Длинные зимние выходные

– Маргарита Павловна сказала мне, что нам нужно найти кого-нибудь, кто остался из семьи академика Сергея Ильича Гревского, который еще до войны обосновался где-то здесь, в населенном пункте, в названии которого фигурирует слово Приморск, – четко сформулировал он и поднял на меня вопросительный взгляд.

– Именно так, Миша! Мы сами нашли целых три населенных пункта с похожим названием. И все в этой части побережья.

– А есть еще те, которые вы не нашли – их просто нет на карте, – но они были, когда ваш ученый здесь поселился… Одни слились с городами или более крупными населенными пунктами, а другие были просто переименованы в девяностые – им были возвращены старые названия. Поэтому электронной карте доверять не будем.

Из одного из своих многочисленных карманов он достал аккуратно сложенную в пластиковый файлик бумажную карту и бережно развернул ее на столе, отодвинув чашку с кофе на безопасное расстояние.

– О! Конечно переименования! – я схватилась за голову. – Как же мы не додумали с Даниловой! Тогда, возможно, это вообще не здесь! Нужно заново искать! И за день уж точно не успеть! – я сокрушенно вздохнула… – Впрочем, можно ли вообще что-то искать в такую погоду… Все по домам сидят, в норках прячутся…

– Паниковать не будем! Может повезет! А погода… ну, море еще пошумит, а ветер, согласно сводке, стихнет через пару часов, – заметил Миша. – Вот только в поселках нас сейчас действительно никто не ждет: начало девятого… народ спит еще.

Мое утро вместило столько и тягостных сожалений, и возбуждающих впечатлений, с лихвой хвативших бы на полный день, что я только сейчас недоуменно осознала: ведь и в самом деле еще очень рано…

– Итак, – продолжил Миша, – самый близкий от нас населенный пункт, который когда-то назывался Приморский, находится всего в семи километрах от нас – в сторону Хосты и немного вверх; хотя на самом деле это уже не самостоятельный населенный пункт – его съел город. Но в моем детстве это место имело именно такое название – там когда-то жила моя тетя, и меня в каникулы часто отправляли туда на лето. Мы с двоюродным братом знали его вдоль и поперек, но что-то я не припомню никаких Гревских или там… каких-нибудь ученых…

– Может ваша тетя помнит? – с робкой надеждой спросила я.

– Тети Гали давно нет… Брат служит… Там никого из родных не осталось… – спокойно ответил Миша и, предупреждая мои извинения, тут же продолжил: – Все нормально… Но я надеюсь остался Вовка!

– Вовка?

– У нас целая команда была… сосланных на каникулы. Вовка, как и брат, был местным, и еще год назад он точно жил здесь. Или он, или его матушка могут что-то знать. Телефона у меня нет, но дом я точно помню. Так что предлагаю начать с бывшего Приморского.

Миша замолчал, уткнувшись в карту.

– Если здесь следов не найдем, то следующий уже в другой стороне – и далеко… Так что начнем все-таки с ближайшего; да и к Вовке-то я могу заявиться рано – сэкономим время. Ну что, Алиса Аркадьевна, вперед на поиски!

Поиски

Мы тепло попрощались с вышедшем проводить нас Рафиком и нырнули в бурю. Может ветер и стихнет через пару часов, но пока таких намерений он не выказывал. Добравшись до машины, я плюхнулась на заднее сиденье, побоявшись огромным пуховиком заполонить все пространство впереди и мешать Мише управлять машиной.

Некоторое время мы выбирались из паутины узких переулков пока не выехали на более или менее широкую улицу, которая, как пояснил Михаил, через пару минут выведет нас на трассу, идущую вдоль побережья.

Поняв, что наше с Даниловой представление о широте поисков оказалось совершенно дилетантским, и взлетела верх вероятность того, что одним днем это постылое приключение не закончится, я опять впала в уныние… Ну, что за комиссия, создатель, честное слово! – вляпываться в подобные приключения в моем возрасте… в свои уверенные «далеко за пятьдесят», когда настораживающий юбилей уже маячит своими соболезнованиями… А я опять куда-то мчусь, и опять не очень понятно зачем мне все это надо…

Ворочая в голове вредными для здоровья мыслями, я угрюмо разглядывала пейзаж за окном. И вдруг увидело нечто, что взорвалось в голове отличной, как мне показалось, идеей…

– Ой, Миша, стойте! Остановите машину! – воскликнула я, навалившись на переднее сиденье всем своим пуховиком.

