Принуждение к контакту

Гуреев закинул автомат за спину, выудил из кармана разгрузочного жилета небольшую рогатку и стальной шарик от крупного подшипника. Прикинул расстояние, вложил шарик в кожаную петлю и, вытянув тугую резину, послал снаряд в полет.

Щелчок резинки, стремительный полет и глухой звук удара. Мужик безвольной тушей повалился вперед, нелепо выпятив задницу.

– Чисто. Быстро вяжем этого и идем дальше, – скомандовал Василий.

Наконец группа оказалась в нужной точке, за высоким бортом поваленного на бок прицепа. Гуреев положил автомат на сгиб локтя, тронул тангету рации.

– Вторая группа на позиции.

– Принято, – тут же отозвался «Бункер». – Первая готова?

– Готова, – откликнулся сидящий по ту сторону здания Марат.

– Тогда напоминаю, – раздался в наушнике будничный голос координатора операции, находящегося в стоявшей за периметром штабной машине. – Бастрюкова берем по возможности живым, остальных – по ситуации. В остальном все как всегда, действуем по алгоритму. Сигнал к атаке – взрыв «зари» Алтынова. С Богом.

Гуреев перехватил оружие удобнее, дал команду своей группе занять исходные позиции. Впрочем, это было излишне – ребята и без того знали что делать.

Светошумовая граната, заброшенная в окно первого этажа, громыхнула так, что по пустынному лесу прокатилось звонкое эхо. Еще не успел звук затеряться среди деревьев, как бойцы уже рванулись со своих мест и понеслись на штурм. Их многоголосый ор, призванный деморализовать бандитов, сам собой перерастал в рев. Гулко хлопали помповые ружья, вышибая замки.

Группа Гуреева живым тараном шла по первому этажу, снося все на своем пути. Нескольких встреченных бандитов, ошалело носящихся по комнатам, успокоили прикладами, по ходу дела связывая руки пластиковыми петлями. Один сгоряча попытался вскинуть слишком тяжелый для его руки пистолет западного образца, но Мамай не мудрствуя лукаво прострелил ему колено, а пробегающий мимо Попов от души припечатал ботинком в челюсть.

На втором этаже истерично зашелся длинной очередью автомат. Что-то грохнуло и пронзительно завизжало, тонко и надрывно.

Бойцы второй группы, топоча ботинками, взлетели по ступеням лестницы наверх, чуть не наткнулись на спины своих же товарищей.

У дальней стенки, за массивным деревянным столом, аккурат под картиной «Бурлаки на Волге», кого-то лежащего на полу методично охаживал кулаками Марат. Дымящийся автомат бандита – вычурный АКС-74у с цевьем и магазином, раскрашенными «под тигра», валялся у окна, в стене и на потолке зияли черные отметины от пуль. Рядом второй боец, придавив коленом голову затихшего бандита, накидывал ему на руки наручники. Третий ооновец стоял в дверях и держал на мушке лежащего полуголого мужика с огнестрельным ранением в плече, который забился под перевернутые стулья и сучил ногами от боли. В зале стоял пронзительный вой, от которого сводило скулы и слезились глаза.

Гуреев, морщась, прошагал в комнату и с чувством опустил каблук на прыгающую по полу вещицу, похожую на небольшого морского ежа. Вещица хрустнула и развалилась на мелкие осколки. Визг и вой прекратились.

– Спасибо, – поблагодарил Мамай.

Из-за стола показалось лицо Марата, потное и разгоряченное. Он вытер окровавленной перчаткой лоб, поправил шлем и тяжело поднялся, напоследок наподдав лежащему. Оттуда только чавкнуло.

– Бастрюков? – попробовал угадать Василий.

– Он, паршивец, – кивнул командир первой группы. – Обдолбался и решил поиграть в Тони Монтану. Вы всех положили?

– Все в люлях, – откликнулся от лестницы Попов.

