Мрак

– Тцаревна, я на твоей стороне. Но этот волк, так неожиданно пришедший на помощь, спутал чьи-то планы… Я буду не прочь, если спутает еще.

В молчании выехали во главе двух десятков воинов, отобранных самим Рогдаем, так же в молчании свернули с дороги и углубились в лес. Пока деревья стояли редко, ехали свободно, лишь пригибались под низкими ветками, но за лесным ручейком потянулся опасный кустарник, когда конь не видит, куда ставит копыто, да и в зеленой чаще можно спрятать целый отряд лучников.

Рогдай беспокоился, порывался послать людей прочесать кусты хотя бы на полет стрелы вокруг, но сам же сдерживал себя, объяснял тцаревне виновато, что тогда волка спугнут уж точно.

Светлана с сильно бьющимся сердцем осматривалась по сторонам. Теперь, после внезапного нападения, лес казался чужим и страшным.

– Вон там это было, – сказала она наконец.

– Да помню… Только где он? Даже следов не видать.

– Что тут увидишь? – удивилась она.

– Я увижу, – пообещал он. – Я не родился воеводой.

Глава 8

Рогдай слез, долго бродил, разглядывая землю, срывал листья с кустов, нюхал, нагибался и щупал траву. Другие следопыты тоже искали, но Рогдай доказал даже им, что в самом деле не родился воеводой, а успел кое-чему научиться. Когда к нему подбежал обрадованный следопыт, Рогдай указал на едва заметный отпечаток лапы:

– Матерый, крупный, шерсть черная, ранен в правую лапу… Все верно?

– Верно, – вздохнул следопыт. – И еще голодный.

– Или что-то беспокоит, – поправил Рогдай строго. – Так много бегают не только от голода. Ну, а теперь собери всех и прочь, за дорогу. Чтоб ни один не перешел на эту сторону!

– Как скажешь, – поклонился следопыт.

Рогдай кивнул на своего коня и кобылу Светланы, следопыт утащил их под уздцы. Вскоре за деревьями прогремел удаляющийся конский топот. Светлана тревожно оглядывалась по сторонам. Деревья стояли толстые, уходящие в небо. В дуплах поблескивали злые глаза, под ногами были темные перепрелые листья.

– В прошлый раз я не так боялась, – призналась она.

– В прошлый, – хмыкнул Рогдай, – в прошлый у тебя был такой защитник!

Он бродил по поляне, наконец кивнул:

– Пойдем по этой тропке.

– Где ты видишь тропку?

– Он ушел туда.

Без колебаний он раздвигал кусты, переступал валежины, обходил широкие ямы, всматривался в траву. Светлана тащилась следом, вздрагивала от любого шелеста. Над головой прыгали звери, ветви трещали под их тяжестью. Вниз сыпались чешуйки коры. Однажды вниз медленно опустилось широкое радужное перо, дивное и сверкающее, но Светлана со страхом заметила на нем капельку крови.

Они прошли версты три, прежде чем Светлана поняла, что двигаются зигзагами, снова и снова возвращаются на свои же следы. Рогдай мрачнел, нагибался все ниже, ворчал под нос.

– Нам не найти? – спросила Светлана тихо.

– Ну, не знаю, – отозвался Рогдай раздосадованно. – То ли видит нас… и не подходит, то ли что-то еще, не знаю. Что делать будем?

Светлана обвела взглядом мрачный мир дремучего леса. Как в подвале, когда воздух влажный, а стены будто сдвигаются. Деревья высятся темные, недобрые, потихоньку подвигаются поближе, норовят толкнуть или хотя бы подставить под ногу выпяченный из-под мха корень.

– Возвращаемся? – спросила она.

– Да, – согласился Рогдай с досадой. – Авось в другой раз повезет больше.

Но по голосу старого воеводы Светлана поняла, что больше сюда не явится, как и ее не отпустит. Она повернулась в сторону дороги, охнула:

– Да вот же он!

