некая проверка авторов на «абсолютный слух». От внимательного читателя не ускользнет, что не все сюжетные узлы оказались распутаны, а некоторые нити, с виду такие яркие и крепкие, так и не вплелись в общий узор повествования. Что-то искажалось, преломлялось, а то и вовсе исчезало бесследно. Картина в итоге вышла фантасмагоричной и все же завершенной – в этом и была суть нашей игры без правил.

История, задуманная как подростковая (и публиковавшаяся по мере написания на сайте о детском и юношеском чтении), обернулась прозой на злобу дня, где переплелись и сюрреализм, и мистика, и литературные аллюзии.

Начать роман мы попросили замечательно изобретательного Дениса Драгунского. Именно ему принадлежит идея отсылки повествования к краеугольному тексту русской литературы – эпопее Льва Толстого «Война и мир». Созвучные толстовским имена героев с первой главы задали проекту высокую планку и определили характеры персонажей, что, впрочем, не помешало им начать новую жизнь, без оглядки на свои классические прототипы. И юные герои на деле оказались весьма своенравны. В отличие от хозяйки петербургского салона Анны Павловны Шерер, юная москвичка Аня Шергина не намерена довольствоваться ролью второго плана – она метит в примы. Как и крошечная Лиза Дейнен, унаследовавшая от «маленькой княгини» Лизы Болконской рост, имя и любовь к своему «князю» – роскошному Андрею Лубоцкому. На страницах романа вы встретите и «внезапного наследника» Петю Безносова – доброго смешного увальня, и задиру Федю Дорохова, и милых сестричек Наташу и Соню Батайцевых, и красотку Лелю Абрикосову с теми самыми мраморными плечами. Они будут ошибаться и падать, любить и страдать, смеяться и плакать, бороться, проигрывать и побеждать. Им предстоит столкнуться со злом и несправедливостью, научиться решать отнюдь не детские задачи и поминутно делать выбор, от которого зависит не только их будущее, но сама жизнь.

Перед тем как перенести вас в Замоскворечье, где Аня Шергина собирает одноклассников на вечеринку по случаю окончания учебного года и даже не подозревает, что неумолимая судьба уже стучится в дверь, позвольте еще пару слов о наших необыкновенных авторах – настоящих смельчаках и благородных авантюристах, вместе с нами поверивших в чудо и создавших его своими руками. Пожалуй, пора перечислить их всех: Денис Драгунский, Игорь Малышев, Григорий Служитель, Эдуард Веркин, Нина Дашевская, Алексей Сальников, Елена Нестерина, Мария Ботева, Александр Феденко, Анастасия Строкина, Сергей Лукьяненко, Дарья Бобылева, Серафима Орлова, Владимир Березин, Александр Григоренко, Булат Ханов, Антон Соя и Дмитрий Быков (все они живут в России), Валерий Бочков (США), Артем Ляхович (Украина), Ильгар Сафат (Азербайджан), Николай Караев (Эстония). Один из авторов остался и вовсе загадкой – глава Антонины Книппер пришла к нам самотеком. Изначально, помимо писателей, с нами были 24 художника – каждой «электронной» главе полагался свой иллюстратор. В бумажную версию книги попала работа Екатерины Самсоненковой – и сразу на обложку.

Вы спросите, легко ли было уговорить авторов на этот творческий подвиг? По-разному. Мальчики оказались куда смелее девочек – во всяком случае, их в нашей компании куда больше. Кто-то поначалу отказывался, но роман не отпускал, преследовал, нашептывал, звал… И вот уже писатель обнаруживал себя в самой гуще повествования с практически готовой главой в кармане.

