Убийство как по маслу

– Растет-то растет, только Степка замучился комменты чистить. Ты не представляешь, сколько грязи выливается после этих передач. Мерзость жуткая!

И снова равнодушное пожатие плечами. Комментарии я никогда не читаю. Принципиально. Есть, конечно, такие социопаты, которые в сети тамадят, но я не из их числа. Мне что виртуальное общение, что реальное – чем меньше, тем лучше. Странноватая позиция для человека с огромным числом подписчиков, не правда ли? Вот и мой психоаналитик так говорил, пока не был уволен.

Но для общения с фанатами и всеми прочими есть администраторы. Это они следят за лентой, поощряют особенно восторженных и наказывают чрезмерно буйных. Я свою психику и биополе берегу. Границы давно очертила, часовых расставила, замки повесила – ни один враг не пройдет. Вот для «Давайте обсудим» делаю исключение. По старой с Андрюшей дружбе. К тому же он сюрприз обещал. Не могу пропустить такое.

И Плахов мои ожидания не обманул. На этот раз вытащил на свет божий двух замусоленных теток, объявил их главными кондитерами всея Руси и дал слово молвить.

Тетки не подкачали. Давясь слезами и захлебываясь возмущением, поведали, что сами они не местные, всю жизнь положили на алтарь бога тортов и пирожных, денно и нощно сочиняли рецепты «Наполеонов» и «Медовиков», всю душу в них вложили, чтобы я потом коварно присвоила и объявила своими. Несчастные были весьма убедительны. Во всяком случае, выглядели как современницы Александра I, так что чем черт не шутит, может, и впрямь сочинили рецепты, которые я в своем блоге семейными представила. Поди узнай теперь.

– И что будешь делать? – Алена подлила в чашку облепихового чая – сегодня я изменила традиции, и предпочла его вину.

– Как обычно, ничего. Ну, не в суд же на этих убогих подавать.

– Нет, мать, ты все-таки святая!

– Я практичная, – на моем лице появилась блаженная улыбка. – И потом, мне ли жаловаться? Ты посмотри, как я живу! – я повела рукой перед собой, будто и впрямь приглашая Алену в путешествие по царским хоромам. Словно она что-то в нашем доме не видела.

Впрочем, на такую красоту смотреть можно сколько угодно – не надоест.

Особняк достался мне от мужа. Кому-то могло показаться, будто трехэтажная громадина крупновата для бездетной пары, но только не Владу. И не потому, что он планировал обзавестись целым выводком детей (как раз наоборот), а потому, что эго моего ныне покойного супруга с трудом даже в этом дворце помещалось, и когда речь шла о его удовлетворении, все остальные вопросы отходили на второй план. Владу было все равно, во сколько нам встанет ежемесячное содержание недвижимости. Его не интересовал ни размер налогов, ни неизбежные и регулярные траты на текущий и капитальный, плановый и экстренный ремонты.

После смерти мужа я хотела избавиться от дома и купить себе хибарку попроще, но выяснилось, что подобные особняки – совершеннейший неликвид, продать их можно исключительно за копейки – слишком уж много души и своего представления о прекрасном вложил хозяин в родовое гнездо. Больно уж нестандартным оно оказалось. Интерьеры с лепниной и золотыми барельефами могли понравиться лишь таким же повернутым на себе эгоцентрикам и, хотя недостатка в них на просторах русских не наблюдалось, юродивые с деньгами предпочитали воплощать в жизнь свои сумасшедшие фантазии, а не оплачивать чужие.

«Сломав» штук пять риелторов и дав себе обещание построить домик в Италии и туда перебраться, я в итоге успокоилась. С той поры уж немало лет минуло, а озеро Комо так меня и не дождалось. Благо прочие наши соотечественники так густо его заселили, что сегодня русская речь звучит на берегах водной жемчужины куда чаще итальянской.

Со временем мне удалось примириться и с массивными львами в холле, и с «фамильными гербами» в гостиной, и даже со златовласыми купидонами в ванной. А зеркальный потолок так и вовсе удалось полюбить. Благодаря этому чуду дизайнерской мысли ни одна ямка целлюлита не коснется моих бедер, ведь стоит только намеку на жирок появиться на теле, как к тем пятнадцати километрам, что я пробегаю каждое утро, прибавляются еще пять, а фруктовый салат на ужин заменяет вода с лимонным соком. И все – несколько дней в таком режиме, и мне снова сверху соблазнительно улыбается восхитительная женщина, жир на талии которой даже не ночевал.

