Инквизитор. Охота на дьявола

– Не хотите денег?.. Тогда драгоценные камни… Изумруды, гранаты, рубины… Разве они вам не нравятся? А ювелирные изделия? Они созданы руками венецианских мастеров… Их не стыдно надеть самой королеве. Они и вам будут к лицу, великолепнейший, прекраснейший сеньор дьявол. Вы только примерьте!

Он швырял под ноги дьяволу золото, серебро, драгоценные камни. Он просил, умолял, плакал, настаивал, скулил, визжал и все отступал, пока не заполз в угол и не уперся спиной в стену. Дальше отступать было некуда.

– Ты, мерзкая тварь, вздумал торговаться со мной?! – взревел дьявол. – Твоя жизнь – вот моя цена!

Дьявол воткнул факел прямо в сундук с монетами. Еврей скрючился в углу – маленькое, жалкое, уродливое существо, больше похожее на кучу старых лохмотьев, чем на человека.

Мохнатая, когтистая лапа дьявола вцепилась в костлявую руку старика. В другой лапе Люцифер сжимал кинжал. Холодная сталь полоснула по руке еврея. Брызнула кровь. Старик не почувствовал боли, только всепоглощающий, леденящий ужас. Яркие языки адского пламени заплясали у него перед глазами, и ему показалось, что он проваливается в преисподнюю.

* * *

Бартоломе задумчиво рассматривал странный документ. Сказать, что инквизитор был озадачен, это означало ничего не сказать. Он был просто изумлен. Разумеется, ему были знакомы тексты договоров с дьяволом, но лишь на страницах трактатов по демонологии. За время своей почти двадцатилетней службы в трибунале брат Себастьян успел повидать многое. Он видел помешанных, которые были убеждены, что общаются с самим Люцифером, что заключили с ним соглашение. Но существование такого соглашения всегда только подразумевалось. А поскольку сами договоры так никогда обнаружены и не были, то Бартоломе, посмеиваясь про себя, решил, что они, вероятно, хранятся в адской канцелярии.

Настоящий договор с дьяволом Бартоломе держал в руках в первый раз. И он никогда не поверил бы в существование такого рода соглашений, если перед ним сейчас не лежала бумага, где черным по белому было написано:

«Я, Яго Перальта, отрекаюсь от Бога, Девы Марии и всех святых, в особенности же от моего покровителя святого Яго, и от святых апостолов Петра и Павла, Тебе же, Люцифер, кого я лицезрею перед собой, предаюсь целиком и без остатка со всеми делами моими,

подписываю и свидетельствую».

Далее следовала подпись – бурая подпись кровью, собственноручная подпись еврея – в этом сомневаться не приходилось.

В другой раз Бартоломе, наверно, посмеялся бы над глупостью старого еврея, который, надо полагать, обменял свою бессмертную душу на успех в торговых сделках. Но еврей был мертв. Утром жена старика обнаружила его скрюченный, почерневший труп. На ее крики о помощи сбежались соседи. При осмотре места происшествия выявились странные обстоятельства. Рядом с трупом был найден приведенный выше документ, неоспоримо свидетельствовавший о том, что сам дьявол утащил Яго Перальту прямо в ад. Лицо мертвеца было страшно искажено, словно перед смертью он действительно увидел нечто кошмарное. Само собой, дело передали инквизиции.

Если бы Бартоломе действительно верил в существование черта, дело показалось бы ему очень простым. Крещеный еврей впал в ересь и продал душу дьяволу. По истечении определенного срока черт явился за ним и утащил прямиком в преисподнюю. Оставалось только в назидание всем, кто хочет получить мирские блага ценой последующих вечных мучений, публично сжечь труп старого ростовщика, а прах развеять по ветру. Так, не задумываясь, поступил бы брат Эстебан. Так, посетовав на лишнее беспокойство, поступил бы Хуан Карранса. Так поступил бы любой инквизитор. Бартоломе знал, что и он поступит так же. Так, как надлежало поступить. Но оставалась загадка смерти ростовщика. Потому что Бартоломе а priori был в этом уверен, его убили люди, а не бесплотные духи.

