Трущобы во дворце

– Все решено! – стукнул он кулаком по столу. – Она выйдет замуж через месяц!

Наталья смирилась и посоветовала дочери сделать то же самое. Надя совсем поникла. До сих пор она еще немного надеялась на помощь матери, но теперь похоронила все надежды и приготовилась смиренно поставить крест на своей жизни.

– Если бы он хоть немножко нравился мне, – всхлипывала девушка ночью, возле сестры, держась за ее руку. – Хоть немножко… он вроде бы не урод, даже симпатичный. И меня любит… а вдруг, едва я выйду замуж, как полюблю кого-то другого? Мне ведь еще никто не нравился… А может, я полюблю именно его, если мы поженимся и будем вместе жить? Ведь говорят же – стерпится, слюбится? А может, я буду счастлива?

– Ага, в хибарке чуть больше нашей, такой же серой и убогой, да еще горбатясь на чужую семью. И рожая из года в год. Да… недаром ты вся в маму: и лицом и характером. Надо думать, и жизнь у тебя будет похожая, – холодно отвечала Саша, даже не думая ничем подбодрить сестру. В этот момент она размышляла лишь о том, чтобы в скором будущем та же участь не постигла и ее.

Как раз через месяц Наде исполнится восемнадцать лет, а ей, Саше так же скоро шестнадцать. Ну, поживет она с родителями еще года два, а потом отец и ей найдет такого же недотепу-рабочего, с которым ее не ждет ничего кроме грязи, кучи детей и преждевременной старости. А пока не найдет, тянуть ей хозяйственные хлопоты лишь на пару с матерью и если до сих пор Саша всяческими уловками перекладывала часть своих обязанностей на сестру, чтобы лишний раз почитать газеты или погулять, то теперь об этом можно будет забыть. Отныне в ее жизни останется только завод и домашние дрязги. Жизнь обещает стать еще хуже.

Подумав об этом, Саша потеряла покой. Она не высыпалась и на работе чуть ли не валилась с ног. Надя решила, что Саша расстраивается из-за нее, и принялась утешать сестру, обещая, что обязательно полюбит Володю.

– Дура! – однажды сорвалась Саша, не выдержав. Нервы ее были на пределе. Она смотрела на себя в зеркало и приходила в ужас, замечая, что похудела и побледнела за последнее время.

– Если так пойдет и дальше, – бормотала девушка, щупая свое лицо и фигуру, – то можно сразу в петлю. Или в омут. Или… – и принималась рыдать от злости, от бессилия и от безумной жалости к себе.

ГЛАВА 3

Время таяло неумолимо. Во всяком случае, так казалось Саше, которая была напугана предстоящей свадьбой сестры куда больше, нежели сама Надя. Та уже готова была, чуть ли не расцеловать своего жениха на глазах у Саши, лишь бы она перестала так убиваться.

– Вот увидишь, я буду счастлива, – упорно твердила Надя, ничуть не сомневаясь, что печаль сестры, вызвана именно тревогой за нее. – Я так тебя люблю! И я так рада, что ты тоже меня любишь! Моя миленькая! – Надя лезла к ней с объятиями и поцелуями, на что Саша отвечала кислой улыбкой, в глубине души презирая сестру, да и всю семью еще сильнее.

Ей даже не хотелось возвращаться домой. Теперь, несмотря на холод, Саша каждый день после работы шла окольным путем, как подлиннее, чтобы хоть как-то развеяться и привести мысли в порядок. Но ей это не удавалось. Отчаяние слишком сильно завладело ее душой и вся дальнейшая жизнь представлялась болотной трясиной. Ведь та жизнь, которая у нее будет в дальнейшем, ничем не лучше той, что живет публичная женщина – отличие, казалось бы, во всем, полная противоположность, два разных берега, но только не реки и не моря, а всего лишь болота. Так, какая разница, один берег или другой, раз болото все равно одно? Ни у куртизанки, ни у Саши нет никакого будущего, а настоящее ужасно у обеих.

