Каменный остров. Историко-архитектурный очерк. XVIII—XXI вв.

Р.В. Брюс преследовал ослабевшего неприятеля вплоть до реки Сестры, на берегах которой произошло последнее, решающее столкновение. Майдель потерпел поражение, отступил к Выборгу, отослав остатки своей пехоты в распоряжение генерала Анкерштерна.

Покинутые солдатами земляные бастионы на Каменном острове – последнее напоминание о почти вековом господстве шведов на невских берегах, где ныне строилась новая столица России – Санкт-Питер-Бурх.

Для форсирования работ нужно было заставить экономически сильные слои населения – дворян, купцов, духовенство – жить здесь, возводить собственные дома. Руками «мастеровых вечного житья» (как называли переселенных в Петербург крепостных крестьян), ремесленников, вольнонаемного люда, пленных шведов строились дворцы, дома, промышленные предприятия. Не ограничиваясь чисто административными мерами, неоднократно повторяемыми указами о переселении сюда всех, кто имел не менее 100 крестьянских дворов, Петр I широко применил систему дарственных как своеобразную меру поощрения своих приближенных. Владелец обязан был застроить полученный участок по «образцовому», то есть по утвержденному типовому проекту.

Далеко не всегда эта мера экономического воздействия давала положительные результаты: новые земли, особенно в окрестностях города, осваивались медленно и неохотно. По отношению к основным районам строительства Петербурга – на Городском и Адмиралтейском островах, на Московской стороне – острова Крестовский, Елагин, Каменный были далекой окраиной, с освоением которой никому особенно спешить не хотелось.

Как и Острова в целом, Каменный не обходили вниманием известные ученые: краткие упоминания, сведения о владельцах, связанных с ними исторических событиях находим в трудах А.И. Богданова и В. Рубана, И.-Г. Георги, М.И. Пыляева, П.Н. Петрова6. Однако первая (в дореволюционной литературе – единственная) сводная публикация, в которой Каменный остров рассматривался как целостное историко-архитектурное явление, статья П.Н. Столпянского «Каменный остров», появилась лишь в 1914 г.7 Во многом она основывалась на документах, выявленных в ходе подготовки Исторической выставки архитектуры, открывшейся в залах Академии художеств в 1911 г. Именно тогда И.А. Фомин, автор биографических статей об архитекторах Петербурга, впервые атрибутировал ряд проектов, относящихся к Каменному острову. Ценность статьи П.Н. Столпянского – скорее в постановке основных вопросов его истории, чем их решение; она лишь открывала путь к целенаправленному сбору и систематизации материалов.

Наибольшее внимание исследователей на этом этапе привлекали постройки и парк середины XVIII в., запечатленные в гравюрах «Каменноостровской сюиты» М.И. Махаева. Именно они анализируются в обобщающей монографии В.Я. Курбатова по истории паркостроительного искусства, где было сказано: «…в мелких петербургских усадьбах сады являются лишь дополнением к постройкам и низводятся на степень цветочного или зеленого ковра. Так, в великолепных садах Бестужева-Рюмина сад не имел террас, водоемы были ничтожны, деление же сада было наипростейшим. Середина была занята плоским цветником, а по краям были расположены стриженые боскеты, в которых помещались разные павильоны. Среди последних был Эрмитаж, почти такой же, как в Царском Селе»8. Работа была продолжена крупнейшими специалистами по русской гравюре XVIII в. М.А. Алексеевой (Государственный Русский музей) и Г.Н. Комеловой (Государственный Эрмитаж)9. Таким образом, наметились две основные линии исследования: историки паркостроения стремились определить значение усадьбы канцлера А.П. Бестужева-Рюмина для развития русского садово-паркового искусства XVIII в., а искусствоведы занимались изучением иконографии острова – гравюр, рисунков, их датировкой, авторством. Только М.А. Алексеева10 и К.В. Малиновский11 в своих последних работах обратили более серьезное внимание на историко-архитектурные проблемы.

