Трафт. Книга 1

А как иначе думать нормальному молодому парню, носящему имя – Эдуард. Нет, имя-то норм, если бы я был, к примеру, Эдуард Ламье, или Радецкий там – все правильно и понятно. Но Эдуард Степанович Огурцов – это, знаете ли, нонсенс, как говаривала одна из моих многочисленных подружек.

Пожалуй, учебу в школе и вспоминать не стоит: друзей у меня не было, а вот подружек… Подружек хватало, и все дело в моей внешности. Где-то к окончанию учебы я уже сформировался как юноша – при росте за метр восемьдесят, природа наделила меня большими близорукими глазами, серого цвета, роскошной черной челкой и вполне аристократической внешностью. Тонкий длинный нос, чувственные пухлые губы, агрессивно выпирающий подбородок с брутальной ямочкой. Все это великолепие держала тонкая и длинная шея с сильно выпирающим кадыком, да и фигура моя являла собой недокормленного дистрофика, как и положено изнеженному в неге франту голубых кровей.

Вот только этой кровью и не пахло. Сейчас опять стало больно: все дело в том, что мой отец, он совсем не походил на меня, или я на него – все сложно, в общем. Мама, та да, и глаза и лицо, вот только все свои годы жизни с ними я наблюдал избитую мать, пьяного отца и вечную ругань. Да и чего можно было ожидать? Отец – рано облысевший крепыш метр с кепкой, всю жизнь проработавший сантехником. И мама – директор библиотеки. Нет, вспоминать там нечего, да я и не буду.

С наступлением определенного возраста я стал замечать интерес со стороны девушек к моей персоне. Ну с ними почему-то всегда было легче общаться, чем с парнями, а когда съехал от родителей в оставленную мне бабушкой однушку, в спальном районе нашего областного центра, так для меня открылось много интересного. Как это часто и бывает, мужской половине крайне не нравилось мое положение и отношение ко мне слабого пола. И сразу начались проблемы. Когда меня избили в третий раз, я пришел поплакаться к своему дядьке, бывшему старшине морской пехоты, ну и договорился, что он покажет парочку приемов. Я очень ошибался, думая, что меня до этого били, о нееет, это было так, ни о чем, а вот тот год, проведенный в схватках с родственником отца, мне запомнился навсегда.

Эта мудреная наука «о причинении сильного вреда телу оппонента» называлась «Рукопашный бой». Адская смесь из самбо, бокса и, наверное, карате. За год я нормально овладел уворотами, захватами и бросками, а также научился бить прямой и «хуком» что справа, что слева. Ноги не задирал, но подсечку и удар в корпус изучил досконально.

Вообще Иван, мой дядька, поставил мне пару-тройку ударов, разнообразные захваты, ну и научил двигаться и правильно падать. Все остальное он считал лишним и ненужным, и я с ним полностью согласен. После пары-тройки, зубодробительных инцидентов от меня почти отстали. Ну задирали, конечно, но тут больше имя и внешность сыграла свою роль.

Эд, вот так мне нравилось мое имя, а вот Эдик, Эдичка и Эдуард, просто выбешивали, а уж фамилия… Кличка «зеленый» была, наверно, самой мягкой и благозвучной.

С дневного отделения института пришлось перевестись на заочку, денег ни на что не хватало, родителям самим бы кто помог, а фриланс приносил копейки. Близость столицы сыграла свою определяющую роль в моей первой работе. Волею судеб я устроился к мальчикам-мажорам на шикарную должность регионального представителя. Видимо, первую скрипку опять сыграла моя внешность, и меня приняли, как и было модно, за «своего». Пара разбитых носов доказала им всю пагубность их непристойных предложений, но меня не выгнали – ведь я неплохо научился сбывать продукцию в своем городе.

Впаривал людям всякую кухонную утварь разнообразных мировых брендов, а кричащая внешность и подвешенный язык помогли мне быстро заполонить товаром полки местных магазинов, где в первый раз пришлось столкнуться с некоторыми аспектами реального бытия.

Ведь в большинстве своем директорами торговых точек оказывались женщины, и для меня стало открытием, сколько страдающих и израненных душ обделены мужским вниманием. И наличие мужей зачастую совсем не являлось панацеей от жгучего одиночества. А потом мне пришлось ходить уже и по квартирам, ну помните это – «тогда мы идем к вам»? Тут, как выяснилось, было совсем плохо с мужским вниманием. Кипучая торговая деятельность стала приносить плоды, и у меня появились деньги. Как и первые серьезные проблемы.