Несчастная шла по улице, загребая ботинками воду из луж, не замечая, что ноги совсем промокли, как вдруг чья-то ледяная рука цепко схватила ее за запястье и сильно дернула в сторону. Девушка вскрикнула от ужаса и отвращения, увидев перед собой жуткую пьяную рожу с красным носом и вшивой всклокоченной бородой. Мужик хохотал, и зловоние из его рта заставило Сашу сильно поморщиться. Она рванулась, но он слишком крепко ее держал, тогда ей пришлось вонзить ему в руку острые ноготки, отчего пьяница осклабился и прохрипел:

– Ух, ты кошечка! – и загоготал на всю улицу.

– Пусти, собака! – Саша принялась отбиваться и руками и ногами, царапаться, громко кричать. Наконец, ей удалось вырваться, и она побежала прочь со всех ног, не разбирая дороги, сгорая от страха и от злости одновременно.

Девушка бежала по закоулкам, по проходным дворам, было уже довольно темно, и она чуть не заблудилась. Со страху она прибежала непонятно куда и, остановившись, чтобы отдышаться, даже не посмотрела вокруг себя.

Внезапно ее окатило изрядным количеством воды из лужи, брызги попали ей и на одежду и на лицо, даже волосы намокли. Нервы ее были на пределе. Злиться сильнее уже не нашлось сил. Она лишь издала стон из самой глубины груди и в бессилии опустилась на бордюр. Что толку теперь спешить домой? Уж лучше простудиться и умереть.

Саша даже не заметила, что экипаж, обрызгавший ее, вдруг резко остановился неподалеку. Оттуда вышел элегантный господин, молодой, в блестящих ботинках, которые первыми бросились в глаза девушке, устремленным наземь. Она не поднимала головы, пока не увидела, что ее руки коснулась белая шелковая перчатка. Саша вздрогнула, вскинула голову, шаль упала ей на плечи и взору незнакомца открылись золотистые пышные локоны, хоть и мокрые, но от этого не менее прелестные. Ее синие глаза, широко распахнутые, глядели удивленно и с интересом, алые губы приоткрылись, чуть обнажив белые зубки.

– Бог мой, – произнес незнакомец, с явно выраженным немецким акцентом, – какой ангелочек! И это я так некрасиво поступил с вами, милая фройлен! Примите мои глубочайшие извинения! Прошу вас! Позвольте искупить мою вину и подвезти вас, даже если вам надо очень далеко, в другой город, в другую страну, я буду счастлив сопровождать такую красавицу! – он протягивал ей руку, изящную, элегантную, как и весь его облик. Саша, сама того не замечая, улыбалась молодому господину во весь рот. И так же незаметно для себя, не сводя с него глаз, оказалась в экипаже, который тотчас тронулся, по совпадению, в нужном ей направлении.

– Позвольте узнать ваше имя? – темные симпатичные глаза мужчины с восхищением смотрели на нее. Девушка понемногу оправилась от неожиданности и совершенно свободно почувствовала себя в обстановке, в которой ей еще ни разу не доводилось бывать, но о которой она так мечтала.

– Александра, – ответила она, кокетливо прищурив глаза.

– О! Алекс, фройлен Алекс, леди Алекс! – восторженно восклицал молодой человек.

Саше не верилось, что все происходит с ней наяву. Господин в кружевной рубашке, меховом пальто, лаковых ботинках, источающий аромат изысканных духов, с завитыми волосами, в шелковых перчатках и в отличном экипаже, с атласными шторками и обивкой!

На поясе у него виднелась цепочка, красивая, золотая, а в кармане угадывалась форма часов, наверняка ужасно дорогих! Да, это не то, что заводские парни, не то, что собственные брат и отец с их друзьями, вечно пахнущие потом и дешевым табаком, с грязью под ногтями и отвратительными мозолями на пальцах и ладонях.

