Ной

– Видали мы таких племянников! – моментально огласил автобус зычный голос соседки. – Это ты сколько ж шлялся, племяш? Чтобы родную тётку вот только теперь вспомнить?

– Она жива?! – не веря своей удаче, спросил Михаил, окончательно уронив себя в глазах попутчицы.

– Нет, ну он ещё спрашивает! – раскалилась женщина. – Родная тётя с хлеба на квас перебивается, еле живёт на жалкие копейки, а племяннички только сейчас о ней вспомнили! Нет, ну вы только подумайте!.. – она, словно самоподзаряжающееся устройство, вопила всю не очень близкую дорогу до Мозыря и, совершенно не осознавая, рассказывала Михаилу о его до сей поры неизвестной родственнице, одновременно развлекая пассажиров автобуса.

Софья Ароновна, если можно было верить разбушевавшейся Брукгильде, вела очень одинокий образ жизни. Похоронив всю свою семью во время войны, и сама чудом уцелев при фашистской оккупации, она существовала на ничтожную пенсию и на подачки соседей. Как это принято в неиспорченных ещё всевозможными государственными переменами небольших городках, ей помогали всем миром. Ничего удивительного поэтому не было в том, что явление неожиданно образовавшегося родственника повергло жительницу Мозыря в праведный гнев, в мгновение превратив её из просто попутчицы Михаила в его конвоира.

– Ты со мной пойдёшь, – распорядилась тётка, лишь только он выволок из автобуса её тяжеленный багаж вкупе с ней самой. – Я тебя самолично с рук на руки сдам, – обосновала она своё решение.

«Даже в самой неприятной ситуации есть свои положительные моменты, – приободрился Михаил, поспешая за новоиспечённой конвоиршей. – Без этой шумной дамы я вряд ли бы так быстро отыскал адрес, указанный на открытке».

– Соня! – пронзительно заверещала тётка, лишь только они подошли к небольшому двухэтажному дому, скромно притулившемуся в глубине двора. – Смотри, кого я к тебе привела! Этот босяк говорит, что он тебе родственник!

Рык, способный поднять усопших из могилы, к удивлению дамы, из чьих уст он вырвался на волю, не произвёл никакого впечатления, ибо ожидаемого шевеления в нужном окне первого этажа вслед за ним не последовало.

– В чём дело? – обеспокоено поинтересовалась Брукгильда, и, не долго думая, изо всех сил забарабанила во входную дверь. – Соня, открой, это я, Сима! – вновь закричала она, но уже менее воинственным тоном. – У тебя всё в порядке?

Видимо, хозяйка квартиры всё-таки была дома, так как в ответ на столь эмоциональный призыв из-за двери послышался слабый голос:

– Входи, Сима, там не заперто.

Дверь, и впрямь, оказалась отворенной, и, словно нехотя уступая напористой атаке, медленно приоткрылась, дохнув на пришедших застарелым запахом сердечных капель вперемешку с керосином и чем-то ещё, до боли напомнившем Михаилу родной дом. Он вместе со своей не в меру активной спутницей вошёл сперва в небольшую прихожую, где старые, много повидавшие на своём веку рассохшийся шкаф и зеркало, испещрённое мелкими крапинками ржавчины, вполне наглядно свидетельствовали о более чем скромном образе жизни своей хозяйки. Пара холщёвых занавесок предваряла вход в небольшую комнатку с печкой-голландкой. Несмотря на кричавшую изо всех углов бедность, в комнате царила почти стерильная чистота, и даже кровать, на которой лежала обладательница всех этих «несметных богатств», была застелена до синевы белым постельным бельём.

– Да что с тобой, подруга? Никак, заболела? – в голосе попутчицы Михаила начисто испарились базарные нотки, уступив место тревоге и сопереживанию.

«А я в ней не ошибся», – отметил ветеринар, наблюдая, как Сима почти нежно похлопала больную по руке, предварительно по-хозяйски поправив сползшее на пол одеяло.

– Врач был? – сочувственно спросила она.

