Пылающая звезда

– Ты делаешь это, чтобы насолить ему, не так ли? Вот почему ты так интересуешься мной. Ты хочешь быть рядом со мной, заботиться обо мне, но на самом деле ничего не чувствуешь.

По мере того как мой голос становился все тише и тише, чувство, которое я не до конца осознавала, снова заполнило меня. Мои глаза наполнились слезами. Огуз провел руками по волосам, глядя на меня в замешательстве.

– Что за чушь ты несешь?

– Что я несу? Я говорю о том, что я тебе не нравлюсь, Огуз. Ты сближаешься со мной из-за своей обиды и ненависти к Демиру. Ты делаешь это назло ему, потому что он отнял у тебя Айбюке. Ты хочешь забрать и меня. Может быть, так же, как ты поступил с Бахар…

Когда его глаза, изучавшие каменный пол на земле, вдруг встретились с моими, его изумление возросло еще больше. Возможно, ему стало интересно, откуда я все это знаю.

– Ты, – прошептал он, но я не дала ему договорить, я еще не закончила.

– В чем дело? Ты думал, что я никогда не узнаю?

Он снова взъерошил волосы руками. Затем похлопал себя по лицу.

– Ты стал причиной разрыва между двумя друзьями. Теперь они смотрят друг на друга с ненавистью. Тебе это нравится?

Он продолжал смотреть на меня, не веря моим словам. Выдохнув с упреком, он сделал еще один шаг ко мне и направил на меня указательный палец, как и Айбюке минуту назад.

– Ты сделала все это из-за своего интереса к нему. Как бы ты это ни отрицала, несмотря на то что его здесь нет, ты что-то чувствуешь к нему.

Для Огуза все было связано с Демиром. Для него все дело было в их ссоре.

Если он так думал, а я постоянно это отрицала, то пора было все поменять. Я быстро оттолкнула его руку, которой он тыкал в меня, и сделала еще один шаг от него.

– Да! Да, чувствую! Что скажешь? Доволен? Ты получил ответ? Я чувствую что-то к Демиру, что-то очень-очень глубокое.

Мой голос был настолько громким, что я на мгновение забыла о самоконтроле. Огуз сделал шаг назад, на его лице отразился ужас от услышанного, а я, воспользовавшись его молчанием, продолжила говорить, пока в глазах собирались слезы.

– Вот здесь, – прошептала я, прижав одну руку к груди, – здесь что-то болит. Понимаешь? Больно. Это разрывает меня изнутри. Это разрушает меня. Ничего подобного со мной раньше не случалось. Я даже не помню, чтобы испытывала или чувствовала что-то подобное.

Я фыркнула и попыталась вытереть слезы на щеке тыльной стороной ладони. Почему я сейчас плачу? Разве сейчас самое время для эмоционального всплеска?

– А ты знаешь, как тяжело все это отрицать? И да, он ушел. Я не видела его несколько дней. Знаешь почему? Из-за меня. Потому что я не могла ему ничего сказать, и он ушел.

Я пыталась подавить рыдания, но у меня опять ничего не получилось. Когда Огуз попытался подойти ко мне, раскрыв объятия, я остановила его, подняв руку.

– Переживать все это нелегко. Я была счастлива только тогда, когда находилась с Сенем в четырех стенах, а сейчас… Теперь я в совершенно другом мире. Я не такая, как вы. Я не могу ни о чем не заботиться. Я не могу жить. Потому что я такая. Я думаю обо всем и обо всех. Потому что у меня есть люди, о которых нужно думать. У меня есть мой дом. У меня есть моя новая семья. У меня есть новые друзья, которых я только завела. Нелегко держать все это в себе и притворяться, что проблем нет, делать вид, что жизнь продолжается. Нелегко пытаться выглядеть сильной, когда на самом деле ты очень слабая.

Он ничего не сказал и просто долго смотрел мне в глаза. Я не ожидала, что он что-то ответит, и была уверена, что ему нечего возразить.

– Хорошо? Теперь я могу идти?

Когда он уступил мне место, склонив голову, мне захотелось побыстрее сделать шаг и уйти от него. Вытирая мокрые щеки тыльной стороной ладони, я одновременно оглядывалась по сторонам, нет ли у школы Седата. Поскольку был последний час занятий, я увидела, что он ждет у выхода. Это немного успокоило меня. Я могла забрать свои вещи из раздевалки и пойти к машине. Единственное, что мне сейчас было нужно – это уехать подальше от этой школы и людей, которые меня окружали. Я не хотела никого видеть, ни с кем разговаривать, я просто хотела побыть одна.