По своей юношеской наивности я раздавал визитки направо и налево, и ко мне стали приходить домохозяйки домой, чуть ли не за десятой сковородкой или кастрюлей – это стало уже напрягать. И апофеозом меня сильно избили, прям в моем подъезде, предупредив, что играть со мной больше никто не собирается.

Пока залечивал раны и серьезно думал о смене профессии, на новостных лентах всей страны и мира нарисовался этот булыжник с пришельцами, будь он не ладен. Каюсь, когда началось все это безумие, я тоже поучаствовал в разграблении экспроприаторов, стащив из соседнего магазина несколько полетов с пивом и тушенкой, что помогли мне тихо отсидеться дома в эту ужасную неделю.

Насмотрелся из своего окна я всякого, и хорошо, что этаж четвертый, да и дом, где живу, старый, нет тут богатых жильцов. Как не повелся на всякие авантюры, ума не приложу. Наверно, спасли две соседки, что прятались у меня от смуты, а одна из них – еще и от озверевшего, с ее слов, мужа. Вот так я и провалялся в пивном угаре с двумя чаровницами всю «черную» неделю.

А потом началась другая жизнь. На работе в столице мне выдали принтер и в ультимативной форме заставили взять кредит, мол, для моего же дела и блага. «На руки» можно было без напряга получить до двух тысяч талеров – тогда эта сумма равнялась одному миллиону рублей. Правда, буквально через неделю рубль рухнул и сумма удвоилась, а потом все «деловые» уже перестали считать что-либо в рублях, как, впрочем, и в другой валюте земли.

На «материал» и карты предметов я лихо цепанул аж полторы тысячи – взял с излишком, уж очень перспективы радужные вырисовывались. И действительно, несмотря на то, что часть денег отдавал в контору, бизнес пошел на ура. Мне помогла инертность жителей областного центра, ведь многие по привычке воспринимали все новое с опаской. Правда, подспудно пилила мысль, что меня развели как лоха: я искренне не понимал, зачем делиться с мажорами, невзирая на выданный принтер, но у них были и свои козыри, в лице двух не обезображенных интеллектом туловищ по имени Снежок и Карма.

Эти достойные сыны человечества, умели очень доходчиво объяснять всю глубину заблуждений лицам, пожелавшим «глотнуть свободы» без высокого на то разрешения. И тут никакой мой «Р.Б» да и полиция не помогут, уж очень хорошие аргументы они использовали в случае полного непонимания индивидами всей пагубности своего поведения – вплоть до полного стирания личности с просторов этой земли.

Но мой маленький бизнес процветал, и через полгода я смог взять еще один кредит уже на две тысячи талеров. Купил второй принтер и небольшой сталкер чтобы минимизировать затраты на расходники из металла и пластмасс. Недалеко от центра города снял в офисном здании две комнаты – одну под склад и принтеры, а во второй уселась одна из моих ногастых подружек с ветром в голове, но красивой фигурой и физиономией.

Один принтер печатал космофоны а второй – специальный переходной редуктор для автомобилей. В наборе шли и батарейки, хотя в случае с машинами это уже целая батарея, и по виду, да и по мощности тоже. Естественно, все продавалось за талеры.

Возвращаясь как добытчик с очередной разборки, затареный полной сумкой на колесиках нужными мне порошками, я снисходительно осматривал кучки тусящих мужиков, по самые брови залитых наркопивом или закинутых космоспайсом. Все это добро безо всяких проблем можно было купить или обменять на ресурсы в многочисленных «Альфа-боксах» или «космоматах» по всему городу. А учитывая бесплатные пищевые батончики, можно смело заявлять, что в жизни страждущих вечного праздника наступил персональный рай.

Вокруг аппаратов по приему разных металлов всегда толпился народ, и прикольно было наблюдать, как очередной индивид закидывает несколько ржавых металлических уголков и, нажимая на кнопку, получает литр наркопива.

Жизнь виделась исключительно в розовых тонах: деньги есть, подруг сколько хочешь, я уже посматривал на новые автомобили, идущие с напечатанных заводов и с готовой начинкой – красота. Все талеры вбухал в батареи для переделки автомобилей – старой, еще земной формации, львиная часть которых по-прежнему гоняла, загрязняя атмосферу выхлопами, а еще докупил нужных для изготовления переходных узлов карт.

