О людях на войне. История девушки-снайпера и не только

Надежда Савина

О людях на войне. История девушки-снайпера и не только

Глава 1. Ира

Деревенские праздники – крайне шумные и утомительные мероприятия, и я уверена, кто хоть раз присутствовал на чем-то подобном, точно со мной согласится. А если ты не придешь – потом еще очень долго вспоминать будут, а слухи по деревне распространялись очень быстро. А уж если праздник как-то касается семьи председателя колхоза, то отсутствие на празднике и вовсе сочтут оскорблением. И простая мирная жизнь сильно осложнится.

Бабушка моя это понимала. Да и я, несмотря на свой юный возраст, тоже. Поэтому сейчас мы сидели в доме председателя за столом. Да не просто абы где, а на местах почетных гостей, то есть совсем рядом с семьей председателя. И если сам Владимир Афанасьевич довольно радушно общался с моей бабушкой, то его жена, Наталия Владимировна, слывшая по всей деревне женщиной с тяжелым характером, явно была недовольна таким соседством. Правда, я не могла понять, что ее раздражает больше: соседство моей бабушки с ее семьей или то, что меня посадили рядом с ее сыном.

А сын председателя, Миша, был довольно красивым. Высокий, под два метра роста, голубоглазый блондин, с фигурой как у богатырей, которых обычно рисуют на картинках в книгах. В перерывах между опрокидыванием в себя бокалов с пшеничной водкой и заеданием их закуской, которая на столе стояла в избытке, парень то и дело бросал на меня многозначительные взгляды. Правда, я была уверена, что чувств во всем этом нет совершенно, просто, хотя я уже год жила в деревне, все еще оставалась чужой.

Разумеется, эти взгляды, которые бросал на меня Миша, не ускользнули от внимательного, хотя уже довольно пьяного взгляда председателя.

– Что, сын, нравится тебе Иришка?

– Нравится, – легко и просто согласился Миша, снова переводя взгляд из своей тарелки на меня. Отчего-то от его пьяного взгляда мне стало не по себе.

– А ты что думаешь, Дарья Ивановна, может по осени свадьбу-то и сыграем? Мой сын – партия завидная, каждая девка, небось, хочет стать женой председателя колхоза. А парень он и сильный, и умный. Мужем хорошем твоей внучке будет.

– Поглядим, – скромно опустила очи долу моя бабушка.

Председатель снова улыбнулся, а затем громко объявил тост за помолвку своего сына. Я почувствовала, что краснею: неловко стало от большого количество взглядов, разом устремившихся на меня. Правда, у всех в глазах читалось скорее любопытство. Только у Наталии Владимировны взгляд, направленный на меня, был совершенно недобрым.

– Доброе утро, внученька, – бабушка уже накрыла на стол. – Хорошо выспалась, птичка моя?

– Да не особо, – честно ответила я, действительно чувствуя себя уставшей. Деревенские праздники заканчивались поздно, поэтому с бабушкой домой мы вернулись уже за полночь. – Ночью гроза была, но странная какая-то… Ты слышала?

– Слышала, – кивнула бабушка. Морщины на ее круглом лице стали сразу заметнее, как всегда было, когда она задумывалась. Я тоже отхлебнула из своей чашки, несколько радуясь, что все же пошла лицом в маму, а она в деда, и оно было не круглое, как у бабушки, а овальное. Да и в принципе я, по словам отца, была больше похожа на маму: рост у меня средний – метр семьдесят, довольно худая, я всегда выглядела младше своих лет, однако силы воли мне было не занимать. Именно поэтому я, в четырнадцать лет, пошла на курсы сверхметких стрелков при ОСОАВИАХИМе, куда пригласили моего отца, майора Красной Армии, преподавать снайперскую подготовку. А если быть точной – стрельбу. Два месяца спустя я получила знак «Юного Ворошиловского стрелка», а год спустя почетный для моих лет знак «Ворошиловского стрелка первой степени». Единственное, о чем я жалела, что пока не могла получить этот же знак, но второй степени. До него допускались только те, кому уже исполнилось восемнадцать, а мне только-только семнадцать стукнуло.