Михаил даже не вздрогнул от моего резкого призыва, ничего не переспросил, а невозмутимо припарковался около тротуара.

– Смотрите! – показала я рукой на здание на другой стороне улицы.

– И что у нас там? – он опустил стекло и рассматривал здание.

– Видите? Краеведческий музей!

– Ну и что?

– Миша, Сергей Ильич Гревский – большой ученый, лауреат Сталинской премии… И если о таких людях – знаменитых людях района – не знают в краеведческом музее, то зачем он тогда вообще нужен? Они могут не знать точного адреса, но в каком поселке он жил, они должны знать!

Миша развернулся и внимательно посмотрел на меня:

– Алиса Аркадьевна, вы – гений! – тихо произнес он.

– А то! – засмеялась я.

– Я ведь, еще ожидая вас, попробовал навести справки в разных официальных органах… А до краеведческого музея и не додумался!

– Ну-у, не расстраивайтесь, что и у кого вы могли узнать в шестом часу утра… только дежурные на месте в это время… в этих самых органах… официальных… и то сонные… Ну, пошли! – нетерпеливо призвала я Михаила и стала вылезать из машины.

– Стойте, Алиса Аркадьевна, – остановил меня Миша, – ну куда вы помчались! Музей закрыт еще!

Уф… не успев вылезти, я с виноватым видом брякнулась обратно на сиденье.

– Так обрадовалась, что не сообразила…

– Да и не нужно нам туда! – загадочно произнес Миша.

В ответ на мой немой вопрос последовали разъяснения:

– В краеведческий музей всегда водят школьников, водят целыми классами – знай и люби свой край! Вот и нас водили. И там тогда работала Тамара Марковна Кацман. Вот уж кто знал и любил! А как она рассказывала! Даже нас, пустоголовых самоутверждающихся подростков, увлекали ее экскурсии. Еще она читала лекции в школах и в нашей, конечно, тоже. Короче, ее многие знали, а я и подавно, – Тамара Марковна давнишний пациент моей мамы: матушка моя окулист, а у Тамары Марковны уже давно плохо со зрением. Я иногда бываю у нее – передаю какие-то препараты, просто заглядываю… Но, признаться, редко. Без зрения она жить не сможет: книги ее отдушина и радость… да и исследовательскую работу она до сих пор ведет. Вот матушка и старается… Тамара Марковна уже очень старенькая, в музее давно не работает, но до сих пор консультирует – у нее огромный опыт. Если и она не знает, где жил ваш ученый, то я начну сомневаться на том ли побережье мы ищем.

– И мы можем ее повидать? – робко предположила я.

– Конечно! К тому же она очень ранняя пташка, и мы могли бы поехать к ней прямо сейчас, но нужно, чтобы матушка договорилась о нашем приезде.

Он достал телефон и стал набирать номер… А я вдруг смущенно сообразила, что занятая своей досадой на невольное приключение, не удосужилась обратить более пристальное внимание на своего гида-водителя, Мишу, который открывался со все более интересных сторон. В моих убогих представлениях брутальность его облика и профессия таксиста как-то не соответствовала его грамотно поставленной речи, предусмотрительности, искренней заинтересованности в поисках и… той трогательной опеки надо мной, которую он возложил на себя… пусть даже с небольшим оттенком фамильярности, которая по большому счету неотделима от принятых им забот.

Довольный голос Миши прервал мои размышления:

– Ну, Алиса Аркадьевна, Тамара Марковна нас ждет! Едем! Здесь недалеко, минут десять…

– А подарок, Миша! Подарок! Мы же не можем заявиться к пожилой женщине без гостинца!

– У нас есть превосходный чай! Рафик сам закупает нужные сорта и сам делает смесь – вы же пробовали! Я попросил приготовить нам с собой несколько красивых упаковок – именно с этой целью. Нам же придется встречаться с людьми, может пригодиться!

– Миша! Вы поражаете меня все больше! – изумилась я.

В ответ он улыбнулся и посчитал нужным меня предупредить:

– Тамара Марковна большая любительница поговорить, повспоминать все события от царя гороха, поэтому нужно держать ухо востро, а то вы можете, даже узнав адрес Гревских, опоздать на самолет… А вообще она очень милая старушка…

Он опять мечтательно улыбнулся… я же решила удовлетворить тлеющее во мне любопытство:

– Миша, вы хорошо водите машину… Впрочем, понятно, вы же таксист. Но я слышала, что любители мотоциклов считают неприличным для себя пользоваться любым другим транспортом… Судя по вашему костюму, вы ведь байкер?

