Танцующая для дракона. Звезды падают в небо

Мужчина оттолкнул нас еще глубже и склонился.

– Хорошего дня, местар! Местари.

– Благодарю.

Первый всплеск под веслами поглотил мое изумление, под взглядом дракона раскрывшееся еще глубже.

Потому что с Даармархским мы ответили хором.

Я не стала задерживаться на этой мысли, приложила ладонь ко лбу, чтобы лучше разглядеть корабль. Высокая палуба, тянущиеся ввысь мачты, раскинувший крылья дракон в носовой части. Выполненный и расписанный настолько искусно, что казалось вот-вот крылья и в самом деле раскроются, а зрачки глаз стянутся в тонкие линии в пристальном взгляде на тебя.

Впрочем, пристального взгляда мне и так хватало.

Почувствовав, что меня изучают, я вернула Даармархскому его внимание.

Мы поднялись на борт, и, поприветствовав капитана (хаальварна с изрезанным морщинами смуглым лицом), направились к поручням. Здесь тоже недостатков во взглядах не было: люди и хаальварны смотрели на нас во все глаза. Впрочем, сейчас меня гораздо больше интересовало, куда мы отправимся.

– Не знала, что у тебя есть флот, – сказала я.

– С чего ты взяла? – дракон приподнял брови. – Это всего лишь один корабль.

– Этот корабль вполне способен пересечь океан, у него есть порты для орудий. Капитан – не просто моряк, он военный, – я пожала плечами.

Даармархский улыбнулся, странным образом превращаясь из дракона в мужчину, которого мне невыносимо хотелось поцеловать. Что делать с этим диким желанием, я не имела ни малейшего понятия, поэтому отвернулась. Под крики и суету подняли якорь и корабль, поймав парусами ветер, медленно двинулся вдоль скалы, на которой возвышался дворец.

– Мою мать убили, когда мне было двенадцать, – неожиданно произнес Витхар. – Отец сгорел, или, точнее будет сказать, угас, через два месяца после ее смерти. Дворец, где они правили, до сих пор сохранился таким, каким был при их жизни. Это дань их памяти. Этот замок построен на горе, и с суши к нему не подобраться. Со стороны воды – тоже. На возведение флотилии я потратил долгие годы, но Даармарх защищен. Его не достать ни с неба, ни из-под земли.

Потрясенная подобным, я даже не нашлась, что ответить.

Точнее, сразу не нашлась, потому что даже коротких слов «мне жаль» мне сказать не позволили.

– Они были парой? – осторожно спросила я.

И тут же об этом пожалела, потому что угасание означает одно: родители Витхара связали себя не только супружескими узами, но и огнями.

Навсегда.

Один без другого не смог бы жить: когда часть твоего огня, твоего сердца умирает, дальше жить невозможно.

Мир становится пустым.

– Моя мать была наложницей.

Что?!

– Мой дед и дед Флангеррманского были очень дружны. Несмотря на разделявший нас океан, они были частыми гостями друг у друга.

– Частыми? – удивилась я. – Но ведь чтобы пересечь океан…

– Чтобы пересечь океан, дракону нужно от шести до восьми часов, – Даармархский скользнул пальцами по поручням и повернулся ко мне.

Я же только глубоко вздохнула, подавляя готовый сорваться с губ вопрос.

Получается, Янгеррд здесь действительно один. Вот почему я не видела рядом с ним свиты.

– Мать родилась на Севере, ее подарили моему отцу после Первого испытания.

Первым испытанием назывался оборот, после которого сын правителя становился его достойным преемником. Это означало, что он готов править, и может повести за собой как людей, так и драконов.

– Он любил ее. Настолько любил, что отказался от остальных девушек, которые к тому времени украшали его гарем. Отказался от Отбора и от невест, одна из которых должна была стать правительницей Даармарха.

– Что значит – подарили?! – вырвалось у меня.

Все, о чем он говорил, казалось диким.

Каким бы сильным ни был иртхан, он не мог жениться на простой девушке, ему бы не простили такой слабости. Да что там, его детей не признало бы общество, даже первенца, как достойного правителя, а значит, мать Даармархского была иртханессой. Но как иртханессу могли подарить в гарем?

За что?!

– Она была человеком, – Витхар прикрыл глаза, словно воскрешая в памяти ее образ. Ненадолго: на пару мгновений, но лицо его утратило резкость. Впрочем, когда он открыл глаза, в них гасли отголоски пламени. – Но они с отцом настолько любили друг друга, что она согласилась на огненное перерождение.

