Государство Сократа

– А его нет, он в загранкомандировке сейчас.

– Тогда не подскажете, как с ним связаться можно? Тот номер, который он мне оставил, почему-то не отвечает. Я с пятницы дозвониться не могу.

– К сожалению, других номеров нет. Я тоже до него не могу дозвониться. Последний раз, когда с ним общалась, он меня предупредил, что связь там плохая, поэтому дозвониться будет трудно. Это, кажется, в четверг было.

– Постойте, в четверг же он в городе еще был, – я с ним лично встречался.

– Да? – изобразила искреннее удивление Ниночка. – Значит, это было в пятницу утром. У меня такая память плохая, вы же знаете, – начала кокетничать Ниночка, томно закатывая глазки.

– Хорошо, а когда он вернется?

– Он мне не сообщил.

Андрей был немного растерян. Он надеялся, что сильный и мудрый Доброхотов прояснит ситуацию, даст ему совет или хотя бы направление, как действовать. «Это все-таки его дело, а не мое, и он должен за него больше меня переживать! Черт знает что получается!» – негодовал Андрей. От безвыходности он зачем-то начал жаловаться на свою судьбу Ниночке:

– Просто у меня сегодня крупное дело в суде рассматривается, я в нем интересы Николая Сергеевича представляю. Хотелось бы с ним обсудить позицию по делу.

– А вы сами принимайте нужное решение по этому делу, Николай Сергеевич вам полностью доверяет! – выдала Ниночка.

Андрей обалдел. Вот это номер! Глупая блондинка с плохой памятью, которая обычно ничего не знает и ничего не понимает, функции которой в основном сводятся к ответам на телефонные звонки и уведомлению шефа о прибывших посетителях, в данном случае дает ему наставления по судебному спору. У него закралось подозрение, что плечистый и белобрысый тоже здесь побывали…

Он попрощался с Ниночкой и поехал к себе в офис. Подойдя к двери, начал вставлять ключ в замочную скважину, но дверь легко подалась и приоткрылась. «Неужели в пятницу забыл закрыть дверь и офис все выходные был незапертым?» Андрей не ставил свой офис под охрану, поскольку считал, что у него там нет никаких ценностей, на которые бы могли позариться воришки, и, кроме того, охрана стоила денег.

Он зашел в кабинет. Все папки с делами, которые Андрей так щепетильно расставлял по полочкам в алфавитном порядке, были разбросаны по полу, монитор был сброшен со стола, провода из системного блока выдернуты, их разъемы, скорее всего, были повреждены. У микроволновки выломана дверца, девятнадцатилитровая бутыль с питьевой водой выдернута из помпы и брошена сверху на разбросанные папки, которые теперь были пропитаны влагой.

Очевидно, что незваные гости были не грабителями, а просто вандалами. Андрей с горечью созерцал эту неприглядную картину. У него никогда не было врагов, со всеми он поддерживал хорошие отношения, и вообще был неконфликтным человеком, все споры старался свести на нет или перевести в шутку. Кто мог это сделать, а главное – зачем?

Из оцепенения его вывел телефонный звонок. Андрей достал из сумки свой старенький мобильник – входящий номер был неизвестным.

– Алло! Андрей, это я, Николай Сергеевич! Как там наши дела? – Голос говорившего показался Андрею похожим на голос Доброхотова.

– Николай Сергеевич? Это вы?

– Да, я тут с другого телефона звоню, мой разрядился. У нас же суд сегодня, правильно?

Слышны были какие-то посторонние звуки на том конце линии, так что Андрею приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова и смысл сказанного. Вероятно, Доброхотов вел разговор на улице.

– Да, сегодня. Я как раз вам пытался дозвониться, есть новая информация. У меня была встреча с представителями Ноздрева, они говорят, что вы с истцом вроде договорились об условиях мирового соглашения и сегодня можно будет его подписать в суде.

– Все верно, договорились миром дело закончить. Можешь подписывать, все нормально.

– А условия? На каких условиях договорились дело закончить миром? – решил уточнить Андрей.

– Андрей, плохо тебя слышу, здесь связь ужасная, не ловит почти, давай попозже созвонимся. – И дальше в трубке зашипело, зашуршало, вызов был закончен.

Андрей тут же перенабрал новый номер Доброхотова, но в трубке было привычное: «Абонент временно недоступен».