Но стрелять я всегда любила. Этим я точно пошла в отца. Рано, – в три года, – оставшись без матери, я росла под его опекой. Он, человек военный, прошедший Гражданскую, был человеком чести и слова. Долго горевать о матери себе не позволил, но больше не женился. Однажды я, рыдая после того, как Илья из параллельного девятого «Б» пригласил на школьные танцы не меня, а мою подругу, Полину, спросила, почему же папа не нашел больше никого себе, он, ласково погладив меня по волосам, ответил так:

– Поверь мне, Ирочка, влюбленностей у человека может быть в жизни много, а вот любовь – она одна. И на всю жизнь. А маму твою я любил.

– Задумалась о чем-то? – ласково поинтересовалась бабушка.

– Так, – ответила я, поднимая на нее взгляд. – Об отце я думала.

– Хороший он был человек, отец твой, – улыбнулась бабуля. Она уже поставила на стол старенький радиоприемник и сейчас крутила ручки громкости. – Хороший, да только где это видано, чтобы детей в шесть лет в школы отправляли, а девочек стрелять учили. Эх, – она покачала головой. – Спросить тебя хотела, Ира. Сын председателя, Миша, кажется тебе милым?

– Ну, – нахмурилась я. – Он красивый очень.

– Красивый, – задумчиво протянула бабушка. – Ну, ничего, может, действительно слюбитесь. До осени еще долго. А породниться с председателем нам бы было очень кстати. Шаткое у меня положение, понимаешь это, девочка моя?

Я нахмурилась. О чем говорит бабушка мне было понятно. Мой отец был очень умным человеком, да и говорил со мной всегда прямо. И некоторые решения Советской власти он не одобрял, но и никогда в ней не сомневался. Одно из того, к чему отец относился со сдержанным неодобрением, была политика против «недобитков царского режима». То есть против князей, графов и некоторых других благородных людей. С чем это было связано, я начала догадываться довольно рано, но еще раньше я запомнила, что не стоит слишком много рассказывать о своей семье. А если кто спросит про маму, то говорить коротко, что она родилась в начале века в Киеве и умерла от воспаления легких, когда мне было три года. В принципе, в этой истории все было правдой, кроме одной вещи. В ней не говорилось, что мой дедушка был княжеского рода.

Хотя, если быть до конца честной, а к честности меня отец приучил тоже с ранних лет, на момент рождения моей матери дед мой князем уже не был. А было оно так: в свои шестнадцать молодой княжич Дмитрий Хованский приехал в деревню, где сейчас жила я, чтобы обсудить вопросы наследства со своей родной теткой. И встретил мою на тот момент шестнадцатилетнюю бабушку, дочь крайне зажиточных крестьян. Влюбился он в нее без памяти, в город увез, через некоторое время они поженились. За это его родственники лишили единственного наследника титула, позволив ему лишь фамилию сохранить. Зато родителей бабушки в деревне все резко зауважали. А через некоторое время у них дочь родилась.

Маму свою я практически не помнила, дедушку, который рано умер, заразившись тифом, тоже. Но от отца и бабушки слышала, что мама моя в дедушку пошла. И внешностью, и характером. Боевой она девушкой была. В восемнадцать встретила моего отца, поженились. А через год я родилась. Зимой, за пару месяцев до того, как мне бы исполнилось три года, мы поехали в деревню, бабушку навестить. Отец тогда в городе оставался. И здесь мама, пойдя на реку, под лед провалилась. А через три недели умерла от тяжелого воспаления легких.

Тогда-то отец меня и забрал с собой в город. Все свободное время со мной занимался, но из-за сильной занятости в школу меня отдал, как только мне шесть исполнилось. Но с отцом мы хорошо жили. И мое увлечение военным делом в целом и стрельбой в частности поощрял. А потом Финская началась. Отец на фронт уехал. И погиб через год. Я на тот момент десятый класс заканчивала. Тут-то бабушка Даша подключилась, отправила мне телеграмму, попросив, чтобы после окончания школы и до восемнадцати лет я пожила у нее. И, судя по вчерашнему вечеру, не просто так. Об этом я начала догадываться уже пару месяцев назад. С приходом советской власти разлюбили в деревне «княгиню Дарью», как иронично называли они вдову Дмитрия Хованского. Правда, отобрать дом и хозяйство не могли, но поглядывали довольно косо. Бабушка, будучи женщиной умной, это понимала. Вот и нашла способ положение свое улучшить. Только вот я этого не хотела. Потому что «красивый» это еще ни разу нелюбовь. А я хотела полюбить. Как папа маму. Крепко и на всю жизнь.