Инквизитор взял со стола серебряный колокольчик. На вызов явился секретарь.

– Составьте мне список тех, кто был коротко знаком с Яго Перальтой, – велел Бартоломе. – Разыщите его родственников, слуг и, если таковые имеются, друзей.

– Я уже навел все справки, – кивнул молодой человек. – Кроме самого Перальты, в доме проживали только его жена и мальчик-слуга, но он исчез…

– Ну так разыщите.

– Это сложно, но я постараюсь.

Через два дня мальчишку действительно притащили в инквизиционный трибунал.

* * *

Перед Бартоломе стоял рыжий, взъерошенный парнишка лет тринадцати-четырнадцати. Он переминался с ноги на ногу и испуганно озирался по сторонам.

– Пабло Рохас?

– Угу.

– Расскажи мне все, что ты видел в ночь смерти твоего хозяина.

– Святой отец, – мальчишка понизил голос до шепота, – в ту ночь я видел самого черта!

При этом Пабло опасливо покосился на окно и на дверь, словно ожидая, что оттуда вполне может появиться нечистый.

– Пабло, давай все по порядку. Как дьявол проник в дом? Через окно? Через трубу?

– Да нет, обычно. Через дверь.

– Он постучал?

– Да. Было очень поздно. По вечерам хозяин не велел жечь свечи, жалко ему, козлу старому… Простите, святой отец! Я не хотел…

– Ладно, ладно. Прощаю. Так ты говоришь?..

– Было совсем темно. Кто-то постучал. Я, как всегда, пошел открывать.

– Ты удивился?

– Чему? К моему хозяину часто приходили поздние гости. Ясно же, темное время – самое подходящее, чтобы обделывать темные делишки.

– Ты не любил своего хозяина, Пабло?

– Да кто же, скажите, его любил?

– Он тебя бил?

– Нет. Он бы меня нипочем не догнал.

– Тогда почему?..

– Он жмот. И если черти забрали его в ад – туда ему и дорога!

– Я думаю, мы с тобой не будем обсуждать справедливость Божьего приговора. Итак, постучали…

– Ну, я открыл.

– Сразу?

– Нет, спросил, кто там.

– Что ответил дьявол?

– Сказал, что пришел вернуть долг. Ему же, пройдохе, честного человека обмануть – раз плюнуть!

– Ты открыл…

– О, святой отец, я со страху, ей-богу, чуть в штаны не наложил. Простите, святой отец… Я хотел сказать, что очень испугался…

– Как дьявол выглядел?

– Честное слово, никогда не думал, что он такой мерзкий!

– На кого он был похож?

– Если взять рога, так вроде бычьи, а морда, кажись, волчья. Лохматая, как у соседского кобеля… Тьфу, опять я не то говорю…

– Ладно уж. Только в следующий раз воздержись от красочных эпитетов.

– От чего… воздержаться?

– Где тебя воспитывали, черт побери?!

– Нигде. Мой отец был погонщиком мулов, пока его не посадили за кражу. Тогда мать определила меня к еврею. Только проклятый жид все равно ничего не платил, чтоб его…

– Хватит! Отвечай только на мои вопросы!

– Да, святой отец.

– У дьявола были копыта?

– Не помню…

– Ты не видел? Было темно?

– Нет. Он светился.

– Кто? Дьявол?

– Ну не я же!

– Еще что-нибудь можешь вспомнить?

– Ага. У него был хвост. Вот с мою руку. Нет, длиннее, с вашу.

– Теперь ты решил сравнить меня с дьяволом!

– Я? Вас? Святой отец, да чтоб у меня язык отсох! Он совсем на вас не похож, и пострашней, и побольше…

– Понятно, – усмехнулся Бартоломе, – сравнение с дьяволом я проигрываю. Итак, у него был хвост…

– Хвостище!