– Отлично, – Алтынов улыбнулся и прижал палец к рации. – «Бункер», «Бункер», это первый. Бабушка в гнезде.

– Бастрюков жив? – прошипел наушник.

– Местами. С ним два… – Марат поднял брови, глядя на Гуреева, тот показал четыре пальца. – Плюс четыре. Потерь нет.

– Отличная работа. Возвращайтесь.

– Принято, – кивнул Алтынов. – Сматываем удочки, мужики. И червей не забываем.

* * *

Василий сидел на низкой скамье раздевалки в одних плавках и задумчиво крутил в руках тактический нож с серрейторным лезвием в виде клюва. Прорезиненная рукоять удобно ложилось в ладонь, кольцо на обушке позволяло крутить нож на пальцах, меняя хват. На дверце металлического шкафчика висела испачканная «горка», но Гуреев не хотел брать костюм домой – опять отключили горячую воду, а стирать грубую ткань в холодной не хотелось.

Распахнулась дверь душевой, и в раздевалку вошел могучий Мамай с полотенцем вокруг бедер. Задержавшись перед зеркалом, поиграл мускулами, любуясь своей накачанной фигурой.

Идущий следом Марат беззлобно рассмеялся, обозвал товарища «качком дутым» и подошел к своему шкафчику. Бросил взгляд на Гуреева.

– Чего хандришь, Васян?

– Да так, устал, наверное.

– Это как – «наверное»? – Алтынов вытащил гражданскую одежду и принялся переодеваться, наблюдая за Гуреевым. – Устал или нет?

– Да не физически, Марат. Морально задолбался.

– Сходи к психологу, – посоветовал от зеркала Мамай. – Она баба что надо, любо-дорого посмотреть.

– Мамай, психолог – не стриптизерша, к ней за другим ходят, – отмахнулся Алтынов, вновь повернулся к Василию. – Кстати, действительно сходи, она тебе башку вправит.

– Не в этом дело! – Нож в руках Гуреева прокрутился вокруг своей оси и с хрустом вошел в доску скамьи. Василий вздохнул, повел плечами, повернулся к Марату. – Я морально устал работать впустую, – сказал он, глядя в глаза Алтынову. – Сколько у нас выходов на плантации в этом месяце? Три? Четыре?

– Три.

– Хорошо, – согласился Василий. – А сколько пушеров повязали? Сколько караванов остановили? Сколько мелюзги помельче повязали? Господи, да мы уже полгорода, поди, переловили. Многих даже не сажают уже, выпускают под подписку.

– О, опять завел свою шарманку, – протянул Мамай. – Васян, завязывай уже.

– Эй, мускулистый, иди, намажься маслом или еще займись чем полезным, – ответил за Гуреева Марат. – Не видишь – мужчине плохо, ему выговориться надо.

– Да ладно, проехали, – отмахнулся Василий и встал, начал одеваться.

– Да не, все верно говоришь, – кивнул Алтынов. – Как воду горстями черпаем. Только надо ее черпать, братуха, без нас вообще все утонут.

– Да и это я понимаю, – сокрушенно ответил Гуреев. – Только и ты пойми – мне хочется видеть результаты своих трудов. Вот чтобы домой приходить и знать, что сегодня я что-то изменил. А так я знаю, что мы сегодня одну плантацию накрыли, а завтра их уже три будет плюс одна – на том же самом месте. Потому что Зона эта, она как лучший магнит, всю эту гниль к себе притягивает.

– Ну ты так-то уж не утрируй, – нахмурился Марат. – Сегодня вон Бастрюкова взяли, известного отморозка. Плохо, что ли? За ним рабов пять душ было. Опять же, плантацию уничтожили, теперь этим уродам опять надо думать как туда пробираться да работу восстанавливать. А ты как хотел, Васян? Чтобы разом все это прекратить? Тут работать надо, долго и упорно, методично обрубать все возможные хвосты и головы.

Гуреев согласно кивнул, но вяло, без энтузиазма.