Огненное перерождение.

Так появился первый иртхан: когда в кровь людей вливали кровь драконов.

– Но ведь это…

– Да, это большой риск. Она могла не выжить, – Даармархский кивнул. – Но сказала отцу, что хочет быть рядом с ним, что хочет стать матерью его детей, и что если она не попытается сейчас, потом ни за что себя не простит.

– И он ей это позволил?

– Они были молоды. Ему семнадцать, ей шестнадцать, а в этом возрасте не признаешь полумер. Дед рвал и метал, но все-таки дал свое согласие. Чтобы перерождение прошло успешно, желательно брать кровь дракона, рожденного в тех же местах, где и ты. Отец приучал ее к своему пламени постепенно, вливая его сначала понемногу, затем больше. У нее создалась привязка, но это уже не имело значения: когда они прилетели во Флангеррман (он нес ее на себе через океан), матери предстояло стать иртахнессой. Или умереть.

У меня по коже прошел мороз.

Да, первые иртханы появились именно благодаря тому, что шаманы Пустынных земель шли на риск, вливая себе драконью кровь. Кого-то она убивала сразу, кого-то медленно, но…

– Подозреваю, что дед до конца не верил в успех, потому что иначе не позволил бы ему улететь. Скорее всего, он рассчитывал, что мать навсегда останется на Севере, а сын вернется и возьмется за ум, но она приняла кровь снежного дракона. Точнее, драконицы.

Теперь я еще и поежилась: если верить летописям, это жуткие дни, когда ты горишь и сгораешь, раз за разом. Когда пламя вгрызается в твою кровь изнутри, выжигая частицу тебя, сливая воедино человека и зверя и создавая новую расу.

Делая тебя…

Иртханессой.

Нужно очень сильно любить, чтобы на такое решиться.

– Что было потом? – несмотря на жару, мой голос слегка охрип.

– Потом? Они вернулись и были счастливы, после ухода деда правили вместе до того дня, как один из хаальварнов, относящих себя к сторонникам тех, кто считал, что чужестранка обманом засиделась на троне, не вонзил в сердце матери смазанный ядом клинок.

Я закусила губу, а Даармархский продолжил.

Взгляд его сейчас был обманчиво-темным, как угли, только ладонь с силой сжалась на поручне.

– Многие приняли этот брак, но многие считали его недействительным. Во-первых, это было смешение огней. Лед и огонь, такое раньше никому бы не пришло в голову.

Хеллирия.

Теперь я понимала, откуда ее странная внешность, магия и цвет волос: она все это взяла от мамы.

– Во-вторых, у матери не было титула. На Севере она была дочерью зажиточного торговца и до того, как прошла перерождение… – Витхар ненадолго замолчал, но потом закончил: – Да, многие уважали ее за мощный огонь, который она приняла, и за силу, которая помогла ей через это пройти. Но были и другие.

Неосознанно потянулась к его руке и накрыла ее ладонью.

Но слова «мне жаль» я снова не успела сказать, потому что дракон пристально посмотрел мне в глаза.

– Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я не хочу видеть тебя своей женой.

– Любая претендентка мечтает это услышать, Витхар, – заметила я и отвернулась.

Отвернулась, потому что сейчас мне отчаянно захотелось столкнуть его за борт, а сверху сбросить ведро, которое попалось мне на глаза, когда я демонстративно смотрела в другую сторону. Заметив это, молодой человек, который тоже ведро увидел, мгновенно подхватил его и исчез в недрах трюма.

А жаль!

Такой снаряд, такой снаряд.

– Ты – не любая, Теарин. Когда ты уже это поймешь?

Резко повернулась к нему.

– Я это знаю с рождения. Но судя по тому, что говоришь ты, я именно любая, и даже не претендентка. Потому что ни одной из них ты бы такое не предложил.

В груди вспыхнуло, и я прикусила язык.

Обещала же себе!

Обещала, и вот, пожалуйста, снова!

– Расскажи мне про таэрран, – закрыла предыдущий разговор.

– Про таэрран? – раздражение в голосе дракона тоже полыхало огнем, но сильнее полыхало в груди.

Нет-нет-нет, миленький, пожалуйста.

Только не сейчас.

Только не сейчас!