Тишина… Была только тишина, и впервые за несколько дней я чувствовала себя так спокойно.

Хотя Сенем несколько раз спрашивала меня, что со мной и почему я так спокойна, я не находила в себе сил ответить. Наверное, наша перепалка с Айбюке и Огузом настолько меня вымотала. Сенем, наверное, хотела узнать, что случилось, но я прислонилась головой к стеклу и закрыла глаза, чтобы избежать всех этих вопросов. Сейчас было неподходящее время для разговоров, для рассказов.

Во время ужина ситуация не изменилась. Хотя тетя Зехра накрыла стол моими любимыми блюдами, я даже не притронулась к тому, что было на тарелке. Я не была голодна и была настолько выбита из колеи, что у меня не было сил даже поесть. Я не могла выбросить из головы то, что произошло в школе. Тетя Эсма и дядя Деврим тоже поняли, что что-то не так, они даже спросили, все ли у меня в порядке, но поскольку я не могла сказать им правду, то просто ответила, что не в духе, и оставила эту тему. Они не давили и не расспрашивали меня. Они объяснили мое недомогание недавней болезнью, что сыграло мне на руку.

Я лежала на кровати, рассматривая пасмурное небо через окно в потолке, и не обращала внимания на бесконечную вибрацию телефона: что бы ни хотел сказать Огуз, он постоянно звонил. В то же время Гекче присылала сообщения, интересуясь, как у меня дела. Я оставила их обоих без ответа. После случившегося мне не хотелось ни с кем разговаривать. Они должны были оставить меня в покое. По крайней мере, мне сейчас нужно было именно это.

Я закатила глаза, когда мой телефон снова громко завибрировал на прикроватной тумбочке. Я не могла понять, почему он так настойчив. Сколько раз он звонил? Десять или двадцать? Он должен был положить этому конец. После того, что я услышала от Бахар и Айбюке, я не видела в словах Огуза никакой искренности. Он должен был оставить меня в покое.

Когда я взяла лежащий на тумбочке мобильный телефон и проверила его, то поняла, что он звонил уже двадцать два раза, и вот уже двадцать третий раз он звонит прямо сейчас. Видимо, именно мне предстояло положить конец этому бреду, и я со вздохом нажала кнопку ответа.

– В чем дело, Огуз? – не сдержалась я, и мой голос прозвучал довольно раздраженно, но я услышала, как он громко выдохнул.

– Наконец-то ты взяла трубку, Ниса! С тобой все в порядке? Я так волновался за тебя.

Он вел себя хорошо, но в этом не было никакой необходимости. Я больше не собиралась искать искренности в его поведении.

– Ты не должен так себя вести, – пробормотала я, не идя на компромисс. Он должен был понять, какую дистанцию я поставила между собой и им даже по телефону.

– Я серьезно.

Правда? Спасибо.

– Ты придешь завтра?

Я поняла, что тема совсем ушла из головы, когда он, воспользовавшись моим молчанием, продолжил. Нам нужно было доделать задание, но идти к нему домой было довольно неудобно.

– Я не хочу идти, – прямо подчеркнула я правду, врать было бессмысленно. Когда он замолчал на некоторое время, я подумала, что он положил трубку, но его дыхание свидетельствовало об обратном.

– Хорошо, тогда я приду.

Почему он так упрямится? Ради бога, он что, специально хотел меня разозлить?

– Нет, я не хочу, чтобы ты приходил.

Я поняла, что мой подход был грубым, но меня это не волновало. Когда кто-то указывал мне, что нужно делать, я упрямо хотела сделать наоборот.

– Ниса, нам нужно доделать задание.

Почему он не принес это домашнее задание в школу сегодня? Я должна была пойти к нему домой, не так ли? Он официально просил меня об этом. Тогда ладно!

– Хорошо, я приду, – сдалась я. – Но Гекче пойдет со мной.

Мне не хотелось оставаться с ним наедине, поэтому первое, что я собиралась сделать, как только встану утром, это сообщить об этом Гекче. В конце концов, он сама предложила пойти со мной, и я действительно нуждалась в ней. Просто сейчас у меня не было настроения сообщать об этом.

– При чем здесь Гекче?

– Гекче тоже придет, Огуз. Тема закрыта.

Я не хотела, чтобы он больше тянул с этим, как с жевательной резинкой. Он должен был принять это и смириться. Он, вообще-то, должен был быть благодарен.