– Ты впустил дьявола…

– Чтобы я впустил черта?! Он сам вошел! И меня не спрашивал!

– Что было дальше?

– Ничего.

– Ты не слышал никаких криков, никакого шума?

– Нет, я так припустил!.. И опомнился только у самого собора святого Петра.

– Когда ты вернулся?

– Чтобы я вернулся в дом, куда черти в гости ходят?! Нет уж, ни за что! Да и зачем? Ведь, я слышал, черт все равно старого хрыча в ад утащил.

– Скажи, Пабло, не замечал ли ты за своим хозяином каких-нибудь странностей?

– Еще бы! Скупее, чем он, на свете не найти!

– Чем он обычно занимался?

– Все что-то записывал да считал.

– А еще?

– Еще с женой ругался.

– У него были враги?

– Ха! Он весь мир ненавидел. От него только и слышно было: «Все вокруг плуты и ворюги, все надуть хотят».

– И часто его… надували?

– Нет, я думаю, это старый еврей всех надувал.

– Может быть, кого-нибудь Перальта особенно не любил?

– Да он весь город терпеть не мог. Хотя… Был один такой. Сеньор де Гевара. Если еврей про кого-нибудь хотел сказать, что этот человек – последняя сволочь, он говорил: «Такой же злодей, как де Гевара».

– Почему?

– Однажды этот сеньор науськал на него собак. Вот была потеха! Я ничего смешнее в жизни не видел. Псы искусали еврею всю задницу. Он две недели сидеть не мог.

– Можешь назвать других недоброжелателей?

– Могу. Я сам.

– А кроме твоей высокой особы?

– Его все мальчишки с нашей улицы освистывали!

– И это все?

– Я же сказал, его никто не любил.

Бартоломе устало вздохнул. Не похоже, чтобы мальчишка врал, но едва ли этот неграмотный паренек мог сообщить что-либо стоящее.

– Иди домой, Пабло, – сказал Бартоломе. – Думаю, ты мне больше не понадобишься.

* * *

Через два дня в доме де Гевары был произведен обыск. Бартоломе, которого заинтересовало сообщение о тайной лаборатории колдуна, пожелал лично присутствовать при ее осмотре.

Пока приемщик инквизиции и секретарь производили опись имущества де Гевары, Бартоломе, Федерико Руис и два стражника спустились в подвал, где размещалась лаборатория колдуна. По приказу инквизитора до его прихода здесь ничего не тронули. Бартоломе хотел все увидеть собственными глазами и понять, с кем ему предстоит иметь дело: с ученым, тайно ставившим свои опыты, или с сумасшедшим заклинателем демонов. Впрочем, на инструменты колдуна и так никто бы не покусился, у служителей святого трибунала они могли вызвать разве что суеверный ужас. Никаких ценностей в лаборатории не обнаружили. Очевидно, золото де Геваре получить не удалось.

Бартоломе приказал стражникам зажечь как можно больше свечей, чтобы как следует осмотреть длинное, мрачное помещение. С первого взгляда инквизитор понял, что справедливо его второе предположение, и де Гевара – заклинатель бесов.

Посреди подвала, на земляном полу, чем-то острым, вероятно, шпагой, были четко очерчены два круга, вписанных один в другой. Во внутренний круг, в свою очередь, был вписан треугольник. Внутри этого магического круга и должен был находиться колдун, вызывающий демонов.

Справа, на камине, стоял закопченный, почерневший котел и жаровни. Несколько массивных столов были завалены самыми разнообразными предметами. Циркули, карты, глобусы, запечатанные глиняные кувшины, стеклянные колбы с какой-то мутной жидкостью, шкатулки и коробки с порошками, пергаментные свитки, свечи, сальные и восковые, желтые и черные… С потолка свисали связки высушенных трав. На скамью были небрежно брошены черная мантия и широкий пояс с вышитыми магическими символами. На одной из стен было развешено оружие – шпаги, ножи, кинжалы. Бартоломе отметил, что эти клинки, скорее всего, предназначались не для обороны или нападения, а для ритуальных действий – заклания жертвенного животного или начертания магического круга. Такие клинки, имеющие волшебную силу, как правило, изготовлялись самим магом.