Мы уже обошли скалу, дворец остался позади, а впереди простирался океан, безбрежный и бесконечный. Ветерок ласково скользил по щекам, соленый воздух так и манил вдохнуть полной грудью, но я сейчас пошевелиться боялась, не то что глубоко дышать. Одна искра из-под моих пальцев – и тайна раскрыта. Что, если Даармархский просто почувствует бьющееся во мне пламя?

– Да, хочу знать, что будет, если через таэрран прорвется огонь.

– Это невозможно, Теарин, – взгляд его смягчился, но сейчас за такое я готова была не просто швырнуть в него ведро, а предварительно набрать туда помои.

– А если все-таки возможно? – я вскинула бровь. – Если на миг представить, что такое возможно, и что я пройду отбор? Что ты будешь делать тогда?

– Мне не нужен отбор, чтобы быть с тобой.

– А мне не нужен ты!

Глаза дракона полыхнули, но я уже подхватила юбки и направилась в носовую часть, совершенно не заботясь о том, что о нас подумают. Мало ли, может в раскаленном от чувства собственной важности местара воздухе местари стало нечем дышать, и она решила немного прогуляться. То, что мои туфельки остались рядом с Даармархским, я поняла уже когда поднималась по лесенке: ударившись пальцем о ступеньку, вспомнила несколько совершенно недостойных дочери правящего слов.

Впрочем, именно это помогло отвлечься, я заметила, что на меня смотрит капитан, и улыбнулась. Хаальварн направился ко мне, а я отпустила юбку, чтобы прикрыла босые ноги.

– Местари Ильеррская?

– Я давно хотела попробовать управлять кораблем, – заметила негромко. – Вы же меня научите, капитан?

Хаальварн, к его чести, не только не побежал выяснять у местара, можно ли, но даже не взглянул мне за плечо. Вместо этого протянул руку:

– Пойдемте, местари.

Теперь на нас снова смотрели все, с той лишь поправкой, что на нас – это на меня и капитана, и признаться честно, это было куда приятнее. Я слушала его объяснения, запоминая, как ориентироваться в открытом океане, как швартоваться и как избежать посадки на мель, как происходит разворот, когда нужно поднимать паруса, когда лучше опустить и почему в свое время при создании флотилии отказались от весел и от гребцов. В случае полного штиля их заменяли иртханы из Восточной Пустыни, одним из проявления огня которых была способность управлять потоками воздуха.

Слушая все это, я почти забыла о своем пламени.

Неудивительно, потому что в груди больше не жгло, и к счастью. Когда мужчина отступил, решительно шагнула к штурвалу.

– Корабль нужно чувствовать, – произнес капитан. – На время, пока ты на воде, становиться с ним единым целым.

– Совсем как с драконом во время призыва.

Хаальварн улыбнулся:

– Именно так.

Я улыбнулась в ответ, и когда штурвал лег мне в руки, почувствовала себя… свободной. Свободной ото всех условностей, от ненавистного мне отбора, даже от невозможности покинуть Даармарх по своей воле. Впереди, над гребнем дракона, справа и слева от его крыльев расстилался бескрайний простор океана, в моих руках, готовый отозваться по первому движению, был целый огромный корабль. Сейчас я действительно чувствовала его так, словно мы стали единым целым. Словно он был живым, и движение рук, как приказ, могло развернуть его в любую сторону.

– Поворачивайте чуть-чуть влево, местари Ильеррская.

«Чуть-чуть» оказалось отнюдь не таким простым, каким могло показаться, но и на слабость в руках я никогда не жаловалась. Когда дракон, то есть корабль, чуть изменил курс, задохнулась от восторга.

Там, где небо в ослепительном сиянии солнца сливалось с водой, почти стирая тонкую нить горизонта, казалось, начинается новая жизнь.

Новая жизнь, забытая до этого дня.

Свободная жизнь.

– Куда мы сейчас плывем? – спросила я, но тут же взглянула на небо, вспоминая. – На Север?!

– Все верно, местари Ильеррская.

Капитан улыбнулся, а я вернулась к кораблю.

И к океану.

Сейчас мне даже начинало казаться, что штурвал едва различимо подрагивает в моих руках, и от этого ощущения были просто запредельные. Казалось, я могу разбежаться и взлететь, а потом парить в выбеленном от жара солнца небе, пока оно не сменится пронзительной синевой Севера.

– Непередаваемое чувство, правда?