Миша расхохотался:

– Да что вы! И не управлял никогда… Я – рокер! – последовал горделивый ответ, – у нас группа и довольно известная на побережье.

– А такси? Почему вы пошли работать в такси? У вас мама врач, вы не захотели пойти по ее стопам? – я с некоторой печалью полагала, что уже достигла возраста, когда проявлять некоторое любопытство по отношению к годящемуся мне в сыновья молодому человеку уже позволительно… если в меру. Слава Богу, Миша не принял мои вопросы за бестактность:

– O нет! Медицина – это совсем не мое, хотя мама и в самом деле очень настаивала… Но меня всегда тянуло в другую сторону… – ответил Миша и, немного поколебавшись, добавил: – Я год назад МАРХИ закончил.

– В Москве?! А почему тогда такси?! – изумилась я.

– Ну-у, пока в поисках… Ищу место приложения своих сил и идей… Меня увлекают малые архитектурные формы. Подал на рассмотрения свои эскизы и в архитектурный отдел при муниципалитете, и в частные архитектурные бюро. Но дело это не быстрое… Поэтому пока – вот такси… и рок! Впрочем, мы приехали уже, – Миша прервал поток моих вопросов и припарковал машину около небольшого дома.

Город, растянутый вдоль побережья, мы пересекли поперек и оказались в районе с частными домами и узкими улочками, который с удивительной точностью напоминал мне мою деревню на окраине города, где располагался мой собственный дом. Тот же винегрет из современных стильных домов, кирпичных коробок девяностых и небольших деревянных хибарок, как давно требующих ремонта, так и немного облагороженных сайдингом и пластиковыми окнами; тот же лай псов за высокими заборами; те же кроны плодовых деревьев… разве что непременные у нас ели и сосны заменили гнущиеся от ветра пальмы и незнакомые мне вечнозеленые лохматые кусты, да и – повсеместно – шпалеры, оплетенные голыми виноградными лозами, прикрывающие все свободное пространство дворов.

Дом, который мы собирались посетить, относился к числу старых, но облагороженных. Калитка была приоткрыта, и поскольку звонка нигде не наблюдалось, мы вошли, пересекли двор под виноградным прикрытием и только на крыльце обнаружили звонок, припрятанный от проникновения дождя под трогательным резиновым поросенком – детской игрушкой – негуманно рассеченной вдоль и прибитой гвоздем за хвостик к дверному откосу аккурат над звонком.

Дверь, впрочем, также была приоткрыта, но Миша честно нажал на кнопку звонка. Ни звука… Я подошла к окошку и робко постучала. Тут же послышались торопливые шаги, и молодая цветущая женщина – так и хочется сказать молодуха – с ребенком на руках, радостно что-то щебеча, – ни одного слова, впрочем, я пока не понимала – распахнула дверь.

Миша показал на звонок и хотел что-то сказать, но ему не дали:

– Так вин жеж не працюэ! – радостно проинформировали нас, – проходьтэ, проходьтэ в залу…

В тесной прихожей я сняла свой необъятный уютный пуховик, Миша же оставил куртку в машине и в полном блеске своего кожаного образа, в ореол которого, смею надеяться, попадала и я, мы вошли в чистенькую комнату, основной достопримечательностью которой был, подпираемый диваном, огромный ковер на стене; рядом располагались пара уютных старых кресел и журнальный столик. В простенке между окнами стоял круглый стол с четырьмя стульями, справа от дивана тумба с телевизором, а больше в комнате ничего бы и не поместилось.

Навстречу нам уже спешила хозяйка дома – очень пожилая, очень маленькая женщина в опрятном стеганом халатике и накинутом на плечи пушистом пуховом платке. Седые короткие волосы были зачесаны назад и прижаты гребешком, глаза за толстыми стеклами очков казались огромными и светились искренней радостью.

– Мишенька, дорогой, вот сподобил случай, проходите, проходите, – трогательно суетилась она.

Миша, склонившись чуть ли не пополам, тепло обнял ее, стараясь ненароком ничего не повредить старушке и, распрямившись, представил меня:

– Познакомьтесь, Тамара Марковна – это Алиса Аркадьевна, наша гостья из Петербурга.