– Меня зовут Фердинанд. Барон фон Штольфе, я весь к вашим услугам, – он поцеловал ей руку, отчего Саша едва не лишилась чувств. О таком она читала лишь в романах! Даже Володя, жених сестры и то ни разу не сделал Наде ничего подобного!

Фердинанд спросил, куда отвести Сашу, девушка смутилась, представив себе, как такой роскошный экипаж остановится возле ветхой лачуги и как оттуда моментально высыплет все семейство. После этого уж точно, отец будет лупить ее всю неделю напролет. Он и так уже наверняка рвет и мечет из-за ее долгого отсутствия.

– Тут неподалеку. Остановите, пожалуйста, вон на том углу, в конце квартала.

Экипаж медленно затормозил. Фердинанд снова поцеловал Саше руку.

– Я объездил всю Европу, но поверьте мне, таких фройлен, как вы, на свете очень мало. Вы должны себя беречь, ваша красота – это уникум. Я вижу, что вы бедны и от этого мое сердце больно сжимается. Вы достойны ходить в бархате, в бриллиантах и ездить в экипаже, намного лучше моего. Это несправедливо, что вы одеты в серое платье и очевидно, работаете тяжело. Поверьте мне, я глубоко огорчен. Позвольте, в искупление хотя бы моей сегодняшней провинности, сделать вам скромный подарок, то есть, вернее… не подарок, а просто помощь… – он достал из внутреннего кармана сюртука хрустящую банкноту и, скатав ее трубочкой, ловко, прежде чем Саша успела вздрогнуть, положил ее ей за корсаж, слегка дотронувшись до ее талии.

Девушка чуть покраснела, увидев, что ее шаль съехала на плечи, обнажив шею, по которой все еще продолжали стекать капельки воды.

– Благодарю вас, – еле слышно произнесла она, приготовившись сойти.

– Как жаль, фройлен Алекс, что как раз сегодня ночью я должен покинуть Москву и отбыть в Италию по важному делу. Я вынужден попрощаться с вами навсегда. Хотя… возможно, когда-нибудь я вернусь… я буду надеяться, что встречу вас снова, – он легонько поклонился ей, когда помогал сойти.

– Я тоже, господин барон, буду очень рада снова вас увидеть, – она сделала некое подобие реверанса и поспешила прочь, не оглядываясь, расстроенная, что попрощалась с Фердинандом, но довольная, что теперь у нее появились свои деньги.

Около калитки Саша остановилась, отдышалась и вытащила из-за корсажа банкноту.

– Боже! Да это целое состояние! – вырвалось у нее, когда, развернув трубочку, она увидела на ней цифру с двумя нулями.

Справившись с этим приятным шоком, Саша быстро перепрятала банкноту в более надежное место и вошла домой.

Отец уже встречал ее на пороге, сжимая в руках плетку. Мать нервно заламывала руки, Надя плакала.

Саша сказала половину всей правды:

– Прости, отец, но когда я возвращалась, на меня попытались напасть пьяницы, я убегала и заблудилась.

Андрей отложил плетку, но лицо его так и осталось сердитым.

– Иди к столу, – бросил он, не глядя больше на дочь.

ГЛАВА 4

Ночью Саша размечталась, на время, забыв о своих тревогах. Она надежно перепрятала деньги в карман одного из своих платьев, что хранились в сундуке и теперь, лежа под одеялом, греясь теплом, исходящим от сестры, строила воздушные замки.

