На круги своя

Маша резко открыла глаза. Нужно было всё это записать. Маша достала листки из-под матраса. Был ещё день – наверное, она поспала всего пару часов. То и дело поглядывая на дверь, она записала всё, что ей приснилось. Ей повезло, и Даниил не заходил в спальню.

Даниил… Интересно, каково было ему сейчас? Наверное, тоже не сладко – жена не помнила его, почему вышла за него замуж, не могла подарить ему любви и нежности. И он ждал, в основном, терпеливо, но сегодня сорвался… Маша, со вздохом, спрятала листочки, снова почувствовав себя ужасно. Даже этот парень из прошлого, Василий, вызывал в ней больше эмоций, чем муж. Это было неправильно.

В квартире что-то разбилось, отчего она вздрогнула. Торопливо поднявшись с кровати, она вышла из комнаты и осторожно заглянула на кухню. К своему удивлению, Маша увидела там не Даниила, а Анну. Приговаривая себе под нос какие-то проклятья, она разглядывала внутренности шкафа под мойкой. На полу красовалась груда осколков.

– Ты что здесь делаешь? – удивлённо спросила Маша.

– И тебе привет, – фыркнула Анна, – Даниил уехал по делам, я твоя нянька. Где у вас чёртов веник?

Всё это звучало неожиданно. Эта Анна совсем не была похожа на ту, что приходила на днях и давила из себя слёзы сочувствия.

– Приём, веник где? – Анна пощёлкала пальцами.

– Ты это спрашиваешь у человека с амнезией? – попыталась пошутить Маша.

– Действительно, вопрос в пустоту, – буркнула Анна.

– Так вот же веник!

– Где?

– В шкафу, перед твоим носом!

– Нет его здесь!

Маша вздохнула и вытащила веник на свет божий ровно оттуда, куда смотрела Анна.

– О, да ты внимательная, – Анна глянула на неё странным взглядом, – садись, буду тебя кормить.

Маша села за стол, положив подбородок на согнутую руку.

– Скажи, я раньше встречалась с другим мужчиной? – задумчиво спросила она. Ей показалось, что Анна, которая доставала сковородку из шкафа, на секунду замерла.

– Что ты там говоришь? – беспечным голосом ответила она, не поворачиваясь, – С каким мужчиной?

– Ну, например, с длинноволосым рокером, – Маша сделала задорное лицо.

Анна рассмеялась слишком громким смехом.

– Совершенно точно, ни с каким рокером ты не встречалась. А что такое? Вспомнила что-то?

– Как бы я могла вспомнить то, чего не было, – пожала плечами Маша, мысленно отметив, что Анна либо чего-то не знает, либо недоговаривает.

Анна разбила яйцо в миску, начала взбивать заготовку для омлета.

– Время уже обеденное, но я ничего другого готовить не умею, – сообщила она. Это звучало не как оправдание, а как вызов. Маша вдруг вспомнила, что она, как раз, готовить умела и неплохо. Василию особенно нравились её блинчики…

Маша замерла, радуясь, что Анна стоит к ней спиной. Совершенно обыденная мысль, мимоходом забравшаяся в голову, поразила её. Удивительное было даже не в содержании, а в том, насколько естественной она была.

Василию нравились её блинчики. На завтрак – особенно после ночных дежурств в больнице, когда он приходил, уставший и голодный, чтобы поцеловать Машу, перекусить и снова уйти, в университет…

– Ау, болезная, – прервала Анна поток её мыслей, – ты живая? У тебя лицо перекосило.

– Я, да, сейчас, – Маша спешно поднялась из-за стола, – в туалет схожу.

Заглянув в ванную комнату – для прикрытия, – Маша побежала в спальню и, закрыв дверь, полезла за своими листочками. Руки так сильно тряслись, что писать было тяжело.

Она буквально видела, как Василий сидит за столом, поглощает один за одним её тоненькие, ажурные блинчики и смешит её какими-то больничными байками. Уставший, но довольный – работой, учёбой, жизнью, Машей…

Сердце сжалось в какой-то сладкой тоске. «Мы, кажется, жили вместе. Мы не просто встречались». Что же случилось потом?

В коридоре раздались шаги, и Маша поспешила спрятать листочки под матрас.

– Ты что тут спряталась? – спросила Анна, бесцеремонно распахивая дверь в спальню, – Кушать подано, извольте пройти к столу!

