Ушма

В который раз оглядываю свою руку. Она выглядит обычно, только иногда немеют кончики пальцев. Это не страшно. Сворачиваю на свой переулок и иду домой. Мне просто нужно как следует отдохнуть и всё будет хорошо.

Остаток вечер проходит спокойно. Я жду множество вопросов о том, как я посетил Букингемский дворец и её величество принцессу Анну Олеговну, но родители слишком устали и мне удаётся отделаться несколькими пустыми фразами. Впрочем, я знаю, что утром, собравшись с силами, они устроят мне за завтраком основательный перекрёстный допрос и тут уж мне так просто не отвертеться. Но это будет утром, а сейчас я просто радуюсь тишине и покою, как радуется бывалый солдат мимолетному затишью на фронте.

После самовара мы недолго сидим с отцом на лавочке под сосной. Он прикуривает папиросу и силится отогнать дымом полчища комаров. Болтаем о чём то незначительном. Я чувствую себя вполне сносно. Колдовская ночь опустившаяся на разморенные дачи меня не пугает. Ищу первые звёзды на светлом летнем небе и ощущаю легкую грусть, от того что лето не бесконечно. Затем иду в кровать и засыпаю как убитый, проваливаясь в бездонную пучину куда не заплывают даже сны. Но не на долго.

Я просыпаюсь разом, словно меня кто-то сильно встряхнул за плечи. Сажусь и включаю свет. Начало третьего. Тянусь и встаю. Очень хочется в туалет, а ведро я взять забыл. Придётся выходить на улицу. Благо, что летом далеко идти не нужно.

Надеваю штаны, поднимаю тяжеленный люк и тихонько спускаюсь вниз. На веранде светло – соседский фонарь просвечивает её насквозь. На белых занавесках едва заметно колышутся кружевные узоры черной листвы. Отодвигаю задвижку и босиком выхожу на крыльцо. Ночь тихая и свежая. Спускаюсь по прохладным ступенькам и внимательно оглядываюсь. Справа от меня забор, ворота и наш потрёпанный москвич, залитый неестественным белым светом. Рядом в тени молодой ели, прячется калитка. Налево тропинка уходит вдоль стены дома к хозблоку и канаве. Там вечный мрак и оживающие тени. Туда идти всегда страшнее всего, но сейчас мне и не надо. Отхожу к кусту орешника и быстро делаю свои дела, не переставая смотреть по сторонам. Мне всё время кажется, что какой-то монстр притаился за углом дома и вот-вот выскочит, и если я вовремя его не замечу, то не успею забежать обратно и запереть дверь… Порядок! Взлетаю через две ступени на крыльцо и уже предвкушаю, как я залезу в тёплую кровать, как вдруг вижу за калиткой высокую тень. Холодею на мгновенье, но потом усмехаюсь. Это просто странная игра света. Тень едва уловимо покачивается в так покачивания еловых ветвей. Очень жутко, если не понимать в чём дело. Смотрю на неё с улыбкой, чувствуя себя в полной безопасности. Вот так и рождаются истории о призраках!

Но внезапно тень замирает и придвигается вплотную к калитке. Я вижу очертание головы. Тень смотрит на меня. Я чувствую этот ужасающий взгляд. В голове начинает журчать вода, словно я лежу на берегу реки с закрытыми глазами. Вода кружит, хлюпает, всхлипывает и силится что-то сказать. Её голос окутывает меня, убаюкивает, и в тоже время обнимает – мягко, настойчиво, как трясина. Я отпускаю дверь и подхожу к перилам. Тень оживает и я вижу, как длинная черная рука переваливается через калитку и скользит по ней в поисках задвижки. Я не могу оторвать глаз от этого кошмара. Вода журчит всё громче, с величайшим трудом складывая невразумительные звуки в слога, точно со мной пытается заговорить немой. Сквозь этот голос я слышу легкий металлический щелчок – калитка открыта. Тень скользит внутрь, её движения кошмарны и в тоже время, в ней угадываются человеческие очертания. Я даже вижу половинку бледного лица.