В сотне шагов, на возвышении, стоял тот самый огромный волк. Его силуэт четко вырисовывался на фоне голубого неба. Он стоял недвижимо, смотрел на них сверху.

– Ящер его задери, – сказал Рогдай с восхищением. – Я же послал людей прочесать лес!

Она остро взглянула, голос был как острый нож:

– Разве мы не договорились?

– Да, но… твоя жизнь сейчас стала еще дороже… Хотя это сейчас неважно. Волк нарочно встал так, чтобы увидели издали!

Она прошептала, словно волк мог слышать:

– Ты оставайся здесь. Я пойду одна.

Его брови сомкнулись над переносицей:

– Ты уверена?

– Теперь да.

Он порывался что-то сказать, но она жестом заставила замолчать. Ноги сами понесли к могучему зверю. Она не видела, каким внимательным и оценивающим взглядом провожал ее старый воевода. Теперь ласковое тепло уступило место холодному расчету.

Волк стоял все так же неподвижно, боком, только голову повернул и следил за нею хищными желтыми глазами.

Избегая кустов, она медленно приблизилась к возвышению. Волк помахал хвостом, но с места не сдвигался.

– Иди ко мне, – сказала она негромко. – Я не боюсь.

Хотя внутри все замирало от страха, но заставила себя стоять неподвижно, когда он опустил голову и медленно пошел к ней, часто махая хвостом из стороны в сторону. Так делали собаки, она видела, но что означает это у волков, не знала. Правда, если Рогдай говорит, что волки и собаки пошли от одного отца…

Он приблизился к ней и лизнул руку. Язык был все такой же горячий, влажный и нежный, без той шершавости, которая у всех кошек, наполняющих покои тцарственных особ.

– Ты мой хороший, – сказала она, и голос ее на этот раз не дрожал. – Я хочу, чтобы ты стал моим другом.

Волк посмотрел ей в глаза жутко понимающим взором, помахал хвостом. Ободренная, она продолжала:

– Мы сейчас вернемся… Там ждет мой двоюродный дядя. Он тоже друг. Его есть нельзя! Понимаешь?

Ей показалось, что в желтых глазах мелькнул насмешливый огонек. Волк чуть наклонил голову. Может быть, устал смотреть ей в глаза неотрывно, но она предпочла думать, что понял.

– Пойдем, – пригласила она. – Пойдем!

Волк качнулся вперед и – у Светланы едва не выпрыгнуло сердце от ликования – пошел рядом. От него пахло сыростью, словно долго лежал в глубокой норе, но одновременно она ощущала давно забытое чувство надежности, словно ее несли через темный лес могучие руки сильного и доброго отца.

Рогдай сидел на пне недвижимо. Лицо побледнело, губы были плотно сжаты. Боится, подумала она с удивлением. Покосилась на медленно бредущего рядом зверя. Господи, да он в самом деле страшен. Это тогда лишь она, наполовину мертвая от ужаса, как-то не испугалась… или испугалась не до смерти.

– Вот мой друг и спаситель, – сказала она независимо. – А это… мой двоюродный дядя, зовут его Рогдай.

Рогдай все еще не шевелился. На лбу заблестели мелкие капельки пота. Хриплым шепотом спросил:

– Ты уверена… что не кинется?

– Нет, – ответила она честно. – Но ты видишь, он даже не рычит!

– Эти бросаются сразу. Как его зовут?

Она в затруднении погладила по густой плотной шерсти:

– Не знаю… Но как-то назвать надо. Он вышел из чащи внезапно… Может быть, Лесной?

– Все звери лесные, – заметил Рогдай, голос был все еще неустойчивый, шевелиться не решался, пусть волк привыкает к его запаху, а тот смешается с запахом тцаревны. – Что-нибудь яростное, злое, вроде Зверь, Дикарь, Сила…

– Нет, – сказала она, – в нем больше тайны. Он вышел из лесной тьмы, так что лучше: Тьма, Тайна, Мрак…

Волк под ее пальцами чуть вздрогнул. Она остановилась, переспросила:

– Тебе нравится имя Мрак?