А еще у нас была «шпаргалка», где каждый участник оставлял напутствие последователям – делился своим видением сюжета, размышлял, как могут сложиться судьбы героев, предлагал ответы на разбросанные по тексту загадки. Как написал Алексей Сальников: «Хочется, конечно, чтобы в конце была не россыпь брильянтов и золота, а что-то невероятное». Получилось ли у авторов достичь «невероятного», судить вам. Нам кажется – получилось. Наша игра в буриме обернулась цельным произведением, «собраньем пестрых глав», какого в новейшей истории русской литературы вроде бы еще не было. Для тех, кому важны точные цифры, заметим: на создание коллективного романа «Война и мир в отдельно взятой школе» ушло полтора года.

Мы благодарим команду «Редакции Елены Шубиной» за интерес и внимание к проекту.

А теперь… За нами, читатель!

Гражданки

Анастасия Скорондаева,

Анна Хрусталева

Глава 1

Внезапный наследник

Денис Драгунский

– Well, my friend, all these guys, this so called opposition – are totally dependent on the White House and the State Department. They pay them salary. As for this gentleman, whose name I don’t even want to say out loud… This guy is a real rascal! He is hiding behind the children! He calls schoolchildren to the barricades!*[1]

Так говорила пятнадцатилетняя Аня Шергина своему однокласснику Васе Селезневу, сыну известного адвоката, который первым пришел на ее вечеринку. Это был традиционный, уже четвертый, июньский вечер у Ани. Потому что в июле и августе все разъезжались кто куда, чтобы встретиться только первого сентября.

Аня говорила четко и уверенно своим звонким, чуточку трескучим голосом. Говорила как по писаному, будто по телевизору, заранее подготовившись, отвечала на вопрос ведущего.

Понятно, почему она так говорила. Аня была дочерью Павла Николаевича Шергина, крупного московского – а раньше петербургского – девелопера, строителя новых домов, торговых центров и целых кварталов.

Не так давно, еще лет пять тому назад, Павел Николаевич был настроен вполне оппозиционно. Не просто настроен, но даже давал деньги какой-то крохотной либеральной партии в обмен на звание почетного сопредседателя и обещание, «когда они придут к власти», получить министерский пост. Смех, да и только! Но это сейчас ему казалось смешно, а тогда он, бывало, вышагивал во главе колонны с плакатиком и в пикетах стоял вместе со своей тогда еще совсем юной десятилетней Анечкой. Его личные охранники стояли в сторонке, а фотографы изо всех сил щелкали камерами.

Аня обожала папу. В сто раз сильнее, чем маму. Мама у нее была очень красивая, очень добрая и ласковая, все время улыбалась, смотрела сияющими глазами, но с ней было очень скучно.

Как раз тогда, лет в десять или одиннадцать, Аня вдруг услышала, как домработницы обсуждают ее маму. «Она совсем дурочка, что ли?» – спросила горничная. «Да нет, какая же она дурочка, – ответила повариха. – Высшее образование все-таки… Красный диплом, она хвалилась. Не дурочка, но такая вся… Какая-то недалекая». Аня даже не возмутилась, что прислуга в таком тоне говорит о хозяйке дома. Ей показалось, что это слово очень подходит, что оно как раз про маму. Вечером она спросила папу: «А правда, у нас мама какая-то недалекая?» Папа сдвинул брови и вроде бы строго, но на самом деле вполне спокойно сказал: «Нельзя так говорить про маму! Она тебя родила! Она тебя, извини за выражение, грудью кормила! Она тебя любит!» – и хлопнул ладонью по столу, но как-то равнодушно хлопнул, и Аня поняла – все так и есть. Мама целыми днями занималась собой, ходила то на теннис, то в бассейн, то на массаж. Конечно, она любила дочку, всегда гладила ее по головке, но дочке было с ней неинтересно, и мама это чувствовала. Наверное, обижалась немножко, но не навязывалась и все чаще уезжала то плавать в море, то кататься на горных лыжах.