Бабушка покивала головой, когда я ей это высказала, но приготовилась спорить. Однако в этот момент музыка, игравшая по радио, затихла. Вместо этого раздались слова нашего знаменитого диктора, Левитана:

– Внимание! Говорит Москва! Передаем важное правительственное сообщение… Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, 22 июня, в 4 часа утра, без объявления войны фашистские войска атаковали наши границы во многих местах, подвергли бомбежке наши города… Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Наше дело правое, враг будет разбит. Победа будет за нами!

Мы обе: я и бабушка, застыли как громом пораженные. Первой очнулась бабуля. Быстро убрала громкость в ноль на приемнике и сказала:

– Миша, вроде, тебя вчера погулять хотел позвать. Так, давай, собирайся и иди.

– Но, – начала спорить я. – Ты же слышала, война началась.

– Все я слышала, – хмуро отозвалась бабуля. – Иди давай.

Когда бабушка была в таком настроении – спорить с ней было бесполезно, поэтому, быстро сменив домашнее платье на уличное, я вышла из дома и пошла к дому председателя.

А деревня продолжала жить своей жизнью, будто бы только что по радио не прозвучали страшные слова. Казалось, это известие повлияло только на меня, повергнув в глубокую задумчивость. А поразмыслить было над чем. Еще на курсах ОСОАВИАХИМа нас готовили к тому, что, возможно, придется защищать свою Родину. Один раз похожий разговор у нас случился и с отцом. Как раз в это время я с упоением читала биографии Надежды Дуровой, Марии Бочкаревой и мечтала быть похожей на них. Тогда отец довольно жестко объяснил мне, что война – далеко не такое романтичное место, каким его могут описывать в книгах. Но также он сказал, что раз я сама попросила его, вопреки некоторым правилам, записать меня на курсы сверхметких стрелков, то у меня появилась определенная ответственность перед государством и самой собой.

Когда началась Финская, я еще училась в школе, а сейчас… да, мне еще не исполнилось восемнадцать, но я уже год как закончила школу, имела два знака за отличную стрельбу, да и не только этому меня научили на курсах. Я определенно могла принести пользу Родине, больше того, это было моей обязанностью комсомолки. Вот только как объяснить это бабушке?..

Размышляя, я сама не заметила, как пришла к дому председателя. Наталия Владимировна, занимавшаяся огородом, сразу заприметила меня.

– Сейчас Миша выйдет, – она даже не старалась казаться приветливой.

– Пойдем в клуб? – предложил парень, выйдя со двора ко мне навстречу. Его мать, крайне недовольная, следила за нами веранды. – Там «Волгу-Волгу» сегодня показывают.

– Идем, – согласилась я. Шли мы молча. Вернее, молчала я, а вот Миша мне рассказывал что-то о жизни деревни, что мог знать только сын председателя колхоза. Впрочем, очень скоро ему надоела такая невнимательная слушательница, и он, недовольно, задал вопрос:

– Ну и о чем ты таком думаешь?

– Прости, – отозвалась я. – Миша, что твои родители говорят? Война…

– Ох, и ты туда же. Отец как ошалелый на работу подорвался. А ведь сегодня воскресенье! Мать пускать не хотела, но он все равно, – Миша сплюнул на землю, но сразу повеселел. – Но мне чего бояться? Он мне бронь сделает. Так что не переживай за меня. Сыграем мы свадьбу по осени. Тут я останусь.

Ответить я не успела.

– Миша! – к нам поспешили три девушки в легких сарафанах. Двоих я узнала: красавица Женя, дочь первого помощника отца Миши и ее младшая сестра Оксана. Третью я не знала, но видела вчера на празднике. – И тебе привет, Ира, – скорее из вежливости поздоровалась Женя и, не дожидаясь моего ответа, повернулась к парню. – Скажи, что вы в клуб! Там такой фильм сегодня показывают!

– Да, мы в клуб, – начал было парень, а я внезапно поняла, что больше не выдержу всего этого. Точно не сейчас. Не после такого известия.

– Прошу прощения, но я, пожалуй, домой пойду.

Сын председателя догнал меня у ближайшего поворота. Довольным он не выглядел.

– Ну и что ты творишь? Что я отцу скажу?

– Миша, извини, но я правда не смогу.

– Я понял, о чем ты думаешь, – внезапно он повеселел. – Но зря. Тебе все равно придется остаться в колхозе. Не берут женщин в армию.

– Я домой пойду, – хмуро отозвалась я. – Пока, Миша.