Мечтая о собственном производстве, я, выпучив глаза, смотрел на милых зверушек, скачущих на экране моего телевизора вокруг ведущих, практически не вслушиваясь, о чем идет речь вообще. Все мои мысли занимали лежащая в руке сиська моей новой подружки и накрытый настоящими и дорогими продуктами стол.

Мотаясь на следующий день по всяким разборкам, я не сразу уловил, о чем истерично, порою с руганью, ведут разговор мои соседи по старательному бизнесу, но, почуяв задницей что-то неладное, поспешил в свой офис. Первое, что мне не понравилось, это полное отсутствие как клиентов, так и длинноногой красавицы. Еще меня очень удивила оставленная ею записка – про неудачника и «ты вообще не в моем вкусе». Вместе с очаровательной блондинкой исчезла и часть готовой продукции. На ее месте я нашел только лаконичную надпись помадой на стене – «зарплата».

Словно в трансе решил почитать, что же такого нового произошло, без конца перечитывая разные нововведения, и словно в тумане смотрел на свежие ценники карты предметов и новые батарейки. Постепенно до меня стало доходить, что я остался без талеров, но с кучей неликвида на руках. Новые батарейки теперь стоили в два раза дешевле старых, с картами была та же история, вовсю предлагался «трейд-ин», то есть можно было сдать старый космофон и с доплатой получить новый. И так по всем позициям.

Как у меня тогда сразу не остановилось сердце, не знаю: весь год я закрывал только проценты по кредиту, думая начать расплачиваться с нового года. Начал, твою мать.

Все последующие недели промелькнули как в каком-то угаре: я пытался добыть сталкером как можно больше материала, проявляя чудеса изворотливости, впаривал залежалый товар хотя бы за треть от стоимости изготовления. С этого года кредит уже требовалось выплачивать с учетом самого тела займа, и я крыл себя последними словами за очень шибкую «дальновидность и прозорливость». Один принтер все же умудрился продать за половину его стоимости, и то потому, что в нем была еще рабочая карта предметов и батарея со сроком работы еще на полгода.

У меня уже накопилась достаточная сумма, чтобы закрыть кредит на ближайшие три месяца и обновить сталкер (о производстве я уже и не мечтал, собираясь на днях вывезти остатки товара и второй принтер себе домой), но…

Обернувшись на открывшуюся дверь, оцепенел: ко мне в офис с «милыми улыбками» вошли Снежок и Карма. Со всеми этими событиями я совсем забыл про своих работодателей, тем более они резко перестали со мной связываться, но сейчас напомнили о себе.

Меня почти не били, так, треснули лицом об стол и начали выносить все, что осталось. Терять было нечего, и я даже полез в драку, вызвав секундную оторопь Снежка при виде разбитого носа у Кармы, но меня быстро сломали. А потом залили в рот какой-то гадости и поволокли к ближайшему космомату, где я сам на все свои талеры купил кучу новых батарей.

В себя пришел уже дома. Просто лежал на диване и пялился в потолок. Возникали мысли о суициде, но в душе я еще тот трус. Недели летели словно птицы, я выходил только за пищевыми батончиками, но в какой-то момент решил взять себя в руки и даже сходил пару раз на разборку, собрав сталкером немного металлического порошка, а потом у аппарата села батарейка. И у меня тоже.

Мои подружки как-то постепенно «ушли в закат», и даже соседка перестала навещать. Прошло уже полгода, как я не платил ни кредит, ни коммуналку. Можно сказать, что мой пессимизм и лень победили окончательно.

Валяясь на диване, я целыми днями смотрел старый бабушкин телевизор. Интересно, конечно, было наблюдать, как на орбите снуют туда-сюда тысячи космических барж. С виду та же картошка, только маленькая – ну на фоне основного корабля, – подлетая, она как бы всасывалась в основное тело и исчезала внутри, оставляя после себя ровную поверхность. А вот обратный процесс напоминал падающую с листа каплю воды. Больше всего к данному процессу подходило слово отпочковаться. Меня искренне забавляло, как земляне сами успешно копают себе яму: сейчас уже даже последнему оптимисту стало понятно, что нас купили. Нет, не завоевали или поработили, а тупо купили, очень грамотно играя на разнообразных людских пороках, заручившись поддержкой власть имущих и корпорантов. Думаю, мы сами через пару десятилетий выгребем все свои природные богатства и окунемся во времена средневековья, если так и будем дербанить Землю дальше.

