Детектив из Пяти домов

– Что теперь скажете? – Митя снова сел на кресло и принялся разглядывать красную нитку.

– Это не дети, – ответила Лена. – Они слишком малы.

– И не родители, – добавил Иванцов. – Ради ребенка, конечно, на многое можно решиться, но чтобы подделать брошь?.. Да и зачем? Ребятам и так ее надевают на соревнования.

Филин убрал с доски два больших листа.

– Листки «Не драгоценная», Инессу и Полину тоже убираем, – это снова был Иванцов. – Инесса – хранитель, а хореограф – атеистка. Вообще в брошку не верит и ругается с Инессой.

Филин еще раз убрал лишнее:

– Что остается?

«Подмена»

«Четыре недели»

«Под замком»

«Два месяца»

«Легенда»

«Победа»

«Узкий круг посвященных»

«Бальные танцы»

«Брала сама»

«Открывала и закрывала сама»

«Кто положил?»

«Кто был рядом?»

Филин выстроил листки в столбик и, проводя пальцем от одного к другому, принялся проговаривать вслух:

– В школе пропала брошь. Ее не просто украли, а подменили. Случилось это четыре недели назад, в тот день, когда Лиля и Сема выиграли конкурс. Все это время под замком была подделка. Ее не должны были обнаружить еще два месяца. Возможно, брошь хотят вернуть. Тот, кто взял, верит в легенду, и ему нужна победа. Это очень узкий круг людей, и все они связаны с бальными танцами. Инесса помнит, как сама доставала брошь в день соревнований из витрины, но кто положил обратно? Тот, кто был рядом.

Листки закончились, а сразу под ними на доске оказались приколотыми фотографии выпускников.

– Получается, кто-то из них? – спросила Лена.

– Они уже победители, – напомнил Иванцов. – Зачем им брошь?

– Были победителями, – подала голос Аня. Последние несколько минут она не отрывалась от планшета. – Я тут немного в Инете пошарила, и знаете что? После школы наши победители перешли во взрослую лигу и спустились с пьедестала. Целый год карабкались обратно, но никто из них не смог подняться выше второго места. А три недели назад… вдруг… на городском конкурсе победили… – Она театрально выдержала паузу, а потом произнесла, словно вот прямо сейчас объявляла победителей: – А-а-александр Дага-а-аров и Кристина-а-а Ри-и-и!

– В тот день, когда Инесса видела настоящую брошку в последний раз, они вместе приходили в школу, – припомнила Лена.

– Точно, – ребята переглянулись.

– Видео с конкурса есть? – Филин сел рядом с Аней.

– Нет. Только заметка про победителей на сайте Дворца танцев. Но в это воскресенье в нашем городе состоится региональное первенство, – она открыла новую вкладку на планшете и показала афишу. – Это следующая ступень и шанс пройти на всероссийские состязания.

Филин подошел к доске и убрал две лишние фотографии. Внизу списка остались Саша и Кристина.

– Мы что, нашли похитителей? – Иванцов даже немного растерялся. – Вот так, не выходя из штаба?

– Вообще-то, это еще доказать нужно, – осадила всех Лена. – И заодно брошку вернуть.

– Как мы это сделаем? – тут же озадачился Иванцов.

– Поймаем с поличным, – глаза Филина сверкнули. – Если брошь украли, чтобы выигрывать, мы увидим ее на груди у вора. В это воскресенье.

– Мы что, идем на танцы? – выпалили в два голоса Лена и Аня.

– Мы идем на танцы, – подтвердил Филин.

Глава пятая

Миф или реальность?

Зал Дворца танцев был полон зрителей. Музыка гремела так, что хотелось заткнуть уши.

– Брошка здесь. Я носом чую, – Филин плюхнулся на свое место рядом с Иванцовым.

– Вы опоздали, – Лена с укором посмотрела на мальчишек. – Пары уже на паркете.