– Да не волнуйся ты, всё хорошо, это я так, по-стариковски занемогла, скоро встану. А кого это ты ко мне привела? – глаза больной обратились в сторону Михаила, продолжавшего стоять в дверях, – ничего не вижу. Мил человек, – попросила она, – ты подойди к свету.

Ветеринару ничего не оставалось, как подойти вплотную к кровати больной, чтобы дать ей возможность хорошенько себя рассмотреть.

– Боже! – Софья Ароновна неожиданно резко привстала с кровати. – Неужели ты дал нам перед смертью возможность свидеться! Рафочка, подойди ко мне, дорогой, дай я тебя обниму!

Глава девятая. 1941 год, Анна.

«Интересно, почему кладбище непременно привлекает к себе стаи воронья?» – не к месту пришло в голову Анне, когда она вместе с Оксаной, державшей на руках спящую Саррочку, приблизилась к столь скорбному месту, выбранному ими для временного укрытия. Воронам, в свою очередь, тоже совсем не понравились незваные соседи. Когда-то гуси помогли спасти Рим, подняв при приближении врага немыслимый переполох. Очевидно, эта слава терзала и их малоприятных товарищей по отряду пернатых. Стоило трём живым душам зайти за кладбищенскую черту, как это вторжение на покойницкую территорию было отмечено громким карканьем, способным переполошить даже молчаливых обитателей могил.

– У, праклятыя, выкармышы фашысцкія! – погрозила им кулаком Оксана. – Бач, раскрычаліся! Ды ты не бойся, дзеўка, – добавила она, взглянув на побледневшую от страха Анну. – Мы тут ноч пераседзім у вартоўні. Ні адна сабака не пранюхае. А ўжо завідна рушым.

Строение на краю кладбища, незаслуженно получившее гордое звание сторожки, больше походило на гнилой зуб посреди беззубого рта. Сложенное когда-то, скорее всего, для хранения инвентаря, оно претерпело на своём веку немало потрясений, настолько сильных, что находясь внутри него, можно было, не имея никаких окон, прекрасно наблюдать за всем происходящим снаружи. Так что, по правде сказать, большой разницы между улицей и этой постройкой в данном случае не было.

– Няма ліха без дабра, – ухмыльнулась Оксана, устраиваясь на единственный топчан в сарайчике. – Ляжанка тут адна, затое мы на ёй ўтрох не змерзнем, – пояснила она свой оптимизм и деловито добавила: – Дзяўчынку ты пасярэдзіне пакладзі, глядзіш, і не застудзім.

«Когда-то в детстве я спорила с подружками, сможет ли кто-нибудь из нас просидеть всю ночь на кладбище, – подумала Анна, разглядывая сквозь большую щель в стене место своего временного ночлега, – никогда бы не пришло мне в голову, что это может случиться со мной на самом деле. Теперь покосившиеся кресты над полузаброшенными могилами не выглядят столь пугающе, как это было раньше. Я уже примирилась со смертью и не боюсь её, – подумала женщина. – И поэтому меня нисколько не страшат все её атрибуты. Наоборот, я чувствую себя здесь в безопасности».

– Чуеш, Ань, давай самагонкі для сугрева дзярні, на вось, інакш околеешь, – Оксана, далёкая от философских рассуждений о бренности бытия, протянула Анне фляжку, загодя припасённую именно для этой цели. – Глыток зрабі, і ўраз сагрэешся.

Анна послушно хлебнула огненной жидкости и хотела, было, уже вернуть ёмкость хозяйке, как яркий луч, внезапно осветивший всё их убогое убежище, заставил обеих женщин броситься на пол.

– Бачыш, як ведала я, – почти довольным тоном прошептала ей на ухо Оксана. –Своечасова прыбраліся-то. Шукае нас гад энтат! Ну, нічога, нічога! Ён хітры, а мы хітрэй. Лезь сюды! – И не дожидаясь, пока Анна сообразит, что делать, её товарка попросту запихала их с Саррочкой в какой-то ящик у противоположной стены, а сама шмыгнула в точно такой же под лежанкой. Ещё секунда, и дверь в хибарку содрогнулась под резким ударом.