– До завтра, Ира, – отозвался парень и ушел по направлению к клубу, где его ждали три подруги.

Дома у бабушки я оказалась быстро. Та, хлопотавшая у плиты, крайне удивилась.

– Вы что, уже погуляли?

– Да, – не желая вдаваться в подробности, ответила я. – Я к себе.

– Зачем?

– Собирать вещи, – это качество, как иногда смеялась бабушка, у меня явно было от нее самой. Могла сказать, как отрезать. Поэтому бабуля лишь молча проводила меня взглядом. До ужина мы с ней не разговаривали. К этому моменту я уже успела собрать вещевой мешок, в который положила документы, ключи от квартиры в Киеве и вещи на десять дней.

Ужинать начали мы в тишине, но бабушка была бы не бабушкой, если бы не попыталась со мной поговорить.

– Послушай меня, Ирочка, – начала она. – Не стоит тебе туда идти. Война – страшное место. Я и революции видела, и Гражданскую пережила. Нечего делать там девушкам. Молодая ты еще…

– У нас был похожий разговор с отцом, – ответила я, глядя в глаза бабушке. – Раньше он бы меня не пустил. Но сейчас… Сейчас я уверена, что он бы разочаровался во мне, если бы узнал, что я буду отсиживаться в деревни, воспользовавшись бронью.

– Война – не подходящее место для девушек…, – начала бабушка, но я ее перебила:

– Для девушек, может, и да, но я училась на курсах при ОСОАВИАХИМе, хорошо стреляю, знаки отличия имею. Я должна. Я чувствую, что мое место там.

– Девочка моя, – заправила бабушка мне за ухо прядь черных волос, которая выбилась из косы. – Да, вижу я, что моя ты дочка моей дочери: и норов у тебя такой же, и похожа ты на нее сильно… А вот глаза у тебя, такие же, как у отца… Карие, глубокие, словно озера лесные.

– Бабуль, ну к чему это?

– Да, видно, видит Бог, нагрешила я, когда за дворянина замуж вышла, – вздохнула она. – Раз столько испытаний на головы родным моим сыпется.

– Бога нет, – я спрятала улыбку.

– Нет, не буду я с комсомольцами спорить, – махнула рукой бабушка. – Еду я тебе соберу. Завтра с утра Георгий в город едет, тебя отвезет. Будешь дома – сразу дай телеграмму, что добралась и все в порядке. А теперь спать ступай. Рано разбужу.

На следующее утро на рассвете я выехала из деревни. Подпрыгивая на кочках и ревя, будто дикий зверь, на горках, грузовик, в кузове у которого я лежала на тюках сена, вез меня в город. Я прижимала к себе свой вещевой мешок, а также мешок с едой, который собрала мне бабушка и смотрела на синее небо. Лишь на востоке оно только-только начинало окрашиваться первыми лучами восходящего солнца. Я смотрела на него и не знала, что через некоторое время после того, как окажусь в городе, в мою деревню войдут фашисты и спокойная, даже размеренная жизнь, к которой я, если быть честной, так и не успела привыкнуть, навсегда изменится. Но меня там уже не будет. В этот момент я буду уже на фронте.

Глава 2. Дима

Иногда, вспоминая то, как родители провожали его на вокзале, Дима думал, что его мама уже тогда что-то чувствовала. Уж больно она не хотела отпускать сына в гости к своему товарищу по армии. С одной стороны, парень мог понять свою мать – он только месяц как был дома после двухгодовой разлуки, но ему, молодому двадцатиоднолетнему парню очень сильно хотелось съездить к своему другу до того, как в химическом институте города Куйбышев начнутся экзамены. Поэтому он бормотал какие-то слова утешения, пока ждал поезд, а его мама тихо плакала, вытирая глаза платочком.

– Ну, полно тебе, – наконец сказал его отец, когда к перрону подошел поезд. – Наш сын всего на две с половиной недели уезжает. Он – парень взрослый, в армии отслуживший. Ничего с ним не случится.

– Да, да, – покивала женщина, наконец-то отступая от сына. – Пора. Но ты дай телеграмму, как только приедешь. Пообещай!

– Обещаю, – улыбнулся Дима. Он снова обнял маму и, наконец, зашел в вагон. Мог ли он тогда подумать, что сейчас, уезжая всего на две с половиной недели, увидит свой родной дом еще очень и очень нескоро?