– Под каким номером наши подозреваемые? – пытаясь перекричать музыку, спросил Иванцов.

– Ты чего? – Аня постучала пальцем по виску. – Саша и Кристина – номер одиннадцать.

– А всего сколько?

– Двадцать.

– Ого! Как их рассмотреть в такой толпе? Они же еще и танцевать будут. Все. Одновременно.

– Мы в первом ряду, – успокоил его Митя. – Увидим.

– Павел с Ольгой и Ваня с Машей тоже сегодня соревнуются, – сообщила Лена. – Их объявили. В конце. Я слышала.

– Может, не будем отвлекаться? – укорил Иванцов.

– Не будем, – согласился Филин. – Номер одиннадцать.

Заиграл вальс. Пары соединили руки.

Раз-два-три… Раз-два-три…

С легкостью и изяществом участники заскользили по паркету. Они то кружились в вихре, то замедлялись, останавливались и замирали в глубоких изгибах.

– Я не вижу у них брошку, – Филин кусал губы.

– Я тоже, – присоединился Иванцов. – В глазах рябит от блеска.

– Броши у них нет, – твердо сказала Аня. – Или мы ее не видим.

– Думаешь, спрятали? – предположила Лена. – Прикололи куда-то, где не увидишь?

– Не-е-е, – возразил Иванцов. – Это так не работает. Вы что, сказок не читали? Артефакт всегда действует так, как его создали.

– Согласен, – кивнул Филин. – Брошку нужно приколоть на грудь, и никак иначе.

Вальс сменило танго, затем венский вальс. После пятого танца арбитры вывели на экран результаты первого тура. Лидировала пара номер пять. Вторыми, с минимальным отрывом, оказались Саша и Кристина.

– Они почти победили! – выкрикнула Лена.

– Видимо, на себя в первом туре понадеялись, но недотянули, – кивнул Филин. – Уверен, сейчас мы увидим брошку. Они ее наденут, чтобы стать первыми.

Ведущий объявил выход. Все пары вернулись на паркет. Костюмы стали еще пестрее: яркие цвета, рубашки и платья, расшитые камнями, пайетками и перьями. Саша и Кристина оделись в стиле тореадоров.

– Решили взять быка за рога, – указал на них Иванцов.

Самба и ча-ча-ча сорвали бурю аплодисментов.

– У меня голова кружится, – щурилась Лена. – Когда они уже остановятся?

– Плащи закрывают их с двух сторон, – сетовала Аня. – Я не вижу, есть ли брошки на груди.

Филин скрежетал зубами. Музыка сменилась. Спокойная румба позволила всем замедлиться и даже на пару секунд остановиться. Мите этого хватило.

– Вы видели?! – Он вскочил с места. – Вот здесь, – Филин показал на левое плечо. – Плащи чем-то пристегнуты. – Брошками?

Ребята уставились во все глаза, пытаясь рассмотреть то, что увидел Филин.

– Отсюда не видно, – Митя метался из стороны в сторону.

– Может, бинокль дать? – предложил Иванцов.

От неожиданности все трое раскрыли рты.

– У тебя есть?

– Отцовский. Захватил на всякий случай. И забыл, – Иванцов растерянно пожал плечами и, пытаясь оправдаться, добавил: – Мы же в первом ряду.

– Давай быстрее! – Митя рванул бинокль и тут же прильнул к нему. – Где они?

– Напротив жюри, – выкрикнула Лена.

Митя развернулся, замер и даже дыхание задержал. Несколько секунд показались вечностью. Потом он медленно опустил бинокль и отрицательно покачал головой.

– Там что-то похожее на быков. – Аня выхватила бинокль и тут же нашла пару. На секунду задержалась и кивнула: – Быки.

Разочарованные, ребята уселись на свои места.

– Нашей счастливой мифической брошки у них нет, – констатировал факт Иванцов. – Что дальше делать будем?