– Ёсць тут хто?! – грозно спросил грубый голос. – Выходзь, а то будзем страляць, – сердца женщин замерли от металлического звука передёргиваемого затвора.

– Так кінь ты, Мітрыч, – чей-то другой, более мирный говорок пытался урезонить грозного старосту. – Сам-то ці што не бачыш, дамавіны адны. Пойдзем, пойдзем адсюль. Я страх як жмураў не паважаю.

Фонарик ещё раз скользнул по ящикам, в которых притаились женщины, заставив их вспомнить все известные им прежде молитвы, но всё же угомонился вслед за удаляющимися тяжёлыми шагами преследователей.

– Пецька, сусед мой. Ну, што за чалавек, – восхищённо зашептала Оксана, вылезая из своей домовины. – Будзе час, аддзячу яго, збавіцеля. Бо ведаў, добры чалавек, што я тут, але адвёў ката. Давай, давай, не залежвайся, – тут же подогнала она Анну, приоткрыв крышку ящика, в котором та лежала. – Яшчэ паспееш.

Луна, до сей поры блуждавшая где-то в туманном небе, неожиданно вышла из-за облака и ярко осветила хибарку.

– Господи! – наконец дошло до женщины, чему она обязана своим спасением. – Мы это что, в гробу сейчас лежали?

– А то як? – усмехнулась Оксана. – У ім, родным. А чаго ж яго баяцца-то?

– Ой! – вопреки своему предыдущему утверждению, что бояться на кладбище совершенно нечего, в голосе говорившей ясно послышался неподдельный ужас. – А чаго гэта ў цябе з рукамі-то? А ты хто?

– Это, что ли? – Анна взглянула на свою руку и засмеялась. Женщины неожиданно словно поменялись местами. Оксана потеряла всю свою невозмутимость, в то время как её подруга по несчастью её обрела. – Да, у меня шесть пальцев. Это просто дефект такой. Ну, родилась я такая.

– Сьвяты, сьвяты, сьвяты, – никак не желая внимать её объяснению, зачастила Оксана. – Казалі мне бабы, паскуддзе тут ўсякая па лясах шнырае. Магчыма і ты з гэтых. – Она начала слегка приседать и пятиться задом. – Кажаш, з магілы вылезла?! – голосом святого инквизитора спросила окончательно запутавшаяся женщина и застыла, не имея никакого представления, что в этих случаях ей следует делать дальше. О мерах, направленных на устранение нечистой силы, ей бабы, очевидно, не говорили.

– Ну, послушай… – ситуация для Анны переходила из нелепой в опасную. – Если бы я была этой, как ты говоришь, ведьмой, так неужто прятаться бы стала от немцев? Взяла бы и заколдовала их всех. А сама на метле улетела.

– Гэта так, вядома, – недоверчиво протянула Оксана, потихоньку успокаиваясь, но напоследок кинула: – А ты ўсё ж перахрысціся!

– Ну и чёрт с тобой, – Анна, по правде сказать, не исповедовала никакой религии, и ей не очень-то хотелось поддаваться суевериям, но другого выхода не было. Она неумело осенила себя крестным знаменем под пристальным взглядом Оксаны.

– Ну, теперь-то ты успокоилась?

– Добра, добра, – примирительно сказала та. – Твая праўда, навошта ведзьмам хавацца! А што ў цябе з рукой-то?

Всю свою не очень-то долгую жизнь Анна отвечала на этот вопрос по-разному. В зависимости от того, кто спрашивал, ответ был иногда несерьёзным – врачи по ошибке пришили в роддоме – или обстоятельным, если он давался друзьям. Им она обычно говорила: «Это моё своеобразное наследство. Все в моей семье по линии матери имеют такой дефект, передающийся из поколения в поколение. Так сказать, родовая отметина».