– Ладно, как хочешь.

– Если больше ничего нет, я кладу трубку.

– Спокойной ночи.

Я положила трубку, не сочтя нужным отвечать. Не знаю, может быть, я была слишком строга к нему, но после услышанного я не могла себя контролировать. Поступок Огуза вызывал у меня отвращение к нему. Что со мной происходит? Может быть, месячные начались раньше времени? Иначе никак нельзя объяснить такой взрыв эмоций и нелепое поведение.

Положив телефон в руке на прикроватную тумбочку, я откинула голову на подушку и закрыла глаза. Я хотела уснуть, а проснувшись утром, открыть глаза в своей комнате в детском доме. Я хотела, чтобы вся эта суматоха была на самом деле кошмаром. Пожалуйста, Аллах! Дай мне сейчас закрыть глаза и проснуться утром в родных четырех стенах. Пожалуйста, Господи, не лишай меня этого!

Мои молитвы не заставили себя ждать: не прошло и нескольких минут после того, как я закрыла глаза, как дверь моей комнаты со скрипом открылась. Поскольку скрип двери меня потревожил, я зарылась головой под подушку и стала бить ногами по кровати – мне хотелось хоть несколько минут покоя и сна, так почему меня опять тревожат?

Когда Сенем с шумом закрыла дверь и включила лампу, я вынула голову из-под подушки. Я уже давно сидела в темноте, поэтому свет лампы резал глаза. Когда я села и прислонилась к изголовью кровати, Сенем, скрестив руки, стояла передо мной. Выражение ее зеленых глаз было знакомым. Она собиралась устроить разборки. Давай, Сенем, посмотрим, как ты на меня набросишься.

– Почему ты сегодня поссорилась с Айбюке?

Я не ошиблась в своих прогнозах. Не став отвечать на ее вопрос, встала со своего места и пошла выключать лампу. Надо было оставить этот разговор на потом. Я не думала, что смогу поговорить с ней сейчас, когда мне было ужасно плохо.

– Я устала, Сенем. Я не хочу говорить и очень хочу спать.

– Когда мы вообще последний раз разговаривали, Ниса? Ты мне ничего не говоришь. Ты не разговариваешь со мной, как раньше. Я знаю, что у тебя есть проблемы, но ты молчишь. Что-то скрываешь от меня. Почему ты так поступаешь? Почему?

Я повернулась к ней, отбросив желание выключить лампу. Она была прекрасно осведомлена обо всем, что происходило все это время, но выбрала неподходящий момент, чтобы попросить меня отчитаться. К тому же она хоть раз подумала, как она себя вела все это время?

– «Почему»? Ты действительно спрашиваешь меня об этом? И почему тебе это стало важно именно сейчас? Я вообще что-то для тебя значу? Когда ты даже позволяешь себе разместить на своей странице в социальной сети фотографию со своей Дамлой, а не со своей подругой всех этих лет, то ты не имеешь права приходить и просить меня отчитываться, почему я себя так веду.

Сегодня на уроке физкультуры Гекче показала мне и приложение, и аккаунт Сенем в Instagram[6] на телефоне. Первое, что я заметила – это то, что Сенем выложила свою фотографию с этой желтоволосой ведьмой раньше, чем со мной. Мое лицо помрачнело, но это было не из-за ревности. Мне было просто обидно: с каждым днем отдаляться от лучшей подруги все дальше и дальше – это почти то же самое, что впиваться ногтями в кожу и причинять этим боль.

– Может быть, ты не понимаешь, но ты была первой, кто от меня отдалился, Сенем. Ты была тем, кто всегда обвинял меня в моих поступках и поведении, и ты была тем, кто никогда не слушал меня. А теперь ты стоишь передо мной и спрашиваешь, почему я поссорилась с Айбюке. Успокойся. Дело было не в Демире. Мы даже не упоминали его имя. Я поссорилась с ней, потому что…

Я сделала паузу. Мне нужно было перевести дыхание.

– Потому что она бросила мне в лицо при всех, что у меня нет настоящей семьи и что я приемная. Я не стыжусь этого, но есть кое-что, чего ты не знаешь, не я выбрала эту жизнь, а ты. Это ты притащила меня сюда. Но я ничего не хотела и не ждала от тебя. Понимаешь? Я просто не могла тебя бросить, но я вижу, что ты прекрасно можешь обойтись без меня.