Мифической! Слово зазвенело у Филина в голове, а мысли поскакали в такт пасадоблю. Как же он сразу не понял? Митя снова схватил бинокль и принялся шарить по залу взглядом.

– Под какими номерами танцуют остальные?

– Кто? – Ребята не сразу поняли вопрос.

– Павел с Ольгой и Ваня с Машей.

– Девятнадцать и двадцать, – протараторила Лена.

– Они же проигрывают, – растерялась Аня.

– Вот именно! – не отрываясь от бинокля выпалил Филин. – Иванцов вовремя напомнил: брошка – миф! Это значит… – Филин замолчал, а потом вдруг сорвался с места.

– Эй! – Ребята бросились вслед за ним.

Протискиваясь между рядами, спотыкаясь и перепрыгивая через брошенные на полу у зрительских кресел сумки и рюкзаки, они добежали до противоположного края паркета и остановились.

– Может, объяснишь? – набросились они на Филина.

– Брошка – миф, – Митя посмотрел на ребят, – значит, она не помогает. Значит, она не у победителей. Она, – он кивнул головой в сторону ближайшей пары на паркете, – у проигравших.

Ребята оглянулись. Прямо перед ними замерла в финальном поклоне пара номер девятнадцать – Павел и Ольга. А на груди у них сверкали танцор и танцовщица – две половинки одной броши.

Глава шестая

Феникс

– Инесса Поликарповна винит себя, – Митя раскрыл пакетик с леденцами и протянул друзьям.

Ребята снова сидели на трибунах Дворца танцев. Через несколько минут начиналось первенство города в классической программе.

– В том, что Павел подменил брошь? – спросил Иванцов.

– В том, что он потерял веру в себя. Знаете, что она мне сказала?

«Паша был одним из лучших бальников в нашей школе. Всегда выигрывал. Брошь была ему не нужна. Но я думала, что это хорошая традиция. Мне даже в голову не приходило, что без этой броши Паша растеряет свою уверенность».

– Да, странная история. Так верить…

Митя в ответ кивнул:

– Я был в библиотеке, когда Павел принес брошь. Он рассказал, как начал проигрывать. Что ни делал, подняться выше второго места не мог. Потом он вспомнил историю броши, и у него созрел план – сделать копию, а оригинал забрать себе, чтобы всегда побеждать. Правда, ювелир, который вызвался помочь, механизм сделать не смог. Павлу не сказал, а тот не проверил и очень удивился, что подмену так быстро обнаружили.

– Это его Инесса попросила тогда положить брошь на место? – спросила Лена.

Митя отрицательно покачал головой:

– Брошку Кристина положила. Но там какая-то заваруха началась между Инессой и Полиной. Из-за броши. Ну, вы же знаете, Полина против… Не забивайте голову детям, и все такое. Кристина побежала Инессу спасать и витрину не закрыла. Вот тогда Паша ее и подменил.

– Почему же он сразу не воспользовался? – спросил Иванцов. – Помните соревнования, в которых Саша и Кристина победили? Кстати, эта победа нас с толку и сбила.

– Да, брошка тогда уже у Паши была, но Оля заболела, и они не участвовали. А когда он о победе Саши и Кристины узнал, сомнений не осталось – решил ее использовать.

– А мне его жалко, – вздохнула Аня. – Помните Пашкины глаза, когда мы после конкурса в гримерную всей толпой нагрянули? Там и Оля была. Она вообще думала, что это Инесса брошку им дала.

– Помочь даже ему захотелось, – согласился Митя.

– Ага, – кивнула Филиппова. – Ты такой: «Мы можем отнести брошь в школу. Скажем, что нашли…» Я даже растерялась.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – Иванцов радостно растянулся на сиденье. – Брошка вернулась на свое место, а Инесса Поликарповна теперь сто раз подумает, приучать ли детей к «счастливой броши» или пусть она остается красивой историей.