«Вот это мужчина, такой элегантный, приятно пахнущий, не то, что это отребье, за которое выходит Надька. Не сравнить. Судя по экипажу, у него и дом должен быть роскошным. Наверное, все обито бархатом, атласом, шелком, повсюду ценности, даже посуда вероятно из серебра, может и из золота. Есть куча слуг, лошадей, гардеробы уж точно набиты. И парфюмерия! Да никаких подъемов на заре. Спит, небось, пока все петухи не охрипнут, а слуги на цыпочках ходят. Потом спрашивают, что подать к завтраку. А он заказывает индейку, копченые колбасы, икру, свежие булочки с вареньем, шоколад… после обеда опять спит, а вечером рауты, балы… Вот, за кого стоило бы выйти замуж! Такое состояние! Да, чтобы сразу после свадьбы овдоветь, унаследовать все деньги и никогда не рожать детей. Жить себе так аж до самой старости».

Сашу распирало от гордости. Она сидела в роскошной карете со знатным мужчиной, и хоть это длилось минут двадцать, но они стоили двадцати лет жизни. Отец, узнай об этом, позеленел бы от злости и лопнул.

«И жизнь бы сразу наладилась», – пронеслось вдруг у девушки в голове.

Саша моментально сосредоточилась на этой мысли. А ведь, правда. Если бы с отцом внезапно что-то случилось, если бы, например, он заболел и умер, разве не исчез бы основной источник проблем? Тогда некому было бы приказывать, ставить свои условия, запрещать почти все радости, можно было бы уйти с завода и попроситься на работу в богатый дом. А потом и из дома уйти, да жить при барыне, в хорошей комнате, ходить в приличной одежде, пусть даже униформе, но только не в сером платье, которое скрывает все выгодности фигуры. Сестре не пришлось бы выходить замуж за этого мужлана, мать тоже бы отдышалась. Да, если бы Андрей исчез, все бы только наладилось. В Сашиной голове, словно молотком стучали слова барона: «Вы достойны большего, вы были бы неотразимы в дорогом наряде и украшениях. У вас должен быть экипаж и дом, и весь мир…»

Саша грустно усмехнулась, но подумала, что Фердинанд прав. Да, с ее красотой было бы несправедливо прожить всю жизнь, как ее мать. Это было бы глупо, непростительно и она обязана этого не допустить. Любой ценой. Сидя дома или выматывая себя на заводе, жизни не изменить. Необходимо действовать, мудрить, добиваться, даже если придется делать это с помощью лжи, предательства, воровства или даже убийства. Любой ценой.

– Любой ценой! – отныне это стало ее девизом.

Девушка повторяла эту фразу, словно попугай по сто раз на дню, хотя пока и не знала точно, что ей следует делать. Но встреча тем вечером с красавцем-бароном переменила ее с самой изнанки, Саша будто переродилась. Она лихорадочно искала способ что-нибудь изменить, мысли кружились, как пчелиный рой, их было очень много, но все они сводились к одному – отец помеха для всего. Пока он рядом, ей ничего не видать. Уйди она из дома, попросись на службу в богатый дом, отец и его друзья ее найдут. Да, к тому же, эта фамилия – Молотова. Уж очень известная фамилия во всех черных списках. Пожалуй, из-за нее еще и в работе откажут или быстро выгонят, а что потом? Куда? И вообще, как? Хотя, попробовать надо. Но, в обход отцу. А там, если все же найдется местечко, если кто-нибудь еще и поддержит… кто знает.

Для начала, Саша решила немного себя побаловать. Рядом с элегантным господином в отличном экипаже она уже побывала, теперь не помешало бы отведать лакомств, что предпочитают такие, как он. Саша столько раз видела на витринах разные тортики, пирожные, конфеты, столько раз вынуждена была отворачиваться и бежать прочь, но теперь уж она позволит себе хоть что-нибудь из этого изобилия и ни с кем, ни с сестрой, ни с матерью, ни с братиками не поделится ни за что. Все только себе, она заслужила.

Девушка чуть ли не облизывалась, стоя у прилавка внутри магазина, где все так и благоухало изысканными деликатесами. Она выбрала себе два пирожных с кремом, шоколадом, фруктовыми начинками и воздушной глазурью. Ей не верилось, что она наконец-то держит эту прелесть в руках и сейчас, вот-вот, ощутит во рту что-то невообразимо вкусное.