Омлет вышел съедобным, но аппетита не было совершенно. Маша складывала его по кусочкам в рот только потому, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Анна искоса за ней наблюдала.

– Что с тобой? Чего ты такая бледная?

– Я? Ничего…

– И Даниил сам не свой, – Анна свела на переносице свои идеальные брови, – ты его чем-то обидела?

– Я? – Маша чуть не подавилась омлетом, – Чем я могу его обидеть?

– А то ты белая и пушистая, – проворчала Анна.

– Ну, если его только задевает то, что я никак не могу вспомнить, что к нему чувствую… – пожала плечами Маша. Анна внимательно на неё посмотрела.

– Не можешь вспомнить?

– Я очень стараюсь, – призналась Маша, – но мне всё время что-то мешает… Эта история с университетом, работой, то, что он поменял мою одежду на свой вкус… Мне, кажется, теперь не нравится такое отношение.

Анна неожиданно изменилась в лице.

– Знаешь что, – она резко поднялась и начала собирать тарелки в стопку, – да за такое отношение ко мне, за его обожание, я бы всё отдала!

Осознав, что она ляпнула, Анна поднесла руку ко рту.

– Ты… – начала Маша.

– Не его! Просто за обожание! – она схватила посуду и бросилась к раковине, – Всем женщинам хочется быть любимыми, правда же?

Маше оставалось только буравить её спину удивлённым взглядом. Она сильно сомневалась, что Анна оговорилась.

***

Анна до самого прихода Даниила пряталась от Маши на кухне и старательно её игнорировала. Маше это было на руку – появилось время перечитать свои записи и всё обдумать.

С одной стороны, было её прошлое. Она росла, гуляла с подругой, пережила развод родителей, встретила хорошего парня, стала с ним вместе жить…

С другой стороны, было её настоящее – она не работала, ничем не занималась, только пыталась угодить мужу… У неё была подруга Анна, которая, кажется, была к её мужу более неравнодушна, чем она сама.

Прошлое интриговало, настоящее – удручало. А то, что было между ними – пугало. Что должно было произойти, что от жизни, которая складывалась вполне естественным образом, она перешла к тому, что было сейчас? Несмотря на всю благодарность, которую она испытывала к Даниилу, она не могла поверить в то, что жизнь с ним полностью её устраивала. Скорее всего, он чего-то недоговаривал – возможно, боялся травмировать её психику, которая сейчас была неустойчивой.

«А правда ли это? Откуда он это узнал – от врача? Когда я была в больнице? Даниил сказал, что мы заезжали сразу после сотрясения, но я вообще этого не помню… С тех пор прошло уже недели две или даже больше. Почему мы не поехали на повторный осмотр? Нужно будет спросить у него, когда он вернётся», – решив это, Маша поняла, что у неё есть два варианта объяснения всему происходящему. Первый заключался в том, что Даниил, пользуясь случаем, решил слегка изменить супругу под себя. Этот вариант был неприятным, но оставлял слабую надежду на то, что Машина жизнь не была такой тоскливой, как он описал. Сценарии второго варианта варьировались от спецслужб и программ удаления памяти до вялотекущей шизофрении. Или любого психического заболевания, подходящего под описание – не особо-то Маша и разбиралась. Этот вариант был ещё более неприятным, поэтому Маша расстроилась и решила ещё раз перечитать воспоминания о соседе. «Может, это был один из тех бывших, с кем ты мысленно не можешь порвать связь? Жаль, не у кого спросить…».

К вечеру Маше уже не терпелось поговорить с Даниилом, запланировать поход ко врачу или хотя бы получить ответы на какие-то из своих вопросов. Он пришёл не слишком поздно, обменялся парой слов с Анной, и та выскользнула за дверь, не встречаясь с Машей взглядом.

– Прекрасная дама меня встречает? – глаза мужа вспыхнули радостью, когда он увидел Машу у порога. Ей даже стало стыдно за неискренность своих порывов. Впрочем, когда он взял её за руку и потянул к себе в объятья, напористо целуя, она быстро передумала. Она отстранилась – мягко, но неловко.

– Пойдём ужинать.

Даниил нехотя повиновался.

– Ты вспомнила что-то? – спросил он, когда чуть позже они расположились на диване. В руках у Даниила был неизменный томик стихов.

– Нет, я как раз хотела спросить… Когда мы поедем ко врачу?

Даниил сжал губы в линию.

– Я слежу за этим, можешь не беспокоиться.