– Вот так всегда, на самом важном связь обрывается! – в сердцах воскликнул Андрей.

Радовало уже то, что какой-то контакт установить удалось, клиент осведомлен о мировом соглашении.

Андрей оглянулся на разгромленный офис и подумал, что надо бы вызвать полицию. Посмотрел на часы – до процесса Доброхотова оставалось тридцать минут. «Ничего страшного, вызову после судебного заседания. Хорошо хоть, бумаги Доброхотова не пострадали», – рассудил Андрей…

Войдя в суд, Андрей сразу же направился к кабинету председателя суда Смирнову Олегу Петровичу. Такие крупные дела в Нижнебобруйском суде рассматривались не часто, поэтому председатель решил сам вести это дело.

Подходя к кабинету председателя, Андрей увидел, как из него выходит упитанный джентльмен в дорогом, но сильно помятом костюме, в несвежей рубашке и плохо завязанном галстуке. «Это наверняка юрист Ноздрева, тяжело же ему далась поездка из Москвы до Нижнего Бобруйска, видать, только сегодня утром приехал», – заметил Андрей. Джентльмену на вид было лет сорок пять. Маслянистые немытые волосы джентльмена были наспех зачесаны набок. Возрастные залысины сильно оголяли крутой лоб, который немного выдавался вперед. Нос картошкой, глаза почти круглые и навыкате, как у пекинеса. Его брюки были сильно заужены, почти обтягивали худые ноги. Андрей не любил брюки такого фасона и называл их «лосинами».

– Андрей Александрович, если не ошибаюсь? – растянулся в сладкой улыбке джентльмен тоненьким голоском.

– Он самый. С кем имею честь?

– Олоф Николаевич Михельсон, адвокат господина Ноздрева, – также сладко улыбаясь, представился джентльмен, протягивая Андрею руку. Изо рта Михельсона неприятно пахнуло – видимо, он не успел почистить зубы с дороги.

Андрей пожал его потную хилую руку с мертвенно-бледными пальцами.

Следом за джентльменом из кабинета вышла секретарь судьи:

– Прошу пройти в зал заседаний. Приготовьте документы, удостоверяющие вашу личность и ваши полномочия. Судья скоро подойдет.

«Ого-го! – подумал Андрей. – Даже зал задействовали». Отдельный зал судебных заседаний был единственным в своем роде в Нижнебобруйском суде. Все дела обычно рассматривались в кабинете у судей. Зал же использовали в самых редких случаях. Например, когда было очень много участников процесса и стандартный кабинет судьи не мог всех вместить. Или когда дело рассматривалось с участием представителей СМИ. В зале даже было новое оборудование для видео-конференц-связи, которое, однако, еще ни разу не было задействовано.

В зале заседаний Андрей хотел сесть за столик напротив Михельсона, но тот остановил его:

– Зачем эти формальности? Присаживайтесь пока рядышком со мной – не бойтесь, я не укушу. Мы же не враги, мы – друзья! – расточал любезности Олоф Николаевич.

Андрей неуверенно уселся рядом с оппонентом.

– Возьмите, почитайте наш документик, там все уже согласовано. Сегодняшнее заседание – чистая формальность, с которой я хотел бы поскорее закончить. И да, со мной то, что причитается лично вам. – Михельсон выразительно взглянул на Андрея, потом запустил руку в свой кейс и наполовину вынул из него три банковские пачки долларов, чтобы Андрей смог их лицезреть, после чего спрятал деньги обратно. – Да, да, лично вам. Мы все помним.

Андрей был натянут как струна. Скованными движениями он взял протянутое ему мировое соглашение, страстно желая, чтобы там было написано то, что хотел бы в нем видеть. Чтобы подписать его с чистым сердцем, получить обещанные баксы и расслабиться. Чтобы все было, как в сказке.

Мельком пробежавшись по тексту мирового, Андрей сразу понял, что это по сути никакое не мировое соглашение со взаимными уступками сторон, а настоящее практически полное признание всех исковых требований Ноздрева.

А Михельсон тем временем продолжал напевать свою сладкую песенку:

– Хорошее соглашение, все только к вашей выгоде. Мало того что мы добровольно, от чистого сердца и исключительно из глубокого уважения к Николаю Сергеевичу отказываемся от части своих исковых требований, но еще и прощаем вам всю сумму государственной пошлины, которую нам пришлось уплатить при обращении с настоящим иском. А это ни много ни мало – шестьдесят тысяч рублей!

