Дар

Значит, он вполне законно присваивал их деньги, квартиры и машины. И данная законность подтверждалась ещё одним фактом: он ни разу не попался!

Доисторическая суеверность и склонность видеть знаки в мире вокруг – откуда у него эта напасть?!

Если, отправляясь на свидание, он видел на едущем впереди авто номер «555», – всё сложится просто супер!

Три семёрки предсказывали удачные переговоры с виртуальными девицами. Рассказывать сказки и заставлять собеседника поверить в их реальность он умел, талантливо умел!

И неудивительно, что какая-нибудь училка из занесённой снегами Сибири охотно и неоднократно вышлет требуемые суммы попавшему в беду американскому полковнику, несущему службу в далёкой и опасной Африке… Рубленое, подчёркнуто мужественное лицо с фотографии (ведь пользоваться скайпом сотруднику армии категорически запрещено!) смотрит на туповатую дамочку с мужской, суровой любовью.

А вот три четвёрки он ненавидел. Не знал, почему, вроде как в нумерологии, типа науки про числа, которую он не поленился изучить, цифра 4 наделялась весьма положительными характеристиками. Но при виде неё в груди что-то болезненно сжималось.

И, конечно, во что веришь, то и работает.

Едва он видел где-нибудь хоть одну четвёрку, знал: будут трудности. Две четвёрки говорили о больших проблемах. Три четвёрки он видел однажды, и они буквально кричали о надвигающейся беде. И действительно, в тот же день, обедая у себя дома, он вдруг отключился. Ни разу в жизни с ним не случались обмороки. 32 года, здоров как бык…

Так вот, придя в себя, он первым делом бросился не звонить в скорую, а к видеокамере. В его квартире камеры были установлены повсюду, на всякий случай. И вот случай, хоть не всякий, но представился.

К сожалению, запись шла не с начала. Дурацкая привычка экономить, давно надо было поменять камеру на таковую с функцией ночной съёмки! Ну да ладно. С немым изумлением он созерцал бродившего по комнатам незнакомого мужика!

Навскидку – чуть за тридцать, с фанатичным блеском в глазах. Явно психически нездоровый. Как он проник в его жилище, оставалось загадкой. Мужик что-то вроде искал. Заглядывал в шкафы, за занавеску в ванной. Видок у него был слегка ошарашенный, но он словно привык, что ли, пребывать в состоянии постоянной ошарашенности. Наркоман, и, наверное, сидящий на синтетической дури…

Уход визитёра тоже оказался загадочен. Свет снова погас (провалились бы в ад уроды-коммунальщики, за что бабки отгребают, непонятно!). И мужик исчез! Натурально испарился, словно его и не было!

Он пришёл в себя от рёва сирены за окном. Где-то адово пламя пожирало чью-то хату или офис.

Поднялся с пола (вырубившись, видимо, навернулся со стула). Ощупал телеса. Всё цело. Голову ему странный посетитель не проломил.

Будучи дотошным, не поленился даже отнести обед на экспертизу! Наркоты там, клофелинов всяких или ещё какой сонной дури не нашли.

Что за чертовщина…

Глава 5. Номер 1. Реальность Б

В чёрта он не верил. В Бога тоже. Не видел ни того, ни другого, ни их проявлений на Земле.

Зато вдоволь насмотрелся на лицемерных, ни на йоту не религиозных священников, слепо следующих воле кормящих их богачей. Он много раз видел, как меняют людей, их выборы и мир вокруг не Бог и не дьявол, но – убеждения и деньги.

У него был выбор веры. Он поверил в деньги.

Быть может, он всегда грел в себе эту веру и замечал лишь то, что её подтверждало? Возможно.

Дураком он отродясь не был и подмечал порой интересные факты о себе, подлинном, и других, настоящих.

Замечательным он был человеком – всё замечал.

Да, только в таком смысле этого слова. Потому что задание, которое ему поручено было выполнить, выносило мнение людей о нём, его характеристику далеко за пределы всех веками привычных человечеству моральных норм и религиозных догм.

Убийство? А почему бы и нет. Человек – это зверь.

Не животное, а именно зверь! Тысячелетиями эволюции натасканный на кровь и насилие, на жестокость и беспредел.