Итак, меня уже больше не смущали ни массивные колонны, подпирающие балкон на линии второго этажа, ни героического вида атланты, удерживающие своды холла, ни огромная люстра, одна способная поднять всю экономику Чехии. Во всяком случае, подозреваю, производитель хрусталя вполне мог приобрести на вырученные с ее продажи деньги домик (домище) в предместьях Парижа.

Мебель в стиле Людовика XIV или пятнадцатого (я как-то в Людовиках не сильна), ковры ручной работы, стоимость которых намекает, что в их производстве как минимум Тереза Мэй участвовала, антикварный хрусталь и фарфор – со всем этим я со временем свыклась и даже приучила себя к мысли, что люблю.

Единственным, что вызывало у меня тоску и боль, лишало временами сна и покоя и заставляло вжимать голову в плечи, по-прежнему оставалась библиотека. Размером и содержанием сопоставимая, если не превосходящая, книгохранилища старинных английских замков, она наводила тоску своей ненужностью, невостребованностью, нетронутостью.

По моему глубокому убеждению, в доме книг должна кипеть жизнь, а не гулять ветер. Впрочем, мою даже легкий сквозняк не трогал. И все же всякий раз, когда я заходила туда, чтобы отыскать тот или иной кулинарный альбом, по спине бежал холодок. Я даже не могла сравнить библиотеку с кладбищем, ведь на погосте хотя бы перешептываются ветвями деревья и щебечут птицы. Ну, и цыгане ходят.

В моем же хранилище книг всегда царит мертвецкая тишина. Хотела сказать, как в морге, но и там больше жизни. В конце концов, покойников патологоанатомы навещают.

Влад читать не любил. Он, в принципе, чужое мнение не уважал и с ним никогда не считался. «Скажи, чему меня научат твои писатели?» – говаривал, бывало, он, пускаясь в пространные рассуждения о том, что большинство классических авторов своей биографией доказали, что не имеют права считаться моральными авторитетами. «Толстой этот ваш. Про семейные ценности писал, морализатор хренов, а сам жене направо и налево изменял. Попил из нее кровушки, что тот Дракула. А Достоевский?! Христианские ценности, бла-бла-бла, а сам игрок заядлый. Про Есенина с Маяковским и говорить нечего – пробы ставить негде».

Но особенно Влада возмущал Набоков. «Сама подумай. Лолита – это гимн педофилии. Сегодня за такое сажают. И правильно делают. А вы читаете, восхищаетесь, фильмы снимаете».

Кто были те таинственные «мы», я предпочитала не уточнять. И вообще не спорить – чревато.

Итак, литературу мой покойный ныне супруг не любил, но книги в доме держал. В огромном количестве. Противоречия в этом не видел. Просто раз по канонам классического дизайна в интерьере должна быть библиотека, значит, пусть будет. Самая большая и лучшая.

Я же испытывала практически физическую боль, проходя мимо этого кладбища человеческой мысли. Ладно антиквариат. Его корешков хоть когда-то касались руки людей. Тонкий нож разрезал страницы, чьи-то пальцы загибали уголки, карандаш подчеркивал строчки для запоминания. Но ведь, помимо солидных старых матрон, в нашей библиотеке полно книг-девственниц. Тех, кто так ни разу и не был раскрыт даже на первой странице. Да, конечно, время от времени представители клининговой компании вытряхивали из них пыль, бесцеремонно проходились по позолоте витиеватых букв метелкой или пылесосом, но разве это считается?

С другой стороны, что тут можно поделать? Мне не под силу изменить ситуацию – увы, я просто физически не могла уделить время каждому фолианту, ограничивалась самыми любимыми и необходимыми. К первым относились произведения Остин и Чехова, ко вторым Похлебкина и Белоцерковской.

Не могла я и избавиться от библиотеки. Сами посудите, как это сделать? Сжечь книги? Отдать в дар тем, кто в них нуждается? Покажите мне таких людей – с удовольствием посмотрю на тех, кто кушать не может, так мечтает прочесть полное собрание сочинений Ницше, Канта, Пруста и Кафки. Причем в оригинале. Да и за Достоевским с Толстым, давайте честно, очередь из желающих не выстроится. Районная библиотека попросту не вместит такое количество книг. Площадей не хватит, да и там великие произведения наверняка будут скучать в одиночестве.