Тень уже на пороге. Нас разделяет лишь несколько ступеней. До моего носа доносится тяжёлый запах тухлятины. Это настолько отвратительно, что моё сознание прорывается сквозь туман голоса воды. Дикий, нестерпимый, животный страх бьёт кнутом. Я бросаюсь к двери и пытаюсь её открыть, но моя правая рука меня не слушается. Пульсирующая боль пронзает её от кончиков пальцев до локтя, точно её разом жалит десяток крупных ос. Тень начинает карабкаться по ступеням, помогая себе руками. Огромный, чёрный, изуродованный паук с человеческой головой.

Дергаю дверь левой рукой, бросаюсь внутрь и пытаюсь задвинуть маленький засов. Но ведьма уже рядом – тонкая, белая рука вцепилась в край двери и не даёт её закрыть. Я тяну ручку на себя изо всех сил, но щель постепенно увеличивается. Голос воды обрушивается на меня потоком и с огромным трудом произносит по слогам моё имя. Силы покидают меня. Я пытаюсь крикнуть, но уже слишком поздно – ужасающая чёрная рука проскальзывает внутрь и впивается в меня между шеей и плечом. Меня будто парализует. Вода вползает на веранду, закрывает мне глаза, уши, рот, нос. Я начинаю тонуть в зловонной болотной жиже, но не могу даже пошевелиться. Вода разжимает мне рот, льётся в горло, проникает в лёгкие и острейшая боль пронзает мою грудь…

Я просыпаюсь рывком, от собственного громкого хрипа, который так и не смог стать криком. Включаю бра и вскакиваю. Это был сон во сне, но проснулся ли я сейчас? Шлёпаю себя по щекам, щиплю за живот, тру уши. Я всё ещё не уверен, что проснулся. Не глядя хватаю со стола стакан воды и делаю глоток, но её вкус кажется затхлой. Смотрю на стакан, и вижу, что вода в нём светло коричневая и пахнет болотом. В ужасе выплёскиваю её прямо на пол и роняю стакан. Он гулко ударяется о край ковра и не разбивается.

Тень стоит в углу, прямо за книжным шкафом. Его голова почти упирается в потолок. Болотная жижа стекает с неё на пол и чёрной паутиной устремляется ко мне. Пячусь к выключателю и пытаюсь включить люстру, но пальцы правой руки сводит жестокая судорога и я их не чувствую. Вода журчит в моей голове. Она хочет мне что-то сказать. Какое-то слово. Она старательно пытается сложить его из нечленораздельных звуков. Колочу по выключателю кулаком и яркий свет заливает комнату. Наваждение исчезает. Вода тоже стихает.

Я просыпаюсь на полу. Комната залита ярким светом. Меня трясёт так сильно, что я не могу дойти до кровати и остаюсь лежать там. Сердце норовит выскочить из груди. Мне не чем дышать. Кажется, что я умираю.

Потом слышу, как внизу кашляет и ворочается отец. Хватаюсь за этот звук как утопающий за верёвку и медленно выбираюсь на берег. Дыхание выравнивается. Вижу рядом с собой лужицу воды и пустой стакан. Трогаю воду кончиками пальцев. Она чистая и прозрачная, ничем не пахнет. Встаю и осторожно подхожу к книжному шкафу. За ним ничего, кроме моего старого спиннинга. Провожу ладонью по гладкому дереву, по корешкам книг, по своему лицу. Это точно не сон. Я бодрствую. Я живой.

Постепенно прихожу в себя настолько, что гашу люстру, оставляя только настенный светильник. За шкафом возникает узкая полоска тени, но не более того. Ложусь, внимательно наблюдая за ней. Всё в порядке. Пытаюсь читать, но поминутно опускаю книгу, чтобы проверить тень. Наконец успокаиваюсь полностью. Встаю, открываю окно нараспашку и гашу лампу, чтобы не налетели насекомые. Ночь свежая и тихая. Большая сосна приветливо тянет ко мне свои колючие лапы. Вдыхаю душистый запах хвои, смолы и душистого горошка, что растёт под родительскими окнами.