– Все я понимаю, Марат, не первый год работаю. Только вот как-то перегорел я. На место того же Бастрюкова двое таких же придут, их Хазар исправно где-то находит. Рабы? Так то наркоманы, которые один хрен никуда из Искитима не уедут. Скольких мы уже не по первому разу освобождаем? Эти упыри прямо профессию новую себе выдумали, лишь бы к дозе халявной поближе быть. Хочется чем-то серьезным заняться, по-крупному. Вон чтобы команду дали того же Хазара повязать.

– С такими мыслями лучше переводиться куда-нибудь, – пожал плечами Алтынов. – Наше дело маленькое: услышал «фас!» – грызи. А кого и когда – пусть в Управлении думают… Я уж не знаю, что тебе и посоветовать. Нажрись, что ли. В слюни.

– Я пьяный дурной. А переводиться пробовал, ты знаешь. И к комитетчикам, и в особый отдел. Пока всюду молчок.

– Ну, удача она такая, не знаешь, когда подхватит, – глубокомысленно изрек Марат.

Хлопнула входная дверь, и по ногам обдало сквозняком. В нагретом воздухе появился дежурный боец в форме и с повязкой на руке. Нашел глазами Гуреева.

– Вась, на выход, с вещами.

– Чего еще? – нахмурился Василий.

– Батя зовет. Срочно.

– Прямо срочно? – Гуреев хмыкнул. – А чего, не знаешь?

– Неа, – просто пожал плечами дежурный. – Давай, не тяни кота.

– Вспоминай, где накосячил, – посоветовал Мамай.

– А может, того, – Алтынов подмигнул Василию, криво улыбаясь. – Судьба за тобой явилась, а?

3

Руслан Громов, пилот спасательного вертолета

Новосибирская аномальная Зона

10—11 июля 2016 года

Рядом кто-то страшно и безостановочно орал. От этого крика сводило зубы, он проникал в голову, пульсировал в висках.

Громов с трудом перекатился на живот, подтянул к груди руки и ноги. Охнул, схватившись за бок, – острая боль пронзила грудь, стрельнула в шее.

Неужели ребра сломал?

Он сразу вспомнил что случилось. Когда вертолет ударился о холм, его выбросило из сиденья и словно тряпичную куклу в центрифуге швыряло по кабине. Пока не вышвырнуло наружу сквозь разбитое окно. И вот уже тогда, от удара о землю, он и выключился. Надолго ли? И где остальные?

И тут же вздрогнул, запоздало осознав происходящее, – крик! Он резал по живому, переходил то в хрип, то в нечленораздельное бульканье. Где-то неподалеку, правее и ниже.

Пилот попробовал встать, но в боку вновь прострелило, отчего Руслан завалился на бок, в жирную слякоть. Вытер ладонью лицо, попробовал сначала сесть на колени. Получилось, хотя и пришлось скрипеть зубами при каждом резком движении.

Он находился на склоне холма, прямо в проторенной кабиной ложбине. По ней ручьем струилась вода, обтекая погруженные в грязь ноги. У подножия чернел фюзеляж с торчащими обломками лопастей – все, что осталось от вертолета.

Громов попытался подняться на ноги, упираясь руками в колени. У него почти вышло, когда – внезапно – закружилась голова и ноги потеряли опору. Пилот опрокинулся навзничь, рухнул всей спиной на бугристую землю, завопил от боли. Его потащило по грязи вниз, как санки по ледяной горке, в плотоядно чавкающее, вязкое и пахнущее перегноем болото.

Громов с перепугу хлебнул маслянистой жидкости, поплавком выпрыгнул на поверхность, отплевываясь. Дико вращая глазами, огляделся.

Мутной воды оказалось чуть выше колена, под ногами разъезжался топкий ил.

Все-таки его стошнило, скрутив пополам и адски пыряя шилом в бок. Голова ходила ходуном, в нее будто били молотами кузнецы.

Черт, судя по всему, сотрясение!