Смириться и забить тоже не очень получалось. Я, конечно, задвинула мысли о проблеме на задворки сознания, но все равно, всякий раз, идя мимо книгохранилища, физически ощущаю сжимающееся в тоске сердце. Мне иногда даже слышится укоризненный шелест страниц и перешептывание скучающих без читателя героев.

Но что-то я отвлеклась. Начинала ведь с привычек, которые вторая натура. Так вот. Пожалуй, трудно найти в мире человека, который был бы их бо́льшим рабом, чем я. Несмотря на внешнюю активность, которая так привлекает моих подписчиков. Со стороны жизнь моя – фонтан ярких и непредсказуемых событий. Перелеты, путешествия, переговоры, встречи. Но за всем этим стоит до одури рутинная работа. И, поверьте, бесконечные аэропорты могут выматывать не меньше, если не больше, чем офис с восьми до пяти.

Нет, я не жалуюсь. Как и у моих поклонников, это мой собственный выбор. Но, в отличие от них, я это понимаю, признаю и получаю удовольствие, а не терзаюсь надуманными переживаниями о бесцельно проживаемых годах, не ищу гуру в сети и за ее пределами, не скачу с тренинга на тренинг в надежде обрести смысл существования. Я давно смирилась с его отсутствием и научилась находить удовольствие в простых и понятных вещах: морепродуктах, бокале белого, приятном разговоре с подругой. Кажется, это называется «быть в моменте», находиться здесь и сейчас. По мне же, банальная гармония, понимание временности бытия, быстротечности нашего на Земле существования. Жизнь слишком коротка, чтобы подвергаться меланхолии. Глупо, расточительно и нерационально тратить отпущенный нам срок на поиски несуществующего смысла.

Вместо этого куда лучше бросить в кастрюльку горсть замороженной облепихи, натереть на терке «мизинчик» имбиря, тонко покрошить яблочко, добавить ломтик лимона и пару кружков апельсина, приправить все корицей, подсластить ложкой меда (а лучше двумя), залить водой и отправить на огонь. Довести до кипения, накрыть крышкой и дать фруктам настояться минут пять-десять. За это время они отдадут свой вкус и аромат воде, превратив ее в райскую амброзию. А дальше по обстоятельствам. Если за окном бушует вьюга или льет проливной дождь, надеваем на ноги домашние сапожки или пуховые носки (совсем на крайний случай сойдут махровые), укутываемся в плюшевый плед и пьем облепиховый чай из пузатой кружки, обхватив ее озябшими пальцами. На случай, если в доме тепло, студим предварительно руки, высунув из окна или засунув на пару минут в морозилку. Шутка. А вот совет забраться с ногами на диван или, в идеале, в кресло-качалку с любимым детективом или любовным романом совсем не шуточный. Впрочем, сойдет и Макиавелли, если вы относитесь к его почитателям.

Летом поступаем иначе. Охлаждаем чай до ледяного состояния, наливаем его в большой бокал для красного вина, украшаем листиками мяты и потягиваем через трубочку на балконе или террасе. У кого что под рукой окажется. Все с той же неизменной книжкой в руках. Впрочем, если за окном не дымят заводские трубы, а на лавочке не философствуют любители чего-то покрепче чая, можно обойтись и без детектива. Любоваться пейзажем, ни о чем не думая и наслаждаясь моментом, бесценно.

* * *

«Мы ушли туда, где много одуванчиков». Надпись на заборе из моего детства. Нас никогда не могли найти. Свободные и беззаботные, не пуганные маньяками, не опекаемые бабушками, няньками и неработающими «яжематерями» (тогда и понятия такого не существовало), мы гуляли, где хотели, сами носили свои тяжеленные рюкзаки, разбивали колени и носы и были бесконечно счастливы отсутствием контроля.

Современным детям не понять, но наше поколение имело здоровый цвет лица, и, если у кого и были синяки под глазами, то только из-за драки с соседским пацаном, а не от истощения кружками и секциями. Да, у нас не было гамбургеров и картошки фри, шоколад мы видели исключительно в новогодних подарках, а жвачку жевали месяцами и всем двором по очереди, но зато в нашем детстве были одуванчики. Целые поля сначала желтых, а затем белых пушисто-щекастых одуванчиков.