Волк наклонил голову и завилял хвостом. Рогдай очень медленно поднялся, не сводя взора с огромного волка.

– Теперь бы его как-то привязать…

– Я не хочу его держать на веревке!

– Тцаревна, его убьют на входе во дворец. Стражи будут бояться и за себя, и за других. А скажут, что защищали тебя… Когда зверь на крепкой веревке, то другим спокойнее.

Он медленно, все еще не отводя взора от волка, вытащил из сумки длинную толстую цепь с прочным железным ошейником. Волк зарычал, шерсть на загривке поднялась. Светлана торопливо погладила, пропуская сквозь пальцы густую шерсть. Странное, ранее не испытываемое чувство коснулось ее груди. Она задержала руку в волчьей шерсти:

– Он не хочет!

– Но, тцаревна…

Она быстро сняла свой поясок, завязала на толстой шее волка.

– Так вас всех успокоит?

– Да, но… – в его глазах было восхищение, – это рискованно… Если волк испугается чего-то сам, он тебе оторвет руку.

– Я ему верю.

– А я нет, – признался он.

Она держала пояс за самый кончик, да и то пальцы касались жесткой черной шерсти. Волк посматривал то на нее, то на Рогдая желтыми раскосыми глазами. Пасть его была распахнута, язык трепетал, высунутый на локоть, словно волк все еще не мог прийти в себя после бега.

Телохранители возвращались двумя группами. Тцаревна шла пешком между ними, ибо ни один конь не подпускал к себе близко черного волка, а сами воины тоже не рисковали приблизиться к страшному зверю. Он всякий раз предостерегающе приподнимал верхнюю губу, а в глазах вспыхивал лютый огонь.

Так и вошли в городские ворота, прошествовали через город и подошли к воротам царского сада: впереди десяток бравых гридней, за ними на расстоянии двух десятков шагов – гордая тцаревна. Пальцы правой руки ее были на загривке огромного черного волка. Далеко позади ехали на дрожащих конях остальные стражи.

– Вот мой дом, – сообщила она волку. – Не пугайся, здесь все друзья… Ну, не все, но кусать никого не надо… пока.

Волк посмотрел ей в глаза. Ей показалось, что он прекрасно ее понимает. Во всяком случае, странный зверь совсем не пугался множества людей, незнакомых запахов, вообще не страшился, что вместо знакомых темных стволов с обеих сторон высятся дома из гранитных глыб.

У входа во дворец, загораживая дорогу, стоял массивный толстяк устрашающего вида. Поперек себя шире, с выпирающим животом, краснорожий, с толстыми мясистыми губами. Огромные толстые усы падали на грудь, глаза, как у совы, круглые, навыкате. Низкий лоб рассекал страшный шрам, настолько глубокий, что белеет кость. Шрам рассек бровь надвое и сполз на скулу, где тоже виднеется кость. Глаз, судя по всему, был цел, смотрел хитро и весело.

Он сказал изумленно могучим хриплым голосом пропойцы:

– Клянусь этим шрамом, что остался от меча несокрушимого Тараса… это же волк!

Рогдай покачал головой:

– Ховрах, в прошлый раз ты говорил, что это артанец саданул топором.

– А мне, – добавил один из телохранителей, – что горный великан сбросил на него скалу.

– Да ладно вам, – сказал начальник стражи, – чего пристали. Сами знаете, что бедолага хряпнулся мордой об острые камни, когда в прошлом году его, пьяного, выбросили из корчмы.

Уже повеселев, поднимались по ступенькам, а толстяк, как заметил Мрак боковым зрением, ничуть не обидевшись, укоризненно покачал головой. От него шел могучий запах вина, а слева на поясе висела едва прикрытая длинной кольчугой объемистая баклажка.

Они поднимались по лестнице, когда впереди раздался звонкий детский крик. Простучали частые шаги, мелькнуло нечто розовое. Мрак не успел опомниться, как маленькие ручки обхватили его за шею. Счастливый детский голосок заверещал прямо в ухо:

– Ой, какая большая собачка!