Человеческий мир намного сложнее мира примитивных травоядных. Жующие траву траве и подобны. Ленивые, глупые, ничего не созидающие твари.

Звери, то есть хищники, – они умные. Зверь создаёт среду. Ситуацию, необходимую для поимки травоядной тупой твари. Хищник – синоним характера и силы воли. Хищник – прототип и эталон человека.

Человек хитёр. Он лишь создаёт иллюзию стадности. На самом деле в многомиллиардном прайде человекоподобных зверей каждый сам за себя. За божка собственного эгоизма. За избранные наслаждения. За еду, секс и желательно бесплатные развлечения.

И каждый другому – враг.

Да и себе, если честно, не друг тоже.

Обман и самообман правят реальностью мира.

Никто не воспринимает нежелательное к восприятию.

В человеческом мире побеждает не просто сильнейший, а тот, кто сумеет лучшим образом мимикрировать под личину любви, самопожертвования, заботы…

Загнать зверя под шкуру доброты. Стать беззащитным и оттого либо ненужным, либо наоборот, крайне необходимым для пропитания другого.

А что, жрать друг друга дано не только физически, но и эмоционально, например. Такое паразитирование на психике соседа по миру называется любовью. Типа, сделай меня счастливой (или счастливым, мужики сейчас слабее баб стали), чтобы я могла прятаться в своём счастье от коварного мира и набираться сил для новой на него атаки.

Был бы Бог – сердце было бы одно, настоящее, живое. В Нём. А в безбожном мире сердец несколько. Поддельные, их биение держится на искусственно поддерживаемом кровавом обороте денежного потока и общей глупости, бессознательности людей. Люди не хотят думать, они жаждут развлекаться.

Исчерпав ресурс развлечения в одном месте, тут же перебегают в другое.

Череда разочарований – таков удел бессознательного человека. Удел псевдочеловека. Удел бездуховного быдла.

Торговля, наука, вера, искусство и институт семьи – всё фальшивки. Пародии на истинно человеческую жизнь.

Имитации души. Людишки, мнящие себя важными, а свою деятельность чуть ли не спасающей мир, эти учёные, писатели, артисты, врачи, учителя… Шизофреники с манией величия.

Он был недостаточно глуп для наивного убеждения в денежном единоправлении миром. Повидал людей, насмерть отрицающих власть денег над ними, отрицающих искренне. Эти люди верили в убеждения. В чужие и свои идеи. В спасение мира врачеванием, научными достижениями, Богом, любовью…

Любовь спасёт мир… Как бы не так! Он выбрал для себя умереть именно с данной фразой на устах. Не с тем девизом, который нравился религиозным фанатикам, зачем-то верящим в необходимость убивать других людей ради Бога. Если бы Он и был, какое Ему было бы дело до своры жалких людишек на затерянном в космосе каменном шарике?

Любовь спасёт мир! Эту фразу он выкрикнет в последнее мгновение перед нажатием звонка в дверь Смерти. Пояс, начинённый взрывчаткой, доставит их всех в Её величественные владения за долю секунды. Бах – и всё! Конец бессмысленной жизни. Конец мучениям. Конец ненависти. Конец любви.

Он дождался. Ему дали задание. Он должен будет взорвать себя на концерте. Чёртово искусство! Хотя он больше уважал его, чем ненавидел. Кино, песни, книги врали людям столь же искусно, как и он сам.

Искусство – вот высший пилотаж лицемерия и вранья через создание абсолютно нежизненных реалий и форм. Жвачка для бездумного простолюдина, кем бы он себя там ни мнил – знатоком-киноведом или учёным высшей пробы. Приманка для слабаков, потому что только они сбегали в иную, фальшивую реальность от тяжести повседневных будней.

Поэтому все они достойны смерти. Смерть забирает худших. Таких, как они. Таких, как он.

Он тоже считал себя слабаком. Человеком-отбросом. Выкинутым на помойку куском мусора. Ненужным, не получившим ни грамма даже поддельной любви, выродком.

Выродком, не достойным даже подделки любви.

В несчастье крылась его сила.

Упиваясь ненавистью к себе, он явственно ощущал, как за спиной раскрываются крылья несомой им смерти.