Где они сейчас? Кто знает. А тогда, предупреждая родителей о своем отсутствии, мы писали на воротах деревенского дома «мы ушли туда, где много одуванчиков». У меня даже фотография есть, где я стою на фоне этого забора чумазая и растрепанная, но бесконечно счастливая.

В ту ночь мне приснилось это поле. Мягкий желто-зеленый ковер гостеприимно принял меня в свои объятия. Раскинув руки, лежала я среди цветов и, как когда-то в детстве, рассматривала облака, размышляя, на что они похожи. Вот по чистому-чистому, девственно голубому небу проплыл огромный кит, следом, горделиво задрав длиннющую шею, прошел жираф, за которым гналась акула с разинутой клыкастой пастью. Но что это? Одно облако вдруг окрасилось черным цветом, приобрело отчетливые человеческие очертания, вытянуло вперед руку и шарахнуло молнией прямо мне в лоб. Я вскрикнула и проснулась.

Странное дело – шарахнуло меня во сне, а боль оказалась вполне реальной. В голове словно забытая в морозилке бутылка шампанского взорвалась, разметав осколки по всей черепушке. Каждое движение давалось с трудом.

– М-м-м, – промычала я, не в силах разомкнуть губы. Вроде не пила, откуда такое похмелье?

– М-м-м, – слабая попытка произнести «открыто» в ответ на настойчивый стук в дверь. Интересно, кто это может быть? Если Алена, так она на правах своей в комнату вламывается без предупреждения. А посторонним в доме взяться неоткуда.

– Арина! – Аленин голос. – Арина, открывай. Тут полиция. Подождите, – куда-то в сторону, – что значит ломать? А ордер у вас есть? Как это не нужен? Что значит подозрение на совершение преступления?

Слова звучали глухо, очень издалека. Да и в целом складывалось впечатление, будто комната как есть погрузилась под воду. Наверное, так чувствует себя рыба, которая слушает, как люди на берегу строят планы по ее поимке.

Попытка принять вертикальное положение не увенчалась успехом. Силы окончательно покинули меня, и я снова погрузилась в тяжелый сон. На этот раз без сновидений.

Глава третья

«Где она, там смерть»

– Слушай, чувствую себя мисс Джеком-потрошителем.

– Расслабься, – усмехнулась Алена. – До английского маньяка тебе далеко. Всего-то на счету два убийства.

Недовольная гримаса исказила мое лицо, и помощница поспешила исправиться:

– Прости. Неудачная шутка. Просто пытаюсь разрядить обстановку.

– Будто это возможно в сложившейся ситуации, – я кивнула на стянувший щиколотку полицейский браслет. – Впрочем, ты права, во всем нужно искать позитив. Могло быть и хуже. Всего-то три дня в СИЗО, залог три миллиона, домашний арест и запрет на любые контакты с внешним миром, исключая экстренные. А, да… Еще труп мужчины с пониженной социальной ответственностью в моей кровати, торжество свекрови и следователь-бульдог, мертвой хваткой вцепившийся в дело и убежденный в моей виновности.

– Да брось. Согласна, ситуация не из приятных, но ведь тебе не впервой. Выкрутилась тогда, выкрутишься и сейчас.

– Не знаю, не знаю. Теперь все иначе. Я ведь и сама ничего не понимаю. Как этот Краснопольский оказался в моей постели? Почему дверь оказалась запертой? И главное – кому это все понадобилось и зачем? Впрочем, тут, конечно, масса вариантов. Начиная с моей свекрови и заканчивая Агентом 007, или как его там. Только все это ерунда, ведь у следователя уже есть подозреваемый, и благодаря этому, – я дернула закованной в браслет ногой, – я ничего не могу предпринять. Даже из дома выйти не могу.

– Но я-то могу! – Алена решительно сжала кулаки. – Я тебя вытащу! Вот увидишь!

Я усмехнулась – в этом она вся. Впрочем, тут не только в характере дело – молодости вообще свойственно думать, будто у нее весь мир под ногами, все возможно и добро побеждает зло не только в сказках. Когда-то такой была и я. Только мне попались хорошие учителя – быстро объяснили, что к чему. Хотя и Алена не в тепличных условиях росла – а вот поди ж ты.