Да, действительно, сумма госпошлины была немаленькая. Ноздрев уплатил максимально возможный размер госпошлины, который мог быть уплачен при обращении в суд общей юрисдикции. Но эта сумма все равно не шла ни в какое сравнение с ценой иска – порядка ста миллионов рублей.

– Кроме того, мы отказываемся от возмещения расходов на оплату услуг представителя, – уговаривал Олоф, – а мои услуги о-очень дорого стоят. Вам, наверное, известно, что ставки московских адвокатов рассчитываются по часам. Поэтому все мое время, пока я в дороге, пока сижу тут с вами, – все это время учитывается и включается моему клиенту в счет. Получаются очень большие суммы, очень большие!

Тут вошла секретарь судебного заседания, взяла у представителей истца и ответчика паспорта и доверенности, а следом появился сам судья. Андрей и Олоф почтительно встали с мест.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, не надо этих формальностей! – весело сказал Олег Петрович. – Я смотрю, вы уже успели подружиться, вам там за одним столиком не тесновато?

Председатель суда был явно в хорошем расположении духа. Андрей немного сконфузился – он уже и забыл, что сидит за столом Михельсона.

– Нет, нет! – поспешил заверить судью Михельсон. – Мы тут с Андреем Александровичем обсуждаем условия мирового соглашения, уже почти закончили.

– Мировое – это очень хорошо! Лучше плохой мир, чем хорошая война! Давайте сюда ваше мировое, посмотрю, что вы там соорудили. Вы его уже подписали?

Михельсон пристально посмотрел на Андрея:

– Вы подписали?

– Нет еще.

– Так подписывайте и не будем тянуть драгоценное время, – ласково сказал Олег Петрович. – У вас же есть полномочия на подписание мирового соглашения? Оленька, подайте мне, пожалуйста, доверенность Андрея Александровича.

Секретарь передала судье доверенность Андрея. Ознакомившись с текстом документа, председательствующий удовлетворенно отметил, что все полномочия, в том числе на подписание мирового соглашения, у представителя ответчика имеются.

– Я еще не все вопросы обсудил с представителем истца, можно нам дать десять минут? – попросил Андрей.

– Хорошо, можете никуда не уходить из зала, обсуждайте здесь. Я вернусь через десять минут. – И судья сам удалился из зала. Следом вышла секретарь.

Олоф заискивающе спросил:

– А в чем дело, что-то не устраивает?

– Понимаете, мне бы хотелось обсудить условия мирового со своим клиентом.

– А вы разве не созванивались с ним по этому вопросу?

– Созванивался, но всего один раз.

– Ну, молодой человек, иногда и одного раза бывает достаточно, – наставительно, со знанием дела, сказал Олоф. – И что вам сказал клиент по поводу мирового, сказал подписывать, что все нормально?

– Да, сказал подпис… – хотел подтвердить Андрей и тут же осекся.

«А откуда Олоф знает про наш разговор? Он ведь состоялся всего полчаса назад!» От неожиданной догадки его бросило в жар. Андрей стал подозревать, что все эти мелочи не случайны. Доброхотов на звонки не отвечает, единственный разговор с ним был по какому-то непонятному номеру. Да и очень сомнительно теперь, что он разговаривал именно с Доброхотовым, к тому же и слышимость была неважная. Плюс эта дура секретарша такие странные советы ему давала, а сама не знала, где ее шеф и когда вернется.

– Давайте так сделаем: вы мне текст этого мирового сейчас отдадите, мы отложимся на несколько дней, я с клиентом условия детально согласую и в следующий раз все подпишем, – выступил со своим предложением Андрей, слабо надеясь на успех.

Лицо Олофа кардинальным образом изменилось. Взгляд его стал надменным и холодным как лед.

– Молодой человек, – стал он наставлять Андрея. – Я не маленький мальчик кататься туда-сюда из Москвы в вашу богом забытую дыру. Вопрос надо решать сегодня, сейчас. Если сейчас мировое подписано не будет, то оно уже не будет подписано никогда. Будем судиться. Но тогда мы насчитаем к сумме основного долга проценты по статье 395 Гражданского кодекса РФ, мы уже не будем отказываться от взыскания с вас госпошлины и стоимости юридических услуг. Подумайте хорошенько – есть ли у вас полномочия вгонять своего клиента в новые долги? Эти новые расходы будут исключительно на вашей совести.