Крик раздавался где-то совсем рядом. Руслан вытер тыльной стороной ладони рот, поспешил на голос, разгребая руками ряску. Выбравшись на кочку, обогнул черный валун кабины.

И отшатнулся.

На него, сквозь треснутое стекло кабины, смотрела половина лица Рязанцева. Вторая половина, прямо на глазах, зарастала странным коричневым мхом, который уже покрыл тело и шею.

Олег смотрел мимо Громова остекленевшим взглядом, из покрытого махровым покровом рта вырывался приглушенный стеклом крик ужаса и боли.

– Помогите, – услышал Громов слабый голос Ильи, доносящийся откуда-то из глубин раскуроченного пассажирского отсека.

Руслан с трудом оторвал взгляд от Рязанцева, прошептал: «Да-да, сейчас». Ухватился за торчащую ручку двери кабины, попытался повернуть. Потянул. Дернул. Рванул что было сил, превозмогая боль в боку.

Дверь не поддавалась, ее намертво заклинило.

Нужно разбить стекло, вытащить Олега!

Пилот обернулся в поисках чего-нибудь тяжелого. Упал на колени, зашарил в траве руками. Но попадались лишь комья земли, трухлявые ветки, мелкие камушки и грязь.

Руслан испуганно посмотрел на Рязанцева. Но того уже не было видно за покрывающим стекло изнутри мхом. Лишь мычание, отчаянное и обреченное.

Громов одним прыжком оказался перед фюзеляжем, перевалился через задранный край пассажирского отсека. Но одного взгляда стало достаточно, чтобы понять – из салона Олега тоже не вытащить. Узкая щель входа в кабину оказалась смятой по центру настолько, что почти превратилась в «8».

– Сука! – в бессильной злобе взвился Руслан. Он выпал наружу, скользя и падая, приблизился к заполненной мхом кабине. Принялся кулаками колотить в толстое стекло.

Стекло, хоть и покрытое трещинами, даже не прогибалось под его ударами, лишь отдавалось глухим гулом. Кулаки соскальзывали, оставляя грязные, вперемешку с кровавыми, разводы.

– Помогите, – вновь донесся зов Ткачева.

Надо вытащить его! Вдвоем справимся, разобьем стекло!

– Иду, Илья, иду!

Громов, преодолевая головокружение, вновь забрался в покачивающийся салон. Поскользнулся, жестко съехал вниз. Уперся ногами в бывшую стену вертолета, тяжело поднялся.

– Илья, ты где?

Из глубины хвостовой части салона, где еле заметно плескалась вода, показалось и пропало светлое пятно.

Ладонь!

Руслан, топоча ботинками, добрался до кромки затопившей вертолет болотной жижи. Здесь, сваленное в кучу, громоздилось почти все внутреннее оборудование вертолета, обломки бортов и переборок, исковерканные кресла и разбитые приборы. Впрочем, ничего из этого не годилось для вскрытия кабины.

Тут же виднелась и фигура Ткачева. Ученый распластался на полу, лицом вниз. Его тело от пояса и ниже скрывала жирная от вытекшего машинного масла вода. Защитный костюм на спине превратился в рваные полосы, пропитанные кровью.

– Илья, я здесь, – Громов плюхнулся перед недвижимым телом друга, схватил за выпростанные вперед руки.

Ткачев застонал, приподнял голову. Даже в темноте было видно, насколько бледное у него лицо, покрытое пятнами грязи.

– Холодно, – прошептал Илья. – И ног не чувствую.

– Все будет хорошо, – дежурно затараторил пилот. – Сейчас я тебя вытащу, и ты мне поможешь спасти Олега.

– Да, конечно, – отстраненно откликнулся ученый.

– Попробуй ползти, а я потяну, – Руслан уперся ботинками в торчащее ребро салона, сцепил пальцы на специальном эвакуационном кольце, расположенном под воротником защитного костюма Ткачева.

– Давай, – скомандовал он.

