Романтическая комедия

– Рада помочь.

Мне вдруг стало ужасно неловко. То ли приход Отэм с ассистенткой (очевидно, Мэдисон) меня смутил, то ли выходка Ноа… И Отэм, и Мэдисон (или как ее там) стояли в обтягивающих черных джинсах, свободных черных футболках и черных ботинках с острыми носами. А на мне красовались серые спортивные брюки, черная толстовка и зеленые носки – без обуви. Ноа надел нечто среднее между их стильным образом и моим раздолбайским видом. На нем были джинсы, кроссовки и коричневый лонгслив.

– Увидимся на читке. – Ноа помахал мне на прощание, и все трое удалились.

Среда, 4:43

Дэнни вернулся усталый, но довольный.

– В Белливилле все путем, – опередил он мой вопрос.

– Рада слышать.

После редактуры с Ноа я два с половиной часа проработала над «Сиропщиком». Когда он ушел, я несколько оживилась – наверное, присутствие знаменитости подействовало – и написала четыре страницы. Впрочем, не особенно хорошие, да и бодрость вскоре прошла.

Я взяла распечатку «Правила Дэнни Хорста» и протянула самому Дэнни.

– Поможешь с диалогами?

– Мать честная, Салли! Хоть бы постыдилась.

– Мне целых три скетча сдавать.

– Твои проблемы. Как думаешь, странно будет смотреться, если мы с Белли на свадьбе разобьем бокал?[3] Ее идея.

– А сам-то хочешь?

Дэнни пожал плечами. Хотя он редко упоминал об этой части своей биографии, о ней знали все: Дэнни вырос в закрытом ортодоксальном сообществе иудеев в Нью-Джерси. Как самый старший среди семерых детей, он подростком ходил в иешиву, и взрослые ожидали, что он станет раввином, как отец. Дэнни же с двенадцати лет втайне смотрел комедийные передачи по кабельному, а сообщество покинул после первого же года в раввинской семинарии. Он переехал в ночлежку для бездомной молодежи, а та по совпадению как раз стояла в миле от здания «НС». Сейчас, семь лет спустя, Дэнни по-прежнему не общался с родственниками, за исключением брата – малая цена за возможность есть жареные креветки, как он частенько шутил. Среди сотрудников «НС» не один Дэнни пережил несчастье – комедия нередко рождается из трагедии.

Он взял у меня распечатку и быстро прочел.

– Хлестко. В хорошем смысле. – Дэнни взял со своего стола карандаш и принялся заполнять пустые места. – Лучше сделай меня вторым копом, не первым.

– Так напряжение нарастает?

Он кивнул.

– Интересно, захочет ли Ноа сыграть первого копа, а не парня на свидании? Даже спрашивать боюсь. Судя по совещанию, скетч ему не по душе.

– Да, круто он тебя осадил.

Я уж подумала рассказать Дэнни про недавний разговор с Ноа, только как?

– Спасибо, что заметил, – кисло улыбнулась я.

Дэнни с ухмылкой протянул мне распечатку.

– Смеюшка, да все заметили.

Среда, 14:57

В промежутке между сдачей сценариев и читкой я взяла такси до дома, часок поспала, приняла душ и пошла к метро на Семьдесят девятой улице. Стоя на платформе, читала сообщения, которые получила, пока спала. Два из них отправила моя бывшая соседка по общежитию Дениз – педиатр, живущая в Остине. Я ее спрашивала, позволяется ли офтальмологам приглашать пациенток на свидание.

Доктору не стоит ее приглашать. Правда, смотря какая специализация. У психологов и психиатров, например, это считается неэтичным.

Это для скетча или по-настоящему?

По-настоящему, – ответила я. – А подруга может сама пригласить врача?

Генриетта отправила нам с Вив фото чипсов с кофейным вкусом.

Даже такое есть, представляете?

Когда я поднялась на семнадцатый этаж, Генриетта с Вив сидели на диване у меня в офисе, а Дэнни – у себя за столом. Вив наклонила пачку чипсов в мою сторону, и я взяла одну чипсину. С виду обычная, только как будто корицей посыпана. Я опасливо откусила крохотный кусочек.

– Не так уж противно, – заверил Дэнни.

– Не соглашусь, – ответила я, проглотив чипсину.

Дэнни запихал в рот еще горсть и ответил, жуя:

– Мерзкая штука, но есть любители.

– Как у «Республиканцев из народа»[4], – заметила Генриетта.

– Или в том случае в зоопарке, когда макак приставал к оленихе, – подхватила Вив.