А папа! Папа – совсем другое дело. Почти каждый вечер он усаживал Анечку в кресло и не меньше часа они болтали – обо всем, и особенно о политике. Павел Николаевич объяснял десятилетней дочери, что такое Россия, политика, демократия и все прочее. Не скрывал правды о таких вещах, как коррупция, например. Он говорил просто, мягко и убедительно. И даже брал с собой на демонстрации! Ей нравилось быть смелой и независимой, особенно когда рядом сильный папа и два его охранника.

И вдруг папа так же мягко и убедительно сказал ей, что всё. Поиграли, и будет. Хватит глупой болтовни и беготни. Потому что вся эта суетня с плакатиками и болтовня о коррупции могут помешать ему сделать дело огромной важности, дело всей его жизни. Ведь он строитель по призванию. Он с юности мечтал построить что-то грандиозное, небывалого размаха и мощи. Суперсооружение! И вот недавно он начал по-настоящему крупный проект. Его фирма получила наконец разрешение на строительство огромного комплекса с бизнес-центрами и офисами, апартаментами, магазинами, ресторанами, кинотеатрами, и настоящим театром тоже, и даже с выставочным залом, с галереей современного искусства, не говоря уже о разных фитнесах, бассейнах и катках. С подземными паркингами и теннисными кортами на крыше.

«Все согласовано на самом верху, – пояснил он своей не по годам умной дочери и добавил: – Так что теперь мы накрепко с ними», – и показал пальцем в окно, где по небу летели вечерние облака, а за гостиницей «Балчуг Кемпински» виднелся Кремль. Они жили в Замоскворечье.

Анечке понравилось, что он сказал «мы», а не «я». Это было очень лестно. Что она не просто девочка-дочка из важной семьи, а часть какого-то большого и сильного «мы», которое допущено «на самый верх». Но она все-таки поразмыслила и спросила, как насчет коррупции и демократии. То есть насчет того, о чем они так интересно разговаривали по вечерам.

Папа улыбнулся: «Ты ведь добрая и благородная, правда? Ты знаешь, что есть люди, которым плохо живется. И ты хочешь им помочь, да?» – «Да», – кивнула Анечка. «Так вот, – продолжил папа, – после того, как я сделаю свой Большой Проект, у меня будет много денег. Очень много. Мне не нужны золотые унитазы. Я смогу помогать людям. Не вообще, – он скорчил рожу и нарисовал пальцами в воздухе издевательскую загогулину, – не вот этак вообще, в светлом будущем, ради которого мы с тобой когда-то на демонстрацию ходили, а вполне конкретно. Реально! Бедным студентам – стипендии. Одиноким старикам – оплатить лечение. Бездомным – дать ночлег и ужин. Поняла? Если захочешь, я и тебе буду давать деньги, чтоб ты могла лично помогать людям. Реально и прицельно. Вот у вас в школе, наверное, тоже есть… ну, ребята, которые в чем-то нуждаются? Ведь не все же такие богатые, как ты… То есть как мы, как наша семья. Если надо, ты сможешь им помогать. Только придумай, чтоб это было не обидно. Тактично. Чтоб они даже не догадались…»

Аня задумалась. Конечно, хорошо бы взять и кому-то вот этак тактично и необидно помочь. Тем более что в классе были очень хорошие, но скромные ребята. Например, двоюродные сестры Наташа и Соня Батайцевы. Дочки двух известных братьев-артистов. Наташин папа был не такой знаменитый, как Сонин, но Сонин папа уже умер, так что у них теперь все поровну. Еще – злой, но классный Федя Дорохов. И его лучший друг Петя Безносов. Смешная фамилия, и сам он курносый, очкастый, неловкий и смешной. Говорили, что он дальний родственник какого-то олигарха, – не просто миллионера, а настоящего крутого олигарха в полном смысле слова, который поднялся еще в девяностые. А может быть, однофамилец… Все может быть. Но за него кто-то платил, наверное. Или кто-то звонил директору. Аня прекрасно знала, что просто так в их школу не попадают. При этом у Пети кнопочный мобильник и прошлогодние конверсы, а зимой – тимберы со сбитыми носами.