Илья закряхтел, зашлепал ладонями по полу, пытаясь найти сцепление. Напрягся Громов, вытягивая на себя кольцо.

Удалось продвинуться лишь на несколько сантиметров.

– Что-то не пускает, – пожаловался Ткачев, вытирая лицо.

– Наверное, тебя придавило, – пилот аккуратно обошел лежачего, вошел в воду. Погрузив руки, повел ими над телом ученого. И на уровне поясницы наткнулся на большой обломок, врезавшийся в спину Ильи.

– Вот оно. Я попробую приподнять, а ты ползи, – скомандовал Руслан.

Он ухватился за острый край, подсел и попытался приподнять завал. Конструкция чуть поддалась, противно скрипя.

Рядом забился Илья, хватаясь руками за остатки креплений на полу. Он что есть мочи тащил себя вперед. Тяжело, но все же получалось.

– Еще немного, – прохрипел Ткачев. – Только не отпускай.

Руслан зарычал, добавил усилий.

Илья, как раздавленная ящерица, пополз по полу, приподнимаясь на локтях. Из воды показалась поясница, ремень, ноги.

Громов отпустил обломок, хватаясь за горящий огнем бок, помог другу отползти дальше.

– Пойдем, поможешь вытащить Олега, – нетерпеливо сказал он Ткачеву, сам бросился к кабине, примериваясь можно ли отогнуть кусок переборки.

И остановился как вкопанный.

Видимая часть кабины уже превратилась в махровую пещеру со свисающими с потолка мочалами. Коричневая зараза теперь выползала в салон.

– Черт! – Руслан заметался перед входом в кабину, заорал: – Олег! Ты живой? Олег!

В ответ лишь где-то басовито прогремела уходящая гроза.

– Рус, – раздался сзади полный страха голос Ткачева. – Я не могу встать. У меня не двигаются ноги!

Пилот обернулся.

Илья полулежал, привалившись спиной к выгнутому борту. Он бил себя кулаком по ляжке, словно старался достучаться до внезапно отказавшей конечности. Под него уже натекла лужица крови со спины, но ученый не замечал этого.

Громов поспешил к Илье, ухватил не сопротивляющегося друга за подмышки и, пятясь, потащил к выходу.

Ливень почти прекратился, сквозь поредевшие тучи мельком проглядывало чистое небо. Обманчивый свет, позволяющий разглядеть лишь очертания, помог Руслану вытащить Ткачева из разбитого вертолета. Пилот волоком оттранспортировал Илью подальше, под огромное корневище поваленного дерева, похожее на поднявшего щупальца осьминога.

И уже здесь, уткнувшись лицом в горько пахнущую траву, Громов позволил себе потерять сознание.

* * *

Его трясли за плечо, сильно и настойчиво. Звали по имени и хлопали по щекам.

Руслан застонал и открыл глаза, прикрываясь ладонью от яркого дневного света.

Над ним склонилось озабоченное лицо Ильи, осунувшееся и пожелтевшее.

– Живой, – нервно рассмеялся Ткачев. – А я уже испугался! Ты как упал вчера, так в одной позе до утра и пролежал.

События ночи тут же всплыли в памяти – полет, падение, странный мох, пожирающий лицо Олега.

Руслан протер глаза и сел. Боль в боку тут же дала о себе знать болезненным тычком.

Илья увидел, как поморщился Громов, как машинально схватился за ребра. С участием спросил:

– Перелом?

– Скорее всего, – пилот зашипел от боли, вставая. Осмотрелся.

То, что ночью казалось необъятным и высоким, теперь, при дневном свете, выглядело совсем иначе.

Они находились на выпуклой проплешине посреди заболоченного озерца. Из зеленой сыпи ряски, покачивающейся под ветерком, дикобразами торчали кочки с длинными листьями осоки. Ближе к берегам, из зарослей тонкого камыша, высовывались ломаные изгибы чахлых березок. Чуть дальше – мелкий подлесок с растопыренными кустами, осинами и лиственницей.