– Я понимаю, что следишь, – Маша неловко сцепила руки в замок, – но я ведь тоже хочу знать.

– Вот, значит, к чему всё это, – в голосе Даниила сквозило раздражение, он резким движением отложил томик стихов, – ты соизволила провести со мной вечер, только чтобы задавать провоцирующие вопросы?

– Какие провоцирующие вопросы? На что провоцирующие?

– Скажи, я вообще тебе интересен? Могла бы спросить, где я был весь день, устал ли я? Проявить хоть каплю заботы! Хотя бы поинтересоваться, как у меня дела! – Даниил звучал неестественно эмоционально. Вена на его красивой, длинной шее неприятно вздулась.

– К..как дела? – глупо спросила Маша. Даниил сделал несколько глубоких вдохов и посмотрел на неё с разочарованием.

– Я понимаю, что тебе тяжело сближаться с людьми, но я тоже не бесчувственный, Мария.

Она опустила глаза, раздираемая противоречивыми чувствами. С одной стороны, она прекрасно понимала, что для него вся эта ситуация не была приятной. А с другой стороны, она начинала чувствовать некоторое раздражение. Как он мог что-то от неё требовать? Неужели он не видел, как ей тяжело? Неужели он не мог называть её просто «Маша», а не «Мария»? Её уже начинало тошнить от собственного имени!

Даниил откинулся на спинку дивана, прикрыв лицо руками.

– Прости меня, – глухо сказал он, – мне сейчас очень тяжело. Я слишком много взял на себя и, кажется, совершил ошибку.

Его резкая смена настроения опять застала Машу врасплох.

– Взял на себя что?

– Я не могу тебе сказать, – он отнял руки от лица и посмотрел на неё, весь воплощение скорби и отчаяния, – но я чувствую себя ужасным человеком.

– Я не знаю о чём речь, – осторожно сказала Маша, – но то, что ты сделал ошибку, не значит, что ты плохой человек.

– Я так не думаю, – его голос снизился до быстрого, лихорадочного шёпота, – если откинуть всю мишуру, есть только плохое и хорошее. Разве может быть хорошее слегка плохим? А плохое немного хорошим? В этом не будет чистоты, не будет красоты. Я кажусь себе скорее плохим. Я много совершал неоднозначного – разве неоднозначное может быть хорошим?

– Я… – Маша не могла найти нужных слов, но оказалось, что ответ ему и не нужен.

– Я гнию, Мария, гнию изнутри, – скривив рот, произнёс Даниил, – нас всех точат черви злобы. Но не тебя. Ты прекрасна, я недостоин тебя. Нет, не спорь, – он предупреждающе поднял руку, – я знаю, что ты уйдёшь. Так свет покидает тёмные участки леса – устаёт бороться со сплетёнными, корявыми ветвями. Ты уйдёшь, и мне не останется ничего в этой жизни, лишь пустота…

Он снова уронил голову на руки и замер в этой скорбной позе.

– Я никуда не собираюсь, – прошептала Маша, чувствуя, что должна помочь ему, найти слова утешения. Она осторожно дотянулась до его руки.

Она постарается, очень сильно постарается и воскресит свои чувства к нему.

Глава 4

Она снова была в этой комнате из сна, смотрела в окно, на узоры мороза на стекле и ждала. Стояла абсолютная тишина, какая бывает только зимой. Она обволакивала всю комнату, два книжных шкафа по бокам окна, торшер с желтоватым тканевым абажуром, который сейчас был единственным источником света. Он стоял между двух уютных кресел, а перед ними примостился журнальный столик, на котором лежала раскрытая книга.

Она кого-то ждала, и он, судя по всему, задерживался. На стене тихо тикали часы, отмеряя минуты, считая удары её сердца.

Раздался звук открываемого замка, и она развернулась к окну спиной, оперлась на подоконник. С лёгкой полуулыбкой, она прислушивалась к звукам, которыми наполнилась квартира: шуму воды в кране, стуку шагов и, наконец, крику:

– Машка! Мышка, где ты спряталась? Ты вообще дома?

Она улыбнулась, прикусив губу, чтобы не засмеяться вслух. Она, конечно, не пряталась, но и помогать в поисках не собиралась. Она слушала, как он пошёл на кухню, кажется, поставил кипятиться чайник, заглянул в спальню и, наконец, приблизился к двери её убежища.

– Ну всё, Мышь, если ты дома, то только здесь!