Телохранители остолбенели, боясь шелохнуться, а Светлана пугливо вскрикнула:

– Кузя, застынь!.. Не шевелись!

К Мраку прижалась маленькая девчушка, лет семи-восьми, большеглазая и с громадным бантом в рыжих волосах. Глаза ее были счастливые, она вцепилась в застывшего Мрака как клещ.

Светлана осторожно взяла ее за руку:

– Кузя… это большой и страшный волк, а не собачка… Будь осторожна. Лучше отойди.

Но ее маленькие ручки продолжали цепляться за его шею. Мрак не шевелился, смотрел на Светлану, осторожно лизнул тоненькие, как прутики, руки ее маленькой сестры – видно по всему, что сестра. Светлана сказала все еще с дрожью в голосе:

– Ладно… пойдемте.

Кузя не сдвинулась с места, Мрак чувствовал на шее ее тонкие ручонки.

– Что ты делаешь? У тебя там полно противных кошек.

Светлана закусила губу:

– Ах да… Что же делать?

Кузя сказала радостно:

– Собачка будет жить у меня! Я кошек не люблю.

– Нет, – сказала Светлана, кивком подозвала служанку: – Немедленно убрать всех кошек.

Служанка ахнула:

– И даже пушистика Цацу?

Светлана на миг заколебалась. Взгляд ее метнулся к Мраку, служанке, снова к Мраку. Плечи зябко передернулись:

– Цаца очень красиво умывается. Но если бы меня душили на ее глазах, она бы… умываться не перестала.

Так и явились в большую комнату: со стражей, с маленькой Кузей, счастливо повисшей на большом черном волке. Рогдай вошел вслед за сестрами, он тоже был напряжен, с волка не сводил глаз.

Мрак прошел к большому ковру посреди комнаты, лег. Кузя сразу повалилась сверху, начала заглядывать в уши, раскрывать ему пасть и ужасаться большим зубам, чесала, гладила, целовала в морду, и Мрак нашел ее внимание хоть и приятным, но надоедливым.

Рогдай все еще опасливо глядел на волка.

– Где его поместить?.. Рядом с комнатой стражи есть каморка.

Мрак встретил прищуренный взгляд воеводы. Что-то у того было на уме.

– Это потом, – сказала Светлана, – пусть пока побудет здесь. Обнюхает все, привыкнет. Ему здесь должно быть странно!

– Я бы так не сказал, – заметил Рогдай, глаза его были очень внимательными. – Он держится так, словно ему здесь все знакомо.

– Или он очень устал.

Рогдай не дурак, подумал Мрак. Но если сейчас встать и начать обнюхиваться, то получится, что я еще и понимаю, о чем говорят.

Он сел, изогнулся и начал остервенело чесаться задней лапой за правым ухом. Ощущение было столь сладким, что почти забыл, где находится, драл когтями так, что кожа скрипела, рожу перекосил страшно, глаза от удовольствия прикрыл, а клыки, напротив, обнажил.

– У него блохи? – вскрикнула Светлана встревоженно.

– Или клещи, – добавил Рогдай знающе. – Его лучше прямо сейчас отвести к моим воям.

– У тех тоже клещи?

– У них дубленая кожа. Клещ зубы обломает. А ежели переползет на тебя, то проест насквозь.

Кузя, вцепившись в густую шерсть, влезла на Мрака верхом и возразила гневно:

– Ни за что! Собачка будет в моей комнате. А противных клещиков я сама выберу.

Телохранители стояли с постными лицами. Глаза их были настороженными. Не столько за тцаревен боятся, подумал Мрак, сколько за свои портки.

А Кузя счастливо валялась с Мраком на ковре, дурачилась, кусала его за уши, ощупывала, мяла детскими ладошками:

– Ой, какие у тебя большие ухи!.. Зачем они тебе? Ага, чтобы лучше слышать… А зачем такие большие лапы?.. Ага, чтобы лучше бегать… А зачем тебе этот хвост?