– Соседка сказала, что глазнику нельзя приглашать тебя на свидание, – поделилась я с Вив по пути в зал совещаний. – Я спросила, можешь ли ты сама его пригласить. Она пока не ответила.

– Не совсем моя тема, – поморщилась Вив.

– Каково быть такой красивой, что не приходится делать первый шаг?

– Удобно, хотя есть свои трудности. А в моем случае еще американский мизогинизм[5] осложняет дело.

В зале совещаний яблоку было негде упасть. Народ сидел за столами, сдвинутыми посреди комнаты, и вдоль стен. На читку приходило даже больше сотрудников, чем на совещания, – и гримеры, и костюмеры, и декораторы, и звукорежиссеры. На столах были разложены сценарии, беспорядочно стояли бутылки с водой (в конце концов, предстояло три часа работы) и тарелки с бутербродами, листьями салата, фруктовой нарезкой, чипсами (вроде бы не кофейными) и печеньем. Для кого завтрак, для кого обед или ужин – смотря во сколько встал накануне.

Дэнни, Вив и Генриетта сели на придержанные для них места. Я села во втором ряду, спиной к окну, за которым приглушенно гудели машины и хохотали туристы семнадцатью этажами ниже. Ноа Брюстер сидел во главе стола с Найджелом – тот сам всегда зачитывал авторские ремарки. Чем более вяло воспринимали скетч, тем быстрее он старался закончить.

Я сидела напротив Ноа, пусть и далеко. Он улыбнулся, поймав мой взгляд, и у меня сердце екнуло – то ли от страха, то ли от волнения, то ли от чего еще. Конечно, Ноа безумно красив, но ведь я не впервые его видела. Потом невольно отвела глаза, словно столкнулась взглядом с незнакомцем в метро. И тут же спохватилась: отворачиваться было грубо, мы все же знакомы. Мы коллеги, пусть и всего на неделю, и моя обязанность – сделать его пребывание у нас приятным. Я вновь перевела взгляд на Ноа. Улыбка на его лице сменилась недоуменным выражением. Я выдавила улыбку в ответ. Ноа слегка помахал. Тогда Бейли, первый небинарный актер «НС», наклонился и что-то сказал ему в левое ухо. Ноа ответил, и оба рассмеялись.

Эллиот, главный сценарист, громко свистнул, призывая нас к порядку, и мы взялись за работу. Если актеры писали сценарии, они давали себе главную роль и сами за себя читали, а сценаристы давали роли другим; иногда наш выбор одобряли, иногда – нет. Если Найджел считал, что у кого-нибудь из актеров (особенно из любимчиков) выдалась легкая неделя, он по ходу читки мог перераспределить роли.

Начали со скетча о порноактрисе, которая утверждала, будто Трамп ей заплатил, чтобы она держала их встречи в тайне. Затем последовал скетч, где Ноа исполнял гимн перед Национальной футбольной лигой в дуэте с известной дивой (Генриеттой) – они соревновались, кто лучше возьмет высокие ноты. Посмеялась я пока лишь над скетчем «В джазе не только черные», где Ноа досталась роль белого политика, который читает проповедь в церкви для чернокожих.

За девять лет моей работы читки не утратили своего очарования, ведь в них удивительным образом сочетались творческие и психологические аспекты. В комнате, полной важных в моей жизни людей, но без зрителей, я отчаянно жаждала узнать, как воспримут мои скетчи и какие скетчи у других; меня частенько поражало остроумие одних сценариев и никудышность других, а настроение участников пугающе легко определялось по смеху и теплоте, с которыми воспринимали скетч. Нередко я только на читке догадывалась, кто с кем из коллег встречается, а кого-то в конце сезона попросят на выход.

За час с чем-то мы дошли до «Правила Дэнни Хорста». Увы, моя самая удачная строчка не вызвала всеобщего смеха, зато всех повеселили реплики, написанные самим Дэнни. И все же у скетча с отсылкой на наши внутренние дела было немало шансов попасть в эфир.

Формально мнения о сценарии никто не выражал – попадание в программу само по себе считалось отзывом. Однако перед тем как мы перешли к следующему сценарию, Джеремайя отметил:

– Бесстрашия Салли не занимать. Половину коллектива может своим скетчем обидеть!

– Значит, задевает за живое? Хорошо, – отозвалась я из кресла у окна.

– И жили они гетеронормативно и счастливо, – подхватила сценаристка Джемма, а Бейли шутливо толкнул ее кулаком в плечо.