Подавляя жжение в глазах и стараясь стоять прямо перед ней, я ждала, когда она выйдет из моей комнаты. Когда я злилась на нее, он всегда уходила, ничего не сказав, но сейчас она стоял прямо передо мной, вытирая слезу на щеке тыльной стороной ладони. Почему она сейчас плакала? Она собиралась сыграть на моих чувствах? Или она хотела поставить меня в еще более сложную ситуацию? Когда она подошла ко мне ближе и обхватила руками мою шею, ее рыдания стали раздаваться в комнате.

– Ниса, мне так жаль. Мне так жаль.

Ее голос дрожал, когда она говорила. Я хотела поднять свои руки, застывшие словно лед, и обнять ее в ответ, но что-то мешало мне. Обида перевешивала, я не могла этого сделать.

– Я просто хочу побыть одна. Ты можешь выйти?

Она могла обидеться, но должна была хотя бы попытаться понять меня. Поняв, что я не отвечаю, она тяжелым движением отодвинулась от меня.

– Пожалуйста, Сенем, – настаивала я, но она быстро покачала головой, вытерла руками глаза и вышла из комнаты. Когда она закрыла за собой дверь, я облегченно выдохнула, выключила лампу и снова бросилась на свою кровать.

Когда я хотела закрыть глаза, мой телефон на прикроватной тумбочке начал интенсивно вибрировать, и мне захотелось заплакать. Хотелось хоть несколько секунд покоя. Я еще больше разозлилась, подумав, что пришедшее сообщение может быть от Огуза. Я ведь сказала, что все хорошо! Чего он еще хотел?

Когда я со злостью взяла телефон, лежащий на прикроватной тумбочке, и посмотрела на экран, то поняла, что сообщение не от Огуза. Я напрасно взяла на себя его грех. Номер был знаком, но еще более знакомым было изображение рядом с номером. Я быстро села в постели, открыла WhatsApp, чтобы прочитать сообщение, и нажала на номер. Когда мой рот широко раскрылся от удивления, я поняла, что улыбаюсь впервые за эти несколько дней.

«Котенок: Я скучаю по твоему хмурому взгляду, скоро увидимся».

Глава 2

Я перестала бежать, когда жжение в горле стало мешать дышать. Резко остановилась и сглотнула, но боль в горле не утихла. Я сняла наушники и выключила песню, которую слушала. Чтобы сдержать затрудненное дыхание, мне пришлось опереться на колени. В очередной раз стало понятно, что лучше не заниматься бегом и спортом в целом.

Я ненавидела его. С какой стати я должна выходить на улицу ранним утром, пока Сенем проводила выходные, крепко спя в своей теплой постели? Я сама выгнала себя на улицу, потому что – как говорила тетя Зехра – я была всего лишь кожа да кости, но так было всегда. Так что мне за дело до пробежки? Эта ситуация еще раз подтвердила, что я психически неуравновешенна: только такое объяснение могло быть тому, что я бежала несколько минут, чтобы помучить себя.

Но словно мне и этого было мало – я не взяла с собой ничего попить, поэтому меня мучила жажда. Отлично! О чем я вообще думала?

На самом деле, причиной всех этих проблем был вопрос, который никак не покидал мою голову. Глупая.

– Думай-думай. Тебе же больше нечем заняться! – как бы говоря, подталкивал меня мой мозг.

Хотя, вспомнив свой недавний душевный разлад я поняла, что эта пробежка лишь легкое наказание для меня.

Даже мысль об этом вызывала у меня мурашки по коже.

Несмотря на то что Айбюке была девушкой, я была рада побить ее. И я не жалела, что сделала это.

Я могла притворяться тихим, спокойным человеком. Но когда мне разбередили рану, которая никак не заживала, я становилась как тигр, не боясь показать самые темные свои стороны. И то, что Айбюке наговорила, спровоцировало это. Нужно было быть тактичной. Для нее каждый момент жизни – это всего лишь игра, но ведь она могла бы поставить себя на мое место и попытаться понять, каково это – расти без матери и отца. Совершить такой простой поступок не должно было быть так трудно.

Хотелось бы, чтобы единственное, что занимало мою голову, была только ссора с Айбюке.

Но дело было не только в ней. Я не хотела думать об этом, но эти мысли жили в моем сознании. Они не оставляли ни на секунду, разрушая меня.