Она никогда не стремилась избавиться от своего лишнего пальца. В её глазах это было равносильно предательству. Она никак не могла обидеть своих предков, некоторые из которых, как ей говорили, немало перенесли бед по причине такого наследственного отличия. Однажды бабушка рассказывала, что её прабабушку, скромную домохозяйку, проживавшую где-то в черте оседлости в небольшом домике с многочисленным семейством, добрые люди собирались предать огню вместе с домом. Только своевременная помощь жандармов спасла их от неминуемой гибели. Правда, место жительства всей семьи пришлось всё-таки сменить.

Да и как можно обвинять в чём-то неграмотных людей, если даже английский король, страдая подобным предрассудком, послал на плаху тёзку Анны – несчастную шестипалую королеву Анну Болен, обвинив её, помимо всего прочего, в колдовстве. Ещё девочкой Анна прочитала об этой истории и была потрясена настолько, что долгое время старалась спрятать от посторонних своё, как ей казалось, уродство, надевая варежки. Привычка ощущать себя предметом нездорового любопытства окружающих несомненно наложила отпечаток на характер девушки. Она была немного замкнутой, скорее молчаливой, чем общительной, и не большой любительницей шумных компаний. Только становясь старше, она научилась снисходительно относиться к человеческой глупости и спокойно реагировать на излишний интерес к своей внешности.

Возраст дал ей мудрость терпеливо воспринимать человеческие слабости, но не смог окончательно расслабить внутреннюю пружину, глубоко сидевшую где-то на самом донышке её души. Та, в отличие от своей обладательницы, была постоянно напряжена в ожидании ненужного внимания и ненужных вопросов. Как ни странно, угроза жизни подействовала на этот внутренний механизм успокаивающе. Анна сама удивилась, что ни испуг Оксаны, ни её недоверчивость не вызвали в её душе никаких болезненных ощущений, а только абсолютно неуместную в столь печальном месте весёлость.

– Это только у нас, у евреев, такое отличие есть, – совершенно серьёзно добавила она. – За это нас фашисты и не любят.

– Ды ну?! – не поверила ей Оксана.

– А ты как думала? – опять, стараясь не рассмеяться, заверила её Анна. – Завидно им, понимаешь, они ж только себя сверхлюдьми считают, а тут, представляешь, у других-то ещё и лишний орган имеется! Вот и злятся.

– Да-а-а, – промычала окончательно ошеломлённая собеседница, но тут же спохватилась: – Ну, добра, дзеўка, некалі нам тут сядзець, сама разумееш, рушылі наперад, тут хутар недалёка, там адседзімся.

Раннее серое утро негостеприимно окутало туманом женщин, лишь только они переступили за дверь своего убежища. Вороньё, казалось, устало и потому затихло. Однако звенящая тишина не несла в себе никакого мира. Каждый шаг, каждый лесной шорох мог взорваться лаяньем собак, криками полицаев и автоматной очередью.

– Мама! – неожиданно проснулась Саррочка на руках у Оксаны. – Куда ты меня несёшь?

– Ты мая, мая, донюшка, і больш нічыя, – женщина нежно прижала к себе ребёнка. – Нікому цябе не аддам. Ты не бойся. Мы да бабулі ідзем, там цябе ніхто не кране, дачушка.

Глава десятая. Михаил.

Подобно древней мозаике, постепенно, но весомо проступающей под умелой кистью археолога, освобождающего её от наслоений времени, история семьи Михаила начала принимать всё более и более ясные очертания под неторопливый разговор за чашкой чая. После принятых в таких случаях слёз, объятий, охов и ахов, обстановка, наконец, устаканилась в прямом и переносном смысле этого слова. Не без помощи суетливой соседки, оказавшейся, как и предполагал Михаил, очень и очень неплохим человеком, был накрыт стол, посредине которого самодовольно воцарился старенький, но ещё вполне пригодный самовар, снисходительно отражающий своими изрядно помятыми боками нехитрое угощение: вазочку с засахаренным вишнёвым вареньем и печенье, извлечённое из недр симиной сумки.

– Как знала, – довольно заявила недавняя автобусная попутчица Михаила, высыпая свои хлебобулочные изделия в тарелку. – Жаль только, что ничего покрепче не захватила.

«А, и правда, жаль», – мысленно согласился Михаил, потрясенно слушая историю своего рода.