Дверь распахнулась, и он зашёл в комнату. Красивый, как всегда, как и в тот день, когда они впервые признались друг другу в любви. Только волосы стали ещё длиннее – светлые, волнистые, они спускались почти до плеч. Маша всегда думала, что с такой причёской нужно быть рокером, а не врачом. Щёки раскраснелись от мороза, серые глаза горели шкодливым огнём, как у мальчишки.

– Попалась, вредная Мышь, – протянул он, медленно к ней приближаясь.

– Вообще-то, я не пряталась! – сообщила она, борясь с желанием рассмеяться. Он излучал какую-то невозможную энергию, с этими своими хитрыми глазами и кошачьей походкой.

– Дааа? А почему не прибежала встречать? – удивление и возмущение в его голосе были настолько искренним, что она не выдержала, засмеялась и сама преодолела оставшееся расстояние между ними, обхватила его за шею. Пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо.

– Так-то лучше, – прошептал он, склоняясь к её губам и захватывая их в свой плен, – я так скучал, Мышь, – пробормотал он, на секунду оторвавшись, – больше никуда от тебя не уеду.

И они растворились в этом поцелуе, ощущениях, касаниях. Он подхватил её на руки, и они упали на кресло. Она запустила руки в его волосы, и он почти мурлыкал, как самый настоящий кот, а потом решил почтить своим вниманием её шею, ключицу, ложбинку между грудей. Возможно, они бы на этом не остановились и продолжили доказывать друг другу, кто больше скучал, но на кухне требовательно засвистел чайник, и пришлось бежать, выключать его, потом разливать чай, греть ужин, спорить, кто будет мыть посуду.

– Кстати, я что-то тебе привёз, – сообщил он после третьей чашки. Он всегда пил огромное количество чая, вприкуску с конфетами. Он сходил в коридор к сумке и вернулся, неся в руках небольшую шкатулку.

– Ооо, какая красота! – она приняла вещицу у него из рук и стала с восхищением разглядывать. Шкатулка была довольно простой, из матового темного дерева, с врезным латунным замочком, – У меня нет слов! Она идеальная! – она поставила шкатулку на стол и потянулась, чтобы снова поцеловать его, но он увернулся.

– Во-первых, да, идеальна, ведь её дарю тебе я! – он слегка надулся, за что моментально был окрещен «индюком», – Во-вторых, держи ключ и слушай меня внимательно.

Маша сложила руки на коленях, изобразив послушание.

– Эта шкатулка принадлежала моей прабабке, – неожиданно серьёзным тоном начал говорить Василий, – поговаривали, что она – колдунья, и зачаровала эту вещицу.

– Да ну! – Маша картинно удивилась.

– Чшш, – Вася строго посмотрел на неё, приложив палец к губам, – заглянуть внутрь шкатулки может только член нашей семьи, либо другая колдунья.

– Хочешь сказать, что я колдунья? – таинственно прошептала Маша, вставляя ключик в замок и поворачивая. Крышка легко открылась.

Вася как-то тепло улыбнулся ей.

– Мышка, я хочу сказать, что предлагаю тебе стать членом моей семьи.

И пока Маша продолжала соображать, он опустился перед ней на одно колено. В шкатулке лежала всего одна вещь – кольцо. Тут уж она поняла, что к чему, и с радостным визгом бросилась к нему на шею, обнимая, целуя, не давая дышать.

– Машка, подожди, – смеясь, он пытался увернуться от неё хоть на секунду, – дай я спрошу по-человечески!

– Да считай, что я согласилась! – в итоге Маша слегка успокоилась и затихла у него в руках.

– Ты будешь моей женой? – уточнил он с лукавой улыбкой, заглядывая ей в глаза.

– Да! – она вспомнила про кольцо и протянула ему руку.

– Это кольцо тоже зачаровано: будешь любить меня вечно, – таинственно прошептал Василий, надевая его ей на палец.

– Так ты у меня тоже колдун? – в тон ему прошептала Маша, придвигаясь ближе к его лицу.

– Немножко, – он нежно коснулся её губами, прижимая к себе ещё ближе, не оставляя между ними ни миллиметра свободного пространства.

***

Маша проснулась в слезах. Она тихо плакала и не могла остановиться. Тянущее, горькое чувство тоски по упущенному поселилось у неё в груди. Это сон был слишком ярок, ей в нём было слишком хорошо. Так хорошо, что не хотелось возвращаться в эту реальность, в эту пустую, холодную квартиру, к этому мужчине, который не так её любит.