По другую сторону болотца, выглядывая из-за толстого ствола упавшей сосны, высился холм, усыпанный металлическими частями вертолета и обломками деревьев. От будто разметанной взрывом вершины до самого низа тянулась канава с валами грязи и дерна. Там, у подножия, должен быть корпус вертолета.

Руслан, ощутив приступ тревоги, поспешил в обход дерева. Он должен был видеть, что стало с машиной!

И что стало с Олегом!

– Рус, не ходи! – запоздало воскликнул Ткачев.

Но Громов уже ковылял по мокрой траве, вытянув вперед голову.

Толстый ствол с местами отвалившейся корой остался в стороне, открылось место ночной трагедии. Вот торчащий в небо обломок хвоста с элементами винта. Вот блестящее пятно вытекшего масла. Вот изрытая ногами земля с безжизненно примятой травой. А вот и вертолет. Точнее, то, во что он превратился.

На месте фюзеляжа возвышался крутой, покрытый коричневым мхом бугор. Нигде не проглядывал металл, нигде не было видно даже намеков на творение рук человеческих. Просто большой, покрытый мхом валун.

Руслан сделал несколько шагов вперед, словно сомнамбула приблизившись к месту крушения. Запустил пятерню в волосы, стараясь осознать произошедшее.

Олег погиб, это уже точно. Они были знакомы недолго, меньше года, однако за это время успели сработаться и даже немного подружиться. В Новосибирске у Рязанцева остались жена и сын, ждущие его с очередной вахты. Они даже труп Олега не получат – никто не станет вытаскивать его из такой глуши, да еще и умершего от неизвестной заразы. А ведь Рязанцев изначально был против полета, отговаривал. А когда Руслан заявил, что не может не помочь Ткачеву, пусть даже в нарушение запретов, то настоял на своем участии. Сказал, что одного Громова не отпустит. Пошутил, что вдвоем в изоляторе будет веселее сидеть.

У Руслана заболело в груди, к горлу подступил ком. Пилот до хруста сжал кулаки со сбитыми костяшками, почти силой заставил себя не думать о погибшем товарище. Панихиду после справим, сейчас надо как-то решать насущные задачи. А задачи, надо сказать, очень трудные.

Вокруг – Зона Посещения. Зона, черт возьми, Посещения! В которой не то чтобы ночевать, а находиться без специального снаряжение и страховочных групп нельзя.

О том, чтобы выбираться самостоятельно, и речи быть не могло. Мало того что ни Громов, ни Ткачев не обладали навыками полевой работы, так еще и местоположение оставалось приблизительным. Руслан в уме прикидывал пройденное на вертолете расстояние, примерное место обрыва на пути «калоши». И все бы ничего, если бы не финальный полет практически неуправляемой машины. Куда летели? Где упали? В какой стороне? Все приблизительно и неточно. Зона большая, и Громов не помнил каждую кочку и болотце, отмеченную на картах. Вся надежда на то, что их будут искать. Начальник спасательной службы Асатрян и безопасник Разуваев без труда соотнесут полет «спасателя-два» с пропажей группы Сидоренко, будут вести поиски по тому же маршруту, что и Громов. А значит, вполне реально, наткнутся на потерпевших крушение. Главное теперь, подать им какой-то знак, отметить себя среди однородного буро-зеленого рельефа.

Руслан решительно развернулся и пошагал обратно, к Ткачеву. Завидев его, по-прежнему сидящего у вздыбленных корней мертвого дерева, громко сказал:

– Вставай, Илья.

– Олег… мертв?

– Да, – не стал развивать тему пилот. – Вставай. Надо собрать обломки и сложить из них сигнальный знак.

Ученый странно посмотрел на него, болезненно скривился. Убитым голосом ответил:

– Я не могу встать, Рус. Спина болит, и руки немеют.

Громов подошел ближе, присел перед неподвижным Ильей.