Ее наслаждению не было предела. Ей казалось, что она парит в небе, сидя на облаке и все прекрасное, что есть в раю, принадлежит ей одной.

Саша ела пирожные прямо у прилавка, не отойдя даже на шаг. Только когда лакомства были съедены, девушка посмотрела вокруг себя и немного смутилась.

На нее умиленно глядели двое мужчин. Один из них казался староватым, но был одет в дорогой камзол и держал в руках коробку с десятком таких же пирожных. Саша приняла его за кого-то вроде мажордома из богатого особняка. Вторым мужчиной был сам продавец, молодой парень с круглым лицом, тот так засмотрелся на эту девушку, бедно одетую, но откуда-то раздобывшую деньги на дорогие лакомства, что вдруг протянул ей маленькую шоколадную конфетку и с улыбкой сказал:

– Отведайте. Вам понравится.

Сашу не надо было упрашивать. Она съела конфетку и сказала, что в следующий раз купит несколько таких.

– А когда же вас ожидать? – продавец слегка перегнулся через прилавок и его глаза скользнули по лифу платья Саши. Она кокетливо вскинула голову, ничуть не устыдившись.

– Не знаю. К сожаленью, я не могу бывать тут часто, – и игриво надула губки.

– Но, отчего же?

– От денег, – она засмеялась.

– Ну, это не самое главное, – глаза парня открыто разглядывали девушку, скользя по всем доступным им местам.

– Ах, если бы! – звонко смеялась Саша и ее чуть завитые локоны прыгали из стороны в сторону, придавая всему облику, подчеркнуто кокетливый вид.

– Я живу недалеко… и если бы я мог каждый вечер возвращаться домой не один, а в вашей компании… – молодой человек дотронулся до волос Саши и чуть-чуть намотал один локон на свой палец.

Девушка даже не думала смущаться, но, сразу поняв, что конфеты – это слишком низкая цена за ее внимание, парировала:

– То же самое мне мог бы предложить и тот господин, – она кивнула вслед уходящему старичку, что уносил коробку с пирожными, которые ей так понравились.

– Но ведь он стар, а я свеж, – улыбнулся продавец.

– Свежими должны быть конфеты, – язвила Саша.

– А мужчины?

– Ну… у мужчин должен быть чин… статус… какое-нибудь состояние.

– А я всего лишь продавец. Вы это хотите сказать?

– Вы очень проницательны.

– Как жаль, – он шутливо вздохнул. – Как жаль, что мое юное тело и поющую душу променяли на седины, морщины и брюзжание графского дворецкого. Несмотря на его дряхлость, вы предпочли его. А я уже собрался в вас влюбиться.

– О, не стоит. Я вовсе не ангел. В этой суровой жизни приходится выживать. Любой ценой. Так, вы говорите, этот господин – графский дворецкий? – Саша не считала нужным притворяться и маскировать свой внезапно возникший интерес.

– Да, Аркадий Степанович уже лет тридцать на этой должности и все в одном и том же семействе. Слыхали о графе Зуеве?

– Нет.

– Ах, да вам простительно. Он очень известен.

– Надо полагать.

– Видное семейство. Граф занимает высокую должность в министерстве иностранных дел, у них такой дом! Наверняка, этому дедусе он платит жалованье, какое мне и за полжизни не скопить. Ты не промах, крошка. Молоденькая, а глаз наметан.

– Интересно… – негромко протянула Саша, – а он женат?

– Граф? – засмеялся юноша.

– Нет. Старик, конечно.

– Уже прицелилась?

– Потише! – вскинулась девушка.

