Мамадышские купцы Щербаковы

Этот дом был затем перестроен и отремонтирован, после чего передан во владение старшему сыну Михаилу, о чем будет рассказано в последующем. А на месте своего сгоревшего дома Иваном Щербаковым был построен большой каменный дом, который по-прежнему стоит в центре старой части Мамадыша.

Приходилось помогать и местным властям.

Так, в сентябре 1830 года холера стала угрожать жизни и здоровью жителей уезда. При проведении профилактических мер по её недопущению в город решили устроить карантин, куда стали доставлять всех приехавших. Карантин был устроен в находившемся на въезде в город прядильном заводе Ивана Щербакова. В середине сентября туда попал, несмотря на сопротивление и утверждения о своем здоровом состоянии, приехавший из Казани щербаковский приказчик Степан Лощилов. Его вызволил вечером того же дня хозяин, получивший соответствующее разрешение от уездного исправника Шулинского61.

Несмотря на это, сложности во взаимоотношениях с городовой ратушей всё-таки возникали. Так, 3 сентября 1835 года Иван Иванов прибыл в присутствие и заявил бургомистру с ратманами, что деревянный дом, который он сдавал ратуше для размещения в нём городничего правления, продал мещанину Акулову. Поэтому просил освободить помещения, а также выплатить долги – 210 рублей за последний год. Присутствие тут же подыскало новый дом для городничего правления стоимостью 200 рублей в год, а также распорядилось расплатиться с Щербаковым62.

Основными же двигателями торговли всегда являются такие понятия, как ссуды, кредиты, долги. Содержание последних напрямую связано со старой русской пословицей: «Даёшь руками, забираешь ногами». Немало таких фактов связано и с Иваном Ивановым.

3 мая 1830 года в Мамадышской городовой ратуше слушался доклад по делу о взыскании поверенным купца Ивана Щербакова – мещанином из города Плёс Костромской губернии Максимом Колесниковым с мамадышского мещанина Петра Осинина 480 рублей. Долг образовался в 1822 году.

Щербаков уже входил в бедственное положение должника, предоставив тому 2 года рассрочки по уплате долга, но это не помогло. Тогда бургомистр Петр Таганов и ратман Петр Чибирев решили на основании действовавшего тогда законодательства: если Осинин не сможет предоставить двух поручителей по этому долгу, то тогда его либо направят на поденную63 или на казенную работу. Из оплаты за такую работу предлагалось вычитать по 24 или 12 рублей, соответственно, в год.

Решение ратуши возымело действие на Осинина, который через полтора месяца представил двух поручителей – мещанина Матвея Трескина и крестьянина Артемия Бекренева. Последние обязались платить по 30 рублей в год, если таковую оплату не сделает Осинин. Но тот решил не подводить своих поручителей, уже 24 июня внеся требуемые 30 рублей в оплату долга64.

Однако, это дело имело продолжение. 14 февраля 1836 года в ратуше вновь рассматривалось дело по иску мещанина Максима Калашникова, выступавшего по доверенности от Ивана Щербакова, к Осинину Петру. Последний задолжал по векселю Щербакову 351 рубль, оплатить долг так и не смог. Снова решили взыскивать с Осинина ежегодно по 30 рублей. Осинин, обрадовавшись очередной рассрочке, уже 29 апреля того же года отдал Щербакову 25 рублей65.

Тогда же, 14 февраля 1836 года Мамадышское городничье правление (нынешний аналог полиции) отправило в городовую ратушу дело о взыскании купцом Иваном Щербаковым с крестьян деревни Тарасовой Ярославской губернии Балашевых 1000 рублей. Городовая ратуша отправила дело обратно городничему, указав описанное крестьянское имение продать за долги66.

Все сложности и хитрости торгового дела, свой опыт Иван Иванов передавал своим сыновьям Михаилу и Никанору. Последнему ещё не исполнилось 14 лет, как отец решил приобщить его к предпринимательской практике. 1 июня 1835 года он обратился в Мамадышскую городовую ратушу за годовым паспортом сыну Никанору Иванову для выезда за пределы уезда по торговым делам. Бургомистр Белоусов с ратманами Чибиревым и Мустафиным прошение приказали удовлетворить67. В следующем году Никанору выписали очередной годовой паспорт для выезда по торговым делам68.