В монографии Т.Б. Дубяго, самом авторитетном труде по истории русского паркостроения XVIII в., Каменному острову отведена небольшая глава, где впервые подробно рассматривается усадьба его первого владельца Г.И. Головкина, воспроизведены четыре гравюры М.И. Махаева и фрагмент плана острова, который автор датировала 1777 г. Ею определены начальные этапы формирования парка, однако вне связи с архитектурой и без анализа последующих этапов, когда сформировался каменноостровский ансамбль12. В 1970-х гг. застройка города становится предметом все более внимательного изучения в связи с развернувшейся в советское время планомерной работой по организации учета, охраны и реставрации памятников архитектуры Ленинграда. В архиве Государственной инспекции по охране памятников (ГИОП, отдел Б.А. Розадеева), Музее истории Ленинграда и других учреждениях началось кропотливое исследование источников, которые могли содержать ценный документальный материал. Однако первые публикации по Кировским островам (название, с 1934 г. объединившее Елагин, Каменный и Крестовский острова), в частности работы Н.Д. Синцова (1956) и В.И. Маркова (1965)13, имели вульгарно-социологический, агитационный характер. Через десять лет появилась первая публикация автора этой книги, специально посвященная Каменному острову, а еще десятилетием позже – сводная работа, характеризовавшая архитектурно-парковый ансамбль трех островов: Елагина, Крестовского и Каменного; в 1986 г. была защищена диссертационная работа о каменноостровском ансамбле, а в 1991 г. опубликована значительная часть этого материала14.

В научное обращение вошли сведения о постройках и парковых работах на Каменном острове, осуществленных или спроектированных Ж.-Ф. Тома де Томоном, Л. Руской, A. Н. Воронихиным, В.П. Стасовым, В.И. Щуко, И.А. Фоминым. С середины 1970-х гг. в краеведческой редакции «Лениздата» стали выходить книги серии «Зодчие нашего города», которая до сих пор высоко оценивается не только читателями, но и специалистами. Каменноостровские сюжеты стали частью многих исследований. Вот некоторые из них: «Джакомо Кваренги» (1977) и «Юрий Фельтен» (1988) М.Ф. Коршуновой; «Тома де Томон» (1981) и «Андреян Захаров» (1989) B. К. Шуйского; «Василий Стасов» Т.Е. Тыжненко (1990); «Луиджи Руска» Л.Б. Александровой (1990).

Архитектуру XIX – начала XX в. изучали Е.А. Борисова, А.В. Бурдяло, Т.П. Каждая, Б.М. Кириков, Е.И. Кириченко, ВТ. Лисовский, А.Л. Пунин, Т.А. Славина и ряд других историков архитектуры, чьи выводы автор учитывал при оценке ведущих стилистических тенденций этого периода.

Исключительный интерес представляет очерк архитектора Ф.Ф. де Постельса «Зодчие – выходцы из России: их роль и работы в Соединенных Штатах Северной Америки». Предложение написать его архитектор получил от Д.П. Рябушинского, начал работу в 1948-м, закончил в 1949 г. Рукопись хранится в Амстердаме в Международном институте социальной истории. Очерк Постельса – это голос поколения архитекторов, потерянного для России в омуте октябрьского переворота. Заключительные слова автора, построившего на Каменном острове собственный дом, – одно из лучших произведений эпохи модерна, – звучат не только гимном верности своему призванию, но и почти не высказанной надеждой на то будущее, в котором их труд будет оценен в далекой и любимой России, которую они вынуждены были покинуть в расцвете творческих сил: «Несмотря на множество препятствий на пути и затруднений, большинство пробило себе дорогу, а что спасло и обвенчало успехами – это русская прирожденная выносливость, приспособляемость, ревнивое и честное отношение к изучению новых отраслей и к служебным обязанностям, дисциплина духа, а подчас и своеобразный подход к делу, изворотливость, изобретательный ум. Итак, «жив курилка» – говорили у нас на Руси. Этим, думается, и здешние русские зодчие, влившиеся в американскую профессиональную среду и деятельность, иногда и совместно с собратьями-инженерами, внесли, каждый по-своему, по мере своих дарований и характеру, преследуя свои индивидуальные цели, и все в совокупности внесли вклад, благодаря которому мы удостоились признания как способные сотрудники и сподвижники в культуре Нового Света. То наша гордость и счастье»15.