– Ладно, ладно, не сердись. Это я так… не со зла. Старик одинок, как луна на небе. Не женат, не был и никого из родни не имеет. Даже отдаленных. Этот старый скряга копит денежки, чтобы унести с собой в могилу. Старая развалина, лучше бы мне оставил, я б свою собственную лавку открыл и торговал на себя самого. Видела, сколько пирожных он унес? И так каждый день. Это графская женушка уплетает их за обе щеки. Того и гляди, скоро сама засахарится.

– Ты не знаешь, им не нужна служанка или кто-то еще?

– Да, ладно! – усмехнулся молодой человек. – Это вовсе не обязательно. Зачем идти окольным путем, когда можно напрямик?

– Не поняла…

– Я хочу сказать, что если ты и впрямь на него нацелилась, то незачем устраиваться в тот дом, чтобы с ним познакомиться. Я сам могу тебя ему представить.

Саша махнула рукой.

– Я серьезно. Мне нужна работа. Про старика я спросила на всякий случай. Сама не знаю, зачем. Но на заводе работать уже надоело. И платят мало и тяжело.

– Да-а. Понимаю.

– Может быть, кому-то нужна помощница в какой-нибудь магазинчик вроде этого?

– Надо разузнать. Может и нужна. К сожаленью, не сюда, а то я был бы очень счастлив.

– Узнаешь?

– Конечно. А как тебя оповестить, если что?

– Я сама приду. Послезавтра в это же время.

– Хорошо. Поспрашиваю.

На том и попрощались. Саша шла в свой ненавистный дом, еще чувствуя во рту великолепный привкус пирожных, радуясь хотя бы этому, так как юноше она не доверяла и ждать, что он поможет ей с работой, явно не собиралась.

«Пустозвон похотливый!» – ругалась девушка про себя.

Однако через день Саша снова заглянула в кондитерскую, нисколько не надеясь на успех, но, желая еще раз покушать вкусненького.

– Ну что? – спросила она на всякий случай.

– К сожаленью… – парень развел руками.

– Я так и знала! – прошипела Саша со злостью.

– Что делать? Теплые места – дефицит. Тем более, без рекомендаций и прочего… сама понимаешь…

– Еще бы! – злилась она.

«Ты, небось, и не искал!» – ей хотелось испепелить взглядом этого паренька. От обиды даже аппетит пропал. Саша ушла, так ничего и не купив.

Дома она застала очень неприятную для себя картину. Едва войдя, ее глаза увидели Надю, облаченную в подвенечное платье. Мать крутилась вокруг нее что-то поправляя, подшивая, не спрашивая ни о чем дочь, которая стояла на табурете безжизненная, как статуя, изогнув руки и вытянувшись словно шест.

– А откуда деньги на платье? – поинтересовалась Саша.

– Денег нет. Зато была материя. Я давно ее берегла. Как раз на свадьбу одной из вас. Потом и ты наденешь это платье. Вот, подрастешь, отец и тебя сосватает, – Наталья чуть погрустнела, но продолжала шить, боясь не поспеть к сроку.

– Я это уже давно поняла, – сказала Саша, наполняясь злостью. – Было бы глупо рассчитывать на другую долю. Естественно, я повторю участь матери и старшей сестры.

Андрей, оказавшийся в комнате, вышел, сжимая в руках какие-то бумаги.

– Естественно, – сказал он громовым голосом. – В этот раз ты полностью права. Но у тебя еще есть времечко впереди. Для многих дел. Например, для мытья курятника. Так что можешь приступать прямо сейчас. Заслужи свой ужин. Что-то ты в последнее время стала лытать от работы. Гуляешь многовато. Не нравится мне это. Видишь, матери и сестре сейчас дел прибавилось, так что прекращай свои вольности. Будешь с этого дня попроворнее. И с работы сразу домой!

Саша ощущала себя в эту минуту пороховой бочкой, которая вот-вот взорвется. Она стояла напротив своего отца, этого грубого, неопрятного мужика, недалекого во всех отношениях, глаза ее сверкали молниями, лицо налилось яркой краской, а кулачки сжались, и ногти больно вонзились в ладони.