– О, из Петербурга! – с заметным уважением, как будто слава этого города касалась и меня недостойной, проговорила она, подходя и протягивая обе руки.

– Очень рада познакомиться! – я пожала сухонькие теплые ладошки. – Уж простите, что мы так рано вас потревожили…

– Да что вы, что вы, – замахала руками Тамара Марковна, – я так рада, так рада!

Она усадила нас на диван, сама уселась на кресло и тут же позвала:

– Катенька, голубушка, чайку нам приготовь, пожалуйста…

Исчезнувшая сразу же после того, как впустила нас в дом, молодуха радостно отозвалась из глубины дома:

– Та я жеж мигом!

– Что вы, что вы, не беспокойтесь, Тамара Марковна, – стал отказываться Миша, – мы ведь только от Рафика! Сами понимаете… А это вам от него, – Миша протянул хозяйке нарядный пакет с чаем.

– Неужели…

– Да-да, фирменный бленд Рафика – давно вас не баловал, каюсь…

Хозяйка все-таки настояла на чаепитии, попросив Катеньку приготовить чай из подаренного пакетика.

Еще некоторое время Миша расспрашивал ее о здоровье, нуждах… Но Тамара Марковна жила с семьей внука, жену которого – Катерину, уроженку Полтавы – мы уже видели, и уверяла нас, что ни в чем не нуждается. Сын Тамары Марковны – в немалых военных чинах – еще служил, и она очень наделась, что ей еще достанется возможности пожить с ним вместе, когда он наконец выйдет в отставку.

Она сама прервала задушевную беседу и вернула Михаила к цели нашего визита:

– Что же мы Мишенька все обо мне… Наша гостья совсем заскучает… У вас же дело было важное?

Миша посмотрел на меня, призывая вступить в разговор. Я немного помолчала, собираясь с мыслями. Мой проводник не интересовался, зачем мы с подругой разыскиваем родственников академика. Хотя я почти забыла об этом, но Миша все-таки человек нанятый, и разъяснения причин поначалу казались лишними, по крайней мере необязательными. Сейчас же я понимала, что мне необходимо указать мотив наших розысков, и я пыталась сообразить до какой степени.

– Тамара Марковна, – начала я, – моя подруга, очень близка к семье Игоря Сергеевича Гревского. У него есть сын и дочь, но в основном она общается с его женой, Изольдой Альбертовной.

Реакция Тамары Марковны на начало моей речи была неожиданной: она резко выпрямилась в кресле, прижала зажатые кулачки к груди и не отводила от меня взгляда. Из-под толстых стекол по бугоркам морщин покатились крупные капли…

Я немного растерялась… Миша вскочил со своего места:

– Тамара Марковна, все в порядке? Что с вами?

Тамара Марковна не отреагировала на его тревогу. Оцепенев, она продолжала в упор смотреть на меня.

– Сын Игоря, – наконец произнесла она. – У Игоря есть сын! – она улыбнулась, и от этой улыбки на мокром от слез лице у меня сдавило что-то в груди.

– Да, сын, Вениамин и еще дочка, Валерия – напомнила я. – Вениамин офицер, Лера еще учится в театральном.

– А когда он родился?

– В восемьдесят седьмом… Лерочка много младше его…

Я не решалась продолжать дальше. Она отвела наконец взгляд, опустила голову, и все так же прижимая руки к груди, замерла с улыбкой на лице. Что-то важное из прошлого сейчас занимало ее, и я, боясь нарушить это ее состояние, старалась не шевелиться. Миша, почувствовав хрупкость момента, тоже тихонько вернулся на свое место.

Наконец Тамара Марковна глубоко вздохнула, высвобождаясь из воспоминаний, и, уже широко улыбнувшись, опять взглянула на меня.

– Значит, вы были знакомы с Игорем Сергеевичем? – очень спокойно, как будто разговор и не останавливался, спросила она.

– Тамара Марковна, я и сейчас с ним знакома! Неблизко, впрочем. Он блестящий ученый, академик… До сих пор много работает… Недавно он перенес тяжелый инфаркт, сейчас выправляется… медленно, но верно. За ним очень хороший уход.