Маша начала захлёбываться слезами, поэтому села на кровати и подтянула колени к груди, пытаясь выровнять дыхание. Она боялась разбудить Даниила. Было темно, у него на руке мирно тикали часы.

Значит, они с Василием были помолвлены. Значит, они любили друг друга. При этой мысли у Маши перехватило в груди, сердце болезненно сжалось. Любили… Да он и сейчас вызывает в ней бурю эмоций! Возможно, это потому, что она вспомнила всё только до момента их помолвки – Маша знала, что ей было тогда девятнадцать, а ему двадцать один. Совсем молодые, можно сказать, юные. Она вспомнила также, что безумно его любила – с самого первого свидания, да, кажется, и до этого. Чувства были настолько сильными – до дрожи колен, до сердца, бьющегося где-то в горле – они оба нырнули в них с головой. И времени было катастрофически мало – они учились, подрабатывали, – а если времени было бы много, этого бы всё равно не хватало. Они оба поняли, что не выпутаются друг из друга, и съехались. Он позвал её замуж…

А потом что-то произошло, и они расстались. Она встретила Даниила и вышла за него. Маша зарылась пальцами в волосы. Неужели это было правдой? Как можно оправиться от таких отношений, от таких сумасшедших чувств? Как можно выйти замуж за другого, как можно выйти замуж не за него?

Может быть, она поругалась с Василием и вышла за Даниила из отчаяния? Назло? Тогда, конечно, это очень глупо. Маша посмотрела на спящего мужа, на тонкие, почти изящные черты его лица. В очередной раз ей стало его жалко. Она откинулась на подушку и закрыла лицо руками. Почему всё должно быть так сложно?

Уснуть всё-таки удалось, но утром Маша всё равно чувствовала себя разбитой. Встать с кровати не было сил, причём, скорее, моральных. Яркий диссонанс её воспоминаний и настоящего, сна и реальной жизни, давил на неё, не давая подняться. Она не спешила записать это воспоминание – знала, что оно никуда не денется. Оно яркой картинкой стояло в её голове, никуда не желая исчезать, подсвечивая убогость её нынешнего существования.

Она лежала, прибитая тоской к кровати весь день, почти не ела и не пила. Слёз не было, она просто смотрела сухими глазами в окно. Маша даже не размышляла о чём-то конкретном, мысли клубились в её голове – как облака, на которые она смотрела, периодически принимая причудливые формы, но оставаясь, по сути своей, просто бессмысленной дымкой.

О том, чтобы сблизиться с Даниилом, она больше не думала. Он и сам избегал её общества: не сидел рядом и не держал её за руку, как в первые дни в этой квартире. Он приносил ей поесть, без комментариев забирал полную тарелку обратно на кухню. Вечером он сообщил ей, что на следующий день ему нужно снова уехать по делам, и что к ней придёт Анна. Маше было всё равно.

Она ждала ночи, надеялась, что память подкинет ей ещё одно воспоминание. Что-то, что поможет ей понять… Или забыться. Но рваная дрёма не принесла никаких снов, и Маша встречала рассвет разочарованная и опустошённая. Она слышала, как пришла Анна, ушёл Даниил, регистрировала эти события, но понимала, что они её не волнуют. Люди казались статистами, а предметы – декорацией.

В самом деле, в комоде были пустые отсеки, в гардеробной – минимум вещей. Никаких безделушек, личных предметов – не было, например, косметики и кремов – Маша сомневалась, что всю жизнь умывалась мылом и красилась угольком. Квартира выглядела пустовато, без всего хлама, нужного и не очень, которым обрастают люди за годы жизни. К тому же ей слабо верилось, что она не пользовалась интернетом, телефоном, не общалась хоть с какими-то знакомыми – что бы ни говорил Даниил. Она не верила, что могла жить затворницей, она бы не вынесла этого одиночества.

Эта мысль по неясной причине взволновала её настолько, что Маша села в кровати. Она почувствовала лёгкое головокружение – голодная забастовка давала о себе знать. Медленно выбравшись из постели, она накинула постылый халат и выползла на кухню.

Анна, непривычно тихая, сидела за столом. Маша села напротив.

– Аня, – тихо позвала она. Та не откликнулась, задумчиво перемешивая сахар в чашке. Машу передёрнуло – она терпеть не могла сладкий чай.

– Аня! – получилось громко. Она подняла глаза. Выражение лица у неё было странное – такое ощущение, что её что-то мучило.