Ночь за окном вовсе не такая жуткая. Совсем недавно, помимо страха, я видел в ней волшебное очарование сказки. Небесный океан полный звёзд-светлячков водящих свой бесконечный хоровод. Бесшумно скользящий над болотами магический диск луны. Внезапный и порывистый полёт маленькой летучей мыши. Таинство тишины и покоя. Сон земли и неба. Благодать.

Погружаюсь в это чувство снова, пока не слышу звук капель. Словно кто-то зачерпнул воды в ладонь и спокойно идёт берегом реки, а вода медленно убегает сквозь пальцы обратно, звеня и переливаясь на разные лады. Включаю свет и оглядываю комнату – всё в порядке. Снова прислушиваюсь. Вода продолжает капать. Тоненькие серебряные колокольчики звенят всё ближе. Кто то идёт. Неторопливо, настойчиво, упорно. Он уже совсем рядом. Закрываю окно, выключаю свет и украдкой смотрю на улицу. Звук то замирает на месте, то вновь приходит в движение. Будто некто обходит свои владения, проверяя каждый дом…

Тень пересекает островок света и замирает у моего забора. Может прохожий? Но вода капает совсем рядом. Теперь её звук гулкий и монотонный, как тяжёлый маятник. Его удары отдаются в моём сердце, навязывая ему свой ритм. К горлу подступает тошнота. Тень делает лёгкое движение, точно к чему то прислушивается и поднимает руку. Я слышу журчание воды, точно она хочет мне что-то сказать. Правая рука начинает пульсировать от кончиков пальцев до локтя. Я отскакиваю от окна и закрываю ладонями уши. Но звук уже внутри. Невидимая нить что пронзила меня у Анюты приходит в движение. Она проводник этого кошмара.

С ужасом отмахиваюсь от этого звука всем своим существом. Сбрасываю его с себя как липкую тину. Захлопываю все двери сознания. Журчание гаснет. Маятник вновь превращается в капель. Она капает ещё некоторое время, а затем медленно удаляется.

Когда звук полностью исчезает, я подкрадываюсь к окну и внимательно оглядываю переулок. Тени нет. Жду ещё немного и открываю окно. Тишина и покой. Ночь живёт своей жизнью. Чёрная громада сосны приветливо тянет ко мне мохнатые лапы. Воздух остро пахнет смолой и свежестью. Вдыхаю полно грудью, но на секунду мне кажется, что к терпкому аромату июльской ночи примешивается истошно-сладкий запах мертвечины…

Захлопываю окно, включаю светильник и беру «Двадцать тысяч лье под водой». До рассвета осталось совсем не много, а там новый день. Устраиваюсь так, чтобы можно было читать и следить за шкафом. Получается неплохо. В какой-то момент я даже забываю про все ужасы и полностью погружаюсь в мир приключения. Всё же, каждый раз когда я перелистываю страницу, я чувствую неприятные ощущения в правой руке, будто у меня ломит все кости до локтя.

Заря не опаздывает. Едва небо за окном розовеет, я откладываю книгу и быстро засыпаю. Мне снится, что я мчусь по джунглям, а за мной по пятам гонится огромный тигр с человеческими глазами. Он явно не торопится меня убивать, а просто наслаждается охотой. Потом всё исчезает и я вижу лишь кровь на траве и слышу громкое урчание. Но ни боли, ни страха нет. Зато есть необычайное наслаждение и триумф, от которого на моём загривке топорщится шерсть. Я понимаю, что тигр – это я. Я – хозяин этих джунглей. Только я и никто другой. Я с наслаждением пью кровь своей жертвы – маленькой растерзанной девочки. У неё сладкий вкус мёда.

Глава 4

Я просыпаюсь около 10 и чувствую себя превосходно. Встаю и первым делом настежь отворяю окно. День обещает быть жарким. Я улыбаюсь. Все события ночи стёрты и смазаны. Есть только я и новый день. Касаюсь ладонями длинных сосновых иголок и меня наполняет радость. Ещё больше половины лета ещё впереди! Сколько игр, купаний, рыбалки! Сколько удивительных открытий я ещё успею сделать! Чувствую, как внутри меня что то вибрирует, но это приятное чувство, похожее на охотничий азарт.