Медицина в его настоящей семье была фамильной традицией. Ещё его дед по отцу в качестве полевого хирурга спасал раненых под пулями в сражениях в первую мировую. Путём невероятных трудностей и лишений эту же профессию освоил и его сын, родной брат Софьи Ароновны, Рафаил Аронович Эльман. К своим тридцати годам, а именно столько лет ему было накануне гибели, он имел уже за плечами успешно защищённую кандидатскую диссертацию, уважение коллег и, что самое главное, полное доверие и любовь своих пациентов.

– Говорили, он своих больных прямо насквозь видел, – грустно сказала тётя Соня и почему-то опять заплакала, в который уже раз за вечер.

Рафаил Аронович был далеко не простым врачом, а врачом от Бога. К нему, очень хорошему по тем временам хирургу, было не так легко попасть на приём. Люди, бывало, приезжали издалека, нередко за месяц вперед записывались. И что совсем удивительно, денег он за свою работу, помимо полагающегося ему от государства жалования, не брал. Считал это даже зазорным.

«Ну, ты пойми, Сонечка, – внушал он своей младшей сестрёнке, – разве для того я столько лет учился, чтобы, вооружившись своими знаниями и опытом, словно дикарь дубинкой, начать отнимать деньги у слабых и немощных. Врач – это самая гуманная профессия. Он не должен допускать на свой халат и крохотного пятнышка зелёной гнили».

– Я, правда, до сих пор не совсем понимаю, что он имел в виду, – обезоруживающе улыбнулась при этих словах Софья Ароновна. – Но, может быть, поэтому так хорошо и запомнила его слова.

«А вот я-то как раз понимаю его очень хорошо», – мелькнуло в голове у ее вновь обретённого племянника. Он хотел, было, кое-что уточнить, но решил пока подождать с вопросами, поскольку рассказ о его семье становился всё более и более интересным.

– И что удивительно, – всплеснула руками его тётушка, – несмотря на всю интригующую внешность, а он мужчина был хоть куда, и на успешную карьеру, жениться Рафа никак не хотел. То с одной девушкой повстречается, то с другой познакомится, никто надолго в его сердце не задерживался. Мы уже всерьёз беспокоиться начали. Ну, сами знаете… – Софья Ароновна потупила глаза. – И вот тут-то ему и повстречалась Анечка, ваша матушка. Он ведь, Рафочка, может, и потому с больных деньги не брал, что чувствовал в своей работе Божий промысел. Вот Бог-то его за это и отблагодарил. Суженую послал. Хороша была Анечка в ту пору необыкновенно, – Софья Ароновна, не зная как описать словами красоту матери Михаила, закатила в восторге глаза. – Да что это я говорю! – вдруг спохватилась она. – У меня же фотография есть! Симочка, будь добра, достань альбом. Ну, ты знаешь, где.

Сима и правда знала. Тяжело поднявшись из-за стола, она подошла к большому буфету из красного дерева, совершенно не понятно как оказавшегося в этой бедной обстановке. Он, словно король в окружении нищих попрошаек, высокомерно взирал из пены кружевных салфеток на убогий стол и допотопные стулья, окружившие его в немом почтении. Семейный альбом с фотографиями хранился на почётном месте посредине средней полки радом с пожелтевшей статуэткой неизвестной балерины с отбитой рукой.

– Всё, что от матери осталось, – словно извиняясь, кивнула хозяйка в сторону буфета. – Единственная память о прошлом.

Альбом, как нельзя более кстати, соответствовал месту своего хранения. На удивление вычурная кожаная обложка со старинными вензелями таила в себе ароматы прежней, полной чувства собственного достоинства и значимости жизни. Бегло пролистав несколько первых страниц, на которых красовались портреты неизвестных доселе Михаилу бородатых мужчин, томных женщин и счастливых младенцев, тётя Соня открыла страницу, посреди которой, словно неожиданно прозвучавшая в тишине одинокая высокая нота, предстала взору Михаила одна-единственная фотография.

– Вот они, – почему-то шёпотом сказала Софья Ароновна, протягивая альбом Михаилу. – Рафаил и Анечка сразу после свадьбы прислали. Молодые совсем.