После публикации этих материалов в изучении творчества мастеров модерна словно появилась новая ось координат, их творчество не обрывается на 1917-м или 1920-х гг., но продолжается в иных условиях и получает ту меру завершенности, которая определена жизнью человека.

Необходимо хотя бы кратко остановиться на тех исследованиях, которые хранятся в ведомственных архивах на правах рукописей в виде исторических справок, экспертиз, регламентов, ведь именно они обсуждаются на градостроительных советах и от них зависит решение относительно того или иного сооружения. Следует особо выделить выполненные в 1930-е гг. работы А.А. Савельева (1874–1942), который на протяжении всей своей жизни собирал и изучал материалы по истории Каменного острова. Интересны его работы, посвященные начальному этапу застройки острова (1703–1758 гг.)16, проблеме определения автора Каменноостровского дворца17. Исходная, ключевая для понимания каменноостровского ансамбля, эта проблема привлекала внимание уже И.Э. Грабаря, который, основываясь на стилистическом анализе и некоторых документах, выдвинул предположение, что первоначальный деревянный дворец был построен Ф.Б. Растрелли, а затем перестроен в нынешнее каменное здание В.И. Баженовым18. Первая атрибуция была опровергнута публикацией в 1939 г. формулярного списка архитектора Растрелли, осуществленной польским исследователем 3. Батовским19, возможность же авторства Баженова детально исследовал и обоснованно отверг А. А. Савельев. Тем самым вопрос об авторстве дворца был оставлен открытым.

Из других работ А.А. Савельева отметим «Материалы о церкви Иоанна Предтечи и Инвалидном доме»20, где он впервые дает точные датировки: заложена 17 мая 1776 г., освящена 24 сентября 1778 г. Автором проекта Предтеченской церкви он считал Фельтена.

В «Материалах о даче принцев Ольденбургских»21 Савельев привел обнаруженный им в архиве Академии художеств список работ С.Л. Шустова и констатировал, что проекты дачи и Каменноостровского театра были выполнены этим выдающимся зодчим.

Во время войны в Каменноостровском дворце работала обмерная группа ГИОП под руководством архитектора С.Е. Бровцева. В 1942 г. им была составлена «Пояснительная записка к обмерам Каменноостровского дворца». Для нас особенно важна ее вторая глава, посвященная исследовательской работе бригады22. Стилистический анализ архитектуры дворца привел С.Е. Бровцева к принципиальному выводу о его принадлежности «к эпохе значительно более поздней, чем это указано у И. Грабаря (1765 г.) и даже у Савельева (1775–1776 гг.), так как строго классические формы его со значительной долей палладианства говорят о большом влиянии школы Гваренги периода ее расцвета (1780–1790), чем о какой бы то ни было «баженовской школе»23. С.Е. Бровцев установил также, что «дворец является перестройкой, вернее достройкой и объединением сооружений, бывших на этом месте у гр. Бестужева-Рюмина»24. Он впервые зафиксировал существование дворца 1750-х гг.25, не выявил никаких подтверждений ведения работ в 1776–1778 гг. и предложил следующие датировки: «Эпохой создания внешнего вида дворца являются 1780—1790-е гг., детали внутренней отделки парадных зал произведены арх. Бренна (1794–1798 гг.), а все остальные элементы – эпохи 1850–1880 гг. Архитектор Баженов участия в постройке дворца не принимал, а связь его с дворцом, по-видимому, приписывается по ложному совмещению его имени с однофамильцем, чиновником, работавшим в «Канцелярии от строений», и имевшим как будто отношение к дворцовому ведомству и ко двору Павла I»26. Отметим, что С.Е. Бровцев особо упоминает В. Бренну как автора интерьера, связывая с его именем убранство Большого зала и аванзала, и в частности появление здесь фресковых росписей по сюжетам гравюр Дж. Пиранези.

Многие выводы и предположения С.Е. Бровцева в годы войны проверить или уточнить было невозможно. Лишь двадцать лет спустя к истории строительства Каменноостровского дворца обратилась архитектор Н.С. Озерова27. В подготовленной ею научной справке среди обширного материала, проработанного в московских и ленинградских архивах, никаких сведений об авторстве дворца не оказалось. По предположению исследовательницы, первоначальные чертежи здания погибли во время пожара в Зимнем дворце в 1837 г. Н.С. Озерова рассмотрела также возможность авторства Ю.М. Фельтена и отвергла ее на том основании, что в авторском списке работ архитектора Каменноостровский дворец отсутствует.