Замечаю через дорогу бабу Свету. Она неподвижно стоит у своего забора и смотрит в пустоту. Сегодня она что-то припозднилась: обычно в это время она уже в бане. Машу ей рукой, хоть она всё равно не увидит. Но она вдруг вздрагивает, точно заметила какое-то движение и пристально смотрит в мою сторону. Я неуверенно машу ещё раз, но на этот раз никакой реакции нет. Она стоит ещё немного, не отводя глаз от моего окна, а затем шустро ковыляет к себе. Её движения угловатые и неприятные. Я вспоминаю свой сон и морщусь, точно от зубной боли. Старая кошёлка! Закрываю окно и торопливо одеваюсь. Дел не счесть, но сначала нужно пережить завтрак.

– Ну, что, кавалер, предложение сделал уже или ещё думаешь? Смотри, потом поздно будет!

Отец с аппетитом уплетает яичницу и смеётся. Он всегда такой – любитель всех подразнивать. Мама заступается «Дай человеку поесть спокойно!», но тут же сама заваливает меня вопросами. Они выспались, отдохнули и теперь готовы внимательно слушать. Обречённо отвечаю. Да, чай пили. Нет, ничего не разлил и вёл себя прилично. Честно! Да, с её мамой разговаривал. О чём? Да ни о чём особенном. Да, в бильярд играли. Один раз я выиграл, а другой Анюта. Да, понравилось. Нет, больше ничего не успели, время вышло. Да, пригласили ещё раз. Не знаю. Когда-нибудь. Нет, жениться не собираюсь! Нет, яиц больше не хочу. Нет, не забыл, огурцы и помидоры полью, как обещал. И грядку прополю. Да, ночью плохой сон приснился. Да, выспался. Нет, внизу не хочу спать. Нет, ничего не болит. Не знаю почему бледный такой. Руку вчера на бильярде ушиб, вот и тру её. Да, буду осторожнее. Нет, пап, она мне тоже никаких намёков на свадьбу не делала!!!

Выхожу из кухни как выжатый лимон. Наконец то! Пора браться за дела, а потом к Кольке и на Разрыв, купаться. По пути похвастаюсь ему как на бильярде играли. Привру, конечно, но не сильно. Ему полезно помучаться…

Управляюсь со всеми делами за час, хватаю полотенце и мчусь на соседний переулок босиком и в одних шортах. Лишние вещи никто из мальчишек старается с собой не брать: последнее модное развлечение, это незаметно вылезти из воды, надеть на себя всё что найдёшь у товарищей и прыгнуть в этом в воду. Ладно ещё что всё намокнет, обувь может соскочить и утонуть. Ищи его потом… Я обычно и полотенце не беру, но его не жалко если что и будет чем от слепней по дороге отмахиваться. Их на тропинке пруд пруди. Злые как черти.

Колька уже поджидает меня у своего участка – время для первого омовение давно прошло, а одного его не отпускают. В жаркие дни мы купаемся по два раза, до обеда и после. До обеда недолго – часок и домой, а вот потом можем задержаться до самого вечера. Какие-то друзья уходят, какие-то приходит, так и купаешься до полного помутнения, так что идти потом не можешь. Но я всё равно иногда ещё и в третий раз хожу, с Настюковым. С ним не страшно. Он меня и плавать научил. То есть я умел немного, по-собачьи, но дальше двух метров от берега не отплывал, да и то и то в карьере, а тут глубина… Но он особо не церемонился. Я, говорит маме моей, подстрахую его, не волнуйся. А сам и не собирался. Плыви, говорит, за мной на отмель. И поплыл. Ну, а я за ним, как собачка. Только до отмели плыть метров 15, я отродясь столько не проплывал, да ещё по глубине, но ничего, доплыл кое как. Обратно уже лучше было. А потом вообще легко пошло. Только мама, конечно, перепугалась сильно. Ругала потом Настюкова. А отец смеялся вечером – с Настюковым шутки плохи!