– Он мой ровесник, – зачем-то заметила она. – Я видела его только один раз – на похоронах его матери, Арины Яковлевны в восемьдесят шестом году… Тогда его сын еще не родился… Не дождалась Аринушка внуков…

– Я так поняла, что вы были знакомы с ней, с матерью Игоря Сергеевича? У нее был еще один сын… брат Игоря Сергеевича… Вы знали его?

– Коленька? Да, конечно, знала. Я подружилась с Ариной Яковлевной, когда собирала сведения о Сергее Ильиче Гревском – для нашей музейной экспозиции «Знаменитые люди нашего края». Я тогда только пришла работать в музей; мне сразу предложили его возглавить – никто не хотел идти туда, краеведческие музеи не интересовали моих коллег, историков… Считалось, что это слишком мелко, скучно, и история района не может затянуть в музей широкую публику. А мне стало обидно, и я решила всем доказать, что и краеведческий музей может стать местом притяжения…

Она усмехнулась…

– Впрочем я отвлеклась… Вы ведь что-то хотели узнать…

– Семья Игоря Сергеевича поручила мне разузнать не остался ли здесь кто-нибудь из его семьи: брат или, может, у него были дети? – я почти не соврала, но даже малейшая недосказанность здесь, перед этой женщиной, была мне в тягость…

Помолчав немного, Тамара Марковна произнесла:

– Коленька умер, давно… Я уж и запамятовала в каком году… Лет десять назад. Я даже не была на его похоронах… Не сообщили, – горько усмехнулась она. – Узнала только через год, случайно… И больше никогда ничего не слышала о Гревских… У Коли была жена, которую он привез из поселения…

– Из поселения? – удивленно переспросила я и попыталась разъяснить мое удивление: – Игорь Сергеевич даже жене почти ничего не рассказывал о своей семье. Кроме родителей она смутно знала только о существовании брата. Когда Игорь Сергеевич заболел, она решила отыскать родственников.

– Это правильно, правильно… – пробормотала Тамара Марковна, наклонив голову и разглядывая свои руки, – но дело в том, что я после смерти Аринушки не была вхожа в семью… меня попросту не допускали.

Она опять горько улыбнулась и надолго замолчала. Потом подняла голову и довольно твердо произнесла:

– Несмотря на большую разницу в возрасте – я ведь годилась ей в дочери – мы были очень дружны с Ариной Яковлевной, но после ее смерти… – она вдруг посмотрела прямо на меня и спросила: – Если вы располагаете временем…

По большому счету, мне оставалось узнать только место проживания Гревских и больше не тревожить старую женщину воспоминаниями… Но полная неосведомленность Изольды Альбертовны о семье мужа, его скрытность, уже давно невольно озадачивали меня, казались неестественными… была в этом какая-то странность, до которой вроде бы мне и не было никакого дела. А сейчас несколько слов, произнесенные Тамарой Марковной, пробудили во мне уже неподдельный интерес к истории семьи Гревских…

Миша предупредительно взглянул на меня. Незаметным кивком я постаралась сообщить ему, что держу все под контролем:

– Да-да, конечно, расскажите… Мне кажется, что дети должны знать историю своей семьи… – если только воспоминания вас не опечалят…

– Ну, что же поделать… – старушка широко улыбнулась, – в преклонном возрасте почти все воспоминания печальные, даже тех событий, которые когда-то вызывали радость… просто потому, что время ушло, что все в прошлом… Но это нормально, только так и должно быть. Гораздо печальнее было бы забыть! Просто теперь такая жизнь, а была другая. И, поверьте, тогда в молодости печали переносились гораздо тяжелее, и как хорошо, что они в прошлом… А без печалей душа бесплодна, как пустой орех… уж простите за банальность…

И Тамара Марковна приступила к рассказу…

Рассказ Тамары Марковны

Забегая вперед, надо отметить, что рассказывала Тамара Марковна исключительно: события прошлого излагались ею гладко, без запинок и остановок на попытки вспомнить забытое или подобрать нужное слово. Несомненно, что эти воспоминания она озвучивала впервые, тем не менее складывалось впечатление, что речь многократно отрепетирована или читается по написанному… Определенно сказывался многолетний опыт экскурсовода и лектора – по крайней мере ничем иным я не могла объяснить столь уверенного и целостного повествования, сложенного при этом из многочисленных разрозненных эпизодов, получаемых ею когда-то давно неравными – скупыми или обширными – частями.