Время шло. Никанор продолжал овладевать купеческим мастерством. Отец брал его с собой на сделки, знакомил с коллегами-купцами.

1 июня 1838 года Иван Иванов снова обратился в Мамадышскую городовую ратушу за годовым паспортом «сыну его родному Никонору» для выезда за пределы уезда по торговым делам. За паспорт было оплачено 50 рублей ассигнациями. Бургомистр Сухопаров и ратманы Стуков с Чибиревым приказали: «просимый пачпорт купецкому сыну Никонору Щербакову выдать надлежащим порядком а представленные деньги 50 рублей отослать для получения бланка на написание пашпорта в здешнее уездное казначейство»69.

Успел ли Никанор уехать из родного города, неизвестно. Случилось горе – Иван Иванов 7 августа того же 1838 года, исповедавшись и причастившись Святых таинств, скончался «от горячки». 10 августа его отпели в Троицком соборе Мамадыша70. Похоронили его на городском кладбище. На памятнике к отчеству Ивана Щербакова был добавлен суффикс «-ич», который использовался в разговорной речи, несмотря на отсутствие такового в официальных документах.

Семья Щербаковых оказалась обезглавленной. Заниматься торговлей мог только умерший глава семейства.

Купеческие дети и неотделенные братья, а также жены купцов принадлежали к купечеству (были записаны на одно свидетельство). Купеческие вдовы и сироты сохраняли это право, но без занятия торговлей. Достигшие совершеннолетия купеческие дети должны были при отделении вновь записываться в гильдию на отдельное свидетельство или переходили в мещане. Неотделенные купеческие дети и братья должны были именоваться не купцами, а купеческими сыновьями.

Купчиха Прасковья Тимофеевна

Жизнь продолжалась.

В отличии от свекрови, Прасковья Тимофеевна71 с рождения находилась в купеческой среде. Судя по дальнейшим шагам, что не исключает возможности советов со стороны родни и друзей среди купцов, она крепко взяла нити управления торговым делом.

Для начала нужно было продолжать текущую деятельность. Так, 10 сентября 1838 года в Мамадышскую городовую ратушу «представлены мамадышским 2-й гильдии купецким сыном Михайлом Ивановым Щербаковым за прядильный завод в пользу градских доходов за текущий сей год всего 60 рублей»72.

Следующим шагом стало получение свидетельства на осуществление купеческой деятельностью.

Свидетельство давало право на торговлю в определенной местности, оно выдавалось только в городах, причём все города в империи были разделены на пять классов местностей. Стоимость свидетельства изменялась в зависимости от этого класса. Купеческое свидетельство выдавалось купцам, уплатившим гильдейский сбор. В этот документ, кроме главы семейства, вписывались члены его семьи. Указ Правительствующего Сената от 28 февраля 1809 года определял круг родственников, которые могли быть вписаны в купеческое свидетельство. Это могла быть жена, сыновья и незамужние дочери. Внуки включались только в том случае, если в свидетельство были вписаны их отцы, и не торговали от своего имени. Братья могли быть вписаны в свидетельство, если они объявили наследственный капитал, и уплатили с него налог на перевод наследства. Все остальные родственники не могли включаться в купеческое свидетельство. Они имели право состоять в сословии только от своего имени.

Если свидетельство выписывалось на имя женщины, то муж не имел права вписываться в свидетельство.

Дети, достигшие совершеннолетия, могли получить свидетельство на своё имя. Все вписанные в купеческое свидетельство имели право заниматься торговыми делами.

Данная система создавалась в фискальных целях и с различными изменениями просуществовала до 1890-х годов.

12 декабря 1838 года Прасковья Тимофеевна обратилась в Мамадышскую городовую ратушу об объявлении капитала по 2-й гильдии в размере 20 000 рублей на следующий 1839 год. При этом представила с капитала на земские и градские повинности 115 рублей и вспомогательный земской сбор 43 рубля 68 копеек. При этом просила, чтобы из уездного казначейства выдали свидетельство на себя, сыновей Михаила и Никанора, а также на дочерей Евдокию и Екатерину. Прошение было удовлетворено73. Такие объявления подавались в ратушу ежегодно, в декабре.

Затем, проанализировав состояние дел, Прасковья Тимофеевна решила избавиться от неликвидных активов.