– Что случилось? – спросила Маша.

– Всё хорошо, – криво улыбнулась Аня, – у меня всё лучше всех! Наслаждаюсь своей жизнью, наполненной смыслом!

Она, судя по всему, была на грани истерики. А если учесть то, о чём она невольно обмолвилась Маше в прошлый раз, то нетрудно было сложить два и два.

– Что-то случилось у вас с Даниилом?

– Что? – вскинулась Анна, – Что у меня может случиться с Даниилом! Это у тебя с ним всё может случиться, но ты не хочешь протянуть руку и взять это!

– Аня… – Маша взглянула ей в глаза, раздумывая, стоит ли ей говорить, – Аня, я к нему ничего не чувствую.

Анна замерла, только грудь стала подниматься и опускаться чуть чаще.

– Зачем ты мне это говоришь? – прошептала она.

– Хочу, чтобы ты знала, – Маша потянулась было к её руке, но Анна резко отдёрнула свою.

– И что я должна с этой информацией делать? Помочь тебе? Только ты сама можешь себе помочь!

Маша с удивлением увидела, что Анна плачет.

– Так что произошло? Может, я могу что-то…

– Ха! Да! Ты могла бы! – она вскочила со стула, – Могла бы просто не существовать, было бы очень мило с твоей стороны!

– Я ничего не понимаю, – призналась Маша.

– Куда тебе, с твоей стукнутой головой! – Анна скривила губу, вцепившись в спинку стула, – Сидишь, глазками хлопаешь, вся такая хорошая, потерянная! Ах, я ничего к нему не чувствую, – она неприятно передразнила её голос, – какая неловкая ситуация!

Она заплакала ещё сильнее.

– Сколько крови ты ему попила! Появилась в его жизни, когда он уже успокоился, мучаешь его…

– Аня, – Маша тоже встала, – я же не помню…

– Конечно, плюнула и забыла! Нашла себе другого, а он…

Повисла тишина. Маша застыла, глядя на тяжело дышащую подругу широко распахнутыми глазами.

– Другого… кого?

– Я…я сболтнула лишнего, – пробормотала Анна, отводя взгляд.

– Кого другого? – Маша повысила голос, – как его зовут?

– Я просто так это сказала, чтобы тебя задеть!

– Просто скажи мне имя! Скажи мне, как его зовут! – она сорвалась на крик, руки непроизвольно сжались в кулаки.

Анна не отрывала от неё глаз.

– Я не могу… – прошептала она, – Я обещала…

– Я сама тебе скажу, – Маша сделала шаг вперёд, – Василий.

Имя повисло между ними. Анна рухнула на стул, прикрыв лицо руками.

– Ты вспомнила, да? – прошептала она, – Тогда это всё бесполезно, нужно ему сказать…

– Что сказать?

Анна подняла на неё взгляд, умоляющий, отчаянный.

– Я обещала…

– Что обещала? Господи! – Маша прижала ладони к глазам, – Это невозможно!

Анна вдруг вскочила.

– Мне, пожалуй, пора, – она ринулась в сторону выхода, – Даниил скоро придёт, так что…

– Подожди! – Маше удалось схватить её за руку у порога. Анна обернулась.

– Не надо, не заставляй меня, – прошептала она.

– Аня, что нужно ему сказать? Зачем? – как можно мягче спросила Маша, заглядывая ей в глаза. Она чувствовала, что руки Анны дрожат.

– Попроси его показать штамп в паспорте, – внезапно прошептала она и, пользуясь тем, что Маша замерла от неожиданности, выбежала из квартиры, хлопнув дверью. Маша дёрнула ручку. Закрыто! Она уткнулась головой в дверь, выравнивания дыхание.

«Что это вообще сейчас было?»

Глава 5

Бывает так, что какие-то очевидные вещи не приходят в голову сразу. Ты мысленно регистрируешь факты, замечаешь несостыковки, но до поры до времени не думаешь об этом. Но однажды пазл в голове складывается без твоего участия. И вот ты стоишь, уткнувшись лбом в дверь, и в голове возникает вопрос: «А где, собственно, ключи? Меня что, запирают?»

Маша облазила всю квартиру в поисках ключей. Безрезультатно. Ничего, чем можно было бы вскрыть замок – хотя она и не представляла, как это делается – тоже не было. Смысла своих действий Маша не понимала. Но теперь она была точно уверена, что муж от неё что-то скрывал. Что там сказала Аня? Штамп в паспорте?