Гипотеза об авторстве Фельтена впервые прозвучала в публикации А.Н. Петрова в первом сводном издании, посвященном памятникам архитектуры Ленинграда28. Основанная на некоторых косвенных данных, эта атрибуция сохраняла свое значение до недавнего времени, хотя выявленные исследователями творчества Фельтена документы не представляли собой серьезных аргументов в ее пользу.

В упомянутой коллективной монографии и ее переизданиях ряд очерков посвящен другим архитектурным объектам Каменного острова29. Подготовленные главным образом А.Н. Петровым, они содержат в том числе и результаты специальных исследований, осуществленных сотрудниками ГИОП. В авторский коллектив были приглашены также известные историки архитектуры и искусствоведы.

Прямым продолжением исследования А.А. Савельева стала работа А.Н. Петрова «Дача б. П.Г. Ольденбургского»30. Наряду с детальным обоснованием авторства Шустова здесь содержится анализ ряда сюжетов ранней истории Каменного острова, впервые упоминается «Межевой план 1746 г.», представляющий собой ценный исторический источник, рассматриваются отношения между первыми владельцами острова до его перехода в собственность императорской фамилии.

Особо отметим работу известного историка архитектуры А.Ф. Крашенинникова, посвященную Каменноостровскому театру31, в которой собран почти исчерпывающий материал по истории его строительства, иконографии; это до сих пор одна из лучших работ о театре.

К началу 1980-х гг. в научное обращение были введены данные о ключевых архитектурных сооружениях, составляющих основу каменноостровского ансамбля; в определенной мере учитывалась их стилистическая близость, композиционная взаимосвязь. Неразработанными остались вопросы формирования планировки парка, а также история дачной застройки, без которой ансамбль оценить невозможно.

В середине 1990-х гг. интерес к участкам на Каменном острове стремительно возрос. Все находившиеся на острове дома отдыха и санатории (кроме военного) были закрыты; появилась реальная для состоятельных людей возможность построить там себе особняк. Проектирование и новое строительство ведется под наблюдением Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга (КГИОП), документы сосредоточиваются в архиве, однако доступ к ним затруднен, поэтому современная застройка острова описана фрагментарно.

Специального изучения требует вопрос о государственной системе охраны памятников в советский период, так как он имеет к Каменному острову прямое отношение. Но поскольку неизвестно, когда это может произойти и произойдет ли когда-нибудь вообще, придется на этом вопросе ненадолго остановиться.

В 2001 г. председатель КГИОП Н.И. Явейн и его заместитель Б.М. Кириков сетовали по поводу недавнего прошлого: «Списки памятников» неизбежно отражали воздействие определенных вкусовых пристрастий и жесткого идеологического давления. Таким образом они, по-видимому, пытались объяснить, почему система охраны в целом оказалась не слишком эффективной.

Но дело совсем не в «Списках», а в том, что Инспекция, отвечающая за охрану памятников, никогда не была независимой организацией, и вопросы, стоявшие перед ней, вовсе не сводились к организации охранных мероприятий.

Напрямую подчиняясь Архитектурно-планировочному управлению (АПУ, позднее – ГлавАПУ), Инспекция обслуживала интересы государственного аппарата, была послушным, гибким, хорошо оплачиваемым и достаточно закрытым для посторонних его подразделением. Но именно Инспекции приходилось принимать удар на себя – объясняться с общественностью, выступать в средствах массой информации в случаях явных проколов, как это было с путевым дворцом Екатерины II, построенным по проекту Ф.Б. Растрелли, гостиницей «Англетер» (оба памятника были разобраны до основания) или домом Дельвига, который, к счастью, удалось спасти – редчайший случай. С другой стороны, в Инспекции всегда был значителен объем собственной работы – инспекторской, реставрационной, научно-исследовательской. Важным событием в системе ГИОП стала организация в 1967 г. Б.А. Розадеевым сектора по изучению массовой городской застройки (сектор неподохранных и учетных зданий, позднее – сектор исследования и учета городской застройки, ныне – отдел городской среды, возглавляемый с 2001 г. Е.Е. Глуховой). Сотрудники этого сектора (здесь работали известные искусствоведы Р.А. Сомина, Р.Д. Люлина, Л.С. Клещева, К.С. Колодезникова и др.) системно (участок за участком, дом за домом, улица за улицей) обследовали городскую застройку (исключая интерьеры зданий) по специально разработанному руководителем графическому плану города.