«Тебе все ясно?» – папа перебил ее мысли.

Ане все стало ясно. Не сразу, дня через три. Но – накрепко.

Поэтому она так строго реагировала на оппозиционные разговорчики Васи Селезнева. Особенно про этого типа, который мутит воду!

– He puts children in terrible danger![2] – сказала она и негромко хлопнула ладонью по столу, как папа.

Однако Вася пожал плечами и засмеялся.

– Why children? – возразил он. – They are grown up enough. They already have passports, they can choose and decide for themselves. Do you have a passport? Yes. You are already fifteen years old, aren’t you? Do you still consider yourself a child?[3]

Аня покраснела и смутилась.

Вася – конечно же, случайно! – попал в самое больное место.

Когда Ане было восемь лет, она заболела какой-то редкой и опасной болезнью позвоночника. Павел Николаевич был очень богат и мог ее отправить в любую самую современную клинику Европы и Америки. Или, к примеру, в Китай, где ее обещали поставить на ноги буквально за два летних месяца. Но дело в том, что сам Павел Николаевич в детстве, ровно в том самом возрасте, переболел той же самой болезнью. И лечили его тогда по старинке: почти два года он пролежал неподвижно в гипсовом панцире в детском санатории Анапы. А с тех пор и думать забыл об этом несчастье и потому решил, что дочь свою любимую будет лечить точно так же, надежным дедовским способом, только не в Анапе, а в Швейцарии, в горном санатории. Сказано – сделано. К десяти с половиной годам Анечка была совсем здорова, но в школу идти наотрез отказалась: как же это я приду во второй класс, рыдала она горько и безутешно, если буду на два года всех старше? Тут надо объяснить, что с экстернатом у них не получилось: среди русских учителей не нашлось охотников ездить к Анечке в Швейцарию даже за деньги Павла Николаевича. Да и сама Анечка не очень любила листать учебники. Ей больше нравилось смотреть в окно, слушать музыку и размышлять.

Что было делать? Павел Николаевич поступил просто и решительно, как он поступал всегда. Он переделал все документы своей дочери, сделал ее на два года моложе и переехал с семьей из Петербурга в Москву. Так что Анечка пошла во второй класс самой лучшей московской школы в том же самом восьмилетнем возрасте. Она даже научилась чувствовать себя на эти минус два года. Первое время ей это было нетрудно – она сама себе объясняла, что время, проведенное в санатории, как будто бы не считается. В четырнадцать лет она легко чувствовала себя двенадцатилетней, в пятнадцать – более или менее могла согласиться на тринадцать, но в почти взрослые семнадцать быть пятнадцатилетней девочкой оказалось уже непросто. Хотя она была маленькая, тоненькая, хрупкая, совсем не похожая на своих рослых одноклассниц.

Тем более что Вася ей очень нравился, и было страшно предположить, что он узнает всю правду. Особенно сейчас. Вот года через два, когда ему самому будет семнадцать, ему, наверное, даже понравится дружба с девушкой немного старше, а значит, умнее, опытнее и вообще взрослее. А пока – тс-с!

Поэтому Аня ответила слегка невпопад:

– Hush! What do you mean? Here I am, in full view. Everyone knows me, I have no secrets. But he? He is a scoundrel. Not only a political criminal, but also an ordinary thief! Public enemy and the marionette of the West[4].

Сказала, как приговор огласила.

– What a virulent assail[5], – вздохнул Вася.