Две недели пролетели незаметно. Йося, так товарищи прозвали Диму еще в детстве и именно это прозвище он использовал в армии, отдыхал, ездил вместе со своим хорошим другом на рыбалку, снова пообщался с его сестрой, веселой девушкой шестнадцати лет. В те выходные они поехали на дачу к другу и до вечера развлекались: играли в фанты, запекали в огне картошку, жарили рыбу. А проснулся парень на рассвете. Сначала он списал все на армейскую привычку, где подъем был в шесть, а иногда и в четыре утра, но друг, который тоже не спал, спросил у Димы:

– Слышишь? Взрывы какие-то…

В тишине, со стороны города, действительно доносился непонятный гул…

– Слышу, – кивнул Йося. – Как думаешь, что это может быть?

– Не знаю. Давай-ка спать, а днем в город вернемся.

На том и порешили, а утром соседка по даче огорошила их новостью, что «Гитлер яклятый» границу перешел, и война началась.

Пришлось срочно решать, что делать. И решать очень быстро. До первого автобуса в город оставалось всего два часа, а идти до остановки чуть больше часа. Все же решили вернуться. А сам Дима думал над еще одним вопросом: то ли попробовать вернуться обратно в Сызрань, то ли не ждать, дать телеграмму родителям и идти в военкомат.

Конечно, ему хотелось вернуться. Утешить свою родную, любимую маму, которую до этого он не видел два года, посоветоваться с отцом, но на страну напали. Им еще во время срочной службы говорили, что скоро война будет и придется Родину защищать. Только вот парень не ожидал, что это случиться так скоро. А значит… Значит надо действовать, а не сидеть сложа руки. Оказавшись в квартире у друга, Дима собрал вещи, попрощался с ним, а сам пошел в военкомат, узнав заранее адрес. Его друг тоже собирался пойти, но мать уговорила дождаться отца, – врача местной больницы, – с дежурства. Так что Дима шел один.

В военкомате уже была довольно большая очередь. В основном, как отметил Йося, его ровесники. Наконец, он тоже попал в кабинет. За столом сидел пожилой полковник.

– Очередной доброволец? – слегка неприязненно поинтересовался он у парня.

– Так точно, – ответил Йося.

– Вот те раз, как отвечаешь, – мужчина слегка повеселел. – Как звать-то?

– Старший сержант запаса Дмитрий Давыдов, – ответил Йося, протягивая документы.

– Так значит ты и отслужить успел, – полковник становился все более и более приветливым. – Что ж, старший сержант… Так ты не местный. Из Сызрани? А это…

– Город в Куйбышевской области, – ответил парень. – Я сюда к другу приехал.

– Значит, домой к родителям решил не возвращаться?

– Какая разница откуда идти Родину защищать? – пожал плечами Дима.

– И то верно. Ладно, старший сержант Давыдов, идите в четвертый кабинет на медосмотр, потом получите обмундирование. Дальше у вас будет ровно два часа на то, чтобы переделать все свои дела, если что-то нужно. А потом вас будет ждать машина около военкомата.

Медосмотр Йося прошел быстро, и, получив форму, переоделся и отправился на почту, откуда отправил короткое письмо, где говорил, что домой уже возвращаться не будет, так как ушел в армию. Извинился перед матерью, сказав, что любит ее, а также попросил отца позаботиться о ней. Еще он отправил телеграмму отцу, в которой сказал кратко: «Домой не ждите, ушел в армию. Ждите письмо.»

Через пару часов грузовик подвез его и еще одного парня с треугольниками младшего сержанта на петлицах к старой военной части. Судя по тому, как выглядели здания, она уже некоторое время как не использовалась. Однако сейчас солдаты активно заносили туда мебель. Командир, руководивший этим, только бросил короткий взгляд на новоприбывших сержантов и велел им присоединиться. Поэтому нормальное знакомство состоялось только вечером, когда всех отпустили на ужин.

– Никита Лопухов, младший сержант, – говорил парень слегка нечетко, так как набрал в рот полную ложку еды. – А ты кем будешь? – обратился он к Йосе.

– Дмитрий Давыдов, старший сержант, – ответил он, слегка скосив взгляд на петлицы.

– Извините, – спал с лица Никита. – Виноват…

– Да брось, – хмыкнул Дима. – Добровольцем на фронт пошел?

– Ну, не совсем, – слегка улыбнулся он. – Я сейчас срочную прохожу. Проходил… В часть приехали, выбирали почему-то из младшего командирского состава, вот я и…

– Понятно, – Дима подавил улыбку. – Будем знакомы, – он протянул парню руку. – Кем у себя командовал?

