Похититель разбитых сердец

Валера хмыкнул, потянул к нему руку, и тут я не выдержала.

– Эй! – я хотела крикнуть, но получился какой-то хрип. Шепот.

Зрение мигом пришло в норму, и оказалось, что я снова смотрю с пассажирского сиденья – туда, вперед, на дорогу.

Валера вздрогнул и обернулся ко мне:

– Ты что, меня видишь? – прошелестело в голове, я моргнула и почувствовала на щеке холодную руку. – Ты меня слышишь? – Валера смотрел на меня с водительского места.

Я медленно перевела взгляд.

Лобовое стекло было целым.

Асфальт впереди, освещенный фарами, пустым.

Никто не лежал в луже собственной крови.

Ни у кого не пытались украсть… что? Что он пытался забрать у…

Я застонала. Прикоснулась к виску.

В голове пульсировала и ширилась боль. Мешала думать, мешала смотреть, стирала все, что я только что увидела, заставляла думать, что это бред. Показалось. Пригрезилось. А в груди и солнечном сплетении поселилось отчаянное, сосущее ощущение пустоты. Как будто часть меня исчезла. Испугалась и сбежала. Умерла. И пустоту эту требовалось срочно заполнить, чтобы не сойти с ума.

Я расплакалась, потянулась к Валере и уткнулась в его плечо.

– Сильно ударилась? – пробормотал он.

– Да… Болит, очень.

Про галлюцинации я говорить не стала. Я уже толком их и не помнила. Совсем не…

– Черт! – я наступила в глубокую лужу, почти по щиколотку, и холодная вода плеснула через край ботинка. – Черт-черт-черт!

Реальность выдернула меня из воспоминаний, и я поняла, что осталось совсем недалеко до дома. Пройти полквартала, свернуть во двор, и… Стоп. Я сглотнула. Те самые галлюцинации. Сейчас я помнила все настолько ярко и четко, что сложно было представить, будто в течение двух лет считала их бредом.

Бессмысленным видением.

Иллюзией, порожденной сотрясением мозга.

Может, из-за них я не позволяла себе рефлексировать, анализировать и вспоминать прошлое?

Может, потому что это было слишком больно… и странно?

Я подняла лицо к небу и посмотрела на растущую луну, перечеркнутую черными ветвями деревьев. Тридцать первого будет полнолуние. Идеальный День Всех Святых, день призраков и колдовства. Я рассмеялась, сама не понимая чему, вытерла капли дождя с лица и зашагала дальше.

Оставшиеся воспоминания были похожи на ту самую воду из лужи, которая теперь хлюпала у меня в ботинке. Холодные, неприятные, и никак не избавишься, пока не разуешься и не переоденешь носки.

А если носков с собой нет?

А если я не удержусь на одной ноге в процессе выливания воды из ботинка и плюхнусь на мокрый асфальт? Будет больно. И еще более мерзко.

Какие неприятные «если».

Лучше, наверно, обойтись без них.

Лучше не думать и продолжать идти вперед, делая вид, что не обращаешь внимания на хлюп-хлюп.

Мой принцип в отношениях в последние два года. Лучше не думать, а то вдруг хуже станет?

Ночью после той аварии мы с Валерой лежали в постели, я обнимала его изо всех сил, прижималась к плечу и думала: какая же я дура. Я думала, что лучше расстаться? Что за бред! Мне остро не хватало его, меня тянуло к нему, как будто тонкие ниточки пришили меня навсегда к его лицу, и насмешливому взгляду, и нежным ладоням. Я обреченно и необычайно остро понимала, что не могу без него.

Как будто из души вынули какую-то деталь, и пустое место жизненно необходимо было заполнить. Заполнить тем, кто сейчас рядом. Кто меня спас, мастерски вырулив на скользкой дороге.