Ситуация была тяжелая. Андрей попросил:

– Можно я еще разок позвоню Доброхотову? Может, он сейчас ответит.

– Звоните, – равнодушно ответил Олоф.

В трубке зазвучал предательский голос робота: «Абонент временно недоступен». Андрей сидел с поникшей головой, мучительно соображая, как поступать дальше.

– В общем, так, – подытожил Михельсон, – если вы сейчас откажетесь подписывать мировое, то пойдете вопреки воле своего клиента, который, по моим сведениям, согласен на мир на предложенных нами условиях. В этом случае на следующее судебное заседание я приеду не один, а с командой из пяти юристов. Мы разденем вашего Доброхотова догола, а потом еще предъявим к оплате услуги команды юристов. И в этой заварушке виноваты будете только вы, вы один! Подписывайте не мешкая, это единственно правильное решение в данной ситуации.

«Конечно, – с горечью рассуждал Андрей, – мы тут крестьяне нижнебобруйские, неграмотные и недалекие, так сказать, „простые смертные “. Мы должны в рот смотреть и беспрекословно исполнять указания заезжих бояр столичных. Им сверху виднее, что да как».

Заметив колебания на лице оппонента, Олоф достал из кейса шесть банковских пачек и кинул их на стол перед Андреем.

– Здесь шестьдесят тысяч долларов. Это мое последнее предложение. Других не будет. Я вообще не понимаю, в чем вы сомневаетесь? Мне бы кто так предложил заработать за пару минут! Вам же нужны эти деньги! Погасите ипотеку, купите себе хорошую машину, и жене купите, в отпуск семьей съездите, еще и останется!

Входная дверь зала начала отворяться, Олоф поспешно убрал деньги со стола.

– Ну-с, переговорили? – участливо спросил судья. – Давайте сюда ваше мировое.

– Одну минуточку, Андрей Александрович его уже подписывает, – растянулся в улыбке Михельсон и пододвинул документ вплотную к Андрею. – Ну же! Подписывайте!

Андрей колебался. «Почему я, именно я сейчас должен решить судьбу ста миллионов? Такую сумму произносить – то вслух страшно в Нижнем Бобруйске, не то что решать ее судьбу росчерком пера. И клиент, как назло, не выходит на связь. И все, абсолютно все против меня. И те двое из тонированной иномарки, и Ниночка-секретарша, и Олоф, и даже судья! Судье, понятное дело, мировое соглашение – это гора с плеч и разрешенное дело в статистику. А что, если не подпишу? – Андрей поморщился, вспомнив плечистого и белобрысого и бардак в своем офисе. – Уж не их ли это дело?»

В общем, Андрею было ясно, что отказ от подписи обещал массу проблем, как очевидных, так и тех, о которых можно только догадываться. Плюс ко всему – председательствующий очень расстроится. Было видно, что он уже настроился на мировое и в случае срыва будет винить в этом исключительно Андрея. Подписание же сулило массу преимуществ: моментальное решение всех финансовых вопросов, возможность взять отпуск и отдохнуть от работы какое-то время. «Сам Доброхотов сказал ведь, что все нормально и надо подписывать!» – Андрей сам себе пытался доказать, что полчаса назад он разговаривал именно со своим клиентом. «Голос-то вроде его был», – убеждал он себя.

Андрей взял свой «паркер», раскрыл мировое соглашение на последней странице, старательно вывел подпись и поднял глаза, чтобы посмотреть на реакцию окружающих.

Михельсон и судья буквально впились глазами в подпись Андрея и не дышали, боясь что-нибудь испортить. Андрей внутренним ухом услышал сильный стук, который шел изнутри и усиливался с каждой секундой. Это стучало его сердце.

Ему вдруг вспомнились слова из песни В.Высоцкого: «Разберись, кто ты – трус иль избранник судьбы, и попробуй на вкус настоящей борьбы!» Он посмотрел на свои ладони – они были мокрые от пота. Решение было принято, теперь – окончательно.

Он жирно заштриховал сделанную подпись. Посчитав это недостаточным, порвал текст мирового на несколько частей и, сглотнув слюну, сказал:

– Мне надо обсудить со своим доверителем текст мирового соглашения. Только после этого я буду готов его подписать.