Так, 25 декабря 1838 года она направила прошение в Мамадышскую городовую ратушу: «из числа имеемых у нея одного прядильного и другого кирпичного заводов находящихся на градской земле последний кирпичный по неимению в нем надобности она в 1838 году оный уничтожила». На этом основании просила освободить её от уплаты предполагаемого ежегодного оброка «за оный».

Бургомистр Сухопаров, ратманы Стуков и Чибирев обошли содержание прошения, приказав: смета доходов, в том числе взноса в размере 60 рублей за кирпичный завод, на 1838 год утверждена Казанским военным губернатором. Вследствие этого через Городничье правление и земской суд объявить в городе и уезде о продаже завода. При наличии желающих приобрести его, провести торги. Если таковых не найдется, то бургомистр с ратманами будут думать дальше, что делать74…

Придумали только 21 июля 1839 году: платить за ликвидированный кирпичный завод, который занимал место на городской выгонной75 земле ½ установленного акциза. Когда же Казанское губернское правление попыталось выяснить, когда и на каких условиях построены прядильный и кирпичный заводы, Прасковья Тимофеевна, «за давностью лет» не смогла вспомнить необходимых обстоятельств, а документов после умершего мужа не сохранилось76.

В то же время Прасковья Тимофеевна продолжила деятельность своей семьи по продаже хлеба.

Так, 27 марта 1848 года ею Мамадышской городовой ратуше было уплачено 1 рубль 20 копеек за «засвидетельствование контракта» с мамадышским мещанином Яковом Мордашевым о поставке у город Рыбинск Нижегородской губернии хлеба на 1 700 рублей77.

В то же время, сама «по сторонам и весям» старалась не ездить. Полагаться же только на своих сыновей не получалось. Так, в 1848 году сын Михаил Иванович занимал должность мамадышского бургомистра, то есть фактически ежедневно должен был идти на службу в ратушу. Одному Никанору контролировать всю семейную торговую деятельность тоже было не под силу. Поэтому приходилось нанимать приказчиков.

Так, 31 марта 1848 года в мамадышскую городовую ратушу было уплачено 1 рубль 10 копеек за изготовление доверенности от Прасковьи Тимофеевны своему приказчику мамадышскому мещанину Андрею Осинину.

В последующем Прасковья Тимофеевна продолжила практику получения совместного купеческого свидетельства на себя и на своих сыновей.

Так, 16 декабря 1848 года Мамадышская городовая ратуша удовлетворила её прошение об объявлении капитала по 2-й купеческой гильдии на 1849 год. При этом ею было уплачено сборов на 63 рубля 58 копеек:

– на общие земские надобности – 15 рублей,

– на вспомогательный земской капитал – 29 рублей 58 копеек,

– в городские доходы по ¼ % доходов – 15 рублей,

– в добровольную складку – 4 рубля78.

За ней не отставали и другие вдовы мамадышских купцов: в декабре 1848 года свой капитал на получение свидетельств купчих 3-й гильдии заявили Мария Яковлева Сухопарова, Марфа Иванова Захарова, Ольга Васильева Чаблина, Наталья Григорьева Стукова, Анна Максимова Леденцова79.

В целом о весомости в Мамадыше купцов Щербаковых, и Прасковьи Тимофеевны, в частности, может говорить факт приобретения ею земли для тканекулевого завода в 1851 году. В это время Никанору Ивановичу уже 30 лет, он полностью вошёл в силу. Однако, мать по-прежнему остаётся полноправной купчихой, занимаясь торговыми делами семьи.

Так, 7 октября 1851 года Мамадышская городовая ратуша рассмотрела торговую записку о прошении купчихи 2-й гильдии Щербаковой Прасковьи Тимофеевой выделить в 12-летнее оброчное владение участка размером в 140 квадратных сажень80 для строительства тканекулевого завода на землях, используемых под выгон скота. Ратуша ранее организовала для решения этого вопроса торги, результаты которых решили представить для утверждения в Казанское губернское правление.

На первые торги, назначенные на 28 сентября, явилась сама купчиха Щербакова, предложив за земельный участок 5 рублей 60 копеек. Других претендентов не имелось.