Кажется, у меня было сотрясение мозга… в легкой форме. Мысли текли медленно и казались неповоротливыми, как медузы, выброшенные на морской берег. Когда мы дождались эвакуатора, Валера предложил не ехать в больницу – «что там? ушиб? ты действительно хочешь провести полночи в травмпункте? поехали лучше домой!» – и я почему-то согласилась. Думать и решать не хотелось. Хотелось в тепло и на ручки. Валера обнимал меня, и укачивал, и шептал, что все будет хорошо. Легонько покусывал за ухо и целовал пальцы, один за другим. Это спасало от головной боли лучше, чем любой анальгетик.

Но вечером следующего дня он проводил меня на вокзал и посадил в поезд, уходящий в Вологду.

Оставил без своего тепла, хотя я думала… я надеялась, что авария изменит его решение встречать Новый год одному. Что он захочет быть со мной. Я до последнего ждала, что Валера попросит: «Останься». До того самого момента, когда за окном поплыл перрон и столбы и меня с головой захлестнула мутная, темная обида.

Не помню, как встретила тот год. У меня болела голова, настроение было на нуле, и большую часть времени я сидела, подобрав ноги, в кресле под теплым пледом и гипнотизировала экран телефона. Ждала сообщений от Валеры.

Кто-то из друзей спросил:

– Он вообще нормальный? Отправить свою девушку с сотрясением мозга в другой город, блин.

– И что такого? – рассеянно ответила я.

– И ты не рассталась с ним?

– Нет!

Я дернула плечом, выбралась из кресла и ушла на крыльцо дома. Охладиться. Снег падал большими мохнатыми хлопьями, где-то в соседних дворах взрывались петарды, наряженная во дворе елка переливалась разноцветными огоньками, а я страшно злилась. Чужие слова царапали и будили внутри что-то такое, что ни за что нельзя было будить. Что-то неприятное. Колючее. То, чего я не хотела чувствовать. Расстаться? Что за глупости.

Зачем расставаться с человеком, если я его люблю.

Дальше как-то так и повелось. Друзья то и дело ужасались, возмущались, негодовали и пытались убедить меня, что Валера ведет себя не слишком хорошо и перспектив в отношениях у нас не слишком много.

А мне с каждым днем все жальче и жальче было думать даже не о расставании – просто о самой возможности расставания! – потому что чем дальше, тем больше я вкладывала души и сил в то, что было между нами.

Когда же становилось слишком грустно – например, после в очередной раз выключенного телефона, на несколько дней, без предупреждения, – Валера прилетал и начинал изо всех сил доказывать, что «все в порядке». Дарил украшения и дорогие гаджеты, был горяч и страстен в сексе, придумывал приятные сюрпризы и интересные поездки. «Натягивал поводок», – так сказала бы Соня.

Однако жить вместе не предлагал.

Не звал меня к себе.

Не говоря уже о предложении руки и сердца.

Пусть я и заводила этот разговор… а потом сама ужасно об этом жалела, потому что Валера начинал злиться и бурчать, что я пилю ему мозг на пустом месте. Клюю. Выедаю десертной ложечкой.

Если бы подруга с такими отношениями «все сложно» пришла ко мне за советом, то я однозначно посоветовала ей расстаться.

Но когда я сама пыталась отстраниться и взглянуть на свою жизнь «снаружи»… Ужасно начинала болеть голова, начиналась тахикардия, настроение портилось так, что хотелось лечь и лежать, повернувшись лицом к стене. Мир выцветал до пепельного цвета, и жизненная сила будто утекала из меня… Вытекала из дыры где-то там, в районе раненого сердца с застрявшей стрелой проклятого Купидона. Или кто там меня подстрелил.

Нет, были у этого и положительные стороны.

Однозначно, были.

От душевной боли можно страдать, а можно сублимировать ее в искусстве.

Два года назад мои рисунки были хобби в чистом виде, увлечением, которое занимало от силы пару часов в неделю.