По совпадению, «Трещотка» шла сразу после «Правила Дэнни Хорста» и тоже снискала одобрительный смех, пусть и не слишком бурный. Сценаристы частенько общаются с актерами, включая ведущего, и советуют, с какой интонацией читать. Я не стала учить Ноа – во-первых, я пришла на читку перед самым началом, а во-вторых, неловко было бы ему раздавать советы. Впрочем, он и сам хорошо справился. В новом варианте судьи перебивали и женщину-судью, и Ноа, вот бедняги и взялись за свои дела, пока их ругали: ногти подпиливали, в шашки играли, достали коврики для йоги и сели в позу лотоса. Сработал фокус, о котором я прошлой ночью рассказывала Ноа: на читке сценарий оказался куда смешнее, чем на бумаге.

После «Трещотки» пошел проходняк, одна сценка – от сценариста по имени Дуглас, работавшего у нас первый год. Мы с Генриеттой и Вив за глаза называли его «Крылатый»: он все время пробовал добиться славы какой-нибудь крылатой фразочкой. На этой неделе парень норовил протащить «То к тебе, то от тебя» – скетч, в котором сам Крылатый ездит туда-сюда на одноколесном велосипеде. Мне стало противно. Как его вообще к нам взяли? С чего он такой самоуверенный? Когда он работал у нас всего вторую неделю, я на внесении правок предложила одному сценаристу: пусть героиня встанет на четвереньки, чтобы пропукаться на всякий случай перед приходом парня на свидание. Крылатый припомнил знаменитый скетч семилетней давности и бросил тоном всезнайки:

– Слишком много сходств с «Моя девчонка не пукает».

– Хм-м, – ответила я, – может, потому что я и написала «Моя девчонка не пукает»?

– Вот как, – ничуть не смутился Крылатый. – Самоплагиатом увлекаемся?

«Хореограф», скетч Ноа, шел следом за «То к тебе, то от тебя». Смешки посыпались еще вначале, когда Найджел зачитал: «Мэдисон-сквер-гарден, май две тысячи первого», и хотя со временем они слегка поутихли, сценарий все равно прошел отбор честно, а не благодаря авторству ведущего. В конце Ноа нашел меня взглядом и кивнул. Я кивнула в ответ.

«Сиропщик» остался напоследок, когда в воздухе уже явственно чувствовалось нетерпение. Все то вставали размять ноги, то выходили в уборную, а с перерыва прошло добрых полтора часа. Чем раньше твой скетч пройдет читку, тем больше вероятность одобрения, причем независимо от качества. И потом, я писала «Сиропщика» без особой искорки, поэтому не ожидала теплого приема.

Волноваться не стоило: скетч многих посмешил. А все благодаря Ноа. В ремарках я предложила ему пропеть названия сиропов: «А вот кокос-с-с» или «А тут у нас пресла-а-а-дкая ваниль», и Ноа постарался от души – пел, как в опере. Роль покупателей я отдала Генриетте, Вив и Бейли; они с Ноа чудесно сработались. Ну, или всем просто не терпелось поскорее закончить.

Когда мы встали из-за стола и, тихо переговариваясь, понесли бумажные тарелки в мусорку, я достала из кармана джинсов мобильник. Конечно, меня временами тянуло залезть в телефон на совещании, но потом я спохватывалась: весьма сомнительно, что сообщение из повседневной жизни окажется важнее происходящего на работе.

Пришел ответ от Дениз, соседки по общежитию:

Конечно, пусть попробует его пригласить, но врачи отвечают что-то типа: «Спасибо, очень любезно с вашей стороны», а потом продолжают прием как ни в чем не бывало.

Я отправила скриншот Вив, стоящей неподалеку с Найджелом и Отэм, и добавила:

Она не знает, что речь о тебе, а на тебя даже закон всемирного тяготения не распространяется.

Среда, 21:13

После читки Найджел, Эллиот, Боб О’Лири и еще один продюсер, Рик Клемм, заходили в офис Найджела на семнадцатом этаже и закрывали за собой дверь. Часа два спустя каждый узнавал, выбрали его скетчи для субботнего выступления или нет – точнее, вычеркнули их из списка с ходу или нет. В зал совещаний заходил стажер, прикреплял на стену перечень скетчей с подчеркнутыми названиями, а потом небрежно швырял на стол копии. В офисе Найджела на пробковой доске тоже висели разноцветные карточки с названиями скетчей в порядке их показа (примерном, разумеется). Проще было бы выслать списки по электронной почте и избавить тех, кому не повезло, от лицезрения чужого счастья, но такая уж сложилась на «НС» традиция, и Найджел не хотел ее менять. Обычно несколько человек оставались в зале ждать списка и предупреждали остальных.