Он умел говорить на том изысканном, чуточку старомодном английском языке, которому учили в гимназии имени Бернарда Шоу. Гимназия № 12, «двенашка», как звали ее ребята не только в самой школе, но и по всей Москве, была одной из первых и лучших английских школ города. Располагалась она в старом здании в Малом Трофимовском переулке, в ближнем Замоскворечье. История ее была особой гордостью учителей и ребят. Когда-то, чуть ли не полтораста лет назад, здесь было Императорское землемерное училище, потом – знаменитая частная гимназия Крейцмана, потом – советская трудовая школа № 12, которой в 1931 году после визита знаменитого ирландца в СССР присвоили имя Бернарда Шоу. Поскольку он побывал именно в этой школе и оставил свой портрет с автографом, который так и висит в кабинете директора. Вот с тех самых пор в «двенашке» учились в основном непростые ребята – сыновья и внуки главных советских начальников, а также академиков, писателей и артистов. Традиция сохранилась до сегодняшнего дня, только к большому начальству и знаменитой интеллигенции прибавился крупный бизнес.

* * *

Пока Аня и Вася спорили, хвастаясь друг перед дружкой своим brilliant English, где-то вдалеке то и дело звонил нежный дверной колокольчик, и огромная комната постепенно наполнялась гостями. Вновь пришедшие здоровались с Аней и тут же отходили в сторону, садились на диваны и кресла, начинали болтать. На столе стояли легкие закуски: фрукты и сыры. Горничная внесла поднос с шампанским в узких бокалах.

– Детское? – сморщил нос Федя Дорохов. – Безалкогольное?

– А ты хотел, чтоб моего папу посадили за спаивание несовершеннолетних? – засмеялась Аня.

Остальные тоже засмеялись. Пришли уже почти все: и двоюродные сестрички Наташа и Соня Батайцевы, обе черноволосые и глазастые, и Коля Дончаков, влюбленный в Соню, и слегка толстоватая красавица Леля Абрикосова, и ее брат-близнец Толя, и нелепая Полина, которая все время громко рассказывала длинные анекдоты из интернета, на ходу все забывая, путаясь в подробностях и обиженно крича: «Дайте же дорассказать! Там сейчас будет очень смешно!», и длинный умный Андрей Лубоцкий, и его верная крохотулька Лиза Дейнен, похожая на белочку. Ну и Петя Безносов, который один бокал с «детским» шампанским сразу вывернул на пол, а другим поперхнулся и долго кашлял и просил Дорохова стукнуть его по спине.

Всего было человек пятнадцать – классы в «двенашке» были маленькие.

– Тост, тост! – закричали все.

– Итак! – сказала Аня Шергина, поднимая бокал. – Все готовы?

Но тут у Пети Безносова громко зазвонил его дурацкий кнопочный мобильник.

Он долго вытаскивал его из правого кармана левой рукой, потому что в правой руке у него был бокал и он не мог догадаться переложить его из руки в руку или поставить на подоконник. Наконец вытащил и, конечно же, уронил на пол. Крышка отлетела, выскочила батарейка. Федька Дорохов – ну просто как нянька – тут же подбежал к нему, и они вдвоем вставили батарейку на место. Нажали на перезагрузку. Запела мелодия «нокии».

– Нормуль, – сказал Дорохов.

– Ну, теперь можно? – насмешливо спросила Аня, наблюдая эту сцену.

– Да, да, извини! – смутился Петя.

– Пожалуйста! – засмеялась Аня, и все подхватили. – Ну, итак, мои дорогие!

Все подняли бокалы.

Петькин телефон зазвонил снова.

– Извини еще раз! – пробормотал он и ответил: – Да? Алё! Да, я… Здравствуйте. Кто? Оля? А это обязательно? Как? А Катя тоже? А, да, да. Извините. Сейчас… – Он повернулся к Ане. – Какой твой точный адрес? Как сюда лучше заехать, с Ордынки или с Полянки?

– А это еще зачем? – возмутилась она. – Кому это я должна давать наш точный адрес?

– Оля Мамонова и Катя Мамонова, – машинально ответил Петя. – Ну, ты их не знаешь, ладно… – и заговорил в телефон: – Тогда я лучше выйду сам. На улицу. На угол Полянки. Ага.

Он нажал отбой.

– Извини, – обратился он к Ане. – В третий раз извини! – и неловко захихикал. – Мне надо срочно линять. Они уже тут.