Это не хвост, хотел было ответить Мрак, чувствуя, что краснеет. Рогдай прав, его место поближе к наемным гридням. Там, кстати, и кухня недалеко.

Рогдай посмотрел на ребенка строго:

– Не пристало младшей тцаревне… весьма юной!.. столь внимательно ощупывать… э-э… лесного зверя. Если бы волчицу, то еще куда бы ни шло…

Светлана оторвала Кузю от Мрака, та сразу заревела и стала брыкаться. Мрак вздохнул с облегчением. Явилась служанка, молодая круглолицая девка. На волка смотрела с ужасом.

– Яна, – сказала Светлана властно, – это мой друг и спаситель Мрак. И обращаться с ним надлежит, как с моим другом.

Яна обошла Мрака вокруг, убедилась, что тот не бросается грызть ее сдобное тело, осмелела, уперла руки в бока и уже оглядела его критически:

– Пес… Да еще такой громадный!.. Не линяет?

– Да вроде бы нет, – ответила Светлана и пощупала его густую шерсть. – Пока нет.

– Они все весной линяют, – пробурчала служанка. Она поспешно сдернула с кровати роскошное одеяло, что свисало до самого пола. – Слава богам, сейчас осень.

– Зачем ты забираешь?

– Тцаревна! Кобель должен пометить все в новом доме! У них привычка такая. А когда такая туша брызнет, то зальет все. А с твоего белья желтые пятна выводить трудно.

Тцаревна наморщила носик:

– А нельзя, когда захочет, быстро вывести в сад?

– Нельзя, – отрезала Яна убежденно. – Он должен сперва все здесь пометить. А потом будет сам проситься в сад. Чтоб и там пометить.

Светлана вздохнула:

– Ну ладно. Помечай все… Это сильно пахнет?

– Пахнет? – хихикнула служанка. – Это такая вонь, такой смрад!

– Но потом будет проситься в сад? – с надеждой переспросила Светлана.

– Конечно! Старые метки подновлять надобно. Чтобы не выветривались!

А в самом деле, подумал Мрак. Пора бы уже и… Так и тянет побрызгать всюду, оставить свой запах, чтобы другие волки знали его территорию. Надо будет побрызгать и на Светлану с Кузей… гм… здесь же нет волков, это ж дворец! Здесь люди, а они хоть и хуже волков, но метят свое по-другому.

Он прошелся по комнате, понюхал. Светлана смотрела искательно. Мрак мотнул головой в сторону окна.

– Он просится! – воскликнула Светлана.

– Такой зверь может проситься?

– Я не о том… ну, он просится в сад! – воскликнула Светлана. – Ну, правильно, он привык брызгать только на деревья!

– В лесу нет такой мебели, – поддержала ее рассудительно Кузя. Ее детские глаза смотрели по-взрослому серьезно. – Он там пометит, а спать будет здесь… в моей комнате.

– Кузя!

– Он меня любит, – заявила Кузя упрямо. – Ну, пусть не еще, но потом полюбит! А я его люблю уже сейчас.

Она снова обхватила Мрака за шею, зарылась в шерсть. Пока он не высвободился, быстро почесала ему за ухом, сунула детские пальчики в уши и поковырялась там, и разомлевший Мрак решил, что сестра Светланы, когда подрастет, будет знать, как обращаться с мужчинами, что тоже волки, только уродливые.

Наконец-то я во дворце, мелькнула счастливая мысль. Теперь Светлана совсем близко. Здесь везде ее запах, и уже от этого готов подпрыгивать в щенячьем восторге, визжать и скулить. Еще когда поднимался по лестнице, а запах становился сильнее и сильнее, уже готов был от счастья падать на спину и месить воздух лапами!

От двери послышался скрип кресла. Рогдай, всеми забытый, медленно поднимался. Шлем он снял, и длинные седые волосы мощной волной обрушились на плечи, сомкнулись с серебряной бородой. Морщинистое лицо было серьезным.

– Ладно, отдыхайте. А волка помести в каморку Яны. Пусть и под рукой будет, и под ногами не путается.

– А я? – воскликнула Яна.