Смотря, как на экране браво, с улыбками, грузятся в челноки очередные приключенцы, я поймал себя на мысли, что это, похоже, единственное, что мне остается: записаться в «галактические старатели» и отправиться на Пандору. Уже никто не называл новую планету «Рай», потому что на Землю стали возвращаться первые колонисты и вскрылась неприглядная правда. На самом деле вся планета представляла из себя огромное поле боя: все жрали всех, любая форма жизни являлась изначально хищником, хватало и природных ловушек. Но вот только подробностей узнать так и не удалось – расспросить было некого, а по «ящику» ничего не говорили.

И вот настал тот момент, когда я все же решил пойти сдаваться в старатели, но опять немного не успел – за мной пришли полицейские из новой службы, и теперь на другую планету мне светило отправиться совсем в другом статусе и на больший от запланированного года срок.

Сам суд даже не запомнился. Нас, таких же, как и я, «счастливчиков», по одному заводили в зал и, зачитав список прегрешений, назначали срок отработки, исходя из суммы долга. Плюсом добавляли годик за неявку, и в сумме у меня получилось пять лет.

Сама дорога в поезде до места отбытия ничем примечательным не запомнилась: нас просто загрузили в электричку, и уже через три часа мы входили на огромную территорию, огороженную колючей проволокой и сторожевыми вышками. На первом же построении поступило предложение отработать свой долг за пределами Солнечной системы – с сокращением срока в два раза и на общих для всех колонистов условиях.

Шаг вперед из строя, вместе со мной, сделали от силы процентов двадцать от общего числа прибывших, что, признаюсь, немного удивило да и насторожило, чего уж врать. Почему-то я думал, будет больше, но вскоре понял, что вышли в основном те, у кого просто неподъемные суммы долга, и, соответственно, большие сроки. Оставшимся людям не имело никакого смысла лететь хрен знает куда, проще отработать год или три и быть свободными, тем более что условия очень даже нормальные: им предоставлялся обязательный отпуск, один выходной в неделю и даже начислялся определенный процент от добытого материала.

Будущих покорителей Вселенной покормили и завели в один из бараков, где седовласый майор нам поведал, что после прохождения медицинского обследования, как правило, треть космических старателей отсеивается по состоянию здоровья. Условия пребывания суровы, и слабакам там не место, а остальным будет загружена в мозг вся нужная информация. Потом милая женщина в медицинском халате нам долго объясняла про криосон, рассказала про первичный тест на память, основные правила поведения по прилете на планету. И еще предупредила, что заложенная в мозг информация будет раскрываться для нас постепенно, в противном случае мы бы просто не смогли сразу ее усвоить, а это гарантированный инсульт.

Само обследование сразу напомнило, что на нашей планете изменилось очень многое. Подписав приличную кипу листов (бумага неизменна), я зашел в прозрачную кабину, и как только закрылся шлюзовой затвор, подали какой-то газ. Наверно, минуту по мне бегали разноцветные лучи, и все кончилось. Последнее, что помню, как меня положили на кушетку и надели на голову такой же, как при обучении языкам обруч, и все, темнота…

Глава 3

Мои воспоминания нехотя покидали уставшую голову, тягучие, словно патока, мысли о дне сегодняшнем возвращали сознание. Немного проморгавшись, вылупился на свинцово-серое небо, где рваные порывы ветра гнали вдаль темные клубящиеся облака. Приветствую тебя, Пандора.

Хм, вот и бонус подоспел. Это я про свое зрение подумал: на Земле был крайне близорук, линзы и очки – мое все. Очки, конечно, модные и цветные, но впервые в жизни я понял, как живут люди без моей проблемы, и это ощущение мне очень понравилось.

Басистый, раскатистый звук ударил по ушам. Прикольные ощущения, будто кто-то великий гигантской дланью сыграл с кем-то в кости, раскидав по небосводу активно прыгающие дайсы.

