Каждый ждет встречу. Роман

Я кое-как добрался до гостиницы, навалил на кровать все, чем можно было укрыться, и лег. Через некоторое время озноб прекратился, сменившись сухим жаром. В голове все перемешалось, оглушительный гул не давал привести в порядок мысли, и я упорно пытался расставить их по местам, а главное – отыскать что-то очень важное, затерявшееся в этом хаосе. Оно было где-то здесь и в то же время ускользало, сливалось с другими образами и растворялось в них; только время от времени в навязчивом калейдоскопе всплывали чьи-то насмешливые карие глаза и слышался мягкий спокойный голос:

– Встретиться с вами?.. Вы больны…

Потом постепенно из пестрого водоворота целиком всплывало лицо, ее лицо, которое я так долго искал среди хаотического нагромождения картин. Сначала туманно, нечетко очерченное, оно вырисовывалось все яснее, плотней и живее. Насмешка в глазах растаяла, они стали ласковыми и близкими, а мягкий голос обещал:

– Мы с вами встретимся… Только не опаздывайте.

Новая встреча

– Как поживаете? – осведомился я, устраиваясь в тени рубки. – Вот так совпадение, мы снова на одном пароходике!

– Действительно, – ответила девушка. – Надеюсь, вам не пришлось долго ждать этого совпадения.

– Ерунда, – отмахнулся я. – Всего три рейса.

Утро стояло солнечное, но впервые жара чуть-чуть спала. После нескольких дней, проведенных в постели, я еще не совсем уверенно чувствовал себя на шаткой палубе и жадно поглощал ароматы и краски, свет и тени, ветер, отблески и звуки: жизнь начиналась сначала. Девушка была в розовом платье, том самом, в котором я увидел ее в первый, такой далекий день, и от этого мне почему-то казалось, будто наше знакомство начинается заново, будто мы больше не будем раздражать друг друга, и она станет не такой замкнутой, как прежде.

Я прекратил игру в прятки с самим собой и, стараясь по мере сил сохранить хладнокровие, констатировал, что влюблен самым банальным образом и что нелепость и безнадежность этого чувства ни в малейшей степени не меняют положения.

Не помню, говорил я об этом или нет, но я человек науки, более склонный следовать голосу разума, нежели капризам прихотливой страсти. Я отнюдь не стараюсь представить себя аскетом, просто мои отношения с женщинами до тех пор не выходили за рамки здравого смысла, они возникали на основе взаимной симпатии, протекали спокойно и так же спокойно приходили к развязке. А сейчас все было совершенно иначе. В чем же дело? Может быть, в сером и трезвом свете все выглядит иначе? Или я здесь лишен крепкой опоры, которую дают привычная среда, по минутам расписанные будни? Там – школа, библиотека, собрания, кафе; здесь – странный, неустойчивый мир, в котором все встает на дыбы, подобно судовой палубе у меня под ногами. А вдруг мне выпало несчастье встретить ту единственную, которая существует для каждого из нас где-то в мире, но с которой наши пути-дороги пересекаются далеко не всегда?

«Да вы прямо-таки изжарились, – сказал мне гостиничный врач. – Только сердце вас и спасло – скажите спасибо, что у вас такое здоровое сердце».

Я же чувствовал, что именно сердце у меня никуда не годится. Температура, невозможность вздохнуть полной грудью – это еще полбеды. Другая лихорадка меня трясла, другая хворь душила: при мысли о том, что в трехстах метрах отсюда пароходик везет мою незнакомку, а меня нет на пристани, и она может подумать, будто я уехал, и тоже затеряется, исчезнет, ведь мир велик и я буду напрасно разыскивать ее, но разыскать никогда не смогу, и это будет конец всему, ибо каким же смыслом наполнить свои дни без надменной, несносной, невозможной и милой моей девушки, принесшей мне столько боли и муки?

В раскаленном хаосе, царившем у меня в голове, возникла и упрочилась в те дни иллюзорная уверенность, будто девушка испытывает ко мне симпатию и надо только не упустить ее, не дать ей глупо затеряться, а все остальное приложится. Потом, в последние два дня, когда температура упала и врач насильно держал меня в постели, я убивал время, взвешивая все за и против, и поскольку в моем мозгу, пощаженном горячкой, постепенно воцарялась ясность, мне пришлось признать, что «против» набирался целый ворох, а «за», по совести, не было никаких, а если и были, то пересчитать и их мог, загнув каких-нибудь три пальца.

Вот так я лежал и беседовал с самим собой, и стоило мне на секунду прикрыть глаза, как передо мной возникало ее лицо, снова недоступное и замкнутое.