В углу Бартоломе обнаружил большой, окованный железом сундук. По счастью, он не запирался.

– Подойди, – окликнул Бартоломе Федерико Руиса и откинул крышку сундука. Оттуда на него пустыми глазницами воззрился оскаленный череп.

– Боже мой! – пробормотал инквизитор.

Бартоломе знал свою слабость: он был брезглив и при виде подобных предметов испытывал сильное отвращение. К тому же, из сундука как будто шел запах тления, тления и смерти.

Стараясь казаться спокойным, Бартоломе достал череп и положил его на пол. Затем извлек из сундука несколько свертков. Вытряхнул содержимое одного из них. Оттуда с глухим стуком посыпались кости.

– Это еще что такое?

– Гм. Полагаю, что они человеческие, – невозмутимо отозвался Федерико Руис, повертев их в руках. – Видите, вот нижняя челюсть, а это косточки пальцев.

– Где он взял всю эту мерзость, как вы думаете?

– Одно из двух, – рассудил альгвасил, – либо он убил десяток человек, либо раздобыл где-то несколько трупов или просто скелетов.

– Так убил или приобрел?

– Одно совершенно не исключает другое, – заметил Руис. – Кого-то мог убить, кого-то – выкопать из могилы…

– Господи, что же он делал с этими мертвецами?!

– Вам виднее, – отозвался Руис.

Разумеется, Бартоломе знал, для чего колдуну нужны мертвецы. Приготовление многих бесовских снадобий не обходится без использования каких-либо частей человеческого тела. Причем особенно ценятся трупы висельников и младенцев, умерших некрещеными.

Бартоломе почувствовал, что у него начинает кружиться голова, то ли от вида всех этих пакостей, то ли от недостатка в помещении свежего воздуха.

А Федерико Руис продолжал рыться в сундуке, бесстрастно и методично.

– Взгляните-ка, что я нашел! – воскликнул он.

При одном взгляде на новую находку Бартоломе передернуло: Федерико Руис извлек из сундука высушенную, почерневшую кисть руки.

– А ведь это, если я не ошибаюсь, Рука висельника, – сказал альгвасил.

– Ты прав, – кивнул Бартоломе, – это засушенная рука висельника. Она служит чем-то вроде подсвечника. Если вставить в неё особым образом приготовленную свечу, по поверью, все вокруг утратят способность двигаться.

– Говорят, Руку висельника обычно используют воры, чтобы усыпить всех жильцов дома, который они собираются обчистить.

– Не думаю, чтобы сеньор де Гевара по ночам обшаривал чужие дома, – натянуто улыбнулся Бартоломе. – Скорее, он просто заинтересовался волшебной силой руки.

– Посмотрим, что здесь ещё найдется любопытного.

Бартоломе понял, что с него хватит.

– Вот что, – сказал он Руису, стараясь больше не смотреть на содержимое сундука, – перебери здесь все вещи и составь их список. А я взгляну, что читал колдун.

И Бартоломе поспешно отошел к книжному шкафу. Краем уха он слышал, как исполнительный служака потребовал себе перо, чернильницу и бумагу.

В шкафу на нижней полке стояли гримуары – руководства по черной магии и, прежде всего, книги, авторство которых одни приписывали израильскому царю Соломону, другие – самому дьяволу, – так называемые «Большой ключ» и «Малый ключ». Бартоломе уже не раз попадали эти «Ключи Соломона», без них не обошлась бы библиотека ни одного настоящего мага.