Отлично. Прикрыв рот, вздохнул носом, и упругий, насыщенный терпким ароматом трав воздух почти полностью заполнил мои легкие. Кольнуло. О как – это первые ощущения от моего лежащего на спине, бесчувственного тела, но чувствовалось еще что-то. Выдохнув, я понял, что к травяному букету примешан отвратный запах гари.

Первая попытка повернуть голову, успехом не увенчалась, а поводив глазами по сторонам, удалось увидеть полегшую под дождем местную растительность. Ну почти ничего необычного, трава как трава, только цветом немного отличается в темную сторону. На своей груди удалось рассмотреть рюкзак – ага, на месте, уже хорошо. Секунду я думал, что что-то не так, а потом сообразил – это начинают срабатывать закладки в моей памяти.

Вот откуда мне знать, что спереди, как запасной парашют, должен находиться «рюкзак Искателя»? Но я сразу для себя решил не заострять внимания на моменте, откуда берутся новые знания. Потом, наверно, у меня возникнет много вопросов, если, конечно, будет, кому их задать.

Крайняя мысль подстегнула понимание, что меня уже должны были найти команды спасателей и как можно быстрее доставить в ближайшее поселение людей для реанимационных процедур. Чем грозило промедление, не хотелось даже думать. Но память услужливо подсказала, что здешний мир далеко не идеален и шансы, что меня сожрут заживо, очень даже велики и реальны.

Яркая вспышка ударила по глазам, оглушительный раскат грома сразу догнал свою яркую и неуловимую спутницу. Прекрасно блин! Ослеп и оглох – что может быть лучше для моего обездвиженного тела? Но постепенно яркие, белые «мухи» уходили из глаз, и слух стал тоже возвращаться в норму.

Кажется, пора начинать паниковать, но нарождающийся жар в груди перебил мою истерику. С каждой минутой он разрастался, и я отчетливо понимал, что это моя кровь начала свое движение от сердечной мышцы по всему телу, а еще по какому-то наитию сообразил, что эта процедура далеко не безопасная и требующая медикаментозного вмешательства специально обученных людей, а по простому – врачей.

Резкие покалывания, накрывшие все мое тело, поневоле заставили исторгнуть первые звуки на этой планете, и это были далеко не стоны сладострастия. К крайне болезненным ощущениям огненной лавы в закупоренных венах добавлялся ледяной накат, идущий ей навстречу от замерзающих конечностей.

Твою же мать! Резкий порыв ветра затрепал полы моего «плаща Искателя», заметавшийся взгляд уловил лежащий рядом с рукой кейс. Почему-то наличие рядом этого простого земного предмета немного успокоило готовое сорваться в штопор сознание, а вернувшийся слух уловил посторонние звуки.

Кто-то шел, громко и не скрываясь, хлюпала обувь быстро идущего человека… А человека ли? Стараясь не думать о хреновом варианте, я попытался что-нибудь проорать, но, кроме свистящего хрипа, ничего не достиг. Шаги раздавались где-то рядом, но явно в стороне, следом послышался радостный возглас. Фух, люди.

Настроение сразу скакануло в положительную сторону, и я, собравшись с силами, даже смог приподнять голову. Летящая с неба водяная хмарь не помешала мне разглядеть широкую борозду перепаханной земли. Проследив взглядом, сразу заметил окончательно застывшую и слегка покореженную капсулу с оторванным спасательным люком, даже скорей дверью, судя по размерам проема. А, теперь понятно, откуда гарью воняло.

Блин, о чем я думаю?! Моя голова упала на землю. Немного отдохнув, повторил попытку позвать кого-нибудь на помощь, ведь рядом с капсулой кто-то был – я успел заметить скользнувший внутрь силуэт. Но мой речевой аппарат никак не желал пробуждаться, как, впрочем, и организм в целом. Сейчас все мое тело просто тупо замерзало. Ощущение, как от горячего оголенного нерва, покрытого толстым слоем льда. Эскимо, бл..ь, на палочке.

Голова и шея оказались сейчас единственными, хоть как-то работающими частями тела. Собравшись с силами, я снова смог приподнять голову. Прибитая мелким дождем к земле трава давала достаточный обзор, вот только увиденное мне очень не понравилось.