– А ты в общую девичью, – рассудил Рогдай. – Верно, Светлана?

Яна явно собиралась возразить, затем ее глаза блеснули, она широко улыбнулась:

– Добро… Как скажет тцаревна.

– Дядя сказал дело, – рассудила Светлана. – Мрак, иди-ка сюда…

В ее покоях была внутренняя дверь в крохотную каморку для служанки. Та должна являться даже на тихий зов, потому дверь была из тонкой доски, которую можно проткнуть пальцем.

Пока Рогдай со Светланой беседовали, Мрак оглядел свое новое место. Толстые стены из каменных глыб, толстые ковры на стенах, массивные стол и кресла. Так и веет надежностью для всякого, кто человек, а не волк. А волк сразу почует, что от одной из стен тянет иным запахом. Да и звуки отражаются иначе. Правда, волк вряд ли часто бывает в этой комнате, а если окажется, то вряд ли у него такое спросят.

Мрак торопливо понюхал толстый ковер. Даже ухватил зубами, приподнял край. Все как есть, серый камень. Если верить глазам. Люди им верят, хотя и говорят иной раз: глазам своим не верю. Говорят еще: куяв не поверит, пока не пощупает. Но здесь даже на ощупь камень всюду. Только волчий нос и уши могут сказать, что на самом деле за ковром простые доски. Тонкие, слышно каждое слово из той комнаты. Судя по запаху смолы, доску помазали живицей и щедро посыпали каменной крошкой. И этот камень, который заменили доской, достаточно широк, чтобы пролез человек. Даже если он грузен!

Глава 9

Во дворце только и разговоров было, что о странном звере. Похоже, рассказ тцаревны о спасении огромным волком подтверждался. Лесной зверь, которого она привела на шелковой ленточке, оказался крупнее обычного волка, массивнее, в каждом движении чувствовались несокрушимая мощь и звериная ловкость. Зверь не отходил от нее ни на шаг, сидел у ног во время обеда, а затем вместе отправились в летний сад.

Бояре опасливо держались в отдалении. Волк не бросался, но недвусмысленно рычал, а уголок верхней губы приподнимался, показывая острые как ножи белоснежные клыки. Вскоре все поняли, что если на зверя внимания не обращать, то и он смотрит на них как на пустое место. Большей частью просто дремал, лежа на медвежьей шкуре, а вскакивал, лишь когда Светлана куда-либо уходила. Она не решалась брать с собой всюду, хотя он опускал голову и прижимал уши, показывая, какой послушный, не все разделяют ее мнение, и так испуганные вопли слышатся по всему ее пути, если даже ведет волка, держа за шерсть!

Волк норовил втиснуться за нею в любую щель. Смеясь, Светлана захлопывала дверь, и тут же волком завладевала ненасытная Кузя. Не по-детски серьезно проверяла шерсть, клещиков не оказалось, чистила уши. Волк не возражал, блаженно жмурился, лишь иногда дергал ухом, если залезала чересчур глубоко, подставлял охотно другое, а когда закончила чистку, перевернулся снова. Кузя расхохоталась:

– Это ухо я уже чистила!

Волк раскрыл пасть, лизнул ее в нос. Она засмеялась еще звонче:

– Ага, подлизываешься?.. Какой хитрый! Ладно, почищу еще раз.

А потом чесала, Мрак блаженно щурился, чувствуя детские, но достаточно умелые пальчики в своей шерсти. Сперва чесала ногтями, потом принесла густой гребень, расчесывала старательно, выбирая мелкие колючки и сосновые иголки.

По жаркому воздуху, наполненному пряными запахами, плыли легкие звуки, и Мрак будто увидел бегущий лесной ручеек, блики на струях, блестящие спины камешков. Кто-то поблизости играл на дуде, играл красиво и умело.

Насторожившись, но в радостном предчувствии Мрак понесся такими стремительными прыжками, что придворная челядь шарахалась в страхе, прижималась к стенам.