Время между читкой и оглашением результатов всегда тянулось напряженно – кто-то специально выходил на улицу, включая кое-каких сценаристов и актеров, игравших в баскетбол, – а я вот оставалась на работе. Не так уж долго приходилось ждать, да и хотелось поскорей выяснить, предстоят ли мне часы кропотливого труда до самой субботы или же довольно будет помогать другим с правками по четвергам. Чаще всего хотя бы один мой скетч в список попадал. Впрочем, наверняка никогда не знаешь.

Вив стояла у зеркала в общем с Генриеттой офисе и рассматривала свой несчастный глаз. Красный кровоподтек побледнел до желтого. Вив пыталась понять, с какого расстояния его не видно.

– Да вообще незаметно, – заверила я. – Если бы ты не напоминала, я бы забыла давно.

– Ты-то на меня не смотришь с экрана в высоком разрешении.

Потом мы с Генриеттой убивали время, убеждая Вив: пригласить окулиста на выступление еще не значит нарушить правило не делать самой первый шаг. А если и значит, что с того?

Вив занималась растяжкой на полу, наклонялась, тянула ноги в разные стороны и прижимала правый локоть к колену, а мы с Генриеттой развалились на диване.

– Не пиши об этом, – предупредила Вив Генриетту.

Это она о серии скетчей «Натуралы вообще норм?», идущей у нас в рубрике «Новостной отдел». В них Генриетта встревоженно делится с миром последними новостями (выдуманными, естественно) о безумных и откровенно токсичных поступках известных гетеросексуальных пар. Генриетта (чья жена Лиза, между прочим, преподавала историю искусств в университете) жадно следила за сплетнями о знаменитостях – якобы ради материала для сценариев, хотя кто знает… Конечно, от нас не ускользнула ирония происходящего: Генриетта ведь и сама знаменитость, пусть и не любит привлекать к себе внимание и не сидит в социальных сетях (тоже иронично). Я обычно держу руку на пульсе, но Генриетта все узнает первой. Кстати, она мне и написала, что Аннабель и Дэнни встречаются.

– А как тебе такое? – спросила я и взялась читать составленный текст: – «Доктор Элман, спасибо за вчерашнюю консультацию. Сегодня мне лучше. В качестве благодарности хотела бы предложить вам билет на «Ночных совушек» – я там работаю актрисой. Если интересно, напишите, подберем удобное число. Еще раз спасибо за помощь. До свидания. Вив».

– «Если вы не против с меня все снять и устроить жаркую ночку, подберем удобное число», – передразнила Генриетта. – Кстати, Вив, у тебя хоть его почта есть?

– Он мне дал имейл на случай, если будут вопросы насчет глаза.

– Ага-ага. «Насчет глаза».

– Не обижайся, Салли, но письмо скучное и совсем не смешное.

– Точно. Зато его можно интерпретировать по-разному, и на медицинскую тему особого упора нет. Я нарочно избегала слова «глаз», зато в письме есть «интересно» и «встреча», то есть намеки.

– Правда? – удивилась Вив.

– Ну, может, и не совсем, не напрямую. В общем, письмо вам обоим дает путь к отступлению. Ты приглашаешь доктора на свидание или просто благодаришь? Кто знает? Плюс покажешь свою скромность: ты не считаешь, что он обязан помнить тебя по «НС». Хотя наверняка помнит.

– «Доктор Элман» – очень уж официально звучит, – сморщила нос Вив.

– А как его обычно называют? Тед? Тедди?

– Я провела небольшую разведку. Он недавно обновлял свои данные в базе выпускников Пенсильванского колледжа. Ему пятьдесят два, и его обычно называют Тео.

– Офигеть, пятьдесят два?! Не в том смысле офигеть, что старый… хотя, конечно, немного старый… Но я-то думала, он лет на десять моложе!

– Не помните, чему я вас учила? – улыбнулась Вив с легким нетерпением. – Черной коже стариться негоже.

– Извини. Но все-таки…

– Ты когда-нибудь встречалась с мужчиной настолько старше? – спросила Генриетта.

– Лет пять назад заигрывал со мной один итальянец в самолете из Парижа. Мы сходили на несколько свиданий, – заулыбалась Вив. – Интересно, доктор Тео тоже по молодости побывал в браке, как ты, Салли?