Сейчас мои работы собирали сотни восторженных комментов на сайтах devianart и behance. А на вопрос «Как ты ЭТО придумываешь вообще?», я честно отвечала «Во сне». Города с изломанными улицами и пугающей геометрией, милые феечки с зубами острыми, будто рыболовные крючки, химеры, собранные из десятков видов животных, бесконечные зеркальные лабиринты в стиле Эшера… Когда мне хотелось орать от боли, я рисовала. Когда не было сил жить в этом мире, я уходила в другой, созданный собственными руками. И он оживал, обретал форму, все больше людей смотрели на него и любили его, и временами я отстраненно думала, что, если бы не Валера, все эти образы никогда не родились бы. Хотя бы за это стоило сказать ему «спасибо».

Может, я бы вообще никогда не узнала, на что способна моя фантазия.

Как не знает лошадь, способна ли взять высокое препятствие, пока ее не пришпорят.

Громко хлопнув дверью подъезда, я запретила себе рефлексировать дальше.

Хватит.

Зарекалась же.

Снова будет болеть голова.

Снова мне будет плохо.

Надо просто перетерпеть… переждать. Еще пять дней, и он прилетит. А когда мы были вместе, все сомнения исчезали, испарялись под светом его улыбки. И, главное, боли не было. Пусть отпуск получится вдвое короче, чем ожидалось, мы все равно проведем его хорошо. Встретим Хеллоуин, вырежем зловещую рожицу на тыкве, будем пить кофе с корицей и…

Выйдя из лифта, я замерла, и все мысли об ущербной личной жизни тут же вылетели из головы.

Дверь в мою квартиру была приоткрыта.

Если бы это было романтическое кино, то по законам жанра через мгновение на пороге должен был нарисоваться Валера с букетом роз наперевес, рухнуть передо мной на одно колено и протянуть кольцо с неприлично огромным бриллиантом. «Любимая, выходи за меня замуж! – проговорил бы он. – Я тогда не смог прилететь, весь извелся и вдруг понял, что ты – моя жизнь. Поэтому я все бросил, прилетел в Ростов, примчался в Таганрог, вломился в твою квартиру и устроил такой вот сюрприз. Ты рада?»

Если бы это была комедия, то по законам жанра я должна была осторожно заглянуть в прихожую, а оттуда мне навстречу выпрыгнуть как минимум пятеро друзей с криком: «Яна-а-а-а! Мы подумали, что в последнее время ты слишком грустная и тебя нужно развеселить! Мы дарим тебе редкую морскую свинку курчавой породы, будем тебя развлекать всю ближайшую неделю, давай же ржать и делать глупости!»

Если бы это был фильм ужасов, то по законам жанра я бы, конечно, зашла в темную прихожую, попробовала нашарить выключатель, не нашла его на стене, сняла куртку и наощупь начала пробираться дальше в комнату. Если бы это была середина фильма, то в лицо мне, как пить дать, вылетела бы стайка летучих мышей или ворон с криком «невермор!», раздался зловещий скрип или звон разбитого стекла. А если бы дело двигалось к финалу, то, возможно, из шкафа бы вывалилось само древнее зло или голодный вампир.

Однако – к сожалению или счастью – жизнь не похожа на жанровое кино, поэтому я осторожно, одним глазком заглянула в прихожую, включила свет, быстро осмотрела дверь – она была целой, никаких следов взлома – и позвонила единственному человеку, обладающему ключами от квартиры, ну, кроме меня.

– Юрий Иванович, – сказала я, присев рядом с дверью и разглядывая язычок замка. – Простите, что поздно звоню. Вы сегодня, случайно, не приходили?

– Нет, – удивился Юрий Иванович, хозяин квартиры и милейший мужчина, который появлялся не чаще раза в месяц, никогда не ел мозг, сам вызывал сантехников и электриков и лишь просил периодически, чтобы если кто спросит, то я его родственница, а вовсе не снимаю тут. – Что-то случилось?