Следующий этап – обработка материалов архивных фондов Технического отделения городской управы и Городского кредитного общества в Ленинградском историческом архиве (ЛГИА, ныне – ЦГИА СПб.).

В результате на каждый участок составлялась краткая учетная карточка с фотографией фасада лицевого дома, калькированным сводным планом застройки участка, на который наносились все этапы его строительной истории.

Вся эта работа (она велась в очень жестком временном режиме, имела сугубо секретный характер и на моей памяти только К.С. Колодезникова выдержала ее до конца) едва ли не ежедневно проверялась начальником, который сам постоянно работал в читальном зале архива, помогал в решении сложных вопросов, а заодно строго следил за дисциплиной. Все учетные карточки им визировались, хранились в сейфе, затем брошюровались в планшеты и получали номер, идентичный номеру на плане города.

Застройкой Каменного острова стали заниматься значительно позднее (А.А. Матвеева, а после ее безвременной кончины – Т.И. Николаева), ее описание не закончили, во всяком случае сброшюрованного планшета не существует, сохранились разрозненные выписки и планы участков.

Работа сектора в целом никакого выхода в научный мир не имела: ни публикаций, ни выступлений на конференциях, но результаты инвентаризации городской застройки стали основой для составления «Списка вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность» (3234 адреса учетных зданий), который 29 декабря 1991 г. был утвержден президиумом Санкт-Петербургского горсовета народных депутатов.

Впервые за советский период каменноостровские особняки, дачи, оранжереи, как и парк в целом (его поставили на охрану в 1988 г.), заняли в этом списке достойное место.

Однако охрана памятников Каменного острова имеет более чем столетнюю историю, поскольку дворец и театр были в перечне достопримечательностей, составленном в канцелярии петербургского градоначальства в 1902 г. В государственный список подлежащих охране памятников архитектуры, составленный в 1920 г. под руководством архитектора И. Фомина, дополнительно включили дачу Ольденбургского и загородный дом Половцова, после 1924 г. получивший статус памятника истории в связи с посещением его В.И. Лениным в 1920 г. Основная застройка острова относилась к XIX – началу XX в., но до 1960-х гг. все, что не относилось к барокко или классицизму, «ругали» эклектикой и декадансом. Лишь со второй половины 1960-х гг., когда научное и художественное осмысление культуры этого времени (прежде всего благодаря работам А.Л. Пунина, Е.И. Кириченко, В.Г. Лисовского) принципиально изменилось, появилась реальная возможность расширить список охраняемых государством памятников. Таким объектом стал собственный дом архитектора Мельцера, затем дачи Фолленвейдера, Клейнмихель (еще один адрес, связанный с В.И. Лениным), затем – Гаусвальд, Гау.

В том, что Каменный остров, среди многочисленных достопримечательностей, занял особое место в жизни многих и многих горожан, что они испытывают к нему чувство любви, нежной привязанности, возвращаются к нему снова и снова, огромная заслуга принадлежит профессору И.П. Шаскольскому, председателю Петроградского отделения Общества охраны памятников, и его ближайшей помощнице Т.Д. Кириченко. С 1975 г. еженедельно организуемые ею четырех-пятичасовые экскурсии по острову ввели его памятники в культурный обиход горожан, вызвали множество газетных публикаций и телевизионных репортажей. Этому способствовало и благожелательное отношение к экскурсантам со стороны руководства Военного санатория, администрации домов отдыха, кинокопи-ровальной фабрики и телевизионного театра.

Ознакомление с интерьерами зданий воссоздавало целостность исторического процесса, помогало погружению в культуру разных эпох – от барокко и классицизма до Серебряного века.