– Если да, то где-то в начале девяностых. А ты тогда, получается, в детский сад ходила… Впрочем, судя по всему, человек он неплохой. Успешная карьера – значит, не будет завидовать твоему успеху. Большинство врачей…

Тут наши телефоны разом чуть не взорвались от сообщений: пришла весточка, что скетчи прошли отбор.

Естественно, проще было бы сфотографировать список и всем разослать, но куда уж там! Мы поспешили к залу совещаний.

– Неплохо, Милз! – похвалил актер по имени Дункан, когда мы вышли из-за угла.

Дэнни стоял у списка и, завидев меня, приподнял брови:

– Тройной удар, Смеюшка!

Я дала ему пять.

Вдобавок к «Правилу Дэнни Хорста», «Сиропщику» и «Трещотке» в список попал скетч Ноа о хореографе, ролик Тони и Лианны, в котором растерянный чернокожий дедуля (его роль досталась Джею) смотрит интернет-рецепты белых дамочек, «улучшающих» известные блюда (например, добавляя изюм в макароны с сыром или зефирки в жареную бамию); скетч про Джеймса Коми; «Монашка и святой отец» – номер из серии скетчей, в которых Генриетта играла монахиню, влюбленную в священника (Хакима), а на будущую неделю им придумали нового персонажа – епископа, роль которого отдали Ноа; скетч от сценаристки Тесс про говорящие лекарства на полке в ванной; «Три тенора» от Джозефа и кошмарный «То к тебе, то от тебя» от Крылатого. Ни наш с Генриеттой и Вив скетч про запросы собак в «гугле», ни мой любимый скетч с читки, написанный Тони про белого политика и церковь для чернокожих, отбор не прошли. Еще двум-трем сценариям тоже предстояло уйти. В «НС» ничего нельзя сказать наверняка, однако же за девять лет ни разу не выбирали три моих скетча подряд.

– Если я скажу, как тебя ненавижу, ты меня засадишь за оскорбление личности? – мягко спросил Патрик, тоже сценарист.

Я и другие сценаристы, чьи работы прошли отбор, побрели в кабинет по соседству с офисом Найджела – поговорить с главами отделов, благодаря которым наши слова обретают трехмерность: костюмерного, гримерного, постановочного и отдела спецэффектов. Декорации решено было строить в Бруклине, а оттуда привезти в «Шестьдесят шестой» на покраску, в идеале – к пятнице.

– Да, надо и кондитерские сиропы, и сиропы для коктейлей, только бутылки намного больше настоящих, – сказала я художнику-декоратору Бадди. – А для «Трещотки» Ноа нужны легинсы со звериным принтом и джинсовая жилетка. Что-то в духе глэм-рока, наверное? – перешла я к объяснениям Кристе, нашей костюмерше.

Впереди ждали изнурительные и прекрасные дни кропотливого труда, и я, обсуждая с Бобом О’Лири актеров для своих скетчей, уже в тысячный раз подумала: мне, без сомнения, досталась лучшая работа в мире.

Четверг, 1:08

– Привет, Салли! – услышала я по дороге к лифту, когда шла домой.

Из офиса выглянул Эллиот, наш главный сценарист, женатый на певице Николе, выпустившей несколько платиновых альбомов.

Я остановилась.

– Неплохой списочек! – Это он про мои скетчи, прошедшие отбор.

– Придержу благодарности до премьеры, если ты на это намекаешь, – ответила я. Дело в том, что Эллиот участвовал в первом этапе отбора. Правда, неизвестно еще, «за» мои сценарии он голосовал или «против»?

– Хоть один попадет в эфир, не волнуйся.

Не особо утешительно.

– Я только собирался сказать… Не хочу задевать больную тему, но надеюсь… – Эллиот умолк. Да уж, пусть он и стал со временем лощеной знаменитостью, вершителем судеб и супругом поп-звезды, неуклюжести его сценариям по-прежнему не занимать.

– Надеешься?..

– Что ты перестанешь цепляться за прошлое.

Будь у меня актерский талант, спросила бы: «Ты о чем?» Однако я прекрасно поняла намек, пусть и ошибочный.