Я не видела Демира уже несколько дней. Когда он ушел с вечеринки, я и представить себе не могла, что все так обернется. Как будто мало было того, что его нет, каждый раз, когда он неожиданно стучал в мою дверь, я не знала, что делать. Даже если я знала, что он далеко, он умудрялся растревожить меня простым сообщением или коротким телефонным звонком. Вот каков он был!

Иногда, когда я ела, пила воду, когда пыталась уснуть, даже когда просто дышала, мне вдруг приходила на ум его улыбка, и я представляла, что отвечаю ему. Он превратил меня в совершенно неспособного человека за очень короткий срок. Так вот что значит испытывать к кому-то глубокие чувства: просто думать о нем, независимо от того, был он рядом или нет? Разве это значит интересоваться, что он сейчас делает, как он себя чувствует, ел ли он или кто с ним? Если это действительно так, то мне это совсем не нравилось.

Присев на край тротуара, чтобы привести в норму дыхание, которое все еще было прерывистым, я достала телефон и с ухмылкой в десятый раз просмотрела сообщение, которое он прислал вчера вечером. Если я была непостоянной, то он был непостоянен вдвойне. Когда я, не выдержав, удалила сообщение и быстро закрыла переписку, из уголка моего сознания снова показался наружу момент нашей первой встречи.

Когда я вспомнила, что он видел меня в халате у окна, это одновременно разозлило и вызвало улыбку на моем лице. На самом деле это был секрет нашей первой встречи. Вся путаница, которая произошла потом, была лишь следствием той ситуации, в которую я попала.

Самым главным фактором, повлиявшим на наше с Демиром знакомство, была Сенем, но я не могла на нее за это сердиться. Это ведь он как-то сумел привлечь меня к себе. Я попала под его чары, когда меньше всего этого ожидала. То, что произошло на ферме, было самым ярким примером. Я не могла сдержать улыбки, вспоминая, как он извинялся передо мной, сдерживая гордость, как пытался сблизиться со мной, как принимал Мустафу за моего парня, как буквально бегал за мной, чтобы получить однозначный ответ.

Конечно, не стоит забывать и о наших попытках посмотреть фильм. Когда он сидел рядом со мной и спокойно смотрел фильм, я ни на секунду не могла отвести от него глаз. Я словно пыталась запомнить, как он шевелит губами, какие складки образуются по краям его глаз, когда он щурится. Морщинки, появлявшиеся на его щеках, когда он улыбался, были произведением искусства, принадлежавшим только ему. Казалось, что никто другой не может обладать такой красотой. Он улыбался так красиво, что хотелось смотреть и смотреть.

После внезапной ссоры из-за пульта во время просмотра фильма мы упали на пол вместе с падающим попкорном, а потом почти в первый раз… Даже воспоминаний об этих не так давно прошедших моментах хватило, чтобы я затаила дыхание.

В большинстве случаев люди жили мгновением. Я же умирала из-за тех нескольких секунд, которые не могла вернуть назад и прожить заново. Я бы хотела прожить этот момент так, чтобы потом ни о чем не жалеть. В ту ночь, перед приходом тети Мельтем, я пожалела, что не позволила ему, или хотела бы, чтобы он был чуть проворнее. Почему же он все-таки не поцеловал меня? К тому же он не сделал это не только в ту ночь, но и в ночь скачек, ведь у него получилось бы меня убедить. Я знала, что у меня упрямый характер, но если это был Демир Гюрсой, то он мог легко поменять мое мнение. Поступок, противный мне, с ним мог бы быть таким восхитительным. Я могла бы даже жить только этим моментом.

Ай, хватит! Говорят, что утром ум проясняется, но я думаю, что утром мой ум был более рассеянным. Эта пробежка совсем не пошла мне на пользу. Кажется, дыхание ушло куда-то в другое место, а не в легкие. Вставай, Ниса, вставай! Что для тебя бег трусцой? Вставай, иди, иди домой!

Я пыталась остудить себя руками, быстро вставая с бортика, на котором сидела. Такая нагрузка была слишком велика для моего слабого организма. Я открыла для себя незнакомые места в этом районе: на задворках был небольшой тихий парк для детей. Когда немного потеплеет, я смогу сходить туда и почитать книгу, но пока мне нужно было вернуться домой и привести мысли в порядок.

Стряхнув пыль со спортивного костюма, я снова надела наушники и включила песню, которую слушала до этого. Когда я двинулась за угол улицы, на которой находилась, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не упасть. Я уже готова была свалиться, ударившись лицом об асфальт, но благодаря сильным рукам, удержавшим меня, удалось избежать этого. Так было всегда!