Голос Даармархского прозвучал, как арбалетный болт, вспорол воздух, в котором, если бы не таэрран, я возможно в самом деле могла бы парить. Сильные руки легли на штурвал, накрывая мои и разрушая очарование момента.

– Прошу прощения, местар, – я вывернулась и поняла, что капитана на мостике уже нет.

Не скрывая разочарования направилась к лестнице.

– Вернитесь, местари Ильеррская.

Это был приказ.

Пришлось вернуться, ступая по нагретому солнцем дереву.

– Вы что-то хотели, местар?

– Если ты не забыла, у нас свидание.

– Как я могу забыть, если вы постоянно мне об этом напоминаете.

Даармархский взглянул на меня.

– Мы не закончили разговор.

Действительно не закончили.

– Да, мы говорили про таэрран.

Руки дракона на штурвале сжались сильнее, тем не менее он процедил:

– Я не знаю ни одного случая, когда пламя прорвалось бы через таэрран. В истории Надорги был случай, когда правитель запечатал таэрран своего первенца, сына- заговорщика. Парня бросили в подземелье, но спустя несколько лет его сила возросла настолько, что печать отца оказалась слабее его пламени.

Я затаила дыхание.

– Тем не менее преодолеть магию таэрран и вырваться из-под нее огонь все равно не мог. Поэтому сжег заговорщика. Изнутри.

Последние слова перебили дыхание окончательно.

Сжег изнутри?

Нет, это же…

– И его отец позволил этому случиться? – хрипло спросила я.

– Все произошло очень быстро. Огонь набирал силу постепенно, день за днем, а потом разом полыхнул. Никто не успел ничего сделать.

– Но он же должен был что-то чувствовать? Идущий изнутри жар, или…

– Под таэрран свой огонь не почувствовать. Это печать, магию которой ни одному пламени преодолеть не под силу. – Даармархский пристально на меня посмотрел, и я решила прекратить расспросы.

Тем более что слова «свой огонь не почувствовать» выдернули меня из состояния, близкого к животному страху. Я отошла к поручням мостика, обхватила себя руками. Нет, это точно не мой случай, потому что я действительно ничего не чувствовала под таэрран. Точнее, чувствовала, но когда рядом был Даармархский, его огонь я чувствовала так же ярко, как сейчас…

Чей?!

Эта мысль вытряхнула из меня воздух еще сильнее, чем предыдущая, но оформиться не успела.

– Огонь набирает силу только до полного созревания. Тебе не о чем волноваться, Теарин.

Я обернулась: Даармархский стоял рядом со мной, к штурвалу вернулся капитан.

– Не о чем? – воскликнула я. – Да, пожалуй мне не о чем волноваться. Кроме того, что я всю жизнь проведу, не чувствуя своего пламени.

Я говорила, но мысли метались взбешенными драконами.

Пламя.

Если оно не мое, тогда чье?! Чье?!

Я же не могу быть…

– Иногда не чувствовать гораздо проще.

– Это ты по своему опыту говоришь?! – посмотрела ему в глаза. – Ты хоть раз лишался частицы своего пламени?! Хоть раз становился пустым, без огня, с которым родился?! Ты когда-нибудь такое чувствовал, Витхар?!

– Да, – дракон спокойно встретил мой взгляд. – Отец несколько раз наказывал меня за проделки. Надевал таэрран.

– На сколько? – спросила я. – На пару часов?

– Самое большее – на полгода, – ноздри дракона шевельнулись. – За то, что заставил сына прислужницы при всех называть себя дурными словами. Он мне надерзил, и я решил его проучить. Отдал приказ. Отец сказал, что достойный правитель никогда не поступит так со своим подданным, после чего надел на меня таэрран там же, на глазах у всех. После этого в Даармархе было введено наказание за ментальные приказы людям.

Глубоко вздохнула, пытаясь успокоить себя.

Свои мысли.

– Как видишь, я прекрасно понимаю, чего ты лишена. Но рядом со мной ты будешь чувствовать пламя. Столько, сколько пожелаешь.

– Какое неслыханное благородство! – выдохнула я.

Чуть громче, чем рассчитывала, просто потому, что меня уже начинало трясти. Невысказанное даже про себя откровение сейчас пыталось пробиться сквозь череду сменяющих друг друга чувств, эмоций и мыслей. Руки сами собой сжались в кулаки, грудь обожгло.

Снова.