Глава 6. Номер 1. Реальность В

Гуру дал ему задание. Счастье переполняло сердце. Его выбрали, ему поручили важнейшую изо всех миссий! Он должен спасти оставшихся избранных и уничтожить посланников дьявола. Отправить их прямиком в ад, и пусть прохождение ими Врат Смерти окажется поистине ужасным событием!

Наставник владел абсолютной истиной. Он Сам был её воплощением. И когда все избранные соберутся вместе, Учитель в последний раз совершит с ним акт наказывающей любви.

Любви настоящей, любви божественной.

Настоящая любовь несёт боль и муки. Любовь, дарующая счастье без боли, – фальшивка, искушение дьявола. Человек грешен и обязан пребывать в страданиях до полного очищения.

Последний раз Учитель очистит его душу от греховности этого мира. И потом все они перейдут в Рай на Земле. Перейдут ласково и блаженно, в экстаз не одиночного очистительного акта, а в вечность божественного наслаждения…

На этот раз избранные соберутся на концерте известного исполнителя. Говорят, там и клипы покажут! Он любил музыку, а особенно почитал кино и вообще всяческие изображения: они позволяли ему предаваться фантазиям о новых очищениях, совершаемых усилием великого Гуру. Наставник велел ему просматривать по фильму в день, дозволяя невероятную милость – он сам мог выбирать себе кино!

Он выбирал фильмы для взрослых… Привыкший опираться на волю Учителя, он подрастерял навык воображения. А фильмы для взрослых предполагали отсутствие творческого напряжения. Он предпочитал фильмы о близком общении мужчины и женщины, потому что именно в женской ипостаси воспринимал себя во время соединения с Наставником.

Женщина жила внутри него, женская душа обитала в отчего-то мужском теле…

Может быть, в этом крылась причина его жгучей ненависти к представительницам более материально воплощённого прекрасного пола?

Удовольствие, с каким он убивал бесовских девиц, было невыносимо острым!

На этот раз тест на избранность оказался очень простым. Не предстояло ни беготни по квартирам, ни приставания на улице к незнакомым людям с расспросами, ни переписки в соцсетях… Финальный этап отбора, как пояснил Учитель, характеризовался максимальной простотой.

Потому что сила всех избранных, найденных прежде, открывала доступ Богу в этот мир.

И Бог сам решит, кто есть Его душа.

А ему останется лишь добавить яд в шестьдесят шесть бутылок питьевой воды. Владелец воды, сам избранный, предоставит ему доступ к бутылкам.

Шестьдесят шесть – столько демонических душ уйдёт в ад. Оставшиеся люди окажутся избранными. Концерт проходил в закрытом помещении для социально значимых людей. Бомонд, золотая молодёжь… Всего ожидалось сто восемьдесят человек.

А те, кто придёт в дополнение, тоже станут посланниками дьявола. Но о них Гуру приказал не беспокоиться. Спустя три дня после перехода избранных в Рай на Земле материальному миру планеты наступит конец.

Оставшийся избранный, один из них всех, запустит Третью мировую войну.

Они долго, невыносимо долго добивались его восхождения на пост управителя одной ядерной державы. С самого начала он знал о своём предназначении.

Великий жертвенник. Взорвав старый мир, он уничтожит и ад в придачу. Дьявол, дьявольские души, и его святая душа тоже, сгорят в огне атомного шторма.

Но он обеспечит светлое будущее в раю если не себе, то обязательно – любимым детям и любимой жене, тоже избранным.

Они же, пребывая в Раю, будут чтить вечную память о нём и вечно же благодарить его за добровольно жертвенную смерть.

Глава 7. Номер 1. Реальность Г

Смерть… Её он боялся больше всего в жизни, притом её жаждал и ненавидел.

Ненависть приближала его к роковой черте, к точке невозврата. Ненависть питала его любовь. Он любил ненавидеть и жизнь, и смерть. Он любил ненавидеть себя. Он ненавидел любить себя. Он вообще категорически предпочитал себя всему остальному миру.

Секс с собой не есть ли наисладчайшее из всех доступных удовольствий?

Поэтому он регулярно снимал проституток.

Плотская страсть, а точнее – имитация оной с продажной душой и в долларах измеряемой ценой тела, не есть ли это самый настоящий акт самоудовлетворения?

Когда нет нужды отдавать тепло сердца касаниям рук.

Когда духовное и плотское не смешиваются, не сливаются воедино.