Эллиот попал на «НС» годом раньше меня и завоевал бешеную популярность благодаря первому же своему скетчу. Когда я пришла на передачу, он уже стал кем-то вроде ветерана сцены. А вот мой первый год прошел отнюдь не гладко: я рот раскрыть боялась, за весь сезон лишь два моих скетча попали в список, и я тревожилась: вдруг попросят на выход? В августе, через неделю после продления контракта и за несколько месяцев до начала нового сезона, я наткнулась на Эллиота в книжном, у полки с переводными романами. Мы сходили выпить кофе, и я неожиданно разоткровенничалась. Призналась ему во всех тревогах – у меня ведь совсем не было опыта ни в стендапе, ни в импровизации, да и в Гарварде я не училась, – а Эллиот спокойно объяснил: ничего страшного в этом нет, каждый порой сомневается в своих силах, даже умелые стендаперы, импровизаторы и выпускники Гарварда, а его опыт – скорее исключение. На «НС» любят природный талант, вот и все. Найджел предпочитает нанимать тех, кто прежде на телевидении не работал, чтобы «воспитать» под свою передачу. Эллиот обратил внимание, что я не всегда предлагаю скетчи на совещании – любопытно, почему? Я их пишу и не сдаю или не пишу вовсе? Я призналась: первое. Тогда он посоветовал никогда не отвергать собственные идеи раньше времени и другим не позволять. И вообще, надо каждую неделю выдвигать минимум два сценария, пусть и не самых лучших. На судьбу скетча влияет очень многое – ведущий, обстановка в стране, настроение Найджела, – и потом, сценарий можно заметно усовершенствовать, есть же правки. А еще мне следует общаться с актерами-новичками, такими же неопытными энтузиастами, объединить с ними усилия и вместе взбираться по служебной лестнице. Может, наш звездный час пока не пробил, однако пробьет обязательно. Попытка не пытка.

Он не говорил этого напрямую и, наверное, не вкладывал такого подтекста сознательно, но смысл его речи сводился к следующему уроку: веди себя, как мужчина. И, надо сказать, совет мне пригодился.

Эллиот тогда и не помышлял о месте главного сценариста, просто работал в нашей команде из двенадцати человек, и мы сдружились. Вместе мы не писали, зато редактировали друг друга, набрасывали идеи, дорабатывали черновые сценарии, и сходство наших интересов, к сожалению, я приняла за влюбленность. Я ни с кем не встречалась со времен развода – официально он состоялся через несколько месяцев после моего прихода на «НС». С Эллиотом, в отличие от бывшего мужа, меня объединяло умение быстро печатать, некоторая общность взглядов и один на двоих безумный распорядок дня. Через семь месяцев тайных воздыханий я, слегка подвыпив, призналась Эллиоту в чувствах на вечеринке после премьеры. Он дал мне от ворот поворот, я поплакалась сценаристке Эмили, пока она ела креветки с кунжутом и зеленым луком, и на том близкая дружба с Эллиотом оборвалась, хотя мы частенько пересекались на совещаниях и на съемочной площадке.

Я по нему давно не вздыхаю и не таю обиды, что бы он там ни думал. Его отказ меня унизил и глубоко ранил – и в то же время, как я вскоре поняла, избавил от иллюзий и поставил точку. Я решила не рисковать спокойной работой на «НС» ради влюбленности в коллегу, и это решение открыло мне глаза на мои сценарии: прежде я, пусть и подсознательно, искала мужского одобрения, причем романтического, и писала более скромно, более сдержанно, боялась показаться злой или вульгарной. Эдакий словесный эквивалент костюма зомби на Хеллоуин – образ противный, поэтому девушки пытаются его сделать сексуальным. С третьего сезона я смирилась со своей злостью и вульгарностью. Если и быть зомби, то противным.

Начала писать на якобы «женские» темы: легинсы, которые обтягивают то, что не надо; неравная оплата труда, синдром поликистозных яичников, Джейн Остен, герлскаутское печенье, маммография, утягивающее белье, «Грязные танцы» и необходимость женщин-политиков «располагать к себе»[6]. К октябрю я написала свой первый скетч, завоевавший популярность, – «Нэнси Дрю и загадочное исчезновение права на аборт», где Генриетта сыграла детектива-любителя. В декабре написала второй, «Моя девчонка не пукает» – ролик, где компания друзей обсуждает на мальчишнике, как от их девушек всегда хорошо пахнет и на теле у них ни одного лишнего волоска, – а дальше начинаются кадры, где их возлюбленные, кряхтя и обливаясь по́том, поднимают по лестнице диван, корчатся на унитазе от страшенного поноса и дают указания мастеру восковой эпиляции, убирающему волосы у них в заднице. Я не пыталась показывать отвратительное просто ради отвратительного, но и скрывать отвратительное тоже не пыталась.