– Мне кажется, у меня позвоночник сломан, – сокрушенно договорил ученый.

Громов облизал пересохшие губы, потрогал безвольные ноги Ткачева. Спросил с надеждой:

– Чувствуешь?

Илья покачал головой.

– Так, ладно, – попытался успокоиться и собраться с мыслями пилот. – Ну-ка, дай спину посмотрю. Можешь лечь на живот?

Он помог Ткачеву перевернуться. Не сдержавшись, выругался.

– Что, настолько плохо? – повернул голову Илья.

– Нормально. Не двигайся, – успокоил друга Руслан, хватаясь за голову.

Спина являла собой почти сплошную заскорузлую корку с налипшей грязью и кусками ткани. Громов с трудом смог понять, где просто засохшая кровь, а где живая плоть. Слава богу, нигде не было видно обломков костей или торчащих инородных тел. Что-то тяжелое, с острыми углами, по касательной задело Илью и распороло спину. А вот цел ли позвоночник?

Глубоких ран Громов не обнаружил. Может, не перелом, а все-таки сильный ушиб? Вот и начинающая чернеть гематома на пояснице.

Руслан лишь дотронулся до здорового синяка, но Илья зашипел от боли, сжимая подвернувшуюся траву.

– Все-все, я только проверил, – успокоил друга пилот, поднимаясь.

– Ну что там?

– По-хорошему, надо бы промыть и перевязать. Но в таких условиях лучше не трогать.

– А с позвоночником что?

– Так не определить. Синяк большой, быть может, просто очень сильный ушиб.

– При ушибе тоже могут конечности отниматься?

– Не знаю, – честно признался Громов. – Будем думать, что могут. В любом случае, тебе лучше пока не двигаться.

Руслан сдвинул рукав грязного комбинезона, посмотрел на чудом сохранившиеся часы.

– Так, сейчас почти десять утра. Зона, по-моему, «дышать» перестала, а это значит, что должны возобновить полеты. Нужно просто подождать, и нас найдут.

Ткачев уронил голову на скрещенные руки, сказал:

– После затихания активности обычно два дня выжидают. Сегодня вряд ли снимут запрет.

– Снимут, – убежденно сказал Руслан, глазами выискивая подходящие для сигнального знака обломки. – Погода хорошая. К тому же две группы пропали, а это уже не шутки.

Он заприметил обломок обшивки на склоне, длинный и блестящий.

– Извини меня, – вдруг сказал Ткачев. – Извини, что втянул тебя во все это.

Громов обернулся. Его глаза встретились с виноватым взглядом Ильи.

– Не извиняйся. Ты бы поступил так же.

– Олег…

– Давай не будет о нем, – перебил Руслан. – Сейчас не время и не место.

– Хорошо, – тихо согласился ученый, повторил: – Хорошо.

И отвернулся, тяжело вздохнув.

Руслан вздохнул и пошагал к насыпи.

Останки вертолета он обходил по широкой дуге, шлепая по колено в воде. Странно, мох покрыл машину, но не распространился дальше. Неровные края коричневого ковра качались на воде, не отрывались и не пытались перебраться на берег.

Громов поднял несколько металлических кусков разной величины, в два захода перенес их на островок. По пути подобрал узкий обломок фюзеляжа, который вполне мог сойти за короткий мачете, будь хоть немного заточен. Зато им получилось удобно копать ямки, в которые пилот вставлял найденные тут же ветки.

В ходе сбора материала для сигнального знака Руслан наткнулся на бухту репшнура, выброшенную из спасательного комплекта. Решив, что помимо веревки могло уцелеть еще что-то, пилот прошел весь путь падения вплоть до вершины холма. Поиски дали результат – он стал обладателем туристического топорика, пластиковой фляги с водой, двух одеял и коробки прессованных галет. Конечно, хотелось обнаружить аптечку, бинты, спички или, на худой конец, упаковку сухого горючего, но, видимо, запас удачи закончился на галетах.