Михельсон с судьей многозначительно переглянулись. Глаза Михельсона, и без того выпученные, чуть не вылезли из орбит и зло уставились на Андрея. Губы сжались, скулы напряглись. Он готов был уничтожить, раздавить прямо на месте этого никудышного, жалкого деревенского юристишку.

Председательствующий неодобрительно обвел Андрея строгим взглядом.

Дальше Андрей уже ничего не помнил. Он кивал и даже что-то говорил, когда его спрашивали, на автомате взял свои документы у секретаря, послушно прошел за ней в приемную судьи, где ознакомился под роспись со следующей датой судебного заседания. В ушах у него стучало, колени немного дрожали, руки тряслись. Все происходящее наблюдалось им как будто со стороны.

Михельсона уже не было нигде видно, поэтому что-либо обсудить с ним не получалось.

Андрей вышел на улицу. Надо было ехать в офис и решать вопрос с полицией по поводу взлома его кабинета. Он был морально истощен. Плюхнувшись на сиденье «короллы», вставил ключ в зажигание, завел машину и медленно поехал. Через какое-то время услышал звуки клаксонов. Но ему было все равно, почему кто-то, где-то, зачем-то сигналит. Поэтому он даже не обернулся в сторону усиливающегося шума. Когда на его машину надвинулась чья-то тень, Андрей наконец соизволил повернуть голову. На него на огромной скорости несся мусоровоз, причем желания затормозить, чтобы предотвратить столкновение, у водителя не возникало. В последний момент Андрей заметил ухмыляющуюся физиономию белобрысого за рулем мусоровоза. Послышался громкий стук, скрежет мнущегося металла, и Андрей потерял сознание…

Глава 1

Пробуждение

Андрей приоткрыл глаза. Он лежал на кровати с белыми простынями в светлой просторной комнате. Окна были открыты, по помещению гулял легкий летний ветерок, обдувая присутствующих приятной прохладой.

Кроме него, в комнате находились еще трое незнакомых ему людей: двое, по-видимому, обслуживающий персонал больницы, куда он попал, а третий – его личный врач. Никем другим этот третий, то есть третья быть не могла. Она так нежно на него смотрела, так ласково поправляла на нем одеяло и вообще проявляла прямо-таки материнскую заботу и сострадание. По всему было видно, что это врач, которому хорошо заплатили за уход.

Молодой парень во всем белом и с марлевой повязкой на лице возился с капельницей. Медсестра делала какие-то записи, основываясь на показаниях приборов, стоявших рядом на белоснежном столике.

Тут его личный врач, стройная женщина лет тридцати пяти, приятной наружности и низким грудным голосом, обратилась к медсестре с каким-то вопросом. Но странное дело, Андрей не понял суть вопроса. Медсестра ей стала пространно что-то объяснять, и Андрей опять не понял ни слова из сказанного. Тут только его осенило: «Немецкий! Я в Германии! Значит, Доброхотов появился и в знак благодарности за мое геройство выхлопотал для меня лечение в немецкой клинике. Сейчас меня подлатают, и я вернусь в строй. Интересно, очень ли сильно этот белобрысый меня раздавил?» Андрей улыбнулся – раз живой, значит, все хорошо, все наладится.

Тут окружающие заметили, что Андрей проснулся, и все вокруг засуетились. Парень тут же отсоединил капельницу и куда-то побежал, медсестра начала что-то спрашивать у Андрея и, не дожидаясь ответа, записывать в блокнот. Но более всего удивляло поведение личного врача – она начала обнимать Андрея, целовать в щеки, в глаза, в лоб и все время приговаривала при этом «Либер Клаус, майн либер Клаус!». На ее щеках появились слезы. Андрей начал было сопротивляться такому беспардонному отношению врача, пускай и личного, но тут она обняла его одной рукой вокруг спины, другой чуть ниже талии, подняла с кровати и прижала к груди! Его, взрослого мужчину тридцати пяти лет от роду, вот так взяла и с легкостью подняла с кровати без посторонней помощи! Потом опустила на кровать и села рядом, и тут Андрей понял, что она намного выше его. Когда она в очередной раз потянулась руками к его лицу, Андрей попытался их перехватить и уже собирался громко спросить: «Тут кто-нибудь говорит по-русски?» – но вдруг обратил внимание на свои руки, точнее ручонки. Это были не те руки Андрея, которые он помнил, натренированные регулярными упражнениями на перекладине. Это были маленькие детские ручки с нежной, еще не огрубевшей кожей. Андрей озадаченно на них уставился.