Затем Бартоломе обнаружил «Grimorium Verum» («Истинный гримуар»), сочинение, принадлежавшее некому египтянину Алибеку и содержащее подробные рекомендации, как следует вызывать дьяволов, и советы по поводу того, к какому демону с каким вопросом нужно обращаться: у кого просить дельного совета, какой может поспособствовать в сердечных делах, какой – найти спрятанные сокровища или же вызвать дождь, град или землетрясение.

Далее следовал ещё десяток подобных же книг, а также руководства по алхимии и астрономии. С литературой такого рода Бартоломе был очень хорошо знаком. Но тут инквизитор обратил внимание на пергаментную рукопись. Это была Liber Spirituum – книга духов, личная книга мага. На каждом развороте слева был изображен символ того или иного демона, справа – заклинание, которое следовало произнести, чтобы этот бес явился. Перелистав рукопись, Бартоломе установил, что де Геваре удавалось вызывать самого Люцифера, устрашающего Вельзевула, развратного Астарота, Асмодея и два десятка других, менее важных чертей. Одной этой книги было достаточно, чтобы отправить её владельца на костер или, в крайнем случае, пожизненно заточить в тюрьму.

Верхнюю полку занимали философские и богословские трактаты. Кроме разрешенных для чтения сочинений Аристотеля, Платона, Сенеки и Лукиана, трудов отцов церкви, здесь также находились книги, признанные еретическими и внесенные в запретительный индекс 1584 года великого инквизитора Гаспара де Кироги.

Федерико Руис оторвал Бартоломе от разбора книг.

– Я сделал все, как вы просили, – сказал он.

– Уже?

– Я старался, – альгвасил развернул список и огласил: «Перечень вещей, обнаруженных в сундуке колдуна де Гевары. Первое. Череп человеческий – три штуки. Второе. Череп собачий – одна штука. Далее. Челюсть, тоже человеческая – пять штук. Кости, непонятного происхождения – тридцать восемь. Свечи восковые – пятнадцать. Уже упоминавшаяся Рука висельника – одна штука».

– Все?

– Что вы! Далее. «Мыши сушеные – пятьдесят четыре штуки».

– Что?

– Я говорю, мыши. Сушеные трупики.

– Пятьдесят четыре?

– Да, пятьдесят четыре мышки. Думаю, со счета я не сбился.

– Ничего, – глухо произнес Бартоломе, – если ты и просчитался на пару штук – это несущественно.

– Далее. Лягушачьи лапки. Что-то около сотни. Я не успел сосчитать.

– Что-что?

– Лягушачьи лапки, – серьезно повторил Руис. – Около сотни. Далее…

– Хватит! – оборвал его Бартоломе, чувствуя, что к горлу подкатывает тошнота. – Перепиши список набело и отдай секретарю. Я потом посмотрю.

– Пересчитать?

– Что пересчитать?

– Лягушачьи лапки.

Иногда Бартоломе не мог надивиться проницательности и догадливости старого альгвасила, иногда же приходил в полное замешательство от его тупости. Федерико Руис знал все повадки и привычки ведьм и колдунов, умел отыскать любой тайник, на службе сохранял хладнокровие и присутствие духа, но при всем при этом отличался полным отсутствием чувства юмора и многолетним пристрастием к выпивке.

Бартоломе усмехнулся и кивнул.

– Пересчитай.

Пока инквизитор рылся в книжном шкафу, а стражники пытались угадать истинное назначение астролябии, старый альгвасил, стоя на коленях возле сундука, усердно пересчитывал лягушачьи лапки. Через полчаса Бартоломе получил абсолютно точную цифру: сто двадцать две.