Одетый в темный плащ мужчина вытаскивал из капсулы человека. Небрежно кинув его на землю, он опять нырнул в проем, и вскоре выволок еще одно тело. Потом стал быстро раздевать первого мужчину, а следом снял всю одежду и со второго. Упавшая на плечо голова не оставляла сомнений, что один из них точно труп. Рюкзаки и одежду местный очень быстро погрузил на длинные сани, следом кинулся собирать разбросанные вокруг вещи, а их хватало: пара непонятных серых тюков, связанные проволокой лопаты без черенков, пластиковый с виду ящик и куча всякой мелочи.

Даже уже сообразив, что тут явно происходит разграбление чужого хозяйства, я продолжал смотреть на быстрые действия этого грабителя, прекрасно понимая, что ничем хорошим мое обнаружение не закончится по определению.

Мужик, без конца озираясь, словно по хлебным крошкам приближался ко мне, что-то постоянно доставал из травы и, приматывая срезанными у капсулы парашютными стропами, грузил на уже горой заваленные сани. Мой взгляд зацепился за лежащий рядом кейс: ну нет, хрен ему! Онемевшая от холода рука, наверное, на одной воле зацепилась пальцем за ручку и затащила этот небольшой чемоданчик под полу расстегнутого плаща, а спустя секунды местный искатель заметил меня.

Сверкнувшая где-то рядом молния отразилась холодным блеском на сжимаемом в его руке ноже, загрохотавшие небеса сразу добавили ему прыти. Склонившееся надо мной лицо наверняка порадовало бы Чезаре Ломброзо – уж очень типичные черты прослеживались у сего индивидуума. Ну или я с перепугу все себе напридумывал, вот только мой липкий страх и его нож безо всяких прикрас расставляли все по своим местам. А еще чувствовалось невероятное давление, исходившее от этого человека. Это трудно описать, но чем ближе он наклонялся, тем тяжелей было даже дышать. Да ему и резать меня не придется – я щас сам сдохну от этой тяжести.

Нож резко приблизился к моей груди. Закрыв глаза, отстраненно подумал, что обидно как-то пролететь охулион парсеков и сдохнуть от ножа или давления какого то урки. Да, именно урки, о чем четко говорила надпись на его черном плаще З/К 25.П.

Растекшийся по всему телу лед уже, казалось, касался моего сердца. Мне стало все равно, так, наверно, даже лучше – мучиться меньше. Слух уловил звук рвущейся ткани, и, отбросив страх, я открыл глаза. Заключенный держал в руке мой рюкзак с отрезанными лямками, почесав затылок ножом, он воткнул его в землю, прям рядом с моей ладонью. Выпрямившись, поправил висящий на груди АК-74, перекрестился и произнес:

– На все воля Божья. Спаси и сохрани, Великая Мать, отрока сего, да прибудет с ним сила.

Сплюнув под ноги, он бегом побежал к своим саням. Странный ритуал, не хватало только католического «Аминь». Как-то отстраненно я подумал: как же стало легко, и зачем столько оружия – мельком заметил на его спине еще и винтовку Мосина, знаменитую трехлинейку.

Провожая взглядом убегающего вдаль, буквально запряженного в перегруженные сани мужика, я терзался противоречивыми мыслями: вроде не убил, что уже хорошо, но и не забрал с собой, и это сразу говорило о моей ценности в местных «Палестинах» по сравнению с украденным скарбом, и еще до одури было жалко мой бесценный рюкзак. Тяжело вздохнув, вновь почувствовал этот лед – народившееся в груди пламя разгромно проигрывало битву за мое измученное тело. Но тут…

Ярчайшая, просто до одури ослепительная молния, казалось, навсегда застыла на моей сетчатке, никуда не пропадая, когда ударила по капсуле. Словно сотканная из света паутина заметалась внутри круглого корпуса, яростно разбрасывая свои собранные из энергии ветви. Ужасающей силы гром хлестанул по перепонкам и накрыл мое тело вместе с мощнейшим электрическим разрядом. Меня выгнуло, словно гимнаста на мостике, и следом пронзительная судорога пронеслась от самых пяток до макушки. В глазах запрыгали небеса, тело затрясло в судорожном припадке. Только чудом мотыляющийся по рту язык еще не был откушен без конца клацающей челюстью. Туда-сюда и обратно – мои мышцы, без устали сокращаясь, жили своей ритмичной жизнью, и даже мой проверенный в постельных схватках «молодец», и тот, трясясь как эпилептик, весело пританцовывал в штанах.