«Что происходит? Где я? Что со мной?» На эти и еще много других вопросов хотелось бы получить ответы. Но кому можно задать вопросы? Вокруг люди, разговаривающие на чужом языке. В школе Андрей учил немецкий в качестве второго, дополнительного к английскому. Но сколько лет прошло с тех пор! Тем более что у него был уровень владения где-то в районе «читаю и перевожу со словарем». После школы в институте был английский, ни практики, ни теории немецкого за все последующие годы не было, поэтому по-немецки он почти ничего не помнил. Андрей предусмотрительно решил ничего не говорить, а лишь слушать и наблюдать, пока не разберется в произошедшем.

Молодой парень вернулся, приведя с собой еще несколько человек из медицинского персонала.

Один из них, седовласый мужчина с молоточком в руке, по всей видимости старший, сел на любезно подставленный ему стульчик напротив Андрея и начал ласково что-то говорить. В его непонятной речи опять часто повторялось слово «Клаус», как и в речи личного врача. Очевидно, что так называли его по имени. «Итак, я стал Клаусом», – сообразил Андрей.

Седовласый долго говорил, медсестра быстро записывала, личный врач задавала старшему вопросы и кивала, слушая его ответы.

Затем седовласый поводил перед лицом Андрея молоточком туда-сюда, желая, чтобы он следовал за ним взглядом. Потом постучал молоточком по коленкам, улыбнулся, дружественно тряхнул Андрея за плечо, бросил пару последних фраз, после чего ретировался.

Было еще много непонятных Андрею разговоров и манипуляций, личный врач что-то писала и подписывала. Тут в комнату вошел парень с комплектом одежды. Это была одежда на ребенка лет двенадцати. Личный врач взяла комплект и жестом пригласила Андрея подойти. Он неуверенно сполз с кровати, медленно шагая и озираясь на медперсонал, приблизился к личному врачу. Все тело слушалось его очень неохотно, как будто это было чужое тело. Сомнений уже быть не могло – эта одежда была как раз ему впору. Надев с помощью врача шортики, рубашку с коротким рукавом и сандалии, Андрей несмело подошел к огромному зеркалу, установленному за столиком с приборами. На него смотрел белобрысый двенадцатилетний синеглазый мальчуган, упитанный не по возрасту. Хомячьи щечки, пухлые ноги, руки и даже небольшой животик. «Вот это номер! – соображал Андрей. – Что же могло произойти? Давайте, господа знатоки, ваши версии, пусть даже на уровне бреда. Вариант первый: я попал в известный фильм «Большой», но только наоборот. Только вот незадача – не помнил, как подписывал контракт с каким-нибудь режиссером. Ну и гримеры, конечно же, сделали невозможное. Интересно, что у меня в шортиках? Вариант два: белобрысый меня все-таки убил, но голова осталась жива, и немцы смогли ее пересадить этому мальчугану. Потом пластику на лице сделали. Все получилось, как в том фантастическом рассказе Александра Беляева про голову профессора Доуэля. Вариант три: переселение душ. Я погиб, и моя душа переселилась в другое тело. Вариант четыре: я раньше жил в матрице, тут сбой системы, перезагрузка, и я случайно оказался другим человеком. В общем, фантазировать можно сколько угодно, первым делом надо узнать, какой сейчас год, а также на какой планете я нахожусь». Андрей умел мыслить глобально.

Личный врач подошла к нему, наклонилась, еще раз поцеловала в обе щечки, нежно взяла за руку и повела за собой. Андрей не сопротивлялся. Он уже понял, что этот личный врач – мама Клауса в этом мире, а к родителям надо относиться уважительно и не спорить. «Главное, что я жив, – успокаивал он себя, – разберемся, что к чему».

Глава 2

В пути

Мама провела его по больничным коридорам за ручку.

Андрей с интересом разглядывал все вокруг. Медицинский персонал был во всем белом. Это были обычные, ничем не примечательные одеяния. За пластиковыми окнами было то же синее небо и те же перистые белые облака. Та одежда, в которую одели Андрея, также была довольно сносной и привычной глазу. Все говорило о том, что он находится, скорее всего, на планете Земля и, скорее всего, в той же эпохе, откуда и прибыл сюда.