Идём по пыльной дороге. Я рассказываю про бильярд. Кольку аж корчит от зависти. Он вида старается не подавать, но я его как облупленного знаю. Сам то он хвастануть ох как любит, да только особо нечем. Бегаю я быстрее, плаваю тоже. И на рыбалке всегда его облавливаю, и когда боремся. Только что велик у него новенький, «Салют С», складной значит, злотого цвета – песня, а не велосипед. «Золотая молния». Да только я его на своём стареньком орлёнке всё равно обгоняю, хоть в горку, хоть по прямой. По правде говоря, это очень хорошо, что он золотой – мне такой цвет вообще не нравится. Был бы красный или голубой, вот тогда бы совсем плохо было, а так ещё терпимо.

Искоса наблюдая за реакцией Кольки в который раз подробнейшим образом рассказываю про стол, про зелёное сукно, про то, как мазал мелом кий, как забивал шары и как, пока била Анюта, качался на кресле-качалке и пил чай с зефиром. Колька чуть не плачет. Его расстраивает даже не то, что его там не было, а то, что туда попал я. Ну ничего… Поделом ему, ябеде…

Мы переходим узкий ручей по мостику из толстой доски и идём по лесу. Комары и слепни зверствуют, но мы безостановочно машем полотенцами. Это уже как рефлекс. Навстречу попадаются знакомые. Обмениваемся шуточками и пенделями. На душе восторг.

На Разрыве полно народу. Шум слышно шагов за пятьсот. Невольно ускоряем шаг. Колька что-то мне говорит, но я не слышу. В ухо попала вода. Я останавливаюсь и прыгаю на одной ноге, но до меня вдруг доходит, что я ещё не купался и никакая вода в ухо мне попасть не могла… Но она там…. Журчит… Или шепчет что-то… Слов не разобрать… Или можно?.. Прислушиваюсь, замерев на месте и приоткрыв рот…

Колька испуганно трясёт меня за плечо.

– Ты чего застыл как истукан? Идём, пока все наши не ушли!

Я мотаю головой.

– Нормально всё, топай давай…

Шагаем дальше. Колька впереди. Его тщедушная, цыплячья шейка смешно дрыгается в такт шагам. Но мне не до смеха. Наваждение исчезло, но остался страх. В животе, повыше пупка, что то сжалось и никак не хочет расслабляться. Словно узел завязался. Я мну это место, тру, глажу и постепенно напряжение спадет, но не до конца. Один узелок так и не исчезает, подскакивая вверх-вниз в такт моим шагам. Как к зубному идешь. Никакого удовольствия от жизни.

Пытаюсь отвлечься, и поговорить о рыбалке, но Колька, несмотря на мучения, желает слушать только про бильярд. Но я уже не хочу ничего вспоминать. Передо мной и так слишком явственно встаёт картина вчерашнего вечера – чёткая и ясная как фотокарточка. Чёрный провал в полу маячит передо мной так натурально, что я на мгновенье останавливаюсь, потому что мне кажется, что я сейчас шагну прямо в него. Но передо мной только узкая, плотно утрамбованная торфяная тропинка, покрытая хитросплетениями корней. Слева и справа, в прогалинах густой зелени – чёрные пятна заболоченных озёр в обрамление частокола камыша и сухой осоки.

Тропинка постепенно расширяется. Впереди большая прогалина, залитая солнцем. Мы на месте. Небольшой скользкий торфяной пляж вздыблен десятками мокрых босых ног. Несколько мальчишек, по очереди, с разбега прыгают в воду, громко крича в полёте. Девчонки жмутся к грубо сколоченной из молодых берёзок лесенке уходящей в коричневую воду. Их лица возбуждены. Они шепчутся, хихикают и при первой возможности отчаянно визжат. У противоположного берега веселятся ребята со «Стрелы». У нас с ними натянутые отношения. Драться не дерёмся, но и не дружим.

Но все главные события разворачиваются левее, на узкой песчаной отмели, за небольшим островком. Там вода постоянно кипит от беснующихся скользких тел и в воздухе стоит беспрерывный гул, похожий на звук работающего трансформатора. Нам нужно туда.