– Я уже говорила, что познакомилась с Ариной Яковлевной, когда разрабатывала стенды, посвященные известным жителям района, – начала Тамара Марковна, – а вот толчок к искренней нашей дружбе дал интересный факт: у нас оказались одинаковые фамилии – она тоже урожденная Кацман – а я фамилию и не меняла после замужества.

С большим энтузиазмом мы начали искать общие корни и приложили к этому немало усилий – так хотелось стать родственниками. Но, увы, не нашли. Зато стали очень дружны. Я льщу себя надеждой, что стала для нее в какой-то степени отдушиной в ее непростой жизни. По крайней мере она иногда делилась со мной некоторыми фактами из истории ее семьи, и мне казалось, что это как-то помогает ей держаться, продолжать радоваться жизни – она ведь по своей натуре была человеком очень жизнерадостным. Постепенно, раз за разом, у меня сложилась более или менее целостная картина…

Так вот… Они приехали сюда с мужем в тридцать пятом году. Этому предшествовали его задержание и арест. Сергей Ильич был терпимым к власти. Как выразилась Ариной Яковлевна, он «хоть и не критиковал, но и не маршировал, и не подпевал». Ничто кроме работы его не интересовало. Вместе с тем он был, что называется, «не из простых». К тому времени волна задержаний в процессе поисков врагов народа, еще не пришла к своему апогею, но Сергей Ильич тем не менее был арестован за нелояльность… Как выяснилось позже – по доносу своего коллеги, однокашника и партийного активиста. В тюрьме он пробыл немногим более полугода. К счастью, в то время еще можно было повлиять на его судьбу: в Академии наук нашлись лица, готовые и – главное – способные встать на защиту перспективного ученого. Он был освобожден, но тюрьма, увы, подорвала его здоровье. У него и так были слабые легкие, а в заключении болезнь прогрессировала, и врачи, уже откровенно опасаясь за его жизнь, настоятельно рекомендовали сменить климат.

Здесь у нас – совсем недалеко отсюда, в десяти километрах вверх, в горах – в начале тридцатых годов силами Академии наук был построен поселок Морской – пытались сделать что-то типа творческих городков для ученых. Дома ученых уже существовали в Москве и Ленинграде, но они решали другие задачи: это были места собраний, обсуждений, дискуссий… В то время как в здесь, в местах удаленных от шума городов, предполагали создать условия именно для уединенной работы, для возможности сконцентрироваться…

Это было всего несколько строений с прилегающими к ним участками. Каждое из этих строений было рассчитано на две семьи. После ареста Сергею Ильичу настоятельно рекомендовали переехать сюда по причине слабого здоровья и… подальше от глаз его бесталанного, но завистливого коллеги.

На этом месте меня пробрал холодный пот, и я на мгновение потеряла нить повествования. Подумать только – Морской! Мы могли хоть сто лет мотаться по всем побережьям страны в поисках чего-нибудь приморского! Ну по крайней мере до таймаута – превышения лимита времени. Одинаково округлившимися глазами мы переглянулись с Мишей… и усилием воли я вернула свое внимание к рассказу Тамары Марковны:

– Еще интересный факт, который тогда меня очень удивил, – не заметив нашего с Мишей замешательства, продолжала Тамара Марковна, – Сергей Ильич до своего поступления на филологический факультет всерьез намеревался посвятить себя живописи! Возможно, именно поэтому, поселившись здесь, он привечал молодых художников, которым отдал вторую половину дома, предоставленного ему в полное распоряжение. Там круглый год, сменяя друг друга, проживало и работало иной раз до десяти молодых дарований.

Это время Арина Яковлевна вспоминала с особенной теплотой. Ребята, которые там жили, конечно же ничего им не платили, но часто помогали ей и в огороде, и с дровами, и с покупкой продуктов, которые поначалу нужно было возить из города. Город хоть и располагался по прямой не далее, как в десяти километрах, но дорога, закрученная тугим серпантином, реально была втрое длиннее, а достать лошадь в этом обособленном поселке, получалось далеко не всегда. Поэтому его жители обычно раз в месяц сообща нанимали подводу для поездки за покупками; а вот молодые художники нередко самостоятельно легко преодолевали эти десять километров и тропами спускались в город по любому поводу: папирос купить, в кино сходить, с море искупаться – молодые, здоровые им было все нипочем. Сначала и она частенько составляла им компанию, но после рождения Игоря – как раз перед войной – это случалось уже гораздо реже.