Под стеной, на лавках и прямо на полу сидели воины, свободные от стражи, два-три челядина, в дверях виднелись измазанные в копоти мордочки помощников стряпух. На дуде играл красивый парень, статный и высокий. Золотые волосы красиво падали на плечи, и Мрак сперва подумал о Таргитае.

Потом дударь чуть повернул голову, не прерывая игры, и Мрак понял, что это не Таргитай. У дударя лицо спокойное, красивое, румяное и здоровое. Глаза спокойные, в то время как у Тарха навсегда застыли в горестном недоумении. Этот дударь, надо признать, умелее Таргитая. У того больше силы, ярости, крика, а этот берет переливами, точными звуками. Мрак слышал восхищенные возгласы: «Во дает!», «Пальцы как живые!», «Не отличить – то ли дуда, то ли подлинный соловей!».

Ерунда, сказал себе Мрак раздраженно. Далеко до Таргитая… Но ощутил невольно, что вслушивается и в нем начинают подрагивать жилки, откликаться звукам, что исторгаются из невзрачной дудочки. Впрочем, это у Тарха была невзрачная, а у этого – в золоте, затейливой резьбе. Да и сам в рубахе из тонкого полотна, пояс из цветной кожи, сапожки на каблуке…

Кто-то из гридней сказал восторженно:

– Будто медом по душе… Иваш, это твоя лучшая песня!

Дударь отнял от губ сопилку. На лбу выступили мелкие капельки пота. Он улыбался одними глазами.

– Добро, – произнес он. Голос был сильный, но с мягкостью хорошо выделанной кожи, – значит, тцарю придется ко двору.

Кто-то гоготнул:

– Ну да, тцарю!

– Аль тцаревой бабке, – добавил другой со смешком. – Для тцаревны слова перебираешь аки камешки.

– И выграниваешь пуще алмазов!

Мрак стиснул челюсти. В глаза хлынуло красным, потемнело от прилива злой крови. Для тцаревны? Для Светланы! Кто еще смеет… Да прыгнуть сейчас на его ухоженную глотку, рвать острыми зубами теплое мясо, упиться сладко-соленой кровью…

Едва не задушил себя, когда заставлял замереть на месте. Разве не должен весь мир расшибаться в лепешку для его Светланы? Отдавать ей лучшее, что у них есть: песни, клятвы, жизни, руки и головы? Жить для нее?

Уже без ненависти смерил его взором, статного и кудрявого, с румянцем во всю щеку. Такой может и за меч взяться, и коня на скаку остановить, и телегу перевернуть. Грудь широка, в руках тоже затаилась сила. Что ж, Иваш… Лицо у тебя честное. Ты на стороне Светланы – это уже хорошо.

Но быть ей моей!

Во дворе резали скот, кололи свиней и жарили мясо. Во дворец съезжались знатные люди.

Мрак, лежа в углу, наблюдал за гостями. Первыми приехали, а то и даже пришли пешком знатные мужи и бояре со своими семьями, но знатные недостаточно, чтобы их ждали. Потому явились загодя, держались маленькими кучками, ревниво поглядывая на других, старались занять место поближе к золотой дорожке, по которой всегда проходил тцар, а теперь пройдет его племянница Светлана. Дочери бояр стреляли глазками во все стороны: выпала возможность посмотреть на знатных воинов, а их матери посматривали на бояр и купцов – дочерей надо выдавать замуж.

Последними явились могущественные вожди племен: Горный Волк, известный своей отвагой и воинским умением, свой горный сброд он гордо именовал племенем, а то и народом. Вторым был Руд, косолапый и мохнатый, похожий на медведя как видом, так и повадками. Руд, как слышал Мрак еще на веслах, совсем недавно был вожаком разбойничьей дружины. Сколотил большой отряд, грабил купцов на дорогах. Однажды сумел перехватить огромный обоз артанцев, что прошли неосторожно вблизи кордона. Руд тогда переправился через реку, ударил внезапно, стражу перебил, купцов утопил, обоз разграбил и с богатейшей добычей успел вернуться на свою сторону, прежде чем артанцы прислали войско.