Когда мир и любовь представляют собой лишь то, чем ты хотел бы их видеть.

Олицетворением подлинной бренности. Конечностью бытия. Смертью. И обречённостью на невозврат.

Ненависть к себе была его истинной любовью. Отчего-то он всегда знал, что недостоин жить.

Недостоин творить, даже разрушать!

Единственное, чего он оказывался достоин, – это безудержное стремление к наслаждению. Безудержное стремление. К безудержному наслаждению.

Раб желания и страха.

Раб сомнения и лицемерной, безверной веры.

Раб внешнего впечатления, раб ритуала.

Раб иллюзии, одним словом.

Он верил исключительно в материальность бытия. Вера заменяла ему реальность. Материя подменяла его дух. Настолько, насколько могла. Но ему и не требовалось слишком многого.

Он сам хотел, жаждал лгать себе.

И любую ложь извне, схожую с собственной, вкраивал в картину фальшиво выношенной реальности, достраивал недостающим пазлом некомпетентность личностного «я».

И если бы кто-нибудь поведал ему о грядущей встрече с истинной любовью, он бы рассмеялся горе-предсказателю в лицо. Цинично и хладнокровно. С подчёркнутой обыденностью, с десятилетиями выношенной привычкой насмехаться над болью. Над страданием. Над слезами.

И неважно, своими или чужими.

Цинизм был его способом защититься от непонимания. От самоосуждения. От душевной, сильнейшей из всех, безжалостной боли.

С другой стороны, внешнее очерствление души служило ему подспорьем от внутренне созревших и тянущихся наружу потребностей духа.

В каждом встречном он презирал в первую очередь себя самого.

Смерть… Она была для него одновременно спасительным уходом от давящей неотступности мира и ловушкой для перенагруженного страхами и желаниями эго.

Ибо он ощущал: окончательно разгрузиться не суждено никому.

Смерть – не более чем очередная иллюзия.

Её не существует, и поэтому личностное бытие страшило в полномасштабной мере.

Он никогда не сможет уйти от себя самого.

Он пленник индивидуальной доли, личного удела.

И лишь прохождение, проживание данного удела сполна даёт шанс на обретение подлинной свободы.

Свобода персонального «я» – удовлетворение этой, наиболее насущной изо всех потребностей, сподвигало на принятие вызовов и, самое главное, их преодоление.

Борьба за свободу воли и опасения перед ответственностью за принимаемые решения и наполняли силой, и обесточивали вконец.

Он не знал, как жить, и поэтому просто жил.

Без мыслей, без смысла, без осознания, без понимания причин.

Он просто жил.

И был одновременно и властителем, и жертвой этой вынужденной простоты.

Музыку он ненавидел. Парадокс: он, профессиональный мошенник, прожигатель жизни и профессиональный музыкант, обладающий абсолютным слухом и впечатляющим актёрским и певческим талантом, ненавидел музыку! Ненавидел всей душой, всем сердцем, так полномасштабно, что ненависть к чему-то или кому-то другому казалась бледной тенью на фоне грандиозности тьмы его ненависти!

Тени быстро исчезали из памяти, ускользали от восприятия. Он не помнил проклятий, обильно сыпавшихся ему вслед от обманутых людей. Не помнил зла, которым пытались ему отплатить жертвы его махинаций.

По факту, он не помнил собственного зла.

И вполне искренне считал себя прекрасным человеком.

По крайней мере, ничуть не хуже, а то и гораздо лучше блуждающей по дорогам жизни серой органической массы, глупо и гордо именующей себя человечеством.

Небрежно кинул на пол концертный костюм. Если бы мог дать себе волю, истоптал бы его ногами, разорвал в клочья, стёр в пыль…

Музыка… Опять эта чёртова музыка! Опять придётся насиловать себя, заставлять слушать мелодии и петь…

Он ненавидел петь. Он ненавидел быть искренним с собой. Ненавидел и панически боялся.

Потому что позволение быть искренним с собой означало необходимость принять правду о себе.

А как её не принять, когда поёшь самим сердцем.

Он всегда пел сердцем. Лишь на сцене он сбрасывал маски и обнажался. Не телом, конечно, но душой. К чему этот дурацкий костюм, если душа нараспашку?..

Страх самопринятия был настолько велик, что срабатывал защитный механизм психики.