Ноздри дракона шевельнулись, словно он что-то почувствовал.

– Сбавьте тон, местари Ильеррская.

Это и растекающийся по груди огонь относительно привели меня в чувство.

Мне надо сосредоточиться на чем-то другом. На чем-то другом, не настолько остром.

Таэрран.

Даармархский сказал, что отец надел ему таэрран за приказ сыну прислужницы, но…

– Сколько же тебе было лет? – прошептала я. – Сколько тебе было лет, когда ты отдал ему приказ?!

– Шесть.

– Шесть?!

– У меня очень рано проснулся огонь, Теарин. Предположительно, из-за того, что произошло с матерью. У первых иртханов огни пробуждались в самом раннем детстве, из-за яркого слияния с драконами. Ты должна это знать.

Нет.

Конечно же я это знала, и о том, какие аномалии творились с перерожденными, и о том, что сила их была запредельной, гораздо больше, чем сейчас у нас. Знала о том, что они оборачивались в секунды, что у драконят пламя просыпается еще во время созревания в яйце, но…

Нет!

Нет, нет, нет, пожалуйста, нет!

– И когда у тебя проснулся огонь?

– Мать почувствовала его еще до моего рождения.

Перед глазами потемнело.

– Куда мы плывем? – теперь уже я вцепилась в поручни, чтобы скрыть мелкую дрожь рук.

Мысленно глубоко дыша, унимая втекающее в каждую клеточку пламя.

Вскинув голову, чтобы не позволить чувствам взять верх над разумом и разрушить все.

– На остров, – отозвался дракон, и лишь неимоверным усилием воли я заставила себя сосредоточиться на этих словах.

– Остров?

– Да, отец с матерью случайно нашли его, когда вместе летали над океаном, – взгляд Даармархского снова смягчился: он становился таким всякий раз, когда дракон говорил о родителях. – Я был зачат на этом острове, и они посчитали это благословением. В самом сердце острова отстроили дом, и родители уединялись там, когда была такая возможность. В редкие часы отдыха они прилетали сюда.

– А ты всех претенденток сюда привозил? – слова сорвались с языка раньше, чем я успела их осознать.

Взгляд Даармархского сначала потемнел, а потом раскалился, отмеченный силой его пламени.

– Думай, что говоришь. Ты единственная, кому я рассказываю об этом месте.

– О, я вне всяких сомнения должна быть польщена, но с чего нам туда плыть?!

Вот теперь алое пламя мгновенно вытеснило радужку. Остались только вертикальные зрачки: острые, как лезвия кинжалов.

– Ты совсем ничего не ценишь, Теарин?

– Ценю, – я кивнула. – Я ценю историю твоих родителей, которые искренне любили друг друга. Это место, этот остров хранит отпечаток их любви. Он создан для тех, кто умеет любить, Витхар. Не для нас.

– Любовь – это слабость, – прорычал дракон. – Мне слабости не нужны.

– Благодаря этой слабости ты появился на свет! – выдохнула я. – И Хеллирия тоже!

– Довольно! – в рычание ворвались хлесткие пламенные плети. – Ты сегодня достаточно испытывала мое терпение.

Я покачала головой.

– Я не сойду с этого корабля, Витхар. Не коснусь даже пальцем этой земли. Тебе придется тащить меня туда силой, на глазах у всех. Ты этого хочешь?

Пламя ударило в меня волной, яростной, мощной и настолько сильной, что когда волна скользнула назад, чуть не увлекла за собой то, что билось внутри. Только благодаря урокам отца я удержала искры на пальцах. Только благодаря урокам отца свела за спиной подрагивающие, горящие от огня и напряжения ладони.

Даармархский развернулся так резко, что его сила зацепила меня шлейфом бушующей мощи. И так же резко скомандовал капитану:

– Поворачивай! Мы возвращаемся.

После чего быстро спустился по лестнице и зашагал по палубе в сторону дальней мачты.

Я же с трудом расплела пальцы, повернулась к морю, оставив за спиной капитана, мачты, Даармархского. Впереди был только океан и раскинувшиеся крылья дракона. Небо и горизонт.

Чувствуя, как корабль меняет курс, я отпустила огонь и приложила ладони к животу в надежде, что ничего не почувствую.

Ничего, пожалуйста.

Совсем ничего.

И вздрогнула, когда изнутри ударило пульсацией пламени.

Пламени маленького драконенка.