– Да я тут пришла домой, а дверь открыта. Причем я ее закрывала, когда уходила. Точно-точно. Может, замок чудит?

– Вряд ли, – судя по голосу, Юрий Иванович забеспокоился. – Ничего там не пропало?

– Не знаю еще. Сразу вам позвонила. Но дверь не взломана, так что…

– Яночка, ты, это, проверь, как там внутри… Если плохо все, то звони, буду полицию звать. А если на первый взгляд в порядке… То закрой дверь и езжай, ночуй, наверно, к друзьям или еще куда, если есть такая возможность, ладно? А я завтра сам приеду и замок поменяю.

– Ладно. – Я прикрыла глаза, вспоминая, как расположены выключатели. Не хотелось бы ходить по темноте, даже плюс-минус один метр, даже не в фильме ужасов. – Я вам перезвоню. Или напишу.

– Договорились. Буду на связи.

Я положила трубку, молча кивнула телефону и зашла в прихожую, на всякий случай оставив дверь открытой настежь. И даже подперла ее снизу тапочкой, чтобы пути к отступлению были открыты.

– Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Молчание было мне ответом.

Сердце забилось часто-часто, но я выдохнула, взяла в руки себя и трекинговую палку наперевес, и отправилась исследовать квартиру.

Однако через десять минут увлекательнейшего аттракциона «почувствуй себя детективом, осматривающим предполагаемое место преступления» пришлось признать, что палку можно было оставить в прихожей. В шкафу не открылся ход в Нарнию и оттуда ко мне не ломились фавны с зонтиками, из сливов в ванной и на кухне не торчали щупальца воинствующих гигантских кальмаров, хаос на рабочем столе остался нетронутым, все вещи были на своих местах. Ни одного повода заподозрить неладное во всей гигантской студии двадцати семи метров общей площадью. Тогда я написала Юрию Ивановичу: «Тут все нормально, сейчас уеду, напишите, во сколько завтра встречаемся», – и вздохнула.

Мечты о горячем чае и запланированных на ужин варениках с вишней растаяли как дым. Придется переодевать мокрые носки, брать пижаму и ноутбук, тащиться вместо отдыха через полгорода к родителям – потому что давно обещала заехать, вот и повод совместить неприятное с полезным – и выслушивать от мамы нравоучения по поводу неправильной жизни.

Неправильной работы.

Неправильного хобби.

Неправильной учебы.

Неправильного Валеры.

Работа была удаленной, хобби «каким-то пугающим», учеба в магистратуре не слишком прилежной, а Валера вообще диавол во плоти. Именно так, через «и», с интонациями какого-нибудь «страдающего Средневековья»[3].

Собрав вещи в рюкзак и переодевшись, я еще раз осмотрела комнату, не нашла ничего необычного и ушла обратно в прихожую. Посмотрела на себя в зеркало… и нахмурилась. Протянула руку к стеклу и потрогала его, пытаясь вспомнить – была здесь трещина или нет? Из-под рамы в левом верхнем углу выползала тоненькая полоска, переливающаяся радужными бликами, если смотреть на нее под углом. Я наклонила голову в одну сторону, потом в другую. Трещинка то совсем исчезала, то вновь появлялась. И как я ее раньше не замечала?

Надо завтра у Ивановича спросить… Или не надо. А то решит еще, что я тут его зеркало побила. Заставит новое покупать. Я с досадой потерла переносицу. Терпеть не могу такие мелкие бытовые штуки. Вроде ничего серьезного, а засядут в мозгу как занозы и всплывают при каждом удобном случае.

Вот и теперь.

Сначала во время поездки на маршрутке: «Передавайте за проезд» (Яна, у тебя там на зеркале трещина).

Потом у родителей: «Яна, что ты сидишь с отсутствующим видом? Совсем уже в мир фантазий отъехала!» (Помнишь? у тебя там на зеркале трещина.)

И даже во время переписки с Валерой перед сном: «Сладких снов, котенок!» (Кстати, у тебя на зеркале трещина!)