Напомним, что вся территория Каменного острова состоит под государственной охраной, являясь частью Объединенной охранной зоны исторического центра Петербурга. С 1988 г. Каменный остров (парк «Тихий отдых») объявлен памятником истории и культуры местного значения. Существуют также ограничения для застройки, установленные законом «Об охране памятников истории и культуры» 1978 г. и режимом Объединенной охранной зоны.

Для того чтобы выработать правила реконструкции Каменного острова, по заказу КГИОП были выполнены четыре проекта историко-культурного регламента: в 1997 г. Облпроектом, в 1999-м – ООО «Мастерская Н.Ф. Никитина», две версии разработаны Ассоциацией исследователей Санкт-Петербурга.

Первые два регламента настаивают на сохранении пейзажно-регулярного парка с минимальной передачей строений и земельных участков в частное владение. Ассоциация же предлагает расширить частновладельческую застройку и разрешить новое строительство. По мнению авторов, это создаст условия для привлечения средств и приведения в порядок памятников архитектуры и территории острова. Несмотря на то что в 2000 г. официально утвердили регламент «Мастерской Н.Ф. Никитина», при решении конкретных задач учитываются проектные разработки Ассоциации.

Канцлерский период в истории Каменного острова 1709-1765

Усадьба графа Г.И. Головкина 1704-1746

Первым владельцем Каменного острова, получившим его в дар по изустному повелению Петра I в 1704 г., был Гавриил Иванович Головкин (1660–1734).

Наиболее достоверные сведения по истории своего рода собрал Федор Головкин, опубликовавший их в начале XX в. сначала на французском, затем на русском языке: «Имя Головкиных появилось на Венском соборе 1598 г. при избрании Годунова на московский престол. На этом соборе среди духовенства присутствовал также Евстафий Головкин – инок Свято-Сергиевой лавры. Его племянник, Родион Дмитриевич, имел двух сыновей: Симеона, родоначальника графской линии, угасшей в 1846 г., и Луку, родоначальника линии нетитулованной и существующей посейчас. Случайные обстоятельства способствовали, однако, возвышению Головкина среди окружающей престол толпы. Некий Роман Раевский отдал свою дочь за Симеона Родионовича Головкина, а ее сестра Прасковья благодаря браку своей дочери с Кириллом Нарышкиным стала бабкой Петра I.

Таким образом, Наталья Кирилловна, мать Петра I, была внучкой сестры бабушки Г.И. Головкина. Он же приходился ей внучатым племянником, троюродным братом матери Петра и троюродным дядей самому Петру»1.

В течение своей жизни Г.И. Головкин был как на военной, так и на государственной службе, но оказался среди приближенных молодого царя еще во времена правления царевны Софьи: с 1677 г., т. е. с 17 лет, состоял при царевиче, с которым был почти ровесником, в звании стольника, а затем в 1689 г., заменив на этом высоком придворном посту своего отца И.С. Головкина, назначен постельничим. Узнав о готовящемся покушении на Петра, предупредил его, за что едва не поплатился жизнью. Головкин сопровождал царя в заграничных путешествиях 1697–1698, 1712–1713 и 1716–1717 гг. В 1698 г., как и Петр I, с топором в руках работал на корабельной верфи купцов Кальфов в Саардаме. Участвовал в военных походах и сражениях Северной войны, был в Прутском походе. Награжден Андреевским орденом за разгром флотилии шведского вице-адмирала Нумберса в устье Невы 17 мая 1703 г., где проявил отчаянную храбрость: вместе с государем с ружьем в руках бросился на неприятельский корабль, и они захватили его в плен. Существует предание, что за это он получил и Каменный остров. В 1706 г. Головкин возглавил Посольский приказ.

Иноземные монархи также отметили его своими милостями: Август II наградил орденом Белого орла, Иосиф I в 1707 г. возвел Г.И. Головкина в графское достоинство Священной Римской империи.

Впервые учрежденную Петром I должность первого российского канцлера Головкин получил в 1709 г. на Полтавском поле, сразу после сражения. В сентябре этого же года канцлер был возведен в российское графское достоинство, впервые введенное Петром I, и стал первым русским графом. В гербе Головкиных были подчеркнуты воинские доблести рода: щит, разделенный на четыре поля с полуорлами, держали два льва, из облаков была протянута рука с обнаженной шпагой, в центре щита помещен лев, держащий в лапе шпагу2.