* * *

Альгвасил инквизиции Федерико Руис был, по общему признанию, в своем роде человеком замечательным: никто никогда не видел его полностью трезвым, но никто никогда не видел его и совершенно пьяным. Проще говоря, он всегда был немного навеселе. Тем не менее, он всегда исправно выполнял свои обязанности, а по воскресеньям регулярно посещал церковь. Словом, он был хорошим служащим и добрым католиком. К тому же, несмотря на свое вечное полупьяное состояние, альгвасил отнюдь не был глуп. «Проверим, правду ли говорят, что in vino veritas[9]», – сказал себе Бартоломе, глядя в задумчивые, слегка затуманенные глаза Федерико Руиса. Инквизитор надеялся, что альгвасил хотя бы отчасти поможет ему прояснить эту самую veritas, потому что он был одним из первых, кто оказался на месте преступления: соседи, сбежавшиеся на крик жены ростовщика и обнаружившие рядом с трупом договор с нечистой силой, тотчас донесли об этом происшествии инквизиции.

– Как вы думаете, мог ли дьявол утащить душу еврея в ад? – слегка улыбнувшись, осведомился Бартоломе.

– Пожалуй, мог, – уклончиво ответил Руис, внимательно приглядываясь к собеседнику, словно оценивая, насколько инквизитору можно доверять.

– И утащил?

– Думаю, да. После смерти.

– То есть сначала дьявол убил Перальту?

– Святой отец, – произнес альгвасил, и Бартоломе показалось, что он даже усмехнулся, – вы когда-нибудь видели, чтобы черти кого-нибудь убили?

– Признаюсь, это первый случай.

– А я вообще никогда ничего подобного не встречал.

– Вы хотите сказать, что нечистая сила не имеет никакого отношения к смерти Яго Перальты?

– Имеет, наверное. Преступления ведь совершаются по наущению дьявола, не так ли?

– Но этим его участие и ограничивается?

– Послушайте, святой отец, я человек простой, неученый, и едва ли смогу вам как следует объяснить, в какой степени в преступлении повинен дьявол, а в какой – сам убийца.

– Итак, было совершено убийство? – напрямик спросил Бартоломе.

– Без сомнения.

– Почему вы так решили?

– Святой отец, я за свою жизнь всякого насмотрелся. Видел и утопленников, и удавленников, и зарезанных, и отравленных… Всякое бывало. Так вот, я со всей определенностью могу вам сказать: Яго Перальта был отравлен.

– По каким признакам?

– Труп почернел.

– Но каким же образом его отравили?

– Я полагаю, убийца нанес ему рану отравленным оружием: шпагой, ножом, например… У еврея на левой руке был надрез.

– Но мальчишка, слуга Перальты, уверяет, что видел черта собственными глазами. Думаете, он врет?

– Весьма вероятно. Слуги вообще народ нечестный, а этот прохиндей Пабло в особенности. Я выяснил: его отец попался на воровстве.

– Допустим, мальчишка соврал. Но ради чего?

– Чтобы не выдавать имя настоящего убийцы. Может быть, он его хорошо знает, может быть, запуган…

– Пожалуй, я согласился бы с вами, – задумчиво произнес Бартоломе, – если бы не два обстоятельства. Во-первых, наличие договора с дьяволом. Вы видели этот документ, не так ли?

– Ну да, ведь я должен был осмотреть труп… Бумага была испачкана кровью.

– В таком случае, вам не кажется странным, что история о черте, которую рассказывает парнишка, так хорошо согласуется с содержанием документа?

– Я что-то не понимаю, святой отец, что вы хотите этим сказать?..

– Я хочу сказать, что, если исключить чистую случайность, такое совпадение возможно лишь в двух случаях: либо мальчишка действительно видел дьявола, либо знал о договоре с нечистым. Последнее едва ли возможно: мальчик совершенно неграмотный.

– Он мог что-нибудь об этом слышать.

– Полагаете, о таких вещах распространяются?

– Ему могли объяснить, что нужно говорить.

– И Пабло – сообщник убийцы? В таком случае, он не стал бы признаваться в ненависти к еврею и вообще постарался бы отвести от себя подозрения.