Андрей почти пинком выгнал ее за дверь, настаивая на том, чтобы она немедленно шла мыть курятник. Сам кликнул Михаила, и оба собрались куда-то идти. Наталья разогрела для них ужин, уговаривая поесть перед дорогой.

– Ведь вдруг надолго? Голодные будете.

– Ладно! – согласились мужики и сев за стол, принялись громко стучать ложками об тарелки.

– Черти, будьте вы оба прокляты! – шипела себе под нос Саша, драя курятник и стараясь дышать через раз. Вонь стояла серьезная. Из-за своих прогулок девушка уже не один день откладывала на потом это занятие.

Ей вдруг стало еще обиднее, когда она подумала, что с такой великолепной внешностью, как у нее, мыть курятник, да и вообще, заниматься черной работой – это верх несправедливости со стороны судьбы и верх глупости с ее собственной. В голове опять зазвучали слова барона Фердинанда и свой, недавно родившийся девиз вновь слетел с Сашиных уст:

– Любой ценой!

Из кухни доносились голоса отца и брата, вперемешку с неприятным чавканьем. Саша поморщилась уже не только от вони.

– Сгинули бы вы! – не переставала она злиться. – Упекли бы вас, что ли, за что-нибудь. Хоть бы на вас случилась облава. Погорели бы со своим собранием!

Вдруг Сашу осенило. Вот именно! Собрание. Мужики действительно могут спалиться. Стоит только кому-то донести в полицию, что в таком-то месте бунтари организовали сходку и все, здравствуй тюремная жизнь! А Молотовы – люди известные своей «неблагонадежностью», Андрей вообще уже отбывал один срок, тем более, едва ли им сделают какую-нибудь маломальскую поблажку, если поймают на месте преступления.

Вот только… не будет ли проблем у остальных членов семьи? Не арестуют ли заодно и ее, Сашу, вместе с матерью и сестрой?

«Это за что же? Мы всего лишь глупые женщины, вынужденные подчиняться своим мужчинам. Мы ничего не знаем и даже не понимаем. Какая такая политика? Мы умеем только шить, стирать и готовить, да детей рожать. И все. Какой с нас спрос?» – в конце концов, убедив себя в том, что ей нечего бояться, Саша приняла решение и идти на попятный не собиралась. Если и есть какая-то возможность избавиться от отца – то только такая.

Андрей и Михаил вышли за калитку и громкими, подшаркивающими шагами направились вниз по улице.

Саша стрелой метнулась за ними, бросив грязную тряпку и работу на половине, даже не обтерев рук и не взяв теплой накидки. Она преследовала мужчин, прячась за деревьями и углами домов, не замечая, что на улице холодно, а на ней надета одна лишь кофта.

Андрей с Михаилом вошли в домик на конце той же улицы. Саша не знала точно, где они устраивают свои собрания, и очень обрадовалась, когда поняла, чей это дом.

– Боташовы! – прошептала она, улыбаясь во весь рот.

Девушка притаилась за деревом и, подождав немного, увидела почти всех из числа отцовских друзей, что когда-либо бывали у них в гостях.

Опасаясь навлечь на себя подозрения, Саша через пять минут уже оказалась дома. Она вбежала в комнату под видом того, что ей понадобилась чистая тряпочка и выбежала обратно, крикнув:

– Куры много нагадили. Я еще не скоро закончу!

Мать с сестрой только кивнули в ответ, не прекращая возиться с платьем.

Саша поудобнее устроилась в сарае за столиком, зажгла свечу и написала на листке бумаги несколько строчек:

«Комиссару полиции, господину Ярофееву.

Довожу до вашего сведения, что сейчас в доме 48 по Проточному переулку проводится собрание бунтарского характера, в котором принимают участие известные вам лица: Молотовы, Саркисовы, Григорьев, Платонов и другие. Немедленно приезжайте по данному адресу».