Странное свойство нашего разума – часто случайная фраза или даже взгляд раскручивает спираль ассоциаций, унося в такие дали прошлого или будущего, что остается только диву даваться. Вот и в этот раз решительный вид Алены, ее пылающие щеки и сжатые кулачки ржавым гвоздем зацепили вязаный свитер моей памяти, петля за петлей распуская причудливый узор и возвращая меня к нашей первой с ней встрече. Удивительно, но те обстоятельства сильно смахивали на нынешние. С той лишь разницей, что тогда тюрьма (вернее, колония для несовершеннолетних) грозила моей подопечной, а я выступила в роли доброй феи-крестной, подарившей и восхитительный наряд, и шикарную карету, и… Хотя нет – до принца дело пока не дошло, но кому он нужен в наш эмансипированный век сильных женщин, живущих под девизом «Все сама»?

Неудивительно, что теперь Алена ищет возможность отплатить мне той же монетой. Но разве ей по силам противостоять огромной репрессивной машине уголовного судопроизводства? Из цепких лап правосудия трудно вырваться. Однажды мне это удалось, второй раз рассчитывать на такую удачу не приходится. На этот раз, кажется, я влипла серьезно.

Следователь Андреев так просто не отвяжется. Еще бы! Такое резонансное дело вполне может по карьерной лестнице продвинуть. Не удивлюсь, если он уже дырочки под новые звездочки сверлит. Такую крупную рыбу поймал. Рассчитывать на честное и объективное расследование мне не приходится. Это он мне дал понять сразу – как только отказался взять кровь на экспертизу, лишив мою защиту важного аргумента на будущем процессе. Поди теперь докажи, что меня отравили. А в этом я на сто процентов уверена. Жаль, мою убежденность к делу не пришьешь.

Разумеется, сдаваться я не намерена. Просто, в отличие от Алены, в торжество справедливости давно не верю. Спасение утопающих в их собственных руках. Осталось выяснить, кто ненавидит меня так сильно, что даже готов убить человека. Бывшая свекровь? О да, эта жизнь на кон поставит, чтобы меня достать, но мозгов на столь хитроумную схему ей вряд ли хватит.

Таинственный Агент 007? Хм. Типам из интернета подобное коварство обычно несвойственно. Ладно там куклу вуду смастерить, наслать типун на язык и чирей на попу, пожелать сгореть в аду и сдохнуть. Все это – святое дело. Но чтобы совершить что-то реальное… Тут у них кишка тонка. Несчастные закомплексованные создания, не имеющие в жизни иных удовольствий, кроме серфинга страниц звезд и словесных на них испражнений, все эти Агенты 007, «Богини утренней зари», «Казановы» и «Восхитительные любовники» – на поверку обычные неудачники. Да, случаются и у них срывы, но тогда они берут в руки ружье или топор и идут мстить миру за его равнодушие. В этом случае их цель – привлечь к себе внимание и заявить о своем существовании. А вот чтобы так… Чтобы в тени… Нет, не представляю. С другой стороны, кто этих маньяков разберет. Поди пойми, что у них в голове. Что, если я не права и все куда проще, чем кажется? Как там говорят англичане? Если что-то выглядит, как утка, крякает, как утка, и плавает, как утка, то это она и есть?

– Арин, – рука Алены коснулась моей. Кажется, я слишком погрузилась в свои мысли и забыла о девушке. – Есть мысли, с чего начать?

– Эх ты, – улыбка коснулась моих губ, – спасительница, тоже мне. – Заметив расстроенный вид помощницы, я поспешила исправиться: – Ален, я очень ценю то, что ты делаешь. И твой порыв, он дорогого стоит. Я ведь понимаю – ты единственный человек в моей жизни, которому можно доверять и на которого всегда можно рассчитывать. Мне это очень важно. Правда. Но пока я сама, ладно? Мне сейчас от следака избавиться нужно – нынешний мне категорически не нравится.

– Несчастный случай? – юмор никогда не был сильной Алениной стороной. Не самый серьезный недостаток, конечно, но порой сильно напрягает. Хоть и не сегодня.

– Да, – мне показалось уместным подыграть, – думаю, мир только выиграет, если следователь Андреев поест суп из мухоморов, неудачно приготовленную рыбу фугу или конфеты Доброхотовой.

При упоминании имени нашей главной конкурентки и по совместительству подражательницы губы Алены привычно скривились, но уже через секунду растянулись в улыбке.