Пришлось провести «переторжку», назначив на 2 октября новые торги. К ним подготовились тщательно: пригласили претендентов (мамадышских мещан Тырышкина, Белоусова и Мельникова), которые предложили, естественно, размер оброка намного ниже, чем предлагала Прасковья Тимофеевна. Победа на торгах для последней была обеспечена. Правда, за купчиху по её личному «приказанию» в документах расписывался сын – Никанор Иванович.

Земля была получена. Однако вплоть до ноября 1853 года в Казанское губернское правление Мамадышская городовая ратуша так и не представила проект условий её использования, а также план и описание земли: «проэкты условий и описания земель занятых купчихой Щербаковой с прочими лицами под разные заведения имеют быть в скором времени представлены» писал ратман Леденцов81.

Вплоть до своей смерти, произошедшей из-за горячки 25 июня 1868 года82, Прасковья Тимофеевна, являлась главой семьи, продолжала принимать самое деятельное участие в купеческих делах. Менялся и её статус: вместе с сыновьями в 1853 году стала потомственной почетной гражданкой83, а в последующем и купчихой 1-й гильдии. Кроме того, она была восприемницей при крещении 11 внуков – детей Никанора Ивановича.

Михаил Иванович

Михаил Иванович, в отличии от младшего брата Никанора Ивановича, так и не обзавёлся семьей, хотя не был обделен крепкой купеческой хваткой. Он так и остался в семейной истории «завидным женихом», при этом находясь в тени у последнего.

Повзрослев, стал заниматься торговыми делами, в том числе связанными с поставками товаров для городских нужд.

Так, к 1839 году в построенном после пожара 1811 года деревянном здании городовой ратуши стали образовываться щели между бревнами. Для пробивки стен Михаил Иванович продал Ратуше 4 пуда смоляной пакли, по 1 рублю 75 копеек за пуд. 29 августа 1839 года Ратуша полностью расплатилась с поставщиком84.

Кроме того, Михаил Иванович начал проявлять свои способности в «цивильных»85 делах. Например, будучи по статусу купеческим сыном, 17 мая 1847 года взыскивал долги, с мамадышской крестьянки Екатерины Паутовой, задолжавшей 64 рубля86.

Основной массив архивной информации о Михаиле Ивановиче отложился в делах Мамадышской городовой ратуши, где он с 1847 по 1849 год служил бургомистром.

Таким образом произошло своеобразное разделение труда: мать, будучи главой купеческого семейства, концентрировала на себе все принимаемые совместные решения по направлениям работы – от её имени были все прошения и велась вся торговая деятельность. Никанор, будучи в постоянных разъездах и переговорах, проводил все эти решения в жизнь. Михаил, будучи бургомистром, оказывал им поддержку со стороны властей.

Так, 27 сентября 1849 года по делу о взыскании матерью с купца Степана Лощилова 24 куля муки и 60 рублей по векселю, устно заявил, что денег в возмещение долга он не получал. На следующий день поступило прошение Прасковьи Тимофеевны о взыскании с Лощилова ещё 2 кулей муки и стоимости 62 порожних (пустых) кулей.

Через месяц Лощилов решил, что тягаться с бургомистром не стоит, поэтому оплатил все долги.

4 октября того же года Прасковья Тимофеевна попросила земельный участок на берегу реки Вятки, «где прежде существовал земляной винный подвал» для постройки склада для её товаров. Городовая ратуша назначила на 17 октября торги, на которые, кроме купчихи Щербаковой «никто не явился». Земля была отдана ей87.

Со стороны Михаила Ивановича были и неприглядные факты фактической расправы над неугодными коллегами. Правда, неизвестно, был ли то злой умысел или он искренне полагал, что просто исполнял свои обязанности.

Так, 12 апреля 1860 года в Мамадышскую городовую ратушу обратился за восстановлением справедливости 3-й гильдии купец Егор Окулов. В 1846 году он занял у ратуши 800 рублей, а уже в 1847 году Михаил Щербаков и другие кредиторы в течении нескольких лет довели Окулова до банкротства, лишили его не только торговых прав, но и всего движимого и недвижимого имущества. Однако, Казанская гражданская Палата88 и Правительствующий Сенат89 не только не признали его несостоятельным, то есть банкротом, но и приняли решение о взыскании с виновных за незаконные действия бывших членов Ратуши и кредиторов возмещения ему убытков в размере 21 262 рублей 91¾ копейки90.