– Да никем почти, – снова потупился парень. – Мне месяц как звание дали, я только второй год начинаю. Так что не успел особо, еще новеньких почти нет.

Йося удивился. Такого он точно ожидать не мог. Надо же… Конечно, духом называть его уже было бы неправильно, но с точки зрения Йоси именно таким он и являлся.

– Старший сержант Давыдов!

– Я, – Дима машинально поднялся, увидев, как к нему подошел майор, командовавший сегодня разгрузкой мебели из машин.

– После ужина к командиру части.

– Есть! – слегка удивленно ответил Йося, гадая за какие такие заслуги его в первый день к командиру вызывают.

Но приказ есть приказ, это он усвоил за время срочной службы. Никита, тоже слегка разволновавшийся за новоприобретенного товарища, сказал, что подождет его в курилке. Дима задумался, но отказываться не стал. Через пару минут он дошел до одноэтажного здания с вывеской «штаб». Двое солдат, которые уже несли караульную службу, пропустили его без вопросов.

– Товарищ начальник воинской части, старший сержант Дмитрий Давыдов по вашему приказанию явился, – отрапортовал он, как только ему разрешили войти в кабинет.

– Вольно, – подполковник внимательно смотрел на Йосю. Это был пожилой мужчина лет пятидесяти на вид. Под глазами пролегли большие тени, но смотрел он остро, появилось ощущение, будто он видит людей насквозь. – Значит, ты у нас доброволец, пару месяцев как со срочной службы?

– Так точно, – кивнул Йося, все еще не понимая, зачем его вот так внезапно вызвали к командиру.

– Я навел справки про тебя. Служил в стрелковом полку?

– Так точно, – повторил Дима.

– Ладно, разрешаю пока говорить как гражданский, – слегка улыбнулся подполковник. – Садись, разрешаю, – он и сам стоять не стал и сел за стол. Дима, слегка поджав губы, воспользовался разрешением. Подполковник улыбнулся краешком губ, отчего его круглое лицо внезапно стало добрым. – И ты считался одним из лучших в стрельбе у себя в роте, насколько знаю.

– Да, – кивнул Йося, поборов желание ответить, как предписывал устав.

– А на в специальную роту для стрелков почему не пошел? Тебе вроде рекомендовали.

– Я хотел, но зрение не идеальное, – признался Дима. – Не прошел медкомиссию, поэтому служил там, где и начинал.

– Жаль, – подполковник задумался. – Значит по зрению для сверхметких стрелков, снайперов то есть, ты не проходишь, но стреляешь при этом хорошо, да и с памятью все нормально… И как командир отделения ты себя неплохо проявил тогда…

– Да, – снова кивнул Йося.

– Что ж, тогда вот для тебя первая боевая задача. Как ты знаешь, официально у нас здесь ускоренные курсы радистов, что, в принципе так, но армии гораздо больше нужны хорошие стрелки. Поэтому я попросил Ивана Васильевича, того, кто вас в военкомате встречал, направить сюда только тех, кто хорошо умеет стрелять. Теперь лично к тебе, – подполковник смотрел на Диму внимательно. – Первая и вторая рота тебя не касаются. Тебя я лично своим приказом назначаю командующим второго отделения третьей роты. Задача для тебя будет сложная. Все отделение – девушки.

– Разве девушек призывают? – удивился Дима.

– Они добровольцы и подходят, хоть и не все, под призывной возраст. Все комсомольцы с отличными характеристиками. Так что мы их взяли. Да и девушки всегда были радистками на редкость отличными. Твоя же задача – следить за их дисциплиной, научить их всему, чему учили тебя в первые месяцы службы, но и присмотреться к некоторым из них. Вернее к одной, – с этими словами он протянул парню дело.

– Ирина Ковальчук? – слегка удивился Йося, просматривая то, что на нем было написано. – Почему именно она? И… Ей же семнадцать! Почему ее?..

– Да, верно, – кивнул Сергей Иванович, так звали подполковника. – Но она – дочь офицера, я его лично не знал, но о нем слышал. Снайпер, погиб в Финскую. А дочь стрелковые курсы при ОСОАВИАХИМе закончила. Награды имеет. Нет знака второй степени, иначе ее бы сразу куда надо, но, если проявит себя хорошо, я позабочусь, чтобы ваши таланты не пропали даром.