Тьфу ты!

Мысли эти достали настолько, что на следующий день я неслась в квартиру с ключами наперевес и решением выкинуть это зеркало к чертям и купить новое. Даже за свои, а не в счет арендной платы. Однако, когда я просочилась в прихожую одновременно с Юрием Ивановичем и открыла было рот, чтобы озвучить эти планы, мир снова решил меня удивить.

Вчерашней трещины на зеркале не было.

* * *

Если тебе кажется, что твоя крыша тихонько и тайком пытается уехать в несанкционированном направлении, есть несколько вариантов действий.

А. Решить, что тебе кажется, и продолжать спокойно жить.

Этот вариант манил своей простотой, но я все же решила смотреть правде в глаза.

Бэ. Решить, что тебе не кажется, ужаснуться и в панике бегать кругами, смешно размахивая руками.

Сделав три круга по ковру и споткнувшись о провод удлинителя, я решила, что этого достаточно и можно переходить к следующим пунктам списка.

Вэ. Решить, что тебе не кажется, и приобщиться к народной мудрости.

Гэ. Решить, что тебе не кажется, и обратиться к психологу.

Несмотря на то что в современном дискурсе поощряется вариант «г», я все же сначала сходила на пикабу и написала там пост от своего виртуала, готически-депрессивного художника Джоша. «Случалось ли вам, – вопрошал Джош, – именно вам самим, а не третьим лицам типа сына маминой подруги, сталкиваться со странным в этой жизни? Видели ли вы некробиотические поля, теряли ли вещи безвозвратно там, где потерять их невозможно, натыкались ли на полтергейст, видали ли тени в зеркалах при гадании?»

А потом в течение нескольких часов наслаждалась. Пост двигался в топ, количество комментариев перевалило за пару сотен, а внутри их царила крипота. Помимо очевидных городских сумасшедших, слова которых явно не стоило принимать близко к сердцу, своими странными историями делились люди, мнению которых я доверяла. Причем никаких откровений типа прорывов инферно или явлений призраков. Друзья, знакомые и незнакомые писали о мелочах, которые со стороны казались совсем не важными… А вот если задуматься о них серьезно, то начинали царапать мозг, как та самая трещина, чтоб ей пусто было. Мелкие нестыковки. Случайности. Детали обстановки.

Дом, который ты однажды точно видел, но потом никак не можешь найти к нему дорогу.

Вещи, которые точно клал на место, а потом они обнаружились на другом конце квартиры.

Глупые гадания, которые сбывались.

Вещие сны.

Необъяснимые звуки и странные голоса в ночи.

Ладно. Вариант «Вэ» намекал, что даже если я сошла с ума, то в неплохой и не самой маленькой компании. Однако пришло время для последнего рывка, и я написала психологу.

Деяние, сравнимое по героичности со взятием Трои или прыжком в пасть Змею Горынычу. Ибо я ненавижу психологов. Как-то не складывалось у меня с ними. Исторически.

Первая женщина, к которой я пришла по рекомендации других довольных клиентов, оказалась знакомой моей тети. И вместо того, чтобы в рамках профессиональной этики прекратить консультации, я долго и со вкусом обсуждала с ней мою неуверенность в себе и неправильный выбор специальности в универе. Когда все вскрылось, мне просто хотелось сквозь землю провалиться. Зато тетя спросила: «А что такого? Ирочка хотела как лучше!»

Второй психолог, к которому меня привело желание решить проблемы в отношениях с бойфрендом, сначала долго уговаривал меня: «Зачем вам вообще мужчина? Кажется, вам он не нужен!» Потом сообщил, что для терапии пары нужно присутствие обоих. И начал убеждать моего друга, что я тому не подхожу. Делал это при мне, кстати. Чудесная работа с запросом клиента.

Через пару дней бойфренд сообщил, что нам надо расстаться, ибо он многое понял.