Глава 5. Танни

Зингсприд, Аронгара

Доброе утро – это когда ты впервые за последнее время чувствуешь себя по-настоящему выспавшейся. Такой, когда глаза открываются не с помощью распорочек, поддерживающих верхние веки, а сами по себе. Широко-широко. И еще шире, когда ты понимаешь, что сзади к тебе прижимается гроутело со всеми гроувыпуклостями, одна из которых упирается тебе прямо в ягодицы.

О-о-очешуеть!

Я рывком высвободилась из объятий этого… этого… и села на постели!

В его спальне!

Полностью обнаженная.

И он тоже.

Что касается него, он даже глаза не открыл, просто повернулся на спину, совершенно без зазрения драконьей совести демонстрируя все свои выпуклости.

И-и-и-и…

Я подхватила подушку и от души приложила вконец охамевшего драконорежиссера по голове.

– Гроу!

– Танни, – донеслось хриплое из-под подушки. – Ты просто сама нежность.

Нежность?

Нежность?!

Да я тебе сейчас такую нежность покажу!

– Ты что устроил?! – прорычала я, сдергивая подушку с дракономорды и замахиваясь повторно.

– А я что-то устроил? – подушку выдрали из моих рук и отправили на пол, сам режиссер приподнялся на локтях и весьма однозначно уставился на мою грудь.

– Я! Ушла! Спать одна! – выдохнула, с силой выдергивая из-под этой беспринципной туши верхнюю простыню и заворачиваясь в нее.

– Нет, ты ушла побыть одна, – хмыкнул Гроу. – Никто не обещал, что ты будешь одна спать.

Ы?

Ы.

Ы!

Все связно оформившиеся мысли исчезли из моей головы, особенно когда Гроу одним движением перетек ко мне. Клянусь, именно перетек – только что полусидел, расслабленный такой, и вот уже рядом, а я у него на коленях, спиной к нему. Окутанная его запахом (сигареты, кофе и присущая только ему дымная горчинка), который, между прочим, сводит меня с ума, так же, как и его близость.

– Пу-усти, – прошипела, дернувшись.

– Не пущу.

Для верности меня оплели руками и ногами, чтобы не вырвалась.

Признаюсь честно, вырываться совсем не хотелось, зато хотелось настучать себе за это по голове. Вчера была умная Танни (целых десять минут), сейчас Танни-классик.

– Ты что, не слышал, что я вчера сказала? – перестала трепыхаться: может, хоть так отпустит?

Не отпустил.

– Слышал.

– Но не понял?

– Понял. Однажды я тебя уже отпустил, Танни. Больше не отпущу. Не отпущу свою девочку, – от того, как прокатился по коже этот хриплый вкрадчивый голос, мозг помахал мне ручкой и собрал вещички, намереваясь оставить меня навсегда.

Ну не-е-ет. Это уже совершенно точно лишнее.

– Я. Не. Твоя. Девочка, Гроу! – рванулась в тот момент, когда драконорежиссер утратил бдительность, и чудом не кувыркнулась лицом в пол.

Не кувыркнулась все потому же, что Гроу меня перехватил за талию.

Да чтоб его!

Теперь уже я вырывалась осторожнее и сразу вскочила. От того, как остро отозвался этот разрыв после неожиданной, но такой желанной близости, захотелось ему как следует врезать.

– Ты, дракон тебя задери, серьезно?! Мои слова для тебя вообще ноль?!

– Нет.

– Тогда что я делаю в твоей постели?!

Теперь я почти орала, хотя прекрасно понимала, что злюсь больше на себя, чем на него. За то, что так отчаянно хочу сейчас в эту постель вернуться.

Глубоко вздохнула и продолжила уже спокойнее:

– Мне казалось, мы договорились. Я сказала нет.

– Я подожду, пока ты передумаешь, Зажигалка.

Вот за это, за то, как это было сказано (несмотря на все, что было сказано до) захотелось сделать больно в ответ.

– Паршеррд уже подождал, – сказала я.

– Я не Паршеррд, Танни, – почти прорычал Гроу, глаза его полыхнули зеленью.

Да надо же! Проняло!

– А я не Ширил, Джерман!

– Ширил я не предлагал жить вместе.

– Очешуеть ты благодетель!

Гроу одним едва уловимым движением – тем самым, что оказался рядом со мной на постели, поднялся и шагнул ко мне.