Забвение.

Он забывал всё, что с ним происходило на сцене. Весь концерт стирался подчистую. Из жизни выпадал и целые её куски! А страх утратить контроль над ней и над собой вгрызался в сознание с нарастающей силой.

Ужас перед неизбежно подступающим моментом вспоминания себя настоящего давил тяжкой безысходностью могильной плиты. После того, что он вспомнит о себе, жить ему уже будет невозможно…

Хлопнув дверью, он стремглав выбежал во двор. Бросил затравленный взгляд на машину. Сердце заходилось в захлёбывающемся тахикардическом ритме.

Страх смерти отзывался в душе паникой перед замкнутыми пространствами. Ничего, сейчас он пробежится до концертного зала, здесь недалеко, и полегчает. Свежий воздух и энергичность движений вернут трезвость восприятия.

Линии дорог и тротуаров, высота неба разломают сдавленность границ его иллюзорного, но тщательно оберегаемого мирка.

Главное – выйти на сцену. Войти в музыкальный ритм. Сбросить личины и выпустить на волю самого себя.

Тот, настоящий, никогда не страдал клаустрофобией. Откуда он взял эту уверенность, неизвестно. Но она была, она жила и грела сердце.

Ворвавшись в зал, он споткнулся о взгляд своей партнёрши по дуэту, безголосой, но смазливой девчонки.

«Будет беда», – кричал страх, тёмной тенью пляшущий в её глазах. Девица обладала незаурядным чутьём на поджидающие за углом неприятности.

«Будет», – мысленно согласился он с ней.

Только на этот раз беда не ждала в засаде. Она намеревалась атаковать с кровожадной стремительностью голодного хищника.

Могильная тяжесть так и не вымелась из сердца после энергично-истеричной пробежки. Мир сомкнулся в жёсткий предел замкнутого кольца.

Глава 8. Номер 1. Реальность А

Он шёл на концерт, потому что там была она. Там была ОНА, это чудо! И это чудо, чудо встречи со своей первой и единственной любовью, оживляло и окрыляло его сердце.

А для сельчан было ясно, ясно, как Божий день, что он пошёл в это логово разврата с единственной, несомненно благой целью: ещё раз безжалостно подчеркнуть грехи современного мира.

Чужие грехи были основой его собственной добродетели. Честно говоря, если бы не чужие слабости, желания, ошибки и нарочито причинённое зло, он никогда бы не сделал карьеру внешне высокодуховной личности.

Блистать чистотой на фоне общего, извините, дерьма – этот примитивный способ самоводружения на пьедестал работал во все времена.

А иначе зачем критиковать и осуждать происходящее вокруг? Исключительно ради возможности излияния избытка переполняющей душу желчи и ненависти к себе и миру?

Извините ещё раз, но такой подход к проживанию жизни и траты времени он считал крайне нерациональным и глупым. Только травоядные неразумные твари проживают жизнь подобным образом.

А человек – это звучит гордо!

Гордыню можно и нужно использовать себе во благо! А чтобы всё получалось, требуется думать, а не перебирать застрявшие в голове шаблоны и стереотипы.

Он был в курсе, что обычным священникам думать не полагается. Но сейчас людей не возьмёшь голыми эмоциями.

Люди стали умнее, им требуются доказательства веры. Доказательства её эффективности. В поиске таковых доказательств он и видел смысл своей жизни.

Бог – умнейшее существо в Мироздании. Без обладания Сверхразумом Он не создал бы всей видимой и невидимой грандиозности Бытия!

Он преданно (ну, вроде как преданно, ритуалы соблюдал, как положено) служил Богу. И верил, что преданность будет оценена и должным образом вознаграждена. В противном случае, какой смысл работать? Его служение и есть работа, не правда ли?

Но почему же ему так и хотелось крикнуть себе: «Неправда!» Почему его собственное сердце отказывалось доверять очевидно неоспоримым доводам рассудка?

Почему с непреодолимым упорством он отказывался принимать истинную причину своих вылазок в нашпигованный грехами мегаполис?

Ну хорошо, допустим, обманывать прихожан ему полагалось по работе.

На ближайшей проповеди он покажет им серию отвратительных фотографий пьяных людей, валяющихся в лужах блевотины. Грязных потаскух со страшными размалёванными лицами… Обдолбанных в ноль наркоманов со стеклянными взглядами.