– Да уж, десерт синьоры Ангелины пострашнее мышьяка будет. Осталось только уговорить следака его отведать. Сама понимаешь – для этого смелость нужна. И решительность. И…

– Ну, довольно! – Я хоть и сама затронула эту тему, предпочла бы ее не развивать. Как ни крути, а способностей у Доброхотовой не отнять. И профессионализма. А тот факт, что раскручивает она себя сама, причем с нуля, и вовсе добавляет ей очков в нашей борьбе. Но девочки есть девочки – порой очень трудно сдержаться и не послать в адрес соперницы ядовитые стрелы. Особенно исподтишка. В свое оправдание скажу – не я развязала эту войну. Хотя так себе оправдание, конечно.

Размышляя подобным образом, я не отвлекалась и от главного – отыскала в памяти смартфона заветный номер. Из числа тех, которым можно пользоваться только по очень серьезному поводу.

– Алена, слушай меня внимательно, – я вложила в голос всю торжественность, на какую только была способна. – Сейчас ты возьмешь телефон и позвонишь вот этому господину, – наманикюренный ноготок постучал по экрану. – Говорить нужно быстро и четко, поэтому лучше запиши, что именно. Если срастется, уже завтра у нас будет новый следователь. И скрести пальцы. Для нас сейчас очень важно, чтобы это случилось.

Глава четвертая

Кто вы? Мистер Коломойский?

– Ален, что известно о нашем новом Шерлоке?

– Н.Н. сказал, что «презентует» нам лучшего в своем деле. Высокая раскрываемость, неподкупность. Из тех немногих, кто за идею, а не ради славы и денег. Поблажек, правда, ждать не стоит – если выяснится, что Краснопольского прихлопнула ты – не мои слова, Н.Н. велел передать – пощады не будет. Договориться с этим Максимом Сергеевичем не удастся – пойдешь по этапу как миленькая. Но зато и в суд он дела передает, только будучи уверенным в виновности подозреваемого. Неподкупен, беспристрастен, телевизор, что важно, не смотрит.

– А что там, ТВ-спецы уже во всем разобрались?

– Конечно! Ты бы видела этих бесконечных экспертов в Андрюшиной студии. И каждый точно знает, как все было и почему.

– Могу представить. Солирует, поди, маман?

– Ну а как иначе! Убийство Краснопольского – ее звездный час, не представляю, когда спит только старушка: сутками из телика не вылезает. Еще и интервью печатным изданиям успевает раздавать.

– Нисколько не сомневалась. Все как всегда? Я – кровожадный убийца, питающийся девственниками и закусывающий младенцами?

– Само собой.

– Что ж, надеюсь, у нашего нового следователя крепкая психика. Если все так, как ты говоришь, то вряд ли он сильно рад новому делу. В отличие от его предшественника. Тем, кто не ищет дешевой славы, трудно придется – одна редакция Андрюши чего стоит. Эти ребята ни перед чем не остановятся в надежде на эксклюзив.

Надо будет, нацепят водолазный костюм и появятся перед Коломойским из пучины речной. Следует предупредить его, чтобы завязал на время с рыбалкой. Не знаешь, он ею увлекается?

– Не знаю, но могу выяснить.

– Ален, ну ты что?! Я же шучу.

Нет, это определенно не лечится. У человека либо есть чувство юмора, либо его нет. У Алены оно явно отсутствует. В очередной раз дав себе обещание меньше при ней шутить, я отправилась в гардеробную – тюрьма тюрьмой, а белое пальто нужно выгуливать. В конце концов, девочка я или где?

* * *

– Арина Юрьевна…

– Можно просто Арина, – растянув губы в улыбке, я продемонстрировала следователю чудеса современной стоматологии, но, кажется, ожидаемого эффекта не произвела. Несчастный плебей, что он понимает? У меня, если что, во рту автомобиль поместился. Представительского, разумеется, класса. Случись в нашем поселке перебои с электричеством (что, в принципе, невозможно), я одна смогу осветить целую улицу – главное, рот пошире открыть. А учитывая, что в «Тихих соснах» каждый первый сверкает белоснежной улыбкой, при необходимости мы вместе вполне можем решить проблему уличного освещения небольшого города. И только этот, поди ж ты, не жмурится и маслом не тает. Это не очень хорошо. Кажется, за годы добровольного отшельничества я утратила навыки.

– Давайте условимся, Арина Юрьевна, – взгляд Коломойского достал до моей печенки, – вы не пытаетесь меня соблазнить, я не ходатайствую о замене меры пресечения.

– Я и не… – договорить я не смогла, захлебнувшись возмущением – так меня давно не унижали. Пусть и по делу, но от этого только хуже.