И вот теперь у меня был третий заход. Я упорно не говорила во время терапии ни про Валеру, ни про личную жизнь. Только про плохие сны и проблемы в творческой самореализации. Дело не особо двигалось, зато можно было убеждать себя, что я действую в современном модном дискурсе. У психолога пока нашлось ровно три плюса. Он консультировал удаленно. На него можно было ссылаться в разговорах с мамой (видишь, видишь? я работаю над собой!). А еще его звали Викентий. Почему-то это имя изрядно и необоснованно меня веселило.

А еще ему можно было рассказать про зеркало, не боясь, что он тебя пошлет или покрутит пальцем у виска.

– Это вытеснение, – глубокомысленно изрек Викентий, выслушав сагу об исчезающих и пропадающих трещинах. – Ваш мозг, Яна, устал обрабатывать проблемы, которые вас реально волнуют, и ищет, к чему прицепиться и переключить внимание. Мелочи. Если же их нет, то придумывает воображаемые поводы поволноваться.

– То есть я реально схожу с ума?

– То есть вы реально не видите в комнате слона, а вместо этого пытаетесь охотиться на муравьев. – Викентий на той стороне экрана стянул с носа очки, протер их салфеткой и водрузил обратно. – Неужели вы думаете, что это незаметно?

– Что именно незаметно?

– То, что вы приходите ко мне с запросами, которые на самом деле не имеют отношения к реальности. То есть имеют, но зачем вы мне их приносите? Есть что-то другое, из-за чего вы себя не любите. Пытаетесь казаться тем, кем не являетесь. Мучаетесь и расстраиваетесь.

– А вот это уже не ваше дело! – вспыхнула я, забыв на мгновение, что дело-то как раз его. И я за дело это, между прочим, еще и денег плачу.

– Это как с мотоциклом в прошлом месяце, Яна, – мягко сказал Викентий. – Вы говорите мне: «Как полюбить на нем кататься, если я боюсь?» Но не говорите, из-за чего боитесь. Как я могу помочь вам, если не знаю предыстории?

Ну не буду же я рассказывать психологу о том, что Валера вечно уезжает на покатушки с друзьями, пропадает там неизвестно насколько, пару раз падал – не сильно, но страшно; то есть не ему страшно, а мне за него! – и все подначивает меня: «Давай подарю моц, будем вместе ездить!» А мне страшно. Тогда, зимой, на дороге, я еще видела…

– Яна, вы тут? – обеспокоенно спросил Викентий. – Или…

– Плохо себя чувствую, простите. Давайте закончим пораньше. Деньги сейчас переведу. – Я даже не стала выключать зум, просто захлопнула ноут и невидящими глазами посмотрела в окно. Там падали листья и снова шел дождь. Вот ведь гадство. Говорят, что обычно с ума сходят по весне. Что ж у меня по осени-то крыша едет?

Стиснула зубы, пробормотала «соберись, тряпка!» и пошла печь булочки с корицей. Лучшее лекарство от душевных мук, между прочим, лучше любых психологов. Наверно.

Глава 2. Зеркала и занозы

Неизвестно, что сработало.

То ли булочки с корицей, которые получились сумасшедше вкусными, пахли на весь дом, приманили на вечерний чай подруг и закончились подло и совсем неожиданно. Нет, абсолютно не верилось, что мы могли так быстро съесть целый противень! Наверняка, пока мы отвлекались на разговоры, половина булочек задумала побег и успешно осуществила его, спустившись со стола по проводу от ноутбука.

То ли вырубившийся в полночь свет. Спору нет, принимать ванну при свечах – это бесконечно романтично. Но если сначала я подпрыгнула от ужаса, когда взорвалась лампочка и отключилось электричество, чудом не упала, поскользнувшись на кафельном полу и долго, с чувством ругалась, а потом спешно мыла голову, вздрагивая от каждого подозрительного звука, доносящегося из темноты… Так себе романтика получилась, короче. Самое веселое, что включили свет ровно в ту секунду, когда я драматически, дрожащими руками завернулась в полотенце и строго-настрого запретила себе вспоминать сцену из фильма «Психо»[4].