Колька уже скинул майку и шорты, и готовится прыгнуть в воду, но я замираю. Вода шепчет мне что-то. В голове или наяву, я не могу понять, но это и не важно. Липкий страх окутывает меня с головы до пят. Я пячусь назад. Я ни за что на свете не хочу нырять в эту жуткую, мутную, чёрную воду. А Колька уже там, машет мне обеими руками. Я мотаю головой. Мне плевать, что он подумает.

Пячусь ещё, пока не упираюсь в ствол берёзы. Сползаю по нему вниз. На меня никто не обращает внимания, да мне это и не важно. Мир гаснет и схлопывается до единственного чувства – слуха. За плеском воды в озере я слышу журчание. Или мне кажется? Замираю, склонив голову к плечу. Журчание такое слабое, что его не разобрать. Оно то появляется, то исчезает, словно далёкая радиостанция пытается пробиться в эфир сквозь помехи. Сосредоточенно слушаю, забыв про всё на свете. Колька выбирается из воды и подбегает ко мне, пританцовывая на тонюсеньких ножках.

– Ну ты чего? Давай скорей! Там на отмели все наши: Мишка, Шнурок, Витька, Тайсон, Кузнецовы и девчонки тоже. Айда в салки!

Мотаю головой.

– Не могу… Живот прихватило… Сильно… Посижу немного… Может потом…

Колька чертыхается, но вид у меня, судя по всему, неважнецкий, потому что уговаривать меня он даже не пытается. Да и с животом у меня действительно бывает такое -хронический гастрит как никак.

– Ладно, приплывай, – бросает он и мчится к берегу. Короткий прыжок и его синюшное тело скрывается в воде.

Я обхватываю колени руками. Так немного легче, но мысль о воде всё равно вызывает оттопырь. В голове муть. Равнодушно наблюдаю за общим весельем. Чувствую себя больным и немощным. Вода снова начинает журчать в голове, но не настойчиво и пугающе, а точно поёт мне нежную колыбельную. Она ничего не пытается мне сказать. Просто журчит, просто льётся нескончаемым потоком мимо меня, а я неподвижно сижу на берегу невидимой реки и наблюдаю за бесконечной игрой водяного кружева.

Течение уносит прочь крики и смех детворы. Уносит страх. Уносит тревогу. Мои веки тяжелеют. Вода подбирается ближе. Она журчит у самых моих ног. Лижет мои пятки, холодит ступни, обвивает лодыжки, поднимается по мне, как плющ по дереву, медленно и неотвратимо, становясь моей второй кожей. Она гладит меня, пеленает, душит в своих объятьях. Моя правая рука холодеет, но боли нет. Вода что то тихо шепчет… Что то совсем простое… Всего одно слово… Воде трудно это сделать, но я не её не тороплю… Я готов слушать… Я готов ждать… Я…

Два слепня одновременно кусают меня в лицо, а следом, третий – в шею. Взвиваюсь от резкой боли и яростно их смахиваю. Шёпот обрывается. Шум пляжа бьёт по ушам. Солнце ослепляет. Вскакиваю на ноги и трясу головой. Что со мной?! Я схожу с ума?! Не знаю, но здесь мне оставаться нельзя. Надо идти домой. Но одному идти не хочется… Вода молчит, но она совсем близко… Чёрные озёра окружают меня со всех сторон… Я слышу дыхание болот за их спинами… Нет, одному мне идти не стоит…

Жду, пока какая то семья с двумя малышами не отправляется в обратный путь. Дети канючат и упираются, но взрослые ведут их на обед как на убой. В конце концов они подчиняются и понуро шагают рядом позади. Немного отстав иду я. Пару раз они оборачиваются и смотрят на меня, но потом прекращают. Кажется, моё лицо их пугает.

Шум воды то отстаёт, то настигает меня вновь. Я отмахиваюсь от него как от слепней и это помогает. Но сюда я больше не вернусь. Это точно.

Мы переходим мостик. Лес остаётся позади. Я немного успокаиваюсь. Подхожу к берегу ручья и опускаюсь на колени. Тут не страшно – глубина от силы по колено и вода абсолютно прозрачная. Видно, как по песчаному дну шныряет стайка крохотных окуней.