– Она, между прочим, хотела ее Павлу насовсем отдать. Но он отказался. Сказал, ему нужна своя брошь. Кстати, сегодня мы ее увидим, – Филин загадочно сверкнул глазами.

Аня тут же хотела все выяснить, но ведущий объявил выход пар. Павел и Ольга вышли на середину паркета. Она была ярко освещена и всем показалось, что загорелись два факела: их костюмы были огненно-желтыми.

– Брошки на груди, – сообщила Аня.

– Это какая-то птица? – спросила Лена.

– Феникс, – ответил Иванцов. – Он сгорает, а потом возрождается из пепла.

Светлана Пригорницкая

Дневник императора

– «Орленок, орленок, взлети выше солнца!» – страшно выпучив глаза, орал дед. – Гришаня, подпевай!

– «И степи с высот огляди», – испуганным фальцетом взвыл девятилетний Гришка, не сводя глаз с кулака, отбивавшего ритм по столешнице.

После третьей стопки дед требовал песен. Петь надо было громко, эмоционально. Иначе следовало наказание. Про орленка допели именно так. Во всяком случае, дед ни разу не нахмурился. После очередного куплета он провел перед Гришкиным носом открытой ладонью, давая понять, что этот этап развлекательной программы завершен, и перешел на поэзию.

– «Жри ананасы, рябчиков жуй…»

– «Ешь», – прошептал Гришка и привычно втянул голову в плечи.

За несвоевременное вмешательство можно было и затрещину получить. Но сегодня обошлось.

– Чего «ешь»? – удивленно переспросил дед, и даже рука его, потянувшаяся к бутылке, остановилась.

– Ананасы… – Гришка сжался еще больше. – У Маяковского… «Ешь ананасы».

– Брехня, – со знанием дела сказал дед и налил все-таки еще стопку самогона. – Владим Владимыч написал «жри», а потом эти ваши интеллигентишки все по-своему переписали. Вот, гляди. Где-то у меня было первое издание…

Дед с трудом поднялся, гулко выдохнул и, покачиваясь, прошел к книжному шкафу. Дверь за спиной скрипнула. Гриша скосил глаза. В приоткрывшуюся щелку пролезла бабушкина голова, повязанная платком в мелкий цветочек. «Ну как партейный?» – одними губами спросила бабушка. Гришка показал два пальца. Вторая стадия. Может, до плясок сегодня и не дойдет.

Из шкафа вылетело несколько книг, а затем высунулся дед, счастливо потрясая серым томиком Маяковского. Что-то глухо шлепнулось. Гришка перевел взгляд. На полу валялась потрепанная тетрадь.

– А вот они где, пис-с-сульки бур-р-ржуйские, – лицо деда исказила гримаса. Гришка на всякий случай отодвинулся подальше. Деда в таком состоянии не поймешь: то ли обрадовался находке, то ли разозлился. – Взял на раскрутки, да и забыл. Это, Гришаня, дневник последнего дармоеда российского – Николашки Второго. Когда правительство наше его племя в расход пустило, все ихнее имущество растащили. А я тогда в охране царской семьи в Екатеринбурге служил, вот евойный дневник и взял на раскрутки. Отдай бабке, пусть выбросит. Мы нынче люди богатые. И на «Беломор» деньгу имеем.

Бросив на стол тетрадь, дед нахмурил брови и прислушался к собственному организму. Гришка с надеждой следил за выражением его лица. Дед протяжно выдохнул, сделал несколько шагов и рухнул на кровать.

Пока бабушка снимала с деда тапки, укрывала пледом, Гришка нашел среди луковой шелухи и хлебных корок тетрадь. От синей обложки шло необъяснимое тепло. Ладони вдруг стали влажными. Странное чувство. Негнущимися пальцами он открыл первую страницу.