– В таком случае, я ничего не понимаю…

– Я тоже, – вздохнул Бартоломе. – Во-вторых, вы знаете, Яго Перальта был сказочно богат. И тем не менее на его сокровища никто не покушался. Монеты, драгоценности были разбросаны по комнате, как мусор. Но ничего не пропало. Открою вам секрет: записи еврея и сумма, обозначенная в реестре приемщиком инквизиции, полностью совпадают. Убийца не был грабителем. У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу?

– Допустим, личные счеты… Перальту здесь не любили.

– Но и со стороны мстителя глупо было бы не воспользоваться такой возможностью.

– Значит, убийца либо не нуждался в деньгах, либо он… малость не в себе.

– Либо это был сам черт! – раздраженно закончил Бартоломе. – Вы можете идти, сын мой.

Сбитый с толку альгвасил поспешно вышел.

«Отправился в ближайший трактир, надо полагать, – подумал Бартоломе, – прочищать мозги. Очень неглупый человек этот Федерико Руис, жаль, что такой пьяница. Если б дело расследовал он, может быть, он и докопался бы до истины. Гм. И тем самым лишил бы святой трибунал поживы. Нет уж, пусть лучше отправляется в таверну, а с убийством я и сам разберусь. Похоже, я почти убедил Руиса, что к еврею явился сам дьявол.

Но случай действительно интересный. Ни разу не сталкивался ни с чем подобным. Сколько лет служу в трибунале, а настоящий договор с дьяволом держу в руках впервые. Любопытно, какому мерзавцу пришло в голову составить подобный документ? Понятно, это был не еврей. Если он чему-нибудь и молился, так это был золотой телец.

Что я могу предположить? Некто, по свидетельству очевидца – сам дьявол, по утверждению Руиса – недоброжелатель, проник в дом Яго Перальты, для отвода глаз заставил его подписать договор с нечистой силой, нанес ему рану отравленным клинком, наконец, привел комнату в полнейший беспорядок, однако не позарился на богатства еврея, ничего не взял и исчез. Безумие! Мне кажется, в существование дьявола я не поверю, даже если увижу его собственными глазами. Все становится на свои места только в одном случае – если убийца действительно выглядел как посланец ада. Предположим, на нем было что-то вроде маскарадного костюма… Думаю, что Пабло не соврал: он действительно встретился с чертом. Иначе как объяснить, что этот сын вора даже не попытался обчистить открытый тайник, а что есть мочи бросился бежать от дома ростовщика?

Что я теперь должен делать? Разыскивать сумасшедшего преступника? Но у еврея сотни врагов. Опросить всех? Сомневаюсь, что это приблизит меня к разгадке. Все равно никто не сознается, а улик у меня нет. Еще раз вызвать на допрос мальчишку? Но, по-моему, вопреки подозрениям Руиса, мальчик выложил все, что знал. И я сильно удивлюсь, если окажется, что сорванец Пабло, после того как его напугал черт, а затем вызвали в трибунал, не сбежал от греха подальше. Но для начала попробую поговорить с женой ростовщика, может быть, она сообщит мне что-нибудь стоящее.

Не переусердствуй, друг мой, – посоветовал Бартоломе сам себе напоследок, – ростовщика в любом случае надо признать колдуном – нельзя упускать такое богатство».

* * *

– Все своими глазами видела, своими глазами! И под присягой готова подтвердить! Да неужели я, святой отец, врать стану?! Истинный крест, истинный крест! Никогда ничего не утаивала, не утаиваю и впредь не утаю! Я, святой отец, наоборот, в своей жизни если от чего и страдаю, так это от чрезмерной честности. Делото ведь известное – правда всем глаза колет. Никто ее не любит, правду-то. Взять хотя бы эту же Франсиску Альварадо, сколько я ей говорила: стерва ты, стерва, веди себя по-человечески, а то Бог – он ведь все видит – накажет тебя, непременно накажет, еще как накажет!.. Да разве она послушает? Куда там!..