Возмещать Михаилу Ивановичу ничего не пришлось в связи с его кончиной.

В 1853 году он, как представитель купеческого семейства, имеющего на то соответствующее право, успел стать потомственным почетным гражданином.

Давно позабыто то, что до настоящего времени в самом центре Мамадыша стоит дом, откуда Михаил Иванович ежедневно в течении трёх лет ходил на работу в качестве бургомистра в расположенную через дорогу городовую ратушу. Однако, неумолимая история надсмеялась над его памятью.

Этот дом, как объект культурного наследия Республики Татарстан, считается домом, который во второй половине XIX века построил купец Батолин, крупный торговец хлебом91. Здание и ныне находится на пересечении улиц Советская и Толстого, ранее – Троицкой и Никольской.

Однако, необходимо восстановить историческую справедливость. Дом был, скорее всего, построен купцом Нефедовым. Горел в пожаре 1830 года. В последующем приобретен Иваном Ивановичем Щербаковым. Перестроен и перешел во владение Михаилу Ивановичу.

12 октября 1849 года были «сообразно Высочайше» утверждены фасады пристроя, лавок и служб дома Михаила Щербакова. Правда, время согласования их строительства затянулось на несколько лет: «Общее Присутствие Казанской Губернской Строительной и Дорожной Коллегии, разсмотрев сей проект, на точном основании правил изъясненных в приказе Г (осподина) Главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями от 11 ноября 1851 года за №217 и находя оный в частности, так и в общем виде вполне удовлетворительным и цели своей соответствующим по журналу состоявшемуся 2 апреля 1858 года проект сей утверждает»92.

Пристрои, лавки и службы были построены, согласно плана. Увидел ли их Михаил Иванович, неизвестно, так как, будучи купцом 3 гильдии, умер от «внутреннего воспаления» 23 августа 1859 года93.

Ну а «на Троицкой улице двухэтажный каменный дом и таковые же надворные постройки и при нём каменная со сводом подвальная лавка» на 10 сентября 1870 года ещё принадлежали его брату и единственному наследнику Никанору Ивановичу94.

Елабужский же купец Батолин появился в Мамадыше в конце XIX века и к строительству дома отношения не имел, приобретя его у Щербаковых уже готовым.

Никанор Иванович. Жена и шурин-генерал

Клонилось к закату царствование императора Александра I, когда на свет появился Никанор Иванович Щербаков. Это произошло в городе Мамадыш 24 июля 1821 года. 28 июля младенца понесли крестить в Троицкую церковь. Его восприемником из купели стал «того ж города выданной меликации», то есть по доверенности, титулярный советник Гаврила Иванов Тарков.

Женился Никанор Иванович примерно в 1848 году на 18-летней Наталье Васильевне, урожденной Крутецкой. Невеста была на 10 лет младше жениха, происходила из семейства священников Астраханской губернии. Вследствие этого ею были получены глубокие знания православных традиций, о чём будет сказано в последующем.

Каким образом был сделан выбор будущей супруги – покрыто мраком истории. Однако, чутьё не подвело Никанора Ивановича. Женившись, он в то же время сделал своеобразное вложения в будущее. На момент женитьбы старшему брату Натальи Васильевны – Ивану Васильевичу Крутецкому было 20 лет. Он всего лишь сын священника. Вполне возможно, что факт замужества сестры на богатом купце из Казанской губернии и его помощь в начале карьерного роста сподвиг молодого Крутецкого поступить в 1850 году в Казанскую Духовную Академию.

По окончании Академии 6 октября 1851 года Иван Васильевич получил степень кандидата, но на этом его духовная карьера закончилась.

Ещё не закончив обучение, 14 февраля 1851 года он стал чиновником в канцелярии Казанского военного губернатора, откуда 28 июня 1852 года откомандирован в Казанский уголовный суд, где 16 ноября 1852 года был утвержден на должность секретаря. 4 октября 1853 года был произведен в титулярные советники95.

С 3 февраля 1854 года у Ивана Васильевича Крутецкого начался мамадышский период его жизни – Министром юстиции Российской империи он был избран на вакансию Мамадышского уездного стряпчего96.