«30 апреля. Вторникъ. Ну вот мы и въ Екатеринбурге. Бедная Аликсъ! Что ей пришлось пережить! Толпа черни окружила поездъ и готова была снести его вместе съ нами. Сколько ненависти!»

Гриша быстро закрыл тетрадь. Показалось, что он влез во что-то очень личное. Ну, как будто открыл дверь в туалет в то время, когда кто-то сидит на унитазе. Даже кожа на щеках защипала. Закрыв тетрадь, он спрятал ее под рубашкой и выскочил из комнаты.

В сумраке подъезда у лифта стоял мужчина. Митя сразу узнал соседа с третьего этажа. Мужчина нажимал кнопку и удивленно вслушивался в тишину. Глядя на огромную сумку у его ног, Митя расстроенно вздохнул. Он-то точно знал, что лифт уже второй день на обслуживании. Мог бы пробежать на лестницу и сделать вид, что не заметил Григория Леонидовича, но момент был упущен.

– Здравствуйте, Дмитрий, – радостно, словно предчувствуя, кто будет тащить на третий этаж его сумку, поприветствовал он Митю. – Вы не в курсе, что случилось с лифтом?

– В курсе. Там же объявление висело.

– Висят какие-то обрывки, – Григорий Леонидович смущенно пожал плечами. – А я, видите ли, решил сходить в магазин, а заодно и физические нагрузки увеличить. Как вы говорите, соединил фитнес с шопингом. И спустился по лестнице. Но одно дело вниз с пустыми руками, а другое…

Ну никто и не обещал легкого дня. Ни слова не говоря, Митя подхватил сумку соседа и потрусил к лестнице.

Поднимались долго. Несмотря на то что Григорий Леонидович Нарышев был в хорошей физической форме, годы давали о себе знать, и останавливался он на каждом пролете. Митя старался как можно незаметнее доставать мобильный телефон и смотрел на время. Расстояние, которое он преодолел бы за полминуты, заняло втрое больше времени. Кажется, фитнес с шопингом, а потом и подъем отняли последние силы у соседа. Вот наконец и знакомая обитая дерматином дверь на третьем этаже. Можно было оставить сумку и бежать вниз, но, взглянув на тяжело дышавшего Нарышева, Митя задержался. Рука Григория Леонидовича дрожала, и ключ никак не попадал в замочную скважину. Не выдержав, Митя забрал из рук соседа ключ и открыл дверь.

До сегодняшнего дня он никогда не бывал в квартире Нарышева. Разглядывая тяжелые шторы, огромные фотографии в резных рамках, Митя словно попал век в девятнадцатый как минимум. Фотографии были везде. На полках книжного шкафа, на столе, покрытом велюровой выцветшей скатертью.

Нарышев был запечатлен то в джунглях, то у пирамид. В комнате резко пахло лекарством.

Нарышев прошел к дивану, попутно поставил на стол коричневую бутылочку, пустой стакан и бросил несколько серебристых блистеров с таблетками. Затем обессиленно опустился на продавленное от времени сиденье. Бледное лицо соседа походило на маску. Митя снова посмотрел на мобильник. Он, конечно, не торопился, но и задерживаться в чужой квартире не хотелось.

– Простите старика, – жалобно улыбнулся Григорий Леонидович. – Позавчера весь день на даче провел. Продал, а новый хозяин хочет все книги выкинуть. А там ведь бесценные сокровища. Первое издание Маяковского. Представляете? Хотел книги в библиотеку отдать, а там говорят, что сейчас такое не читают. Какую-то Абгарян им подавай. Иду Мартин. Помешались на иностранцах.

– Вообще-то, это российские авторы, – улыбнулся Митя, садясь на стул. – А вы что читаете?