То ли странные, очень предметные сны, которые не отпускали до самого утра и не давали привычно проснуться несколько раз за ночь, прийти босиком на кухню и щуриться, глядя в холодное окно и поджимая замерзающие пальцы на ногах. Мне снилась какая-то археологическая экспедиция, древние каменные лабиринты с осыпающимися стенами. Я бродила с факелом, восторженно оглядываясь по сторонам, и почему-то совсем не боялась. Наверно, потому, что ровно в тот момент, когда мне захотелось выбраться, по стене поползла трещина, из которой вырвались лучи серебристо-сиреневого цвета. Там, снаружи, меня ждало что-то ужасно радостное, я смотрела на раздвигающиеся камни и подпрыгивала от нетерпеливого предвкушения. Потом протянула руку, шагнула вперед и…

Дзынь. Турум-пум-пум.

Звонок телефона выдернул меня из сна, я вскочила, запуталась в одеяле, попыталась навскидку понять, который час, не преуспела в этом, шепотом выругалась и зашарила под подушкой, пытаясь найти пиликающий сотовый.

Пуру-у-у-ум…

Я наконец нащупала его, не глядя поднесла к уху и злобно сказала:

– Алло, – искренне надеясь на то, что сейчас мне предложат заказать билеты в театр по уникальной цене или потребуют срочно сообщить номера своих карточек с пин-кодами, и вот тут-то я и оторвусь. Живые позавидуют мертвым, а те, кто решил звонить мне голосом с утра – в мире наступившего торжества текстовых мессенджеров – достоин участи быть словесно оплеванным.

– Что-то ты нерадостная, – мило прокомментировал Валера. – А я меж тем скучал.

– Что? – удивленно спросила я. Гневный задор мигом пропал, а на смену ему пришло легкое, подобное удару молнии, изумление. Да просто он сто лет как не звонил по телефону. Есть же «Телеграм» и зум. Тыщу лет не звонил просто так, потому что соскучился. Миллион лет не…

– Котенок! – тут раздался еще один звонок. На этот раз не телефона. – Ну открывай же. Я тут уже пылью покрылся и паутиной зарос, целую минуту жду у тебя под дверью!

– Ты приехал? – осторожно спросила я, ожидая, что это окажется дурацкой шуткой, или сном, или… – Правда?

– Да правда же, – Валера засопел в трубку. – И негодую. Открывай уже.

– Ура! – завопила я, откинула одеяло в одну сторону, телефон – в другую и понеслась в прихожую. Сон как рукой сняло.

Как будто его и не было.

* * *

Мы стояли на набережной и смотрели, как солнце прячется за горизонтом. Дул сильный ветер, золотистые блики на воде будто пританцовывали, а набегающая на мокрый песок пена была абсолютно нереального, рыже-перламутрового цвета.

– Котенок. – Валера обнял меня сзади, уткнулся в шею и подул на затылок. Меня будто током ударило, по позвоночнику пробежал разряд электричества, а кожу на плечах закололо. Пальцы Валеры нырнули ко мне под воротник, нащупали круглый кулон и стали перекатывать его по краю ямки на шее. Это сочетание касаний теплого металла и холодных пальцев было абсолютно неправильным, нелогичным, притягательным и… гипнотизирующим. Мне хотелось застыть в этом мгновении, замереть в янтарном свете умирающего солнца, навсегда остаться на этом берегу. Малодушно не хотелось никакого будущего, проблем, сложных разговоров, обид, недоговоренностей. Потому что сейчас мне было абсолютно хорошо. Ощущение сродни спокойствию в оке бури, промежутку между вдохами во время приступа межреберной невралгии. Тебе было больно, и ты знаешь, что боль вернется, но в моменте ее нет.