Михаил, не слыша вокруг себя ни всхлипов сидящих рядом женщин, ни слов, обращённых к нему, ни даже биения собственного сердца, пожелавшего почему-то в данный момент выпрыгнуть из груди, впился глазами в небольшой снимок. Бездонные, тёмные глаза запечатленной на нём женщины взглянули пристально откуда-то издалека. И он, словно путник, находящийся в тумане, чья пелена плотно скрывает всё, что оказывается в её власти, неожиданно для себя услышал чей-то далёкий, но бесконечно родной голос: «Мося, Мосенька, ну, где же ты, сынок?»

– Мама, – только и смог он из себя выдавить, не смея ни радостно закричать, ни расплакаться, чувствуя краешком сознания, что ни на то, ни на другое он не имеет никакого права. Неведомая доселе тоска с такой силой охватила Михаила, что он некоторое время слушал, но не понимал дальнейший рассказ тётушки. И только выплывшая откуда-то из глубины памяти и отозвавшаяся болью в сердце имя Моисей заставило его вновь вернуться в этот мир, чтобы узнать прекрасную историю любви своих родителей.

– Так вот, говорю, – Софья Ароновна, заметив внезапную отрешенность своего племянника, решила ещё раз повторить свою последнюю фразу: – Анечка появилась в жизни Рафы неожиданно, когда вся семья устала ждать его сообщения о женитьбе. Просто однажды в кабинет успешного врача прорвалась молодая девушка с необыкновенными глазами и неуловимой улыбкой Джоконды… Дальше я расскажу тебе эту историю со слов самого Рафы, поведавшего мне ее из-за своей стеснительности как бы от третьего лица, а он был, надо сказать, прирожденным беллетристом.

– Если вы мне не поможете, я выброшусь из окна! – безапелляционно заявила юная особа. Но, вопреки собственному утверждению, не кинулась к подоконнику, а наоборот, удобно угнездилась в кабинетном кресле.

– Чем могу быть полезен? – бесстрастно обратился врач к юной красотке.

– Вот – полюбуйтесь! – молвила незнакомка, демонстрируя ему изящную ручку. Взору изумлённого врача предстали шесть великолепных дамских пальчиков, по странному стечению обстоятельств пожелавших произрастать на обеих кистях ее рук.

– Потрясающе! – только и смог сказать очарованный доктор. Хотя совершенно не понятно было, к чему эта реплика относилась. То ли к необъяснимому чуду природы, явившемуся миру на конечностях этой барышни, то ли непосредственно к её обладательнице.

– А я вот ничего потрясающего тут не наблюдаю! – сердито сказала девушка. – Как раз наоборот. Я боюсь, что этот процесс, – она так и сказала – «процесс», – может перейти на другие части тела. И у меня отрастут ещё лишние пальцы.

– А также руки и ноги, – смеясь, продолжил врач, но тут же сдержал себя и излишне сурово спросил: – Так что же вы хотите? Ампутировать ненужные пальцы?

– Ни за что! – гордо отвергла подобное предложение пациентка. – Я просто хочу, чтобы вы мне прописали какое-нибудь лекарство от моей болезни.

– Но чем же вы больны, позвольте вас спросить? – врач опять не мог сдержать улыбку.

– Пар-то-ге-не-зом, – страшным шепотом по слогам проговорила пациентка и привстала от удивления при виде скорчившегося от безудержного смеха эскулапа.

– Па-па-па-па, – не смог повторить он учёное слово до конца, последние слоги которого в его интерпретации безнадёжно увязали в клокочущих звуках вперемешку с междометиями «ну», «о», «а», «у». – Откуда вы взяли этот термин, девушка? – наконец смог произнести он, от души отсмеявшись.

– Ну, я это… – обескураженная больная, чувствуя себя под такими раскатами хохота совершенно неуютно, попыталась, тем не менее, защититься. – Прочитала о таком виде девственного размножения в учебнике по биологии и подумала, что, может быть, я тоже скоро так размножусь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.