С облегчением умываюсь, потом тщательно мочу волосы и полотенце. Порядок. Смотрю на своё отражение. Вроде ничего. Поправляю волосы и в ужасе отшатываюсь. Моя рука черна до локтя. Осторожно подношу её к воде ещё раз – ничего. Встаю и спешу к дому. Узел в животе снова затянут до предела.

Переулок залит полуденным солнцем. Жара нарастает с каждой минутой, но меня знобит. Поминутно ощупываю правую руку, стараясь убедиться, что с ней всё в порядке. С виду всё нормально и сколько я не давлю на неё, нигде не больно. Только иногда, чувствую глубоко внутри странный холодок, пробегающий от кончиков пальцев к локтю и даже немного выше.

Воды больше не слышно, но на меня наваливается паника. Я не знаю, что делать. Сказать родителям – не вариант. Я так никогда не делаю. По крайней мере, пока не прижмут к стенке. Настюков говорит, что мужчины должны сами свои проблемы решать. Он всё сам делает. И отец тоже. И машину чинит, и дом строит и камин кладёт. В прошлом году я себе руку сильно порезал. Мама говорила, что нужно срочно в больницу ехать, а я очень не хотел. Отец осмотрел, сказал, что просто большой порез и можно не ехать, но тогда придётся потерпеть. Ну я и терпел. Он мне промыл всё, обработал и повязку сделал отличную, «по науке». Каждый день меняли её. Больно было, но зато без врачей. И ничего, всё отлично зажило. Только шрам остался. А сейчас вот спина болит, после того как я упал. Не сильно, но когда копаешь то прям больно. Но я же терплю. И это вытерплю. Всё будет хорошо. Я справлюсь. Просто не нужно пока ходить на болота. И на Разрыв…

От таких мыслей становится легче. Озноб спадает и я внезапно чувствую дикую жару. Умываюсь на колонки у Кремля и выпиваю не меньше литра воды, так что в животе булькает. Решаю, чтобы не возвращаться слишком рано, пройтись по Анютиному переулку, вдруг она гуляет. Хотя это вряд ли. Наверняка опять английский учит. У неё это прямо бзик какой-то. Ну ладно в школе, но на каникулах… Её и купаться с нами не отпускают никогда. Только с папой или с мамой, но они не каждый день ходят. Странные.

На Кремле никого – слишком жарко, солнце светит прямо на длинную лавку вдоль его стены. Кремль, это большой сарай у сторожки. Там разный хлам хранится. Мы с Витькой и Тайсоном лазили внутрь как то. Доску одну сдвинули и забрались. Все думают, что там что-то ценное есть, для борьбы с пожаром. Огнетушители, багры, топоры, вёдра. Ага. Держи карман шире. Есть то они есть, да только огнетушители все прокисли давно, вёдра ржавые насквозь, багры тоже, а топоры по большей части растащили. Словом, ничего путного там давно нет, пыль да мусор.

Кто Кремлём его назвал неизвестно, но сразу прижилось. Вечерами тут вся молодёжь местная собирается, кто постарше. Сидят, курят, шутят, целуются. Нам туда дороги нет. Во-первых мы ещё мелюзга, а во вторых, на Кремле ребят с Крыма не жалуют. У них тут своя туса. Ну и ладно. Честно говоря, не очень то и хотелось. Мы и сами с усами. Компания у нас неплохая и девчонки тоже имеются, не хуже других. Раньше сюда часто парни из деревни на мотоциклах приезжали. Пофорсить. Как то они крепко с нашими поцапались, чуть не поубивали друг друга, на силу их развели. С той поры у нас вооружённый нейтралитет – наши к ним не суются, а они сюда. А Крым, это наши четыре переулка на Южной улице. Нас от остальных дач ручей отделяет – Желторотик называется. Крым, почему то, считается элитным местом, «еврейским». Только евреев тут ровно два человека, да и те не больно то приезжают, а в остальном всё тоже самое. Ну может потише малость, а вот комаров так пожалуй и больше будет – лес то с двух сторон.