– Надо положить конец таким встречам.

Я хихикнула, увидев лицо дяди Суата, приемного отца Демира, потому что уже второй раз встречалась с ним подобным образом. Нельзя сказать, что он был крупным мужчиной, наоборот, у него было очень аккуратное телосложение. Это было не очень заметно под спортивным костюмом, но, когда он надевал деловой костюм, весь его вид будто говорил: «Я тут хозяин».

– Клянусь, я тоже так думаю, – дядя Суат подошел ко мне и обнял за плечи, когда я заговорила. Я продолжила идти рядом с ним, снимая наушники и кладя их в карман.

– Бегаешь по утрам?

На мгновение мне захотелось задать глупый вопрос типа: «А откуда вы знаете, что я бегаю?», но другого объяснения спортивному костюму, который был на мне, не было, чтобы он еще мог подумать.

– Боже упаси! Клянусь, я больше никогда не выйду на улицу. Это был первый и последний раз, – уверенно сказала я и, взглянув на дядю Суата краем глаза, увидела, что он искренне мне улыбается. Он был из тех людей, которые с улыбкой становятся на десять лет моложе.

– Тебе не нравится?

– Ненавижу это всей душой! Подальше от меня, поближе к Богу. – Те, кто видел и слышал, подумали бы, что я слишком не люблю спорт, но что поделать, я не могла притворяться, когда мне что-то не нравилось.

– Демир любит заниматься спортом. Пусть не каждое утро, но время от времени он ходит на пробежки.

Я не могла понять, почему вдруг зашла речь о Демире, и невольно приложила руку к горлу. Когда я перевела свой любопытный взгляд на дядю Суата, он только подмигнул мне.

– Он приехал? – пробормотала я, чтобы не говорить слишком громко. «Ты спрашиваешь, потому что тебе очень любопытно», – воскликнул мой внутренний голос, но я его проигнорировала.

– Я ничего об этом не знаю. Даже если он здесь, то, скорее всего, у себя дома. Что бы мы ни говорили этому парню, он был тверд в своем намерении уехать отсюда.

Я хотела было уйти от разговора внезапным приступом кашля, но поняла, что так просто из этой ситуации не выйти, когда дядя Суат легонько постучал меня по спине. Что это должно было значить? Неужели дядя Суат тоже это понял? Ну, этого еще не хватало!

– Дядя Суат, я не знаю, что сказать, – пробормотала я, и он посмотрел мне прямо в глаза. Он что-то знает, клянусь, он точно что-то знает!

– Не пойми меня неправильно, Ниса. Я ни в коем случае не допрашиваю тебя. Хоть я и не в лучших отношениях со своим сыном, но я его немного знаю, и это не то, что свойственно Демиру. Ты произвела на него приятное впечатление.

Ему было легко говорить так непринужденно, и еще можно было поспорить, кто из них имеет большее влияние на людей.

– Лучше бы это было не так.

После всего пережитого я не могла придумать другого логичного ответа. Дядя Суат нахмурился, но я не хотела ему врать.

– Значит, он тебе не нравится.

Я не думала, что он так ответит, и не могла предположить, в каком направлении двинутся мои чувства. Я была похожа на маленький корабль без паруса, который дрейфовал в сильном шторме, но не мог добраться до берега, и это был лишь вопрос времени, когда я утону.

– Это не имеет никакого отношения к симпатии или антипатии. Мы не так уж хорошо знаем друг друга. Это просто разные…

– Эмоции, – я с улыбкой кивнула, когда он закончил. На самом деле, то, что я сказала, было не такой уж и ложью. Это было близко к правде. Я осознавала, что нас с Демиром тянет друг к другу, но мы не были знакомы очень хорошо. Я даже не знала его любимого цвета или любимой еды.

– С Демиром, наверное, то же самое. Иначе он никогда бы не уехал от девушки, – продолжал он, и мое лицо залило краской. Мне было очень неловко говорить с ним о таких вещах. Мы буквально обсуждали Демира с его отцом.

– Откуда вы все знаете? Разве такие вещи не держатся в секрете? – Дядя Суат и не думал отступать, хотя я рассчитывала, что этот вопрос может его смутить.

– Да, ты права. Такие вещи должны оставаться в тайне. Демир мне мало что рассказывает. Он привязан к матери больше, чем к кому-либо другому. От нее он ничего не скрывает. Я знаю, что это неправильно, но, допустим, я заставил Мельтем рассказать.