На основании Всемилостивейшего манифеста от 26 августа 1856 года получил темно бронзовую медаль на Владимирской ленте, учрежденную в память войны 1853—1856».

В Мамадыше им был «благоприобретен» деревянный дом. Крутецкий женился, у него родилось трое детей, из которых старший сын – Николай, 1856 года рождения, окончив в 1880 году Казанский университет, стал хирургом, к 1902 году, будучи мамадышским уездным врачом, имел чин коллежского советника, а к 1913 году стал статским советником97 и доктором медицины.

Во время проживания в Мамадыше, Иван Васильевич был восприемником родившихся друг за другом четырех детей Никанора Ивановича: Дмитрия, Марии, Николая и Ольги.

В 1862 году Крутецкого направили было на должность стряпчего в город Царевококшайск98. Однако, 6 июня 1862 года он уволился в отставку.

Скорее всего, это решение было вызвано нежеланием покидать обжитое место: в Мамадыше дом, дети, в конце концов, поддержка зятя – Никанора Ивановича Щербакова, самого уважаемого и влиятельного человека в городе и уезде. Да и отъезд шурина, по-видимому, решавшего щербаковские дела в чиновничьей среде, был невыгоден и самому Никанору Ивановичу. Поэтому отставка Крутецкого, по-видимому, была согласована с последним.

Так, уже на следующий день, 7 июня 1862 года, Никанор Иванович выдал шурину доверенность на ведение всех своих дел в присутственных местах99 Российской империи. Своё желание видеть Крутецкого в качестве своего доверенного лица было вызвано большим количеством дел, связанным с исками как Щербакова к другим лицам, так и исков в его отношении, а также планами расширения своей купеческой деятельности в близлежащих губерниях. Согласно доверенности, приступал к своим новым делам Крутецкий с 10 июля 1862 года, при этом по 1 января 1863 года Щербаков положил ему жалование в 50 рублей серебром в месяц, а с 1 января 1863 года – 1 000 рублей серебром в год. Кроме того, при разъездах ему полагался 1 рубль столовых, а все связанные с его работой расходы Никанор Иванович брал на себя.

Сохранились сведения об участии Крутецкого в делах о взыскании долгов в пользу Щербакова.

Так, 4 декабря 1862 года он подал прошение в Лаишевскую городовую ратушу об исполнении её решения о взыскании с лаишевской купчихи Авдотьи Гурьяновой и её мужа Василия Гурьянова по ранее выданному им векселю 2 600 рублей. На основании решения той же ратуши с целью продажи на торгах должен был быть описан дом Гурьяновых. Однако, ни Лаишевское уездное, ни Казанское городское полицейские управления не спешили выполнить это решение.

Жалобу на бездействие полиции, а в то время обязанности нынешних судебных приставов были всецело возложены на последнюю, пришлось Крутецкому писать и в Казанское губернское правление. Последнее 11 декабря 1863 года потребовало от полицейских управлений исполнить требования кредитора.

Только 3 марта 1864 года Лаишевское уездное полицейское управление отчиталось перед губернским правлением об исполнении своих обязанностей (к этому времени вследствие своего тяжелого финансового положения Гурьяновы перестали быть купцами, перейдя в мещанство): дом Гурьяновых был описан и продан 14 марта того же года. Из вырученных от продажи 1072 рублей лишь 615 рублей 29 копеек достались Щербакову, остальные ушли на уплату казенного, то есть государственного, долга, процентов по нему, а также за публикации о торгах в газетах100.

23 июня 1863 года в Мамадышской городовой ратуше слушали дело о взыскании Крутецким в пользу Никанора Щербакова по заёмному письму с мещанина Кадильникова 1 500 рублей101.

Работа шла…

Однако, положение чиновника и простого доверенного имеет большую разницу в возможностях решения проблем, поэтому уже 30 декабря 1863 года Крутецкий возвращается на службу в канцелярию Казанского губернатора. Там он служил старшим советником по особым поручениям, правителем канцелярии, выполнял поручения Начальника губернии по расследованию различных резонансных дел.

15 июля 1866 года за отличную и усердную службу Всемилостивейше награжден орденом Святого Станислава 2 степени102.

27 января 1867 года Министром юстиции по представлению Казанского губернатора назначен Советником Казанского губернского правления103.