В общем-то, Мите было совершенно неинтересно, что читает сосед, но оставить его в таком состоянии и уйти он не мог. На краешке стола лежала тетрадь, завернутая в полиэтилен. Григорий Леонидович перехватил взгляд Мити и улыбнулся:

– Если хотите, можете посмотреть. Вы, кажется, историей увлекаетесь? Вам будет интересно. Это последний дневник императора Николая II, написанный им в дни, предшествующие расстрелу. Мой дед служил в роте охраны императорской семьи, а после расстрела… Как бы это сказать покорректнее? Экспроприировал данный артефакт. Много лет назад я сам, лично, спрятал его и забыл. А вчера разбирал книги, нашел, даже не сразу вспомнил. Я-то не эксперт в данном вопросе, а вот мой друг, – широким жестом Нарышев показал на стоявшую на тумбочке фотографию, на которой он и еще один мужчина в белых халатах позировали на фоне лаборатории, – вот он специалист. Как увидел дневник, у него даже руки затряслись. Огромные деньги предложил. Только я решил не продавать. Отдам в музей. Это же не моя собственность. Вот пусть народу и послужит. А Ванька – друг мой – так расстроился, что разговаривать со мной не хочет. Я вчера сказал ему, что связался с музеем и жду эксперта, так он назвал меня скупердяем, голью перекатной и трубку бросил. Только, по мне, лучше быть голью перекатной, чем родной историей торговать.

Митя поднял глаза на соседа. Прикалывается? Ну не может же нормальный чел, пусть и в преклонном возрасте, говорить фразочками с доисторических плакатов. Григорий Леонидович сидел, закинув голову на спинку дивана. Взгляд его сконцентрировался на старой люстре с прозрачными висюльками, и казалось, сосед забыл о Митином присутствии. И Митя вдруг понял. Может! И главное, от чистого сердца.

Впрочем, Митя-то ко всяким реликвиям относился спокойно. Он же не Иванцов с его историческим клубом. Вот того бы этот артефакт парализовал на полдня.

Наконец цвет лица Нарышева восстановился, дыхание стало ровным. Митя поднялся, растерянно потоптался и, неуклюже попрощавшись, пошел к двери.

Выйдя на лестничную площадку, он достал телефон и набрал номер Иванцова. Если Сережа узнает, что Митя видел дневник самого настоящего царя и ничего не сказал, то обиды будет выше крыши.

Естественно, когда Иванцов был нужен, он оказался вне зоны доступности. Дверь подъезда глухо стукнула. Митя прислушался. Кто-то поднимался по ступенькам. Пальцы Мити уверенно скользили по экрану, набирая сообщение, когда рядом мелькнула чья-то тень. Митя поднял голову. Высокая спортивная фигура в серой толстовке и коричневой бейсболке поднималась на верхний этаж.

– Филин, если ты прикалываешься, то кара небесная обрушится на твою голову, – бурчал Иванцов, топая по лестнице вслед за Митей. – Не существует екатеринбургского дневника. Все вещи императорской семьи сперли. И ни о каком екатеринбургском дневнике царя никогда нигде не упоминалось.

– Может, и фальсификат, – раздраженно вздохнул Митя. – Сегодня должен прийти специалист из музея и забрать дневник на экспертизу. После этого будет известно, настоящий он или нет.

– Ага. Увидишь ты дневник после этого. Запрут куда-нибудь в запасники, и поминай как звали. Эх, не опоздать бы!

Дерматиновая дверь на третьем этаже оказалась приоткрыта. Ребята остановились и растерянно переглянулись. Из квартиры доносились голоса. Толкнув дверь, они ввалились в квартиру и, не останавливаясь, прошли в комнату.

За столом молодой сотрудник полиции что-то писал. Рядом склонился огромный мужик в белом халате.

– Расписывайся – и закрываем дело. Сердечный приступ и, слава богу, никакого криминала. – Повернувшись на топот, полицейский удивленно поднял брови: – Вы родственники трупа?

– Какого трупа? – прошептал Филин, чувствуя, как кислая волна подкатывает к горлу. – Я же с Григорием Леонидычем пару часов назад разговаривал.

– Так вы, значит, последний, кто видел почившего? – заинтересовался Филином парень в форме. – Как он себя чувствовал?

– Плохо.

– Ну, значит, все сходится, – обрадовался полицейский, закрывая папку. – Плохо себя чувствовал – раз. Жил один – два. Стало плохо, а стакан воды подать некому. Вот сердце и не выдержало.

Митя неприязненно посмотрел на собеседника, затем бросил взгляд на стол. Блистеры с таблетками, коричневая бутылочка, стакан – и… все.

– А где дневник царя? – ошарашенно спросил он.

– Какого царя? – поднимаясь со стула, спросил полицейский.

– Николая II.

– Я не видел никакого дневника, – полицейский вопросительно посмотрел на мужика в белом халате. Тот недоуменно пожал плечами.

– Если дневника нет, – задумчиво пробормотал Митя, – значит, я не последний, кто видел Григория Леонидыча живым. Он ждал специалиста из музея, который должен был забрать дневник.

– Ну вот и разобрались, – сказал полицейский и широко расставил руки, давая понять, что разговор окончен и всем пора на выход.

Митя растерянно обвел глазами комнату. Присел и осмотрел пространство под столом. Может, дневник упал? Нет. Слой пыли, скомканный носок под диваном и больше ничего. Взгляд рассеянно бродил от вещи к вещи, от фотографии к фотографии… Стоп! Фотография друга, который так расстроился из-за нежелания Нарышева продать дневник… Она же точно стояла на тумбочке. А сейчас нету. Обойдя полицейского, Митя бросился к тумбочке.

– Здесь фотография была, – почти закричал он.

– Здесь до фига фотографий. – Кажется, полицейского начала раздражать Митина активность. Но, взглянув на мальчика, он поджал губы и обратился к мужику в халате: – Ты фотографию видел? Нет? Ну, значит, и не было.

– Как же не было? – От возмущения Митя даже покраснел. – Посмотрите, везде слой пыли, а здесь полоса. Почему? Потому что здесь стояла фотография.

– Может, и стояла, – бесцеремонно схватив Митю за рукав, полицейский вытолкнул его на лестничную клетку, запер дверь и опечатал квартиру.

Где-то внизу хлопнула дверь подъезда, и ребята остались одни.

– Жаль дядю Гришу, – расстроенно шмыгнул носом Иванцов. – Безвредный старичок был.

– Серега, – тихо сказал Филин, – если дневник забрали на экспертизу, то на столе должна была лежать расписка о передаче артефакта. А ее не было.

– Он мог справку сразу спрятать куда-нибудь.

– Лекарства лежат на столе там же, где дядя Гриша положил их при мне. Сумки, как стояли у входа, где я их оставил, так и стоят. А справку, ручку, паспорт – сразу спрятал?

– Ну ты сравнил: где картоха, а где документ. Хотя жаль, что спрятал. Если бы мы фамилию эксперта знали, можно было бы спросить, настоящий дневник или нет.

– Ты помешался со своим дневником, – рявкнул Митя, зло вперившись в друга. – Может, Нарышева убили, а ты только о дневнике и думаешь.

– Филин, опять ты впадаешь в крайности, – расстроился Иванцов. – Тебе же сказали: «Сердечная недостаточность и никакого криминала».

– И все-таки давай сходим в музей и спросим, настоящий ли это дневник, и сколько он стоит на сегодняшний день.

– И этот чел обвиняет меня в меркантильности, – Иванцов поднял руку и картинно забросил ее на лоб.

Табличка с надписью: «Администрация» была начищена так, что блики радужными зайчиками дрожали по всему коридору. Встретившая мальчиков на пороге женщина оказалась именно такой, какими показывали в фильмах музейных работников. Высокая, с такой прямой спиной, словно лопату проглотила, в сером твидовом костюме и со стандартной гулькой на затылке. Ну и, конечно, очки. Куда же без них.