Абсолютно такое же, как в те минуты, когда мы стояли на подветренной стороне палубы, глядя, как пароходик неуклюже зарывается в маслянистые, непроницаемо-коричневые волны, которых еще не коснулось солнце, а его нос вдребезги разбивает белые отражения дворцов и синее отражение неба, и перевернутые вниз головой картины солнечного утра. Она была так бесстрастна, так далека, хотя стояла в полушаге от меня и я, глядя на нее, думал о том, что пора бы мне понять, невзирая на горечь, что дело мое безнадежно. Но ведь я уже говорил: мой голос в те дни что-то совсем охрип, и я стоял рядом с незнакомкой, пошатываясь на непослушных ногах, и чувствовал себя почти счастливым.

– Ну, что, выкарабкались? – спросила девушка.

Она едва на меня глянула, но наверняка заметила желтизну лица, ввалившиеся щеки, тени под глазами. Она умела замечать, не глядя.

– Все проходит в этом лучшем из миров. Немного огня, немного страдания, а потом неизбежно наступает успокоение.

– Значит для вас успокоение неизбежно?

– Да, разумеется.

– Независимо от того, добились вы своего или нет?

– В конечном итоге – да. Иначе жизнь не могла бы продолжаться. Иначе было бы невозможно жить.

Как и в первый день, у нее был с собой киножурнал. Сунув под мышку белую сумочку, она освободила руку и перегнула журнал пополам, но прежде, чем углубиться в чтение, заметила:

– Сразу видно, что вы счастливый человек.

– Почему же только я? Это не только ко мне – ко всем относится.

– Не думаю. Но кое к кому – безусловно. К тем, кто не испытывает дерзких желаний.

«Еще бы, дерзкие желания бывают только у вас. Простые смертные обходятся без них и живут, как грибы или травы». Еще несколько дней тому назад я бы сказал это вслух и поставил бы ее на место, как она того заслуживала, но теперь промолчал. Ведь все начиналось заново, ростки близости следовало беречь. Она слегка склонилась над журналом, а я предался созерцанию плавного овала ее лица, ровных, будто выписанных бровей, маленького энергичного носа, чувственно полных и в то же время неприступных губ.

Больше мы не разговаривали.

Утверждают, будто между безумцем и влюбленным нет особой разницы, но я в тот день десятки раз замечал, что действую как никогда расчетливо, хитро и предусмотрительно. Мне удалось сдержаться и не выпалить слова, которые в других обстоятельствах ни за что не оставил бы при себе. Я осторожно избегал именно тех тем, которые меня более всего волновали, и поступал совершенно наперекор собственным желаниям.

«Внимание, – говорил я себе, – она здесь, и твоя единственная задача – задержать ее. А потому смотри в оба, не спугни, а там посмотрим. Нет ничего невозможного в этом лучшем из миров». И я не позировал, не пытался подобно влюбленным мальчишкам играть героя романа – нет, я просто соблюдал осторожность, ведь протянувшаяся между нами ниточка была такой слабой, и я так страшился ее оборвать.

Девушка сторонится назойливых ухажеров. Пусть же она убедится, что у меня и в мыслях нет приударять за ней. Я одинок, ее общество приятно мне – и только, не более. В признаниях не рассыпаюсь, нескромных вопросов не задаю. Всякие интимности ей неприятны, мне тоже. И хватит проповедей по поводу этих дурацких богачей. Какое мне дело до них! Если что меня интересует, так только сама девушка, а откуда она и кто такая – неважно.

Она все так же молча читала, а я беседовал с самим собой и любовался ее чистым профилем. И только позже я спросил, напуская на себя безразличие:

– На пляж пойдете?

– Сейчас нет. Может быть, позже.

– Если вы хотите отделаться от меня, не лишайте себя удовольствия искупаться. Просто скажите и я не стану настаивать, уверяю вас.

Она мельком на меня глянула, приподняв брови:

– Об этом я и не думала. У меня же нет с собой ничего для пляжа, сами видите. Что ж мне там делать?

И я пошел на привычное место.

Она появилась через полчаса и сказала бою, указывая на место рядом со мной:

– Оставьте, пожалуйста, вещи тут.

«Правильно, – подтвердил я про себя, – и как можно ближе».

И снова почувствовал прилив радости, на этот раз не совсем беспричинной, потому что я одержал маленькую победу.

– Сегодня вы ведете себя вполне разумно, – заметила она, растягиваясь на песке. – Так и надо начинать солнечные ванны.

– Да. Увы, мы понимаем как следовало поступить лишь после того, как поступили по-другому.

Помолчав, я добавил:

– Вообще людям следовало бы жить дважды как дваждырожденные в индуизме. В первый раз как бы составляя черновик, а второй уже начисто.

Она слегка улыбнулась, но согласия не выразила. Не в ее привычках это было – соглашаться.

– Думаю, не в том дело, сколько раз жить. Главное, с чем начинаешь жизнь. С капиталом или с пустыми руками.

– Нет капитала лучше опыта. К несчастью, накапливается он к тому моменту, когда нужда в нем уже отпадает.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.