Пусть приходят в ужас, подавляют рвотные позывы от созерцания всей этой городской «красоты»!

Лишь бы потом снова приходили к нему и щедро сдавали жертвенные деньги.

Ну как он мог принять свою жажду этой всей «красоты», неутолимую потребность соприкасаться вплотную с мирской грязью, с деяниями сатаны!

И всё из-за главного греха – запретной любви. Любви, запрещённой его религией. Нельзя ему любить женщину и хотеть её. А он любил. И хотел. Иногда настолько сильно, что желал ей смерти. Любил вплоть до ненависти. Или ненавидел до любви…

Прежде чем увидеть её в зале, он увидел её в сердце. Он видел её постоянно. Но одна мысль о физической встрече вызывала панику. Нет, он, конечно, видел её во плоти перед собой много раз. Вернее – то сзади, то сбоку. Он следил за ней двадцать лет, с того самого мгновения, когда впервые осознал: она существует. И почувствовал аромат греха. И постиг: любовь так же реально мучает и губит душу, как и ненависть.

Он целую неделю выбирал в магазине костюм для концерта. Это должен был быть совершенно новый костюм. Не пижонский. Строгая классика.

Требовалось стать своим, затеряться в толпе. На служителя культа в рабочей униформе сразу обратили бы внимание. Прежде всего – она. А он хотел остаться незамеченным, чтобы получить возможность грешить в удовольствие. Он, скрытый от её глаз, будет лицезреть её красоту. И любить её.

Он позволит себе там, на концерте, стать собой. Настоящим.

Иногда, для того чтобы открыть своё подлинное «я», надо надеть чужую личину. Спрятаться за ней. Чтобы ни один взгляд не проник за ширму. Разоблачиться. И жить.

Позволить страху принятия правды о себе раствориться в наслаждении от неё. Наслаждение собственной греховностью… Не есть ли он на самом деле сын сатаны?

Этот ли страх наползал чёрной тенью на его измотанную борьбой душу? Он не собирался посвящать крупицы доступного удовольствия какому-то глупому страху… Но пришлось.

В первый раз в рамках грядущего события он испугался, посмотрев в зеркало.

Завязывал узел на галстуке автоматически. Думая о ней.

И, едва вернулся в сопредельную его бытию реальность, закричал.

Из зеркала на него смотрел вроде он сам…

Но на самом деле – совершенно чужой человек.

Холодные глаза горели огнём адской ненависти.

И демонической решимости.

Решимости служить злу, и служить преданно, вплоть до гробовой доски.

Маньяк, служитель кровавого культа – с его лицом. С чужими глазами.

Созерцать чужака в зеркале было невыносимо.

Сознание не соблаговолило покинуть пределы его реальности.

Он кричал и кричал.

Пока не обессилел вконец.

Пока не свыкся с новым лицом в зеркале.

Пока ему не стало всё равно, кто он и как выглядит на самом деле.

Окрепшее равнодушие к собственной судьбе стало новым стержнем в его личности.

Какая разница, кто он и каким идеалам следует?!

Главное – за множеством лиц он оставался собой.

Маленьким мальчиком, выброшенным на обочину жизни.

Ребёнком, которого никто и никогда по-настоящему так и не полюбил.

Младенцем, который «благодаря» силе ненависти родителей духовно умер задолго до своего рождения.

Едва он вошёл в фойе, с шеи сорвался нательный крестик. С глухим щелчком лопнул кожаный шнурок.

Крест застрял на полпути. Зацепился за складку одежды, упав в её спасительный полумрак…

Такого в его жизни не случалось ни разу. Осторожно запустив ладонь за пазуху, он нашарил крестик и извлёк его на свет Божий. Недоумение превратилось в гадостное предчувствие и пробежало мерзкими ледяными касаниями вдоль позвоночника, снизу вверх, скользкой гадюкой вынырнув из щелей между выложенных полом гранитных плит.

На обратной стороне креста застыл отчётливый женский силуэт…

Дрожь внезапной волной сотрясла тело. Угасающим звоном изящно оформленный металл оповестил о соприкосновении с тяжёлой каменной плотью…

Игра